Наверное, не существует страшнее снов, где вы ссоритесь с родителями или теряете детей. После них просыпаешься в ледяном поту. Было ли произошедшее с ГГ просто кошмарным сном или нет, по сути не важно. Важно, что перед Аланом Паркером встала проблема самого неразрешимого выбора на свете — кого обречь на смерть: себя или собственную мать. Поставленный ребром, такой вопрос способен сломать кого угодно, и Кинг с безжалостной прямотой описал это так подробно и ясно, как будто решать сей вопрос приходилось ему самому. «Ей — сорок восемь, мне — двадцать один...». Ну что тут ещё скажешь?

Просто удивительно, как из простенького киберпанковского (ну, или почти такого) сюжетика Лукьяненко соорудил столь интересное произведение. Появлением пресловутого Deus ex machina человечество грезит/бредит/кликушествует уже, наверное, пару тысячелетий в том или ином виде. Примета нашего времени — сетевой разум. С лёгкой руки Кэмерона призрак Skynet будоражит воображение более, чем какой-либо другой. Нам куда легче вообразить себе врага рода человеческого, воплотившегося в глобальные сети, нежели просто родившегося там виртуального младенца. Нет, я никоим образом не намекаю на второе пришествие Сами-знаете-кого, просто размышляю о следующем после человечества витке эволюции. Не помню сейчас, кто первым предположил, будто истинная цель существования хомо сапиенс заключается в порождении на свет и воспитании разума машинного. В принципе, мысль вовсе не так безумна, как обидна, впрочем, на обиженных воду возят. Лукьяненко не побоялся одним из первых на полном серьёзе заговорить о вполне гуманистичном и очевидно самопознающем искусственном разуме. На фоне декораций Диптауна и игровых локаций «Лабиринта смерти» набирают силу три ярких тенденции.

Первая. Это дайверы. Вполне себе бесталанные в плане программирования личности, чьё умение видеть нутро виртуальных сетей эйдетично, вне познания, выносит их за рамки всеобщей юзерской массы. Программные изъяны дайверы видят, как бреши в заборах, стенах и т.п. По сути они — продукт эволюционного симбиоза человека и компьютера.

Вторая. Император. Существо, произведённое на свет постоянно совершенствующимися и самообучающимися прогами и процессами внутри игровой схемы «Лабиринта смерти». Учась убивать назойливых геймеров в рамках своей программной задачи, Император рождается как субъект, задающий себе вопрос «Кто я?». Наличие такого вопроса — граничное условие для Разума, как гласит одна из теорий. И даже сверхагрессивные мотивы, изначально заложенные в этот искусственный интеллект, не приводят его к стремлению к тотальному уничтожению человеческих букашек, являющихся по сути лишь беспомощными водолазами в его родном «море». Авторский оптимизм вновь торжествует, несмотря на мрачную оболочку повествования.

Третья. Собственно, главный герой романа, его, так сказать, смысл жизни. Неудачник. И хотя Лукьяненко устами Леонида не определяется с происхождением Неудачника, выбирая меж двух основных вариантов, внутрисетевого и инопланетного, всё же думается, что сам автор-то склоняется к первому. Логика событий, знаете ли, велит. Неудачник ведёт себя, на первый взгляд, совсем странно, подставляясь вновь и вновь под пальбу игровых юнитов. Однако он прекрасно знает, что за площадкой «Лабиринта» создатели игры ведут пристальное наблюдение. А раз так, то остаётся предположить, что главной целью Неудачника был отлов именно дайвера. Отлов и тщательная проверка. Поскольку проверку Леонид прошёл, мы легко можем прийти к выводу, что в появлении пришельца не было бы смысла, не будь дайверов в природе. Такая взаимная увязка первого и третьего компонентов романа не оставляет нам другого выбора, кроме как счесть Неудачника продуктом Сети, а не визитёром из галактических глубин.

Забегая вперёд, подытожим первый роман трилогии посредством воспоминания событий из романа второго. Неудачник вовсе не ушёл восвояси, неважно — в глубокий ли космос, иные пласты мироздания или саморазвивающиеся глубины Диптауна. Не ушёл полностью, оставив в дайвере Леониде неизгладимый след, след не контакта — симбиоза.

Таким образом, вопреки нарочито душноватому антуражу Диптауна, в его недрах автором посеяны вместе с тремя плодами вертикальной эволюции семена светлого оптимизма и веры в неизменно радостное будущее Разума. Я сказал «Разума», а не «Человечества».

Помнится, некий иностранный консультант, рассерженный агрессивным невежеством пролетарского пиита Ивана Бездомного, взял и лишил того рассудка... Помните? Конечно, помните.

Здесь не так. То неназванное, неопознанное и неведомое, что избрало местом своего обитания номер 1408 нью-йоркского отеля «Дельфин», лишало ума людей без особых на то оснований. Единственным основанием было их присутствие в этом самом злополучном номере. ГГ, подвергшийся воздействию этого гостиничного «аборигена», вообразил, что тот просто голоден. Мне же Кинг своими всегдашними многочисленными намёками, рассеянными с авторских щедрот на строках и меж ними, поведал, что поводом для разрушительного контакта могло быть что угодно. Хотите, пофантазируем вместе?

