Голод в Поволжье унес по разным данным от четырех до пяти миллионов жизней. Кто виноват в этом и что было сделано, чтобы справиться с бедой.

Кто виноват?

Летом 1921 года на территории Советской России случилась невероятная засуха. Погиб весь урожай, обмелели реки, зной выжег землю, начался голод.

Но у голода не может быть лишь одной причины. Как так случилось, что у всероссийской житницы не оказалось ни крохи хлеба? Кто был виноват в том, что люди, еще вчера успешно торговавшие излишками зерна, стали голодать? В первое время после победы над голодом в основные виновники записывали Белую гвардию, отбиравшую последние запасы у крестьян, не желавших продавать его за деньги, обесценивающиеся ежедневно. С развалом Советского Союза стало модно винить во всем большевиков, устроивших переворот и кровавую Гражданскую войну. Но, как это всегда бывает в истории, все гораздо, гораздо сложнее.

Голодные годы случались и в царское время. Не такие масштабные, это факт. Но и ситуация в начале XX века на нашей земле сложилась уникальная. Если сегодня говорят, что Россия «сидит на нефтяной игле», то в то время страна твердо «сидела» на игле хлебной. Например, вся экономика Поволжья была заточена на производство только хлеба. Крестьяне ничем иным не занимались, поскольку это живые деньги. Огромное количество зерна шло на экспорт. С началом Первой мировой войны и всеобщей мобилизации в Российской империи обрабатывать огромные площади стало некому, так что их пришлось сократить. В то же время едоков прибавилось – теперь молодых крепких мужчин, которые могли бы сеять и собирать урожай, нужно было кормить, чтобы они могли отстаивать честь родины с винтовкой в руках. При

этом не прекращался и экспорт зерна – страна была в кредитах, а плату за них требовали хлебом. Союзникам тоже надо было кормить своих солдат.

Заводы работают на фронт, железнодорожные перевозки направлены на фронт, а крестьяне отказываются продавать зерно. Кстати, именно тогда и появилась первая продразверстка, как предупредительная мера на случай голода. В правительстве создаются специальные органы, которые разверстывают будущий урожай – берут данные о посевных площадях, высчитывают средний урожай по губернии и предписывают, сколько излишком надо по твердым закупочным ценам изъять. Правда, идеально построенная в теории схема не сработала на практике. Крестьяне прятали зерно, чтобы потом продать по более высокой цене городским, мельники отказывались молоть по твердым ценам. И даже собранный и закупленный хлеб невозможно было вывезти, потому что все паровозы заняты военными перевозками.

А дальше мы все знаем: Петроград и Москва начинают голодать, Февральская революция, Октябрьская революция, Гражданская война… Страшная разруха, ресурсов нет, по производящей хлеб полосе постоянно двигалась линия фронта. Большевики доработали продразверстку, которая действовала централизованно по конкретным приказам. Но одновременно появились стихийные продотряды, которые никому не подчинялись, зато выгребали у крестьян все до зернышка. С другой стороны занималась ревизией продовольствия Белая армия. И к аномальной засухе 1921 года страна оказалась совершенно «голой» — без запасов и без возможности их где-то закупить, поскольку Советская Россия находилась в полной экономической блокаде, установленной Антантой. Молодое государство отказалось платить по долгам царского и временного правительства, чем вызвало гнев бывших союзников. Поэтому на все обращения к Лиге наций и мировой общественности, на просьбы о помощи и предоставить кредиты мы получили отрицательный ответ. Кстати, во многом «благодаря» средствам массовой информации, уже тогда вовсю формировавшим общественное мнение. Эмигрантская пресса заявляла, что никакого голода в России нет, просто большевики хотят накормить свою Красную армию, чтобы напасть на Польшу, захватить Прибалтику ну и далее, вперед к мировой революции. Почему-то им поверили больше.

Что делать?

Говорить, что мы выжили только благодаря иностранной помощи, будет неправильно. Впрочем, утверждение, что с голодом справились бы и без них, тоже неверно. Справились бы, но какой ценой, сколько было бы потерь и смогла бы развиться промышленность к тридцатым годам – вопросы, на которые лучше не знать ответов. Иностранцы действительно спасли много жизней и помогли стране встать на ноги. Но получить эту помощь тоже было непросто.

Американская благотворительная организация АРА (Американская администрация помощи – American Relief Administration) в Самаре, 1921-1922 гг.

Когда большевистскому правительству было отказано в какой-либо помощи и даже предоставлении кредитов, Ленин решил пойти другим путем. Он обратился к Максиму Горькому, а также к патриарху Тихону. И эти два имеющих внушительный авторитет человека пишут воззвания. Патриарх Тихон написал три письма: в США католическому архиепископу, архиепископу Кентерберийскому и английскому народу и к Папе Римскому. К сожалению, откликнулся только последний. Горькому повезло больше. Его письмо «Ко всем честным людям» тронуло сердца и совесть многих. «Осмеливаюсь верить, — писал он, — что культурные люди Европы и Америки, понимающие трагическое положение русского народа, поспешат помочь ему хлебом и медикаментами. Если вера в гуманность и отзывчивость людей поколеблена проклятой войной и жестоким отношением победителей к побежденным, если, говорю я, в вере в творческую силу этих людей и в отзывчивости победителей к побежденным приходится усомниться, то бедствие России дает представителям гуманности блестящий случай доказать жизненность этих идей». И они откликнулись.

Первыми на помощь пришли знаменитый путешественник, исследователь, норвежец Фритьоф Нансен и будущий президент США, а на тот момент министр торговли Герберт Гувер, руководитель организации «Американская администрация помощи», известная по аббревиатуре АРА (ARA).

