Вот новые цитаты из повести Лукина "Лечиться будем".
цитата
Но как же надо ненавидеть Толстого, чтобы выучить его наизусть!
ППКС! У Льва Николаевича просто острая форма ГРАФомании. Лучшее, ИМХО, из его произведений — рассказики для крестьянских детей.
цитата
За Родину болеет душою один Президент. А мы с вами — лишь синдромы его душевной болезни.
Богатейшая на откровения мысль, нечего и сказать.
цитата
Общественная язва, как известно, считается излеченной, когда к ней привыкают настолько, что просто перестают замечать...
Вот — истина! Иоанна Златоуста бы с монахом Сильвёстром к нам — анафематствовали бы, пока не померли от перенапряжения.
цитата
— Про патографию слышали?...
— Слышал... Берём две строчки любого автора и отправляем его в дурдом.
Браво! Диагноз практически поставлен. Причём всем сразу — и писателям, и читателям.
цитата
И Артёма накрыло всем известной гипофобией, что так часто наблюдается при алкогольном опьянении. На войне такое состояние называют храбростью и вылечить от неё обычно не успевают.
Блин, а я-то думал, что у меня просто от рюмки-другой комплексы куда-то прячутся! Стыд-то какой!
Наконец-то приступил к чтению сборника Евгения Лукина "Бытиё наше дырчатое". Первая же вещь, повесть "Лечится будем" вызывает у меня приступы гомерического хохота, несмотря на грустную, в общем-то, подоплёку повествования.
Привожу замечательные цитаты оттуда.
цитата
Если портрет выдающегося человека до последней чёрточки похож на оригинал, то это уже, простите, не портрет, а гнусная, возмутительная провокация!
Кто бы спорил, а вот в голову не каждому придёт.
цитата
Помогает освежающий душ неприязни?
Ну, это про многих из нас. Как радостно порою вывести ближнего из себя, то есть, из него...
цитата
...как увидишь иностранца с умственным подвывихом, знай, что перед тобой сын великого народа
Ах, как это правильно. Что вы лыбитесь, думаете, это только про пиндостанцев? Ну-ну.
цитата
...бисексуалы — двуличные твари, способные любить и женщин, и Родину
Совсем не удивительно, что чем замечательнее прочитанная книга, тем сложнее написать на неё добросовестный отзыв. Именно такой отзыв, в котором бы хотелось вместить все свои радужные впечатления. Может, сейчас получится?
Знакомство с писателем Валентиновым состоялось у меня четыре года назад, когда в мои руки попала и была немедля прочитана монументальная трилогия "Око силы", как потом оказалось, дебютная для автора. Увлекательное чтение обернулось, однако, странным нежеланием читать более ничего у Валентинова. В чём тут ело? Может, в некоей легковесности содержания трёхкнижия пл сравнению с его объёмом? Как бы то ни было, но пора "мрачного нелюбопытства" к творчеству нового для меня автора продолжалась для меня долго, до того самого момента, когда мне в руки упала умопомрачительная "Омега", о которой я удосужился написать лишь десяток строк в отзывы, совершенно онемев от восторга. Тут и началось лихорадочное собирательство его книг, начиная с ноосферного цикла. Собирательство, пока по всем статьям бьющее чтение, поскольку времени попросту не хватает. Прочёл, однако, уже "Созвездие Пса", вещь милейшую и для меня весьма ностальгическую. Да, пусть я и не археолог, но атмосфера геологических практик, мало чем отличающаяся от археологии, для меня не чужда. И вот, наконец, — "Капитан Филибер".
По признанию самого Андрея Валентиновича, книга была задумана как полемика с расплодившимися сямо и овамо произведениями на тему приключений многочисленных и весьма успешных «попаданцев в прошлое». Через всего «Капитана» красной нитью проходит довольно откровенная метафора про Гамадрилу, ту, которая в прыжке на 180 градусов. Опытный читатель сразу узнает в Гамадриле обобщённый образ героев звягинцевского «Одиссея». Узнав, усмехнётся снисходительно, дескать, я-то уже давно иронизирую по этому поводу… где-то глубоко, в душе.