Смертная скука. Вообразите себе этакую непонятную сущность, определённо нечеловеческого происхождения, которая волею судеб оказалась заперта в физическом пространстве номера 1408. Возможно, это пришелец из других миров (об этом автор говорит прямо), скажем, свёрнутый в своём локальном пространстве на веки вечные, без времени и возможности выхода. И вот он за миллионы лет проковыривает крохотную дырочку в нашу реальность, и дырочка эта оказывается на высоте 13-го, пардон, 14-го этажа гостиницы, которую строят, совершенно не подозревая ни о чём. Истосковавшийся узник просто обрушивает обуревающие его эмоции на постояльца номера. Постоялец тех настоянных на геологических эпохах эмоций не выдерживает, и — ага! Чем не версия?

И таких обоснований можно придумать сколько душе угодно, благо кинговские изящно упакованные смыслы позволяют это сделать.

А всего 8 баллов — исключительно за то, что фильм оказался красочней рассказа и, в кои-то веки, просто удачен. ИМХО, удачных картин по Стивену мало, мало, мало: слишком уж автор непрост.

Тема воплощённого «дежа вю» тревожит мировое искусство уже давно. Здесь и приснопамятный «День сурка», и «Подробности жизни Никиты Воронцова» АНС, и молодёжная кинотрилогия «Пункт назначения». Кинговский же вариант получился совершенно отличным ото всех вышеназванных. Почему?

Ну, во-первых, герои Большого Стивена всегда наделены создателем богатым и очень понятным большинству читателей внутренним миром. Это касается даже разнокалиберных простаков и лузеров, живописать коих Кинг просто обожает. Честное слово, после прочтения его книг начинаешь более человечно относиться к тем особям, что всегда тебя раздражают, хотя бы на какое-то время. Мне, грешному, запали в душу мелкие наблюдения героини за своим мужем. Тут я поневоле начал иначе смотреть на собственную благоверную. Писатель чего-то добился, не так ли? Писатель, который как-то заявил, дословно: «А если вы хотите чему-то научиться — идите в школу!», имея в виду, что лично он не вкладывает в свои вещи обучающих смыслов...

Во-вторых, страшилка с участием сочащихся слизью монстров куда менее пугает вас, нежели вот такой вот выверт сознания. Сон разума рождает чудовищ, как было некогда сказано, но бред разума порождает нечто худшее — паническую безысходность. И изображение подобной безысходности у Кинга выходит просто великолепно.

Предельная вещь, пользуясь терминологией самого автора.

Маленькая сага о истекшем терпении — вот что такое рассказ «Завтрак в кафе Готэм». Возникшее было чувство чужеродности появления тощего метрдотеля к финалу сменилось полным ясности пониманием того, что у Кинга ничего не происходит просто так. «Актёр второго плана», превратившийся по ходу повествования в главный фактор страха, лишь проиллюстрировал всю глубину предельного отчаяния, охватившего ГГ после уходя его супруги, любимой и ненавидимой. Ох, как больно это бывает, рвать по живому-родному! И как легко можно стать таким вот метрдотом с тесаком в руке и бредом собачьим на устах...

В наш грешный, но такой родной мир снова проникла какая-то гадость, как то было в рассказе «Дверь», да и в других его произведениях разного калибра. Выписано дельно и ярко, жаль только, что новизны не хватает. Впрочем, сам Кинг в предисловии предупредил честно, что просто написал рассказ, глядя на картину, висящую в его собственном доме. Да и автобиографические моментики, щедрой рукой рассыпанные по тексту, не оставляют сомнения, что автору в очередной раз захотелось выговориться. И только.

И вот опять мы видим совершенно нового Кинга, но в то же мы отчётливо понимаем, что это он, а не кто другой. Перепетии семейной жизни описаны так, что просто порою качаешь головой над книгой, настолько всё узнаваемо и грустно. И резковатое резюме всем психоаналитикам, что они, дескать, все разведённые либо голубые, потому семейным парам и слушать-то их не стоит, в устах одного из кинговских героев звучит совершенно органично и правдиво. Да и пассаж про молчание как панацею от семейных ссор тоже скребёт по живому. Вообще, Великий Стивен наверное и стал Большим Мастером ужасов, что с лёгкостью и точностью престидижитатора манипулирует им же препарированными потрохами наших душ, не боясь ничего и никого. А новизна в рассказе заключается в том, что автор даёт много простора для домысливания «закадровых» судеб героев, героев, которых Кинг сумел за пару десятков страниц превратить в наших близких.