Отгрузка детского питания, присланного американской благотворительной организацией «ARA» для районов Самарской губернии

Нансен собрал в Женеве конференцию Международного Красного креста и поручился под свое честное слово, что все продовольствие, которое будет направлено в Россию, достанется голодающим. Он создал свой комитет и лично поехал в голодные районы. О поездке Нансена по Самарской губернии на IX

Всероссийском съезде советов рассказывал Антонов-Овсеенко: «Его повезли недалеко от Самары в одну из волостей Дубовый Омет. Там было больше 1500 человек, опухших от голода. В селе Колывань умерло голодной смертью 423 человека. В Дубовом Омете умерло 145 человек за один только месяц ноябрь. Из 4000 лошадей осталось 125. Когда Нансен там побывал и через переводчиков говорил с крестьянами, — женщины бросались ему в ноги, показывали своих истощенных детей и просили о помощи. И тогда заплакал этот человек, который не плакал перед лицом смертельных опасностей, который видел вечные льды и привык смотреть смерти в глаза». Сам путешественник вспоминал, что самым ужасным для него было посещение кладбища, на котором была гора из 70 или 80 голых трупов, большинство из которых принадлежали детям, умершим за последние два дня и привезенных сюда из приютов или просто подобранных на улицах. Трупы голые, потому что одежду забирают себе живые. Нансен спросил у могильщика, сколько умерших привозят на кладбище ежедневно, и получил ответ, что их привозят «телегами». Каждый день. Могильщики, сами голодая, не справлялись с таким количеством покойников, поскольку земля замерзла и копалась очень тяжело. Поэтому из тел несчастных вырастали горы.

Американцы тоже не до конца верили в масштабы голода, пока не приехали сюда и не увидели все своими глазами. Они даже везли сюда небольшие пайки для детей из какао и сдобной булочки, предполагая, что их помощь – это всего лишь дополнение к детскому питанию. Естественно, что такая еда, с которой сельские дети и в сытые годы не были знакомы, могла только навредить. В некоторых селах ребятишки не то что какао не пили, они с булочкой не знали, что делать. АРА пришлось срочно запрашивать центр и везти другое продовольствие, разворачивать столовые. К зиме 1922 года они уже кормили миллион детей. Но одними детьми ограничиваться было нельзя. К столовым приходили и взрослые, старики, холодные, голодные и нагие. Толпились с утра до поздней ночи и просили дать им похлебать хотя бы той воды, которой моют котлы. Так что к лету 1922-го АРА кормили уже 10 миллионов человек. Организация Нансена кормила около миллиона, но зато ей удалось прорвать экономическую блокаду.

Всего в разное время на помощи голодающим работали более тридцати организаций. Это были и религиозные – например, квакеры, среди которых было много врачей. Они помогали пострадавшим от голода в Бузулукском уезде, обеспечивали примерно двести тысяч человек. Лечили, одевали, привезли сельскохозяйственную технику, выписали семена с родины. Или Всемирная сионистская организация, первоначально планировавшая кормить только еврейское население Украины, но согласившаяся на жесткие условия советского правительства: кормить на одного «своего» одного «не своего». Кстати, такие нормативы были для всех религиозных организаций.

Медицинская помощь беспризорникам Поволжья.

Очень помогла Международная рабочая помощь – созданная в Берлине организация, объединяющая всех рабочих мира. Они прислали оборудование и направили в Россию профессиональные рабочие отряды. Из США «Друзья Советской России» тоже присылали техническую помощь: станки, оборудование, тракторы. Английский Международный союз помощи детям кормил около двухсот тысяч детей в Саратовской губернии.

Техническая помощь была необходима, нужны были паровозы, чтобы подвозить продовольствие. Иначе люди просто не могли получить свой хлеб, так как везти его было просто не на чем – лошади тоже погибли. Сообщают из наиболее пострадавшего Сенгилеевского уезда Симбирской губернии: «Сенгилеевская комиссия помощи назначила для Старо Тукмушской волости 40 пудов хлеба с тем, чтобы крестьяне приехали и забрали этот хлеб, но волость сделать этого не в состоянии, так как нет лошадей. Волисполком пытался заменить лошадей людьми и посылал несколько человек с салазками для доставки муки за десятки верст. Но голодные оказались не в состоянии пройти даже пяти верст. Они падали и ползком возвращались обратно в село».

А что же наши власти, само советское правительство? Наши власти выполняли основной объем работы по помощи пострадавшим от голода. Голодающие губернии прикрепляли к непострадавшим, которые делились своими запасами. Туда же эвакуируют квалифицированных работников и детей. Кроме того, детей эвакуируют в Туркестан и западную Украину. Кстати, в Ташкенте до сих пор коренные жители хранят память о голодающих Поволжья, о детях, которых везли в «город хлебный».

Все организации, которые получали паек от государства – это армия, железнодорожники, госслужащие, партийные работники – обязаны были брать под шефство детские дома и отдавать туда

свои пайки. Среди населения активно идет кампания по сбору помощи голодающим Поволжья, вводится продналог. С осени 1922 года все иностранные организации, вместе взятые, кормят не более 5 миллионов человек. Остальные порядка 20 миллионов кормит советское правительство.

Голод продлился до лета 1923 года, пока не сняли нормальный урожай. Он закончился бы раньше – урожай 1922 года обещал быть хорошим, но на нашу землю вновь посыпались «казни египетские». Из Ирана пришла аномальная стая саранчи, уничтожившая все посадки подчистую. «Летела саранча отселя доселя, что солнце прикрывала, — рассказывали очевидцы. – Все сожрала, даже ни одной соломинки не оставила. Как была пашня до посева, так и осталась пашня…» Тем не менее, было уже легче. Страна начинала потихоньку выбираться из катастрофы.

Чтобы не повторилось

Страшную страницу нашей истории, несмотря на то, что ее никто не замалчивал, почему-то не любят ни историки, ни публицисты. Фраза «голодающие Поволжья» приобрела в языке снисходительно-ироничный характер и употребляется, порой, совершенно не к месту. Тем не менее, уроки отсюда были извлечены и выводы сделаны. Чтобы снова не остаться без урожая в засуху, на границах полей начали сажать деревья, те самые лесопосадки, к которым мы привыкли с детства. Началась разрабатываться система мелиорации, в засушливых районах создавались искусственные водоемы. На полях стали сеять не только одну пшеницу и рожь, но и другие, более неприхотливые культуры. Которые в случае беды помогли бы выжить.

А еще это урок всем нам. Потому что тогда, сто лет назад, одни люди смогли забыть о разногласиях, политике и прочих грязных делах, и помочь тем, кто нуждался. А другие – также забыв и отложив дело мировой революции, принять эту помощь. И какие бы подводные камни не лежали под этим, было сделано главное – спасены миллионы жизней. Об этом надо помнить. Всегда.