«Полемика» легла в ноосферную строку легко и непринуждённо, словно и была для неё предназначена (а может, и была?). Двуслойность повествования, вполне привычная для автора и замечательно у него получающаяся, характерна абсолютно разными темпами и тоном. Горькая ирония «исследовательской» линии сменяется недоумённой горечью линии исторической. Филибер вот-вот закричит: «Что я здесь делаю?!» Надо ли удивляться, что невыплеснувшийся крик души ГГ отольётся в финале тщательно выстраданной и сложной жертвой, в которой заведомо неудачное самоубийство – далеко не самое страшное для Кайгородова. Куда страшнее потеря всех друзей, потеря любимой женщины. Что в сравнении с теми потерями сохранённые в жилах соотечественников реки крови? И револьверный пафос красно-белого «саммита», умело сбитый с христовых высот почти трагикомичным «воскрешением» — здесь только лишнее доказательство филигранного мастерства Валентинова.
Просто замечательная вещь. Суметь так – дорогого стоит.
Литература позволяет нам проникнуть в сознание других людей, кажущееся нам иными мирами, и поглядеть на мир их глазами. А потом — в книге — мы останавливаемся прежде, чем умереть, или мы умираем чужой смертью, а в мире за пределами романа переворачиваем страницу или закрываем книгу. Мы возвращаемся к своей жизни. Жизни, которая походит на все другие и ни на одну из них не похожа.
Я начал изложение своих впечатлений о романе Нила Геймана "Американские боги" с этой цитаты вовсе неспроста. Сравнивая сознание других людей с иными мирами, этот удивительный американец задел некую струнку в моей душе, ищущую эпитетов и метафор для хорошей литературы. Развивая вышеизложенную геймановскую мысль (а он к тому и призывает), мы неизбежно приходим к выводу, что Книга предстаёт пред нами этаким звездолётом, предназначенным как раз для путешествия по тем самым мирам-сознаниям.
Рецензируемая книга — первая изо всего, что прочтено мною у Геймана. Полагая себя знатоком и ценителем интеллектуальной фантастики, я в последние годы упустил много замечательных и глубоких авторов. Слава Богу, есть ФантЛаб и мои друзья, которые не преминут указать мне на мои недостатки, да притом в такой форме, что не поранит моё болезненное тщеславие.
Так вот, звездолёт у Геймана получился своеобразный. Это не сверкающая никелем и причудливыми антеннами громадина Симмонса или Херберта, не нафаршированная превосходного качества дивайсами для препарации чувств и мыслей хищная акула Стивена Кинга, не преисполненный тайных коридоров и бесформенных функциональных настроек агрегат Лазарчука. Это — очень простая с виду разведывательная капсула, биомеханический оборотень, легко и непринуждённо меняющий свой облик и назначение в зависимости от ситуации. Капсула эта не совершает глубинных исследовательских рейдов в недра чужих миров — она витками сужающейся спирали облетает чужое сознание, давая чуткому читателю как уйму материала для фантазии, так и простор для интерпретации увиденного.
Главный герой, носящий странное имя Тень, в романе предстаёт схематично изображённым типом. То он — тупой качок, лишённый намёка на какие-либо рефлексии, человек с простыми представлениями о жизни, бревно, плывущее по течению. Даже его супруга упрекает его в том, что его "как бы нет". То вдруг выясняется, что Тень — вполне цельная личность, чьё немногословие и простота — всего лишь очередная аллюзия автора.
С аллюзиями у Геймана — полный порядок. Такого количества ассоциаций, которые вызывает текст романа, я уж под одной обложкой и не припомню. Блестящая эрудиция автора не измывается над читателем, претендующим на интеллектуальность. Эта вещь либо покоряет вас с первых строк, либо просто прогоняет прочь.
"Американские боги" — не книга. Это блюдо для гурманов, изысканных ценителей чужих миров...
облако тэгов