Новелла, давшая название одному из последних сборников Кинга, оказалась удивительно типичной как для «старого» Стивена, написавшего когда-то «Кэрри» и «Воспламеняющую взглядом», так и для Кинга нового, побывавшего в реанимации и прошедшего через тяжкий недуг. Открытая концовка гуманизировала повесть, опустив завесу милосердия пред взором бедного наивного Динки. Особый талант, называемый трэном, опалил душу юного интроверта, словно газовая гарелка — куриную тушку. Внезапно осознать себя массовым убийцей... этот ужас касается вас при прочтении, как крыло летучей мыши впотьмах касается вашей щеки. По сути, на отголосках того ужаса Кинг и сворачивает повествование, оставляя концовку донельзя открытой. Пиши он эту вещь два десятилетия назад, и приключений Динки легко навертелось бы на увесистый, и — будьте уверены — неплохой роман!

Однако, по мне, такая новелла поярче всякого романа будет.

Рассказ прочёл в сборнике «Всё предельно», и было это задолго до того, как я познакомился с первым романом «Тёмной башни». И, как водится, первое впечатление оказалось сильнее и жизнеспособнее последующего понимания. Если воспринимать «Сестёр» в отрыве от всего цикла, ничего страшного со смыслами, упакованными в рассказе, и не случится. Ну, будут неясны несколько фраз во внутренних диалогах Стрелка, да и только. Да, неясно будет, что такое Сдвиг, только в рассказах и не такие туманные затравки попадаются, затравки, ничего не портящие, а напротив — вносящие в душу читателя этакую милую непонятинку.

Вампиры? Ну, читали мы про них неоднократно. Любовный межвидовой мезальянс? И это бывало. Трагика расставания? Да на этом две трети мировых литсюжетов зиждется!

Так что же так подкупает в бесхитростном рассказе Кинга? Меня — внутренний мир героя, его умение вживаться в мою бренную читательскую душу. Вживаться надолго...

Мощнейшая вещь!

Ничего подобного по степени и силе воздействия на читателя в отечественной фантастической литературе не появлялось со времён «Солдат Вавилона».

Помните, в «Матрице» Нео был предложен выбор меж двух пилюль? В «Омеге» таблеток три, да и выбирать ничего не надо, это – судьба Героя, его крест. И всё ж проблема выбора есть. Все dream watchers тешат себя свободой выбора «погрузиться – не погрузиться». Химическое воздействие на «область Бога» в мозгу возвращает человеческое сознание в собственное прошлое, позволяя пережить былое вновь и вновь. Индуист легко счёл бы это проклятием, ГГ такие мысли мучат лишь в «отходняке». Залить подобную горечь дрянным коньяком несложно, сложнее осознать, что человек – нечто большее, нежели хитросцеплённые меж собой атомы. Осознать, что есть обстоятельства, превращающие университетского препода с равной лёгкостью как в бытового пьяницу, так и в неистового инсургента, очищающего Крым от натовских оккупантов.

Нынче в большой космологической науке в почёте теории многовариантной Вселенной. Ну, а покуда теоретики ваяют математические модели таких вариаций, Валентинов с лёгкостью Творца их создаёт своим пером.

Рассказ лёг мне на душу. Знаете, так представишь себя (не дай-то Бог!) в безвыходной ситуации, когда жизнь твоя в руках людей, её ценности не знающих и не уважающих. Кингу удалось элегантно и довольно правдоподобно вытащить героя из Подвала, попутно показав читателю мир его переживаний, едва не ставших последними...

Ну, конечно, к фантастике рассказ отношения не имеет. Так ведь Стивен предупреждал, что такое возможно.

Хорошая, однако, атмосферная вещь. Только ведь дело не в ганстерской стилистике, а во всегдашней кинговской подоплёке. В этот раз подоплёка нашлась у Гомера ван Митера, от имени которого ведётся повествование. Умение ловить мух арканом — вовсе не писательская блажь — а фирменная авторская символика, которую он совершенно не старается запрятать поглубже.

За это я его и люблю.

Что вы говорите: это не ужастик? Ой ли?

А может, необоримая безысходность, серая и ползучая, убивающая наши души, хуже всего наихудшего. Ведь эта самая плесневидная смертная тоска натворила чёрных дел поболее, чем ярость и подлость вместе взятые.

Думаете, не так?

Да, далеко не у каждой человеческой особи отыщется скелет в шкафу, но вот такой человек в чёрном костюме, более или менее жуткий, найдётся у любого. И неважно, в каком обличьи и на каком этапе вашего жизненного пути он к вам заявится. Важно, что ощущение пережитого не стереть никаким ластиком.

Наверное, это хорошо, что существует нечто, держащее нас в страхе... Не будь этого нечто, мы сами легко облачаемся в такой чёрный костюм.

Кинг, видимо, понимал, что финал получается в свете последних двух страниц несколько предсказуемым, потому и ввёл в повествование появление заполошного циника Расти. А нагнетание ужаса вышло что надо! Впрочем, чего-чего, а подобные вещи Великому Стивену всегда удавались мастерски. Лёгкая скабрезно-макабрезная смесь вполне съедобна и даже вкусна. Достойное начало сборника «Всё предельно».