У Вари тоже умерла сестренка Люба, всего на три года старше нее. А потом все уехали – старший брат Андрей, мама Аграфена с сестрами Ириной и Мариной, тетка Лукерья с дочкой. Андрей уехал в Ташкент, а мама с сестрами – в Сибирь искать лучшей доли. Варюшка же была слишком маленькой, чтобы ее могли взять с собой, и она осталась с бабушкой Акулиной дома.

Зимой было особенно страшно. Сама Варя не видела, но бабушка говорила, что везде умирают люди. Их не хоронили, оставляли в домах до весны, потому что не было сил. А весной разобрали избу у кладбища, с большим погребом, там еще раньше бабушкин брат Иван жил, да свезли туда на костлявой кляче, оголодавшей не меньше, чем люди, всех умерших. Сил хватило только чтобы сбросить трупы и привалить их немного землей.

Варина мама не пережила поездку в Сибирь. Да и тетке с сестрами девочки там жилось не сладко, поэтому они решили вернуться. Долгим был путь. За кое-какие оставшиеся деньги один мужик отвез Лукерью с детьми до станции, где они забрались на крышу поезда. Несколько раз их снимали, но они упорно ждали следующий, тайком забирались и ехали домой. Так, с горем пополам, добрались до Богатого. Оттуда до Корнеевки – сорок пять километров – шли пешком. На подходе к родному селу их заметили, сообщили родным.

Маленькая Варя в это время сидела у избы, ела траву, ждала мать. Увидела идущих, бросилась встречать, обняла Лукерью: «Мама!» «Я не мама…» — ответила та. Бросилась к сестре Ирине: «Мама!» «Я не мама, — сказала Ирина. – Мама позже приедет…»

Лишившуюся матери Варюшку вместе с сестрой Мариной пристроили в детский дом, находившийся тут же, в селе. В то время голодающим уже помогали американцы. Они подарили Варе заячью шубку, белый шарфик и шерстяной костюм. А ее бабушке, Акулине, прямо на печке сделали операцию паховой грыжи.

Там, в детском доме, семилетняя Варенька, которой никак не давалась в произношении буква «р», стала Валей, Валентиной. И была ей до самой смерти. О том, что мою прабабушку Валентину Сергеевну всегда звали Варварой, я узнала, уже когда она умерла.

Пережитый голод на всю жизнь засел в ней страхом. Я помню ее бесчисленные запасы – мука, сахар, консервы, забитые кладовка и погреб, засаженный огород, на котором не пустовал ни один клочок земли. Родные подшучивали над ее скопидомством, таким далеким и почти нереальным, не бывшим, казался голод в сытой и благополучной стране. Для нее же он всегда был живым, почти вчерашним, возвращавшимся в липких ночных кошмарах, как ни пыталась она его забыть.

«Кругом болезнь и смерть…»

…Выписка из письма: «Еще недавно, пока снег не покрыл землю, там шла оживленная работа. Человек прилагал последние усилия, чтобы сохранить жизнь себе и своим близким. Рыл для еды глину, собирал траву. Сушил, молотил, ел и прятал в зиму что себе, что скотине. Эту работу не останавливала даже смерть тех, кто питался этими продуктами. Так, в селе Славинка Самовольно-Ивановской волости семья в один день съела ведро каленых репьёв. На другой день три девочки-подростка лежали мертвыми под образами. Мать оплакивала их смерть. А соседка плакала, что не ее дети умерли, и она не избавлена от ужаса видеть их постепенное угасание…»

Голод 1921-1922 годов, разразившийся в Советской России, был поистине самой крупной и самой страшной природной и социальной катастрофой, которая когда-либо случалась с нашей страной в новейшей истории. По свидетельствам историков, мы вообще могли перестать существовать как страна, как государство. Голод затронул не только Поволжье, но и часть Украины, Кубань, Северный Кавказ. По бесплодной выжженной солнцем земле словно промчался всадник Апокалипсиса на бледном коне, собирая свою кровавую жатву. Те, кто выжил на фронтах Первой мировой и Гражданской войн, умирал от голода, теряя человеческий облик.

Сначала выменивали более-менее приличные вещи и мебель на хлеб у чуть более зажиточных односельчан, потом съели всех кошек, собак, сусликов, крыс и мышей. Поели всю солому, глину, кору с деревьев и траву. Людей косили болезни – тиф, холера, малярия, чума.

Первое время, кто был в силах, пытался уехать. В июле 1921 года начинается паника в пострадавших регионах, массы людей снимаются с мест и бегут в поисках лучшей доли в те области, что считают благополучными. Почти полмиллиона человек со всего Поволжья в поисках пропитания бежали в Ташкент или в Сибирь. Кто-то доехал, кто-то умер в пути, а кого-то задержали по дороге – властям важно было сдержать распространение эпидемий. В голодающих областях вводится военное положение, города закрываются для беженцев. К зиме стало совсем туго. Начались случаи трупоедства и людоедства.

На сто человек приходилось 75 голодных. Документы сообщают сухие цифры: «Из 56 волостей Бузулукского уезда 28 голодают до крайних пределов. В одном только этом уезде от голода уже умерло больше 25 тысяч человек. В Пугачевском уезде – 50590 опухших от голода людей, умерло – 14700. В Балаковском уезде сосчитано 600 смертей от голода и заболевших на почве голода 6051 человек. В Бугурусланском уезде из 50 волостей сейчас 21 волость буквально вымирает. В Ставропольском уезде всего населения 120-180 тысяч человек, из них только 15 тысяч могут протянуть до нового урожая своими средствами. 115-165 тысяч человек уже голодают. Из самой Самары телеграфируют, что на городском кладбище образовалась очередь трупов. Могильщики не успевают рыть могилы».

Из села Аверкино Бугурусланского уезда сообщают: «Приближаются страх и ужас. Голодные люди, включая детей, ежедневно ползут в помещение сельсовета и требуют себе пищи. Голодающие или высохли как скелеты, или до безобразия опухли. Вымирание продолжается. Требуется приготовление братской могилы».

Пешее передвижение по губернии становится опасным – нет никакой гарантии, что тебя не зарежут и съедят по дороге или на ночлеге. Матери запрещают детям выходить со двора. Впрочем, вскоре и в родном доме становится небезопасно. Вот донесение председателя губисполкома Самарской губернии Владимира Александровича Антонова-Овсеенко (он руководил борьбой с голодом с октября 1921 года): «Суточная смертность достигает 15-20 процентов. В селе Каменка гражданки Жигановы мать и дочь и гражданка Пышкина съели трупы своих двух детей. Затем ими были зарезаны две женщины, гражданка Фофанова, принимавшая участие в употреблении в пищу двух детей, и неизвестная старуха семидесяти лет. Когда и эти запасы иссякли, Жигановы зарезали и Пышкину». В селе Ефимовка Бузулукского уезда Самарской губернии голодающая крестьянка Акулина Чугунова зарезала сонной младшую больную дочь семи лет, изрубила труп и съела его. Трупы воруются из амбаров, по ночам раскапываются могилы умерших и из трупов варится пища. Поначалу ели только трупы животных – павших лошадей, коров, кости измалывали в муку и тоже употребляли в пищу. Когда их не стало – принялись за людей.

С медицинской точки зрения есть три стадии голода. Первая — стадия возбуждения, когда человек с отчаянием ищет пропитание. Он подвержен слухам, внушениям, готов сорваться с места и бежать туда, где, как услышал, можно прокормиться. Вторая стадия – угнетение, когда организм начинает «есть» полезные клетки. Сначала сжигает запасы жиров, потом принимается за мышечную ткань. Белковые клетки, расщепляясь, высвобождают газ, который скапливается в кишечнике. Отсюда, кстати, появляется тот самый уродливый набухший живот, который мы видим на фотографиях голодающих. Одновременно наступает перебой с кровоснабжением мозга. Появляется апатия, полностью пропадает мораль, брезгливость. Человек может съесть все, что угодно, даже самые отвратительные вещи. Например, ели экскременты животных, глину и землю. Если человек дошел до середины этой стадии, его еще можно вернуть к нормальной жизни. Дальше происходят необратимые процессы в мозге. Последняя стадия – агония, когда человек уже ничего не соображает, он уже не способен есть и пить и просто умирает.

В 1999 году самарские режиссеры Владимир Осипов и Дмитрий Одерусов сняли фильм «Территория голода», успев запечатлеть на пленке воспоминания очевидцев. Старики, которым было под девяноста лет, с содроганием вспоминали ужас, пережитый ими в детском возрасте.

— Вот как один сам себе руки ел, это я видала, — рассказывает старушка Анна Кушукова из села Высокое Пестравского района. — Он нам родня еще маленько был, старый человек. Мы, дети, бегали во дворе, это уж после 21-го, 22 год был, а он на крыльце сидит, прям сам на себе рвет кожу, орет дурным голосом и жует. Страшно было.

— Такой ужасный голод! – со слезами вторит ей уроженка села Телешовка того же района Пелагея Монагарова. — Через три двора от нас Шабриха дитю бок выела, мертвому. Собак ели, мышей ели, у нас лично кошку унесли. Когда стал американец давать маненько, подсоблять, соседка наелась и пришла: «Тетя Анют, я ведь вашу кошку съела…» Такой голод невыносимый был! Пятьсот человек в нашей деревне Телешовке, а в Кирсановке семьсот человек померло, и всех под одну могилку. По деревне вечером боялись ходить. Однажды пошла я к подружке, сидит там ее сестра и говорит: «Мне бы сейчас человека зарезали, дали, я бы съела». Я тогда от нее дальше, дальше, к двери, думаю, наверное, меня зарежут. Убежала и больше не стала к ним ходить.

Невозможно без слез и содрогания ни слушать бесхитростные рассказы очевидцев, ни читать сухие выдержки из донесений, ни смотреть фотографии страшных, похожих на призраков, взрослых и детей с выпирающими костями и опухшими животами. На изображения людоедов рядом с «вещественными доказательствами», расчлененными трупами. Ни один из них не раскаивался в содеянном, потому что голод. Ни одного из них не привлекли к ответственности, потому что голод. Их свозили в Самару и определяли в психиатрическую лечебницу в Томашевом околке. Люди, потерявшие последний человеческий облик, уже не приходили в себя.

Села вымирали, умирали семьями, домами. Ситуация была катастрофической, нужно было срочно что-то делать. Молодой стране, находившейся в состоянии полной разрухи и окруженной экономической блокадой со всех сторон, требовалась помощь.

От марша к гимну

История гимнов уходит своими корнями в самую глубокую древность. Ведь гимны возникли намного раньше, чем гербы и знамена. В переводе с греческого «имнос» — это хвалебная песнь в честь богов, героев и победителей. Отсюда — исключительная торжественность и неразрывная связь текста и музыки, взаимно дополняющих друг друга. Отсюда же — и религиозная направленность гимна. В Христианстве гимны используются в Богослужениях, а само создание богослужебных текстов не случайно названо гимнографией.

Русь получила свое Богослужебное пение из Византии вместе с Крещением. Однако специально созданного произведения, претендующего на роль государственного гимна, долгое время у нас не было. До тех пор, пока Государство Российское не доказало миру свою мощь и не обрело прочного международного признания, утвердив свои флаг и герб, как равноправные в ряду государственных символов других стран.

Вплоть до конца XVIII века встречи коронованных особ, победы в войнах и праздники отмечались торжественными песнопениями и хвалебными песнями, перемежавшимися пением «Многая лета». В эпоху Петра I появились и стали популярными светские «виватные канты», прославляющие Царя и Россию. Однако роль гимна продолжал исполнять средневековый общеевропейский гимн «Тебя, Бога, хвалим». Он исполнялся под гром пушек во время Северной войны и во время других триумфов. На коленях, со слезами на глазах, вместе с певчими Троицкого собора его пел Петр I после заключения Ништадтского мира со Швецией в 1721 году.

В этом же году Петр I стал Императором и Самодержцем Российским, а Россия стала Империей. Тогда же возникла необходимость в создании особого, Государственного гимна. Им на время стал «Марш Преображенского полка». Первый текст на музыку «Преображенского марша», сочиненный в 1805 году флигель-адъютантом Александра I, поэтом и переводчиком Сергеем Никифоровичем Марииным, начинался словами: «Пойдем, братцы, за границу //Бить Отечества врагов. //Вспомним Матушку-Царицу, //Вспомним век ее каков», — которые вышли такими же бодрыми, как и сам марш. Под музыку именно этого марша русская армия вступила в Париж в 1814 году. Гимн-марш продолжал свое существование и спустя сто лет в Белом движении. В Добровольческой армии он использовался в качестве гимна, таким он остался и в Русском Зарубежье. Когда его вместе с гимнами многих европейских стран исполняли в эмиграции при поднятии Русского флага.