Да с таким будущим остаётся мечтать лишь о мыле душистом и верёвке пушистой! Что самое страшное, подобное развитие событий вовсе не так уж и невероятно. Александр Тюрин с привычной лёгкостью опытного циника и экспериментатора рисует нам картины близкого будущего, где корпоративность возводит в абсолют любое требование момента. Куда уж там Оруэллу с Замятиным! Трансгосударственное чудовище не только «обло, озорно, стозевно и лаяй», оно ещё и вопиюще бесстыдно, чем и привлекает охловатый «электорат».

Мытарства несчастного «избранного» Грамматикова, описанные с замечательной выдумкой и присущим автору жёстким панковским юмором приводят читателя в конце концов к одной простой мысли. В грядущем-то мире человеку места нет. И быть «венцу творения» либо одним из мириадов сенсоров мегакорпорации (неважно, людской, или технотронной), либо выбрать свободу в совершенно уж нечеловеческом обличии. Герой выбирает второе и становится кем-то вроде людена техногенного происхождения. Что поделать: новое время — новые песни. Если у Стругацких в романе «Волны гасят ветер» Тойво Глумов выбрал надчеловеческую участь всё же из интереса, хотя и скрепя сердце, понимая, что теряет всё человеческое, то бедолага Грамматиков-Урман становится сверхчеловеком под непреодолимым давлением обстоятельств.

Кто знает, может, именно такими методами и действует эволюция?

Этот роман прочёл уже после «Танцев на снегу». Как оказалось, совершенно не зря. Хотя бы стало понятно, кто такой Гарлицкий. Но это вместо преамбулы...

Мир спецов, людей с кастрированными чувствами, близок есть. Он гораздо ближе, чем вы думаете. И это не напыщенное псевдопророчество бывалого кликуши и ворчуна, а вполне взвешенная и правдоподобная мысль. Вы скажете, что уже свершившееся прочтение человеческого генома ещё безнадёжно далеко от расшифровки. Это правда. Вам вспомнится предположение, что генетическая информация омонимична и в разных случаях читается и работает по-разному. Это здравое предположение. Вы воскликнете, что основная информация в генах вообще пишется на полевом уровне, уровне, пока ещё нам совершенно недоступном. Что ж, вполне может быть. Вот только целенаправленно воздействовать на человеческое поведение химическим путём некоторые не к ночи будут помянутые госструктуры насобачились аж с 60-х годов! Да и наука о нейролингвистическом психопрограммировании не стоит на месте. Если вспомнить, что «в начале было слово», то ничего удивительного в силе речевого воздействия на наш с вами не то, что разум — на геном — вовсе не покажется невероятным. Не надо забывать и об уже появившихся нейроинтефейсах, коннектящих человека с компьютером...

Всё вышесказанное к роману Лукьяненко имеет лишь то отношение, что нам не стоит воспринимать «Геном» только как абстрагированную от жизни фантастику. И в плане напоминания о недалёком грядущем книга весьма ценна.

Теперь о детективной составляющей.

Завязка настолько велика и самодостаточна, что вполне тянет на самостоятельное произведение, благо речь идёт в ней о вещах интереснейших (см выше). Убийство нимфоподобной цзыгу предварено столь старательно и неприукрасно оформленными намёками на многочисленные мотивы членов экипажа, что в процессе прочтения остаётся только головой качать. В этом плане детектив писан красной нитью. Или вот фигура клона «Шерлока Холмса». Автор настолько увлёкся шаржированием, что вынужден был, почуяв собственный перехлёст, стебаться над собственным стёбом. Это, конечно же, забавно, но не для такого романа. Да и как же это сверхпроницательный сыщик не унюхал запашка явного криминала в действиях беглянки с кристаллом? Сильно занят был разрубанием узла межзвёздной войны? Ой ли? Да и вообще линии виртуального Гарлицкого автор посвятил маловато своего внимания: получилась этакая «тень отца Гамлета».

Общий вывод таков. Роман к прочтению рекомендуется несомненно — очень уж хорошо оттачивает как грани вашего мышления, так и некоторые аспекты морали (если это вообще возможно). А на недостатки постарайтесь внимания не обращать...

Хм, однако же двойственное впечатление оставляет прочтение «Скунса«! В сторону разочарования читателя сильнейшим образом тянут многочисленные сюжетные наворочки криминального плана, то и дело сотрясающиеся с героями и героинями. И наворочки эти по степени сюжетной натянутости и достоверности характерны скорее «творчеству» некоего Головачёва, нежели уважаемой мною весьма и весьма Марии Семёновой. Также режет глаз несколько инфантильная общая подоплёка сюжета — справедливый киллер с душою, вдруг ставшей ранимой и трепетной.

На другой чаше весов — замечательный фирменный авторский язык, обилие узнаваемый и мастерски выписанных героев, прекрасная канва изложения совершенно бесхитростного сюжета. В общем, ежели не эстетствовать, то перед нами вполне читабельная вещь, за которой не грех и скоротать пару-тройку вечеров.