В конце XVIII века появился еще один гимн-марш всероссийского значения. 11 декабря 1790 года русские войска под командованием Александра Васильевича Суворова взяли штурмом считавшуюся неприступной турецкую крепость Измаил. В честь этого события светлейший князь Потемкин устроил в Петербурге грандиозный праздник, на котором присутствовала сама Екатерина II и четырнадцатилетний наследник престола цесаревич Александр. Бал открылся под музыку полонеза «Гром победы, раздавайся». Литературная часть гимна была отдана поэту Гавриилу Романовичу Державину, а создание музыки приписывают Осипу Козловскому, польскому дворянину на русской службе, блестящему композитору и дирижеру.

В царствование Павла I родился гимн, которому суждено было на многие десятилетия стать полуофициальным символом российской государственности. Стихотворение «Коль славен наш Господь в Сионе» написано Михаилом Матвеевичем Херасковым, известным в XVIII веке поэтом и драматургом. В отличие от екатерининского светского полонеза, павловский гимн был церковным хоралом. В его тексте не было ни слова о самом Императоре Павле I, что подчеркивало набожность и скромность Самодержца. Молитвенные слова гимна прославляли Бога. Прекрасные стихи Хераскова и сейчас поражают своей умилительной нежностью, возвышенным смирением и внутренним покоем:

Коль славен наш Господь в Сионе,

Не может изъяснить язык.

Велик Он в небесах на троне,

В былинах на земле велик.

Везде, Господь, везде Ты славен,

В нощи, во дни сияньем равен.

Музыка гимна была сочинена композитором Дмитрием Степановичем Бортнянским. Исследователи отмечают ее близость к некоторым гласам знаменного распева. По сути это был национальный духовный гимн России.

В XIX веке музыка гимна «Коль славен» исполнялась во время торжественных мероприятий, связанных с Православными праздниками, а также в войсках во время «Вечерней зари». Этот гимн-молитва настолько трогательно воспринимался современниками, что прусский король Фридрих-Вильгельм III, плененный его музыкой во время посещения вместе с Александром I одного из военных лагерей, велел исполнять русский гимн в прусской армии как вечернюю молитву. И эта традиция просуществовала в немецкой армии вплоть до Первой Мировой войны. «Коль славен» играли и в XX веке. Его пытались сделать официальным гимном при Временном правительстве в 1917 г. Позднее он исполнялся на территории, контролируемой добровольческой армией Деникина и Урало-Сибирской армией Колчака.

Однако гимн «Коль славен наш Господь в Сионе» не отвечал потребностям светских приемов и церемоний, поэтому не смог стать государственным гимном. И вскоре Россия обрела еще один музыкальный символ государственности.

После Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов русской армии, в сентябре 1814 года открылся Венский конгресс. 14 сентября 1815 года Император Александр I подписал акт об основании Священного союза. Вскоре был создан союз России, Великобритании, Австрии и Пруссии. И чтобы подчеркнуть единство и согласие членов Союза, было предложено ввести в странах-участницах единый Государственный гимн. Таким гимном в России был избран один из старейших европейских государственных гимнов, гимн Великобритании «GodsavetheKing» («Боже, храни Короля»). Россия не была исключением, использовав чужой гимн. Во второй половине XVIII века большинство государств Европы встречало своих государей этой заимствованной у англичан мелодией. На русский язык гимн впервые перевел немец Остен, ставший впоследствии известным русским лингвистом Александром Христофоровичем Востоковым. Русский вариант текста был посвящен Императору Александру I по случаю победы над Наполеоном.

Прими побед венец

Отечества Отец.

Хвала Тебе!

Престола с высоты

Почувствуй сладость Ты,

От всех любиму быть

Хвала Тебе!

В 1816 году на параде в Варшаве для встречи Императора Александра I «Боже, Царя храни» был исполнен официально. После чего он был введен для исполнения в русских войсках для встречи Государя Императора. В таком качестве он просуществовал до тех пор, пока Василий Андреевич Жуковский не написал к той же музыке новый текст под названием «Молитва русских»:

Боже, Царя храни!

Славному долги дни

Дай на земли!

Гордых Смирителю,

Слабых Хранителю,

Всех Утешителю -

Все ниспошли!

Перводержавную

Русь Православную,

Боже, храни!

Царство ей стройное,

В силе спокойное!

Все ж недостойное

Прочь отжени!

Воинство бранное,

Славой избранное,

Боже, храни!

Воинам-мстителям,

Чести спасителям,

Миротворителям -

Долгие дни!

Мирных воителей,

Правды блюстителей,

Боже, храни!

Жизнь их примерную,

Нелицемерную,

Доблестям верную

Ты помяни!

Новый музыкально-поэтический символ нашего Отечества был почти создан.

Народный гимн

Долгое время гимн «Боже, Царя храни» исполнялся под английскую музыку, а это при ухудшении отношений с Англией не могло не восприниматься как умаление чести России. Во время визита Императора Николая Iв Австрию и Пруссию в 1833 году, его всюду приветствовали звуками английского гимна. Царь выслушивал мелодию без энтузиазма и по возвращении поручил сопровождавшему его Алексею Федоровичу Львову сочинить музыку нового гимна, чтобы для русского народного гимна существовала и русская самобытная мелодия.

«В 1833 году, — пишет А.Ф. Львов, — я сопутствовал Государю в Австрию и Пруссию. По возвращении в Россию граф Бенкендорф сказал мне, что Государь, сожалея, что мы не имеем народного гимна, и скучая слушать музыку английскую, столько лет употребляемую, поручает мне попробовать написать гимн Русский. Задача эта показалась мне весьма трудною, когда я вспоминал о величественном гимне Английском, об оригинальном гимне Французском и умилительном гимне Австрийском. Несколько времени мысль эта бродила у меня в голове. Я чувствовал надобность написать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий отпечаток национальности, годный для церкви, годный для войска, годный для народа, от ученого до невежи. Все эти условия меня пугали, и я ничего написать не мог. В один вечер, возвратясь домой поздно, я сел к столу, и в несколько минут гимн был написан».

Однако прежде чем продолжим историю гимна, хотелось бы обратиться к личности композитора Алексея Федоровича Львова. Родился он в 1798 году в Ревеле в семье дворянина Московской губернии Федора Павловича Львова, где отец будущего композитора служил таможенным инспектором.Дядя Алексея Федоровича Львова — Николай Александрович Львов — тоже человек известный. Это один из самых лучших русских архитекторов, художник, изобретатель, писатель, композитор и дипломат. Его гений сравнивали с Леонардо да Винчи и Михаилом Васильевичем Ломоносовым. Алексей Федорович унаследовал от отца склонность к музыке, и отец, сам музыкант, тщательно заботился о развитии этого таланта сына. Он сам играл с ним на скрипке, приглашал учителей. В 1814 году Алексей Федорович поступил в Институт инженеров путей сообщения, в 1816 году он окончил курс первым, был произведен в прапорщики, и имя его было занесено на почетную доску института. После практических занятий в институте, в этом же году, Львов получил чин подпоручика.

В 1818 году институт получил Высочайшее распоряжение: первый по успехам офицер, выпущенный из Института путей сообщения, должен поступить на службу в округа военных поселений. Алексей Львов был произведен в поручики и откомандирован по месту службы. Служба, по словам его, была неимоверно тяжела. Лишенные самого необходимого, наблюдатели работ должны были находиться безотлучно на службе от 3 часов утра до 12 часов дня и от 1 часа дня до 9 часов вечера. Алексею Львову удалось заслужить благосклонность своего сурового начальника, графа Аракчеева, так что уже в приказе 12 июля 1819 года он объявил благодарность молодому инженеру. А вскоре, показывая Императору Александру I произведенные постройки и называя молодого строителя, граф Аракчеев отрекомендовал Львова как отличного офицера. Находившийся тут же будущий Император Николай I, как знаток инженерного и строительного дела, обратил на него свое внимание.

В 1821 году Львов был произведен в капитаны и получил орден святого Владимира 4-й степени, а через год назначен старшим адъютантом в штаб военных поселений, где дважды был награжден бриллиантовыми перстнями по представлению Аракчеева, продолжавшего благоволить к нему. Спустя четыре года Львов уволился от службы с чином майора. Все это время он не оставлял занятий музыкой, иногда засыпая со скрипкой в руках.

Алексей Федорович недолго пробыл в отставке. Вскоре он был определен старшим адъютантом в штаб корпуса жандармов. В то время шефом жандармов и начальником III отделения был граф А.Х. Бенкендорф. В Турецкую кампанию Алексей Федорович сопровождал Бенкендорфа, тогда же его узнал ближе и полюбил сам Государь Николай Павлович. В 1834 году А.Ф. Львов был пожалован флигель-адъютантом. Государь приблизил его к своей семье. Он решил составить домашний оркестр. Императрица играла на фортепиано, Государь на трубе, Виельгорский на виолончели, Апраксин на басу, Львов на скрипке, участвовали и дети Государя. Львов написал небольшую пьесу, которая положила начало домашним концертам во дворце.

В 1848 году, в память Народного гимна, Государь повелел внести девизом в герб Львова слова «Боже, Царя храни!».

Но вернемся к самому гимну. Государственный гимн — это не просто музыкально-поэтическое произведение, исполняемое в торжественных случаях. Национальные гимны точнее всего отражают характер нации. Гимн — символ государства, он отражает духовный настрой общества, это краткое изложение национальной и державной идеи народа. Не случайно российский гимн был создан именно в 1833 году. Ведь именно в это время только что назначенный министр народного просвещения С.С. Уваров впервые обнародовал в своем циркуляре ставшую потом знаменитой формулу «Православие, Самодержавие, Народность», как выражение новой идеологии, которая была одобрена Императором и должна была лечь в основу всей государственной политики.

Львов обратился к Жуковскому с просьбой написать слова к уже готовой музыке. Жуковский предоставил практически уже имеющиеся слова к уже написанной музыке. Так появился шедевр Жуковского-Львова. Но о тексте мы поговорим чуточку позже.

Как только Львов доложил Императору, что гимн написан, Государь пожелал немедленно выслушать его. Пробное исполнение было назначено на 23 ноября 1833 года. Присутствовали Император Николай I с супругой, Великий Князь Михаил Павлович, высшие сановники Российской Империи и духовенство. Слушатели с восторгом приняли по-настоящему художественное произведение Алексея Федоровича Львова. Выслушав новый гимн, Император подошел к Львову, обнял его и, крепко поцеловав, сказал: «Спасибо, спасибо. Ты совершенно понял меня». Глубоко растроганный Государь пожаловал А.Ф. Львову золотую, осыпанную бриллиантами табакерку с собственным портретом.

Первое публичное исполнение Народного гимна было 6 декабря 1833 года в Москве, в Большом театре. «Русская народная песнь» (так в афише был назван гимн «Боже, Царя храни») была принята с восторгом. Вот как описывает один московский очевидец этот памятный театральный вечер: «Едва раздались слова напева «Боже, Царя храни», как вслед за представителями знати поднялись со своих мест все три тысячи зрителей, наполнявших театр, и оставались в таком положении до окончания пения. Картина была необыкновенная; тишина, царствовавшая в огромном здании, дышала величественностью, слова и музыка так глубоко подействовали на чувства всех присутствовавших, что многие из них прослезились от избытка волнения. Все безмолвствовали во время исполнения нового гимна; видно было только, что каждый сдерживал ощущение свое в глубине души; но, когда оркестр театральный, хоры, полковые музыканты числом до 500 человек начали повторять все вместе драгоценный обет всех русских, когда Небесного Царя молили о земном, тут уже шумным восторгам не было удержу; рукоплескания восхищенных зрителей и крики «Ура!», смешавшись с хором, оркестром и с бывшею на сцене духовою музыкою, произвели гул, колебавший как бы стены театра. Долго, долго останется в памяти всех жителей Белокаменной этот день в декабре 1833 года!»

Вторично гимн был исполнен 25 декабря 1833 года, в день Рождества Христова и годовщины изгнания войск Наполеона из России. Этот день по праву считается Днем рождения первого истинно национального Российского Государственного гимна.

«В душе моей глубоко отозвалися слова нашей народной песни…»

Василий Андреевич Жуковский, как автор текста государственного гимна, конечно же, не был просто «подтекстовщиком» чужих идей и чужой музыки. Даже если принять во внимание то, что музыка была создана раньше слов. Скорее, здесь имело место счастливое совпадение и лирического настроения поэта, и народных настроений, и интересов государственной власти.