Антология удивительно неровная по составу исполнителей и произведений. По сути, высокую оценку сборнику придают лишь две вещи: «Волны гасят ветер» АБС и «Цель высшая моя» Пола Андерсона. Гворкян и Корецкий — вполне в своём средненьком ключе, на волне чужих идей и смыслов. Михаила Орлова я вообще не припомню, а Каттнер... ну не люблю я его, даже объяснить трудно, почему.

Собрание выпусков «НФ» занимает длиннющую полку на задворках стеллажей моей тётки. Дряхлые томики с махровыми обложками вобрали в себя столько пыли, что её хватит на дюжину астматических приступов. Книги эти давно уже никем не читаются, кроме меня, человека, бывающего в гостях редкими наездами из другого города...

Изо всех выпусков серии выпуск года 1984 — один из самых сильных. Здесь собраны замечательные вещи не только западных авторов (Сильверберг, Старджон, Эш), но и наши, хорошо знакомые фантасты предстали пред нами в совершенно ином свете. Очень хороши опусы Кацуры, Биленкина и особенно Руденко. Этот сборник, в отличие от большинства его нф-шных собратьев, можно и нужно перечитывать, а не перелистывать.

«День сурка» отечественного разлива, да и только! С той лишь разницей, что — не день, а жизнь. Вот ГГ жизнь сурка и проживал из раза в раз. И всё ему не впрок! Нет бы ему пойти по партийной линии, карьерку там сделать, начать что-то менять в стране, или хотя бы вокруг себя. Короче, удариться в прогрессорство. А что, возможности неплохие. Жаль только, что чекпойнт лишь один, да и то — в самом начале миссии. Однако — нет, кишка тонка. Кровь мэнээса, жидкая водица. Этакий Саваоф Баалович Один очередной. Дар свой полагает проклятием неприподъёмным. «Что-то мне не мрётся!» Жаль, что у Аркадия Натановича вышеизложенных мыслей я даже меж строк не разглядел. Ничего ГГ, кроме жалости, не вызывает.

Увы, но это типичная, полная отчаяния нотка в творчестве поздних АБС...

А оценка 8 — за идею, фирменный стиль и обычную для стругацковского чтения усиленную работу мысли в моей читательской голове.

Ну, это какая-то странная стилизация под «Хождение по мукам» Алексея Толстого! Пространные и затянутые куски авторского текста без диалогов и перебивок чем-то напоминают «сценарные» альтернативные военные игры господина Березина, разве что язык у Уланова получше и побогаче. Кстати, о языке. Роман чётко делится на две линии повествования, сходящиеся в самом конце как-то уж совершенно по-бразильски (или мексикански?). Одну линию ведёт полуграмотный башнёр Эрих Восса, чей язык напоминает язык «боевого котёнка» Гага, «паренька из преисподней». Вторая — за беглым подполковником генштаба российского, Сергеем Береговым, маскирующимся под своего же незадачливого брата. Словарный запас Берегового на порядок превосходит таковой у простолюдина Воссы, и порой продираться сквозь нарочито цветастые и даже ветвистые обороты экс-генштабиста сложновато и муторно даже эрудированному читателю.

Альтернативно-историческая составляющая в принципе не особо увлекательна, поскольку её крохи произвольно и скупо раскиданы по тексту, врастая то там, то сям в воспоминания главных героев. Будь сами похождения этих героев поярче и интереснее написаны, наверное, и альтернативка была бы куда слаще.

Едва ли не лучшая вещь у Кира Булычёва. Такой пронзительно-щемящей атмосферы, как в этом рассказе, не во всяком романе встретишь... Легко, очень легко представить себя на месте этой несчастной!

Ах, зарекался ВПС читать чужие отзывы пред написанием своих... Прочитал, но, рискуя обидеть уважаемых мною лаборантов своим корявым мнением, всё же нащёлкаю, что сам думаю...

1. Да, Андрей здорово потрудился над одной из самых любимых моих книг, неподражаемой и великой Трилогией. Да, не посчитался с чётко прописанной схемой мэтра Толкиена. Да, охально изобидел её в своих собственных интересах. Разумеется, сделал это со всей силой своего недюжинного таланта. Но:

2. Красной нитью в рассказе служит вовсе не ненависть автора к Западу как к иной системе ценностей. Мишенью для изобличения служит знакомый нам всем черный PR, придуманный и овеществлённый как раз-таки на благополучном Западе. На том самом Западе, где за убийство соседского кошака можно огрести срока в пять раз больше, нежели за совращение ребёнка. ИМХО, ЭТО ненавидеть стоит...

3. А великий сэр Джон от такого приёма хуже не станет.

Вы думаете, что Элли с Фредом плыли по подземной реке, а затем пугались Шестиногих одни? Нет, я находился с ними рядом, переживая то же, что и эти ребята. И так было всякий раз, когда я брал эту книгу в руки. Одно из лучших воспоминаний моего детства — вечера с зелёным томиком в руках... Что там скромничать: во многом благодаря этой книге я и начал читать запоем!