По замыслу поэта, гимн — это излияние чувства, которое рассчитано на сочувствие. Лучшее тому подтверждение — слова Жуковского о собственном восприятии своего произведения: «В душе моей глубоко, глубоко отозвалися слова нашей народной песни «Боже, Царя храни». Народная песня — чудный родной голос, все вместе выражающий; в нем слышится совокупный гармонический привет от всех одноземцев, живших прежде, к живущим теперь, когда зазвучит для тебя народное слово: Боже, Царя храни! Вся твоя Россия, с ея минувшими днями славы, с ея настоящим могуществом, с ея священным будущим, явится пред тобою в лице твоего Государя».

Первый вариант гимна был написан Жуковским еще в 1814 году под английскую музыку. В 1815 году поэт опубликовал это стихотворение в журнале «Сын Отечества» под названием «Молитва русских».

Примечательно, что в 1816 году к строфе Жуковского было присоединено еще две. Автором этих строф был никто иной, как великий русский гений Александр Сергеевич Пушкин, тогда еще лицеист! К лицейскому торжеству по случаю основания Лицея Пушкин сочинил следующий текст:

Там громкой славою,

Сильной державою

Мир он покрыл -

Здесь безмятежною

Нас осенил.

Брани в ужасный час

Мирно хранила нас

Верная длань -

Глас умиления,

Сенью надежною

Благодарения,

Сердца стремления -

Вот наша дань.

За пределами Лицея пушкинские строфы в гимн никогда не входили. Но после редакции текста под музыку Львова, в нем появилась строчка «Сильный, державный», которая, вероятно, действительно навеяна пушкинской лицейской строчкой «Сильный державою». Безусловно, Василий Андреевич Жуковский хорошо знал о тексте Пушкина. Не стоит считать гимном все стихотворение Жуковского. Гимн «Боже, Царя храни» — гениален по своей простоте и силе идеи. И — он самый краткий в мире, поскольку состоит всего из 6 строк текста и 16 тактов мелодии:

Боже, Царя храни!

Сильный, державный,

Царствуй на славу нам;

Царствуй на страх врагам,

Царь православный!

Боже, Царя храни!

Они легко западали в душу, без труда запоминались абсолютно всеми и были рассчитаны на куплетный повтор — трижды. Незадолго перед смертью Жуковский написал Львову: «Наша совместная двойная работа переживет нас долго. Народная песня, раз раздавшись, получив право гражданства, останется навсегда живою, пока будет жив народ, который ее присвоил. Из всех моих стихов, эти смиренные пять (поскольку первая строка была фактически точным переводом английского гимна — ред.), благодаря Вашей музыке, переживут всех братий своих. Где не слышал я этого пения? В Перми, в Тобольске, у подошвы Чатырдага, в Стокгольме, в Лондоне, в Риме!»

Жизнь русского гимна

Итак, сто семьдесят семь лет назад, Василий Андреевич Жуковский и Алексей Федорович Львов, в фамильные гербы которых был в 1848 году внесен девиз «Боже, Царя храни!», создали красивейший образец молитвенного песнопения и один из лучших в мире государственных гимнов.

Во время боевых действий гимн нередко поднимал дух воинов. Самым знаменитым был случай с крейсером «Варяг» и канонерской лодкой «Кореец» 27 января 1904 года. Обе команды, подготовив суда к бою с японской эскадрой, вышли на смертный парад с пением «Боже, Царя храни». Вслед за матросами гимн подхватили музыканты оркестра. По словам капитана «Варяга» В.Ф. Руднева, это вызвало необычайный энтузиазм. После сражения этим же гимном сошедшие на берег герои провожали последние минуты жизни взорванного своими руками «Корейца» и затопленного «Варяга». Под этот гимн шли на бой во время Первой Мировой войны, пели даже в плену, зная, что за пение русского гимна полагается расстрел. Но все равно пели, потому что не могли иначе.

Музыка гимна стала популярна и в Европе. Мелодию использовали в своих произведениях немало композиторов. Существует несколько англоязычных песен и гимнов на эту музыку, использующихся и по сей день — гимн Пенсильванского университета, к примеру, он же является гимном округа Лакаванна в штате Пенсильвания, США. Петр Ильич Чайковский использовал мелодию гимна «Боже, Царя храни» в шести своих произведениях. В Советском Союзе все эти произведения великого композитора исполнялись, но в отредактированных вариантах. Фрагменты с Царским гимном были или исключены, или мелодия гимна менялась на другую. Доходило до абсурда: в торжественной увертюре «1812 год», оканчивающейся звуками гимна «Боже, Царя храни», он заменялся хором «Славься!» из оперы Глинки «Иван Сусанин».

Но и в Царской России гимн любили далеко не все. Радикальные круги встретили новый гимн отрицательно, едва он появился. Отчасти из-за того, что музыка была написана жандармом Львовым. На гимн возникали пародии (в чем «засветился» даже Лермонтов, написав «Юнкерскую молитву»). К началу XX века за публичное исполнение гимна и вовсе приходилось оправдываться перед либеральными кругами, чтобы не прослыть «непрогрессивным». Известен случай, произошедший со знаменитым русским певцом Федором Шаляпиным. В 1911 году Шаляпин получил награду от Императора Николая II. Он был очень взволнован, горячо благодарил Государя и в качестве благодарности пригласил на вечерний спектакль, где певец исполнял заглавную партию Бориса Годунова. Приглашение было принято. Государь, Императрица и две старшие Великие Княжны Ольга и Татьяна появились в Царской ложе Мариинского Императорского театра. Хор воспользовался присутствием Царя и после второго отделения вышел на сцену, встал на колени и начал петь «Боже, Царя храни». Шаляпин присоединился к хору. Вскоре либеральные газеты начали травлю Шаляпина за это его коленопреклоненное пение гимна перед Царем, певец даже лишился многих друзей.

Почему так произошло? Почему гимн, с таким восторгом принятый всеми — и простым народом, и сановниками, и даже зарождающейся русской интеллигенцией, постепенно стал как бы «изнашиваться», теряя великий смысл и трепетное к себе отношение? У известного русского мыслителя Василия Розанова есть интересная мысль. «В Симбирске, — пишет Розанов в «Опавших листьях», — нас заставляли всей гимназией перед портретом Государя петь каждую субботу «Боже Царя храни». «Нельзя каждую субботу испытывать патриотические чувства, и все мы знали, что это начальству нужно выслужиться перед губернатором Еремеевым. А мы, гимназисты, сделаны орудиями этого низменного выслуживания. И, конечно, мы «пели», но каждую субботу что-то улетало с зеленого дерева народного чувства в каждом гимназисте: «пели» — а в душонках, маленьких и детских, рос этот желтый, меланхолический и разъяренный нигилизм. Я помню, что именно Симбирск был родиною моего нигилизма. Чувство Родины должно быть великим горячим молчанием.

Где, однако, погибло русское дело, русский дух? Как все это могло стать? сделаться? произойти? Все объясняется лучше всего через случай, о коем, где-то вычитав, передавал брат Коля (лет 17 назад).

Однажды ввечеру Государь Николай Павлович проходил по дворцу и услышал, как Великия Княжны-подростки, собравшись в комнату, поют «Боже, Царя храни». Постояв у отворенной в коридор двери, он, когда кончилось пение, вошел в комнату и сказал ласково и строго:

— Вы хорошо пели, и я знаю, что это из добраго побуждения. Но удержитесь вперед: это священный гимн, который нельзя петь при всяком случае и когда захочется, «к примеру» и почти в игре, почти пробуя голоса. Это можно только очень редко и по очень серьезному поводу.

Разгадка всего».

Гимн звучал в России вплоть до 1917 года. В феврале гимн «Боже, Царя храни» должен был уйти в прошлое. Однако не ушел. Он зажил второй жизнью после Октябрьской революции. Исполнение гимна, даже не публичное, даже, казалось бы, в тесных кругах, грозило уже не газетной травлей, а арестом и даже расстрелом.

Полковник гвардии, шталмейстер Высочайшего Двора, видный деятель право-монархического движения Федор Викторович Винберг, узнав об отречении Государя, не считая возможным изменить присяге, оставил действующую армию и был зачислен в резерв Петроградского военного округа. Получив однажды приказ произвести дознание по поводу пения в казармах нижними чинами Преображенского полка «Боже, Царя храни», отказался его выполнять, написав в рапорте: «Можно только приветствовать этот случай, и я сам бы пел «Боже, Царя храни», если бы тогда был там». Только благодаря вмешательству доброжелателей он избежал ареста.

Виктор Александрович Соковнин, русский оперный певец и педагог, в 1937 году был арестован, обвинен в антисоветской деятельности и приговорен к расстрелу. Одним из обвинений против него была покупка им нот, «в количество которых входят патриотические музыкальные номера самодержавного русского правительства, вплоть до «Боже, Царя храни». Вскоре он был расстрелян.

Тимофей Иванович Кучеров (прославленный Церковью как Новомученик) обвинялся в том, что к нему на квартиру «приходили попы» и через открытые окна неоднократно было слышно пение грампластинки «Боже, Царя храни». Этого хватило для расстрельного приговора… В житии священномученика Владимира (Рясенского) упоминается Николай Ефимович Росляков, глубоко верующий человек, врач. Его обвиняли, среди прочего, и в том, что он «сидя на балконе своей квартиры, на флейте наигрывал «Боже, Царя храни», а когда его спросили: «Что вы играете?» — он ответил: «Я выдуваю оставшиеся ноты и подготовляюсь к исполнению «Интернационала».

По одной из красивых и поэтичных белогвардейских легенд, русский поэт Николай Гумилев перед расстрелом в 1921 году тоже пел русский гимн «Боже, Царя храни», тем самым бросая последний вызов своим палачам…

Когда за исполнение гимна людей уже привлекали к суду, в художественных произведениях упоминание о гимне все еще сохранялось. Есть строки, посвященные гимну, в романе Михаила Шолохова «Тихий Дон». А в пьесе Михаила Булгакова «Дни Турбиных» офицеры поют гимн. И есть несколько убедительных свидетельств, что в 1932 году во время спектакля «Дней Турбинных», на котором присутствовало высшее партийное руководство, во время сцены, когда офицеры поют «Боже Царя храни», большая часть зала встала и стала петь Русский Гимн! Самое удивительное, что и после этого случая «Дни Турбинных» продолжали идти на сцене.

Интересно и то, что по просьбе Сталина в день окончательного утверждения советского гимна для сравнения симфонический оркестр Большого театра, военный духовой оркестр и Ансамбль песни и пляски Красной Армии по очереди исполняли гимны иностранных держав и даже старый русский гимн «Боже, Царя храни». Попробуем представить: в центре советской Москвы, перед всем партийным руководством, звучал Гимн Российской Империи!

Тем не менее, гимн предпочли забыть. А после почти полувекового перерыва Россия услышала этот гимн в кино. В 1960 году вышел фильм «Мичман Панин», где кочегар Петр Камушкин, симулируя сумасшествие, говорит о появлении Августейшей Семьи и поет «Боже, Царя храни». В 1968 году гимн звучит в фильме «Новые приключения неуловимых», в 1971-м — в комедии «12 стульев» и в продолжении «Неуловимых» — ленте «Корона Российской империи». Подлинное, не пародийное звучание гимн обрел только в современном российском кинематографе. В 1999 году в фильме Н. Михалкова «Сибирский цирюльник» юнкера с чувством поют гимн «Боже, Царя храни». А в 2005 году, в фильме «Есенин», уже в советское время поэт Есенин открывает крышку золотых часов, некогда подаренных ему Царицей Александрой Федоровной, часы играют гимн «Боже, Царя храни», и Сергей Александрович вдруг с ностальгией начинает петь его, прощаясь с революционными иллюзиями…

Мы не знаем, что ждет дальше русский гимн. За последнее время Россия сменила несколько гимнов. В первые годы Советской власти звучал «Интернационал», потом Сергей Михалков написал слова первого своего гимна — «Союз нерушимый республик свободных Сплотила навеки великая Русь!» А когда в 1991 году этот «нерушимый Союз» распался, несколько лет звучала оратория Глинки «Славься!». И уже в наше время был принят новый гимн России, в котором прозвучали дорогие для каждого Христианина слова «Хранимая Богом родная земля!». В обозримом