Глядя на мохнатые брови честолюбца Урфина, я всегда думал (а дело было в счастливом детстве), какой же несчастный это человек! Нет у него ни друзей, ни родственников. Даже врагов с завистниками не нажил. А тут такая оказия! Друзей приобретать не умеем — так легко заработаем ненавистников и пугливых недругов! Очень полезная в детстве книжка! Не знаю, как другие, но я о многом передумал, ставя себя на место Урфина.

Единственно, что неясно: отчего это Страшила ожил-вразумился безо всякого порошка, а солдаты — нет?

Замечательный получился роман! Невероятно быстро мною прочтён и оценен весьма высоко за следующие «тактико-технические характеристики»:

1. Простое смешение древнего мира, мира хеттско-египетско-ассирийского с механизированным нашим настоящим — никакой не мезальянс, а просто авторский приём, своего рода условность, позволяющая на «своём» поле добиться желаемого результата. Ахманов настолько «в теме», насколько может быть человек, всерьёз увлечённый египтологией. Будучи увлечённым, автор легко затаскивает в свои тенета читателя, способного оценить эрудицию и юмор фантаста.

2. Набросанные нарочито грубым стежком параллели со Второй Мировой войной улыбку вызывают легко, а вот отторжения — нет как нет! Есть здоровая и очень смешная ирония. Чего стоит только глава месопотапо вавилонянин Мюллиль!

3. Герои очень хороши. Легко узаваемы и отличны друг от друга. Этакого чуда нынче у большинства авторов днём с огнём не сыщешь!

4. Перебивка с древней историей Синухета весьма кстати. Лыко в строку!

5. Патриотическая нотка начисто лишена пафоса. Удивительно!

А минусы... они есть, но лучше вы их сами обнаружите, когда прочтёте.

Весьма рекомендую читателю вдумчивому и умному.

Насколько я понимаю, эта повесть — одна из самых ранних у Лукьяненко. Такое обстоятельство, впрочем, не делает её хуже большинства произведений автора. Тема вертикальных городов, встречавшаяся ранее у Сильверберга, доведена тут до весьма интересной концовки. Собственно, она попросту переливается в иную концепцию — ту самую, что задумали и не успели овеществить братья Стругацкие в своём «Белом ферзе». Там речь должна была идти о цивилизации, расслоившей себя на концентрические круги. Во внешнем круге (круге обороны от остального мира, агрессивного и враждебного) несут свою функцию подонки общества, асоциальные, но зато весьма пассионарные. В среднем проживает простой, ничем не примечательный обыватель. В центре — интеллектуальная элита, выстроившая себе совершенный «мир Полудня». Мне неизвестно, слышал ли в 1990 году (год написания представляемой повести) Лукьяненко об этой задумке АБС, но воплотил он её просто здорово! Щелчок по юному прогрессорскому носику получился преизрядный...

Очень рекомендую для прочтения!

От прочтения сборника осталось весьма странное впечатление. По-настоящему сильная вещь в антологии только одна — это повесть Лукьяненко. Да и вообще: помещённая в самом конце книги подборочка микрорассказов, написанных школьниками, оказалась в массе своей интереснее и сильнее (!) большинства вещей, написанных взрослыми резидентами этого самого сборника! Титульная повесть оказалась с антологии абсолютно непонятно как. Эта вещь не для юношей, даже не для подростков — для детишек младшего школьного возраста.

Оценка 6 только благодаря Лукьяненко. Иначе было бы на два балла меньше.

Этические уравнения зачастую вообще не имеют никакого решения. Чтобы понять это, не обязательно быть исследователем иных цивилизаций. Пойти на сделку с собственной совестью порой труднее, нежели исполнить вполне целесообразные и разумные установления вашего собственного общества. Подобный внутренний конфликт погубил больше людей, чем атомное оружие. И хотя язык рассказа не отличается ни особой живостью, ни какой-либо оригинальностью, затронутая в этом самом рассказе коллизия необычайно интересна и человечна.

Что ж, совсем не плохо! Забавно посмотреть с другой стороны на многократно описанную фантастами картинку экзаменации прогрессора. Обыкновенно ГГ с разными степенями потерь выкручивается таки и оказывается на коне. Здесь герой с упорством, достойным лучшего применения, черпает из лужи нижней губой. Не ясно лишь, зачем бедолаге автору понадобилось наделять Анта сверхспособностями. Эта идея рассказу, на мой взгляд, не особенно нужна. Да и из лагеря бежать ему зачем приспичило? По моему мнению, этого парня надо было исключать за непроходимую тупость, а вовсе не за отсутствие моральных ценностей в душе...

Ну, в общем-то довольно средненькое воплощение идеи «гуманитарного» и утилитарного хронотуризма. Лишь присутствие марок освежает повествование и придаёт ему некоего колорита.

Наверное, жаль, что я прочёл эту повесть в столь взрослом состоянии. Будь мне лет 15, может статься, такие приключения и пришлись бы мне по душе. А ныне же я слишком критично настроен. Черезчур всё запутанно и не везде внятно. Этакая смесь булычёвского приключения в городе Жангле с «Обитаемым островом». Впрочем, детям этого знать и не обязательно...

Хм, пишущая машинка с голосовым набором в конце 21 века... Не знаю, по-моему, диалог двух взрослых мужчин из разных времён, столкнувшихся в квартире, которую оба считают своей, будет звучать несколько иначе, особенно поначалу. Да и совместное творчество с разгону никто начинать не станет. Хотя бы из здоровой писательской ревности...

Вариация на тему «катастрофический квест на чужой планете». Исполнение не самое блестящее, мягко говоря. Эти двубашенные животинки — излишняя перегрузка текста. Автору таланта, что ли, не хватает для простой описательной достоверности? Читаешь-читаешь, а смысл рвётся прямо на твоих глазах. Пафоса многовато, да и соцреализм местами подглядывает сквозь прорехи. Для юношества времён поздней перекройки сгодится, худо-бедно, да и только.

Очень похожи эти поговорочки да примолвочки на те, что бытовали в моём детстве. А мальчонка-то — бедолага порядочный: только игру постиг, а сыграть толком не вышло! Совсем, совсем не дурно!

Вот казус: предисловие и послесловие — едва ли не самые интересные вещи в сборнике. Потрясающая антология, просто слов нет! «Магический треугольник» понравился, впрочем, как и вещица про ангелов.

Что ж, совсем неплохо! Кто бы мог подумать, что контакт может быть и таким вычурным, и наверное, односторонним... Написано интересно и вполне связно, хотя и несколько затянуто. Твёрдая шестёрка.

Эвона как социализовался разгильдяй Алёшка при виде овеществлённой пришельцами нечисти! В общем, напутано автором сверх меры. Впечатление скомкано не только от невнятного сюжета, но и от отягощённого нарочитыми оборотами языка. Слабовато будет...

Ну, зачем орбиты-то совмещать (да и совместимы ли они вообще)? Не проще ли было на старте пробраться к кораблю и передать космонавтам эти самые тербиевые логисторы?

История поимки хулигана и приспособленца Филимора даже не банальна — смехотворна. Не рассказ вышел — байка. Кажется, эта история — частичка некоего цикла. Может, просто из контекста выдернуто?

Повесть эта — не самая лучшая вещь Молитвина. Затянуто, многовато лишних персонажей и не совсем внятно. До классиков детской литературы далековато.

Да, ясно в очередной раз, за что многие больше любят собак, нежели людей. Собачья преданность не требует ничего взамен. Обманывать такое искреннее существо — несусветная подлость! Неплохое воплощение старой душещипательной истории.

Наталия Новаш написала сказку, перекликающуюся и с носовскими коротышками, и с «Площадью картонных часов» Леонида Яхнина, и ещё со многими детскими вещами. Беда в том, что вышла не милая сказочная перекличка, а некое слащавое сюсюканье на шоколадную тему. Впрочем, детям оч-чень младшего возраста, может, и понравится. Непонятно только, что этот рассказ делает во взрослых антологиях?

И всё же у этой дамы рассказы выходили куда лучше, нежели романы! Запала, что ли, на большие формы недоставало? Вот и здесь сюжет добротно склеен, люди вполне себе во плоти, да и фантастический антураж приличен и не вызывает оскомины.

Рассказ этот читал когда-то в каком-то журнале, кажется, в «Вокруг света». Именно в тот раз произошло моё знакомство с Холдеманом, человеком, пишущим жёстко и бесприукрасно. Да, это не великая вещь, здесь нет тех смыслов, что в изобилие разбросаны по мощным романам автора, но... За бесхитростным детективным сюжетиком скрывается некое безбашенное очарование фронтира. А может, это я тогда был моложе?

Вот давненько я не оказывался перед столь серьёзной дилеммой. За прочтённый роман впору ставить любую оценку от 2 до 8. Ну, если разобраться хорошенько, то в вышеприведённой максиме преобладают эмоции. Если давить мозгом, то... попробую упорядочить.

До двухсотой с чем-то страницы я себя не дотащил даже — доволок. Доминантой моих раздумий в паузах меж чтением была нехитрая и некрасивая мысль: «Рыбаков забронзовел и позволяет себе слишком много». Чего много-то, спросите вы. Много своих собственных рефлексий, чуть припорошенных какой-никакой философией. Даже диалоги, нечастые, кстати, гости в начале романа, и те подёрнуты поволокой рыбаковской патриотической тоски по великой родине. Не всякий читатель превозможет себя в чтении такого почти публицистического текста, помещённого в обложку НФ-вещи. Фантастикой «Звезду Полынь» вообще назвать нельзя. Это типичный горький реализм, присущий автору уже изрядно давно, со времён симагинского цикла и «На будущий год в Москве». По сравнению с «Москвой» пессимизма лишь чуть поубавилось...

Вот добираюсь до беседы журналиста с мудрецом Шигабутдиновым. Мысли воцерковленного в православие бывшего мусульманина интересны. Не новы, но удивительно гладко причёсаны и побуждают к многослойным и многотрудным размышлениям. Это редко ныне и внушает уважение. Подобных побуждающих опусов в романе затем будет ещё несколько...

Затем на текст обрушивается изрядная доза драйва, которая постепенно сходит на нет и тонет всё в тех же рефлексиях...

Вот Бабцев этот, ясно, кем в реале являющийся. Ну, говорит Рыбаков, что это человек, в сущности, неплохой, просто заблудившийся в своей совести. А такой, как известно, вреда может принести, аки эскадрилья стратегических бомбардировщиков... да знаем мы это... Многовато бабцева в тексте.

Опять брошенный давным-давно киндер возникает у автора. Ну, что это такое? Зачем этот авторский психоанализ пополам с мазохизмом?

И стоило писать такую большую вещь из-за пары-тройки Хороших мыслей? Всё равно ведь народ-то в подавляющем своем количестве это до конца не осилил. Не проще ли было очерк крепкий засадить?

Семёрку ставлю ТОЛЬКО за пробуждение во мне, как в читателе, весьма неслабого трепета душевных струн упомянутыми выше редкими философскими пассажами.

Спору нет, вещь свежа и липнет к тому неведомому органу, что впитывает в себя все тексты. Надо сказать, что отзыв пишу непосредственно сразу после четвёртого прочтения книги, поэтому ни о какой импульсивности не может быть и речи.

Несмотря на обилие мелких нестыковок и противоречий, почему-то не возникает впечатления, будто автор халтурил и пренебрегал заветной табличкой, где в разных графах чинно разместились персонажи, события и прочие реалии. Скорее, Лукьяненко писал взахлёб. Это чувство упоения передаётся читателю легко и просто, будто вирус ветряной оспы мелкому детсадовцу.

Отдельные моменты вызывают восторг не только на уровне чувств, но и на вершинах моего читательского, с позволения сказать, интеллекта. Иные пассажи — приводят в недоумение. Вот взять безропотность Антона Городецкого. Ну пользует его Гесер втёмную — вдоль и поперёк, а бедолага ГГ ну никак не ощетинится! Это бесхребетность или наведённая верность Делу? Или Завулон. В начале он — уж такой антагонист силам света — штампа негде ставить. Но проходит время, и видно, что глава Дневного дозора — такой же печальный юзер человеческих и маговских личностей, как и душка Гесер.

В целом же за всеми этими деревьями недочётов легко просматривается лес Большого Авторского Замысла.

P.S. Жаль, Сергей поспешил с изданием. Надо было чуть выждать и провести полугодичной выдержки авторскую правку...

Пишу отзыв на самую сильную вещь из тех, что прочитаны мною у Крапивина на сей момент. Понимаю, что прочёл у автора далеко не всё, однако от сильных слов удержаться не в состоянии.

Пропитанное арифметической моралью прогрессорство функционеров Великого Кристалла вдребезги расшиблось о душевные порывы Шурки Полушкина, порывы, не подкреплённые никакими глубокими размышлениями этического плана. Все решения мальчишке подсказало его сердце, которого какое-то время и не было вовсе...

Детские образы Крапивина всегда настолько же чисты, насколько и правдоподобны. Это тем более удивительно в наши засаленные телевидением и делячеством дни. Во времена, когда слова «честь», «совесть» и «мораль» сродни неприличным звукам, когда от казённых зачерствелых фраз канала «Культура» сводит скулы, встретить столь достоверную чистоту человеческих отношений — всё равно, что отыскать статую работы Челлини на городской свалке.

А душераздирающий финал я вообще поставил бы в один ряд с концовкой романа «Мастер и Маргарита», с той разницей, что там концовка закрыта, а здесь — открыта. Открыта нашим душам.

Повесть получилась донельзя антивоенной. Впрочем, Крапивин меру не преступил, как всегда. Идея, что на Земле вот уже который век осуществляется этакое «внутреннее прогрессорство», далеко не нова — достаточно вспомнить вальсирующие по миру слухи о масонских заговорах, etc. Однако Владислав Петрович сумел избежать и клиничности «патриётов», и банальности якобы отстранённого исследователя навроде Нилуса. Генералы, затеяшие очередную войнушку а-ля «борьба нанайских мальчиков», преследуют, судя по всему, цели сугубо утилитарные. «...что за генерал, если он не воевал ни разу?» Простая фраза, вложенная автором в уста ребёнка, обнажает дотла все поползновения генералитета, будь то реалии американоидного Ирака или чеченского позора 1995 года. Вот сумейте так же сказать, что хотите, как это сделал Крапивин, и я вам стоя поапплодирую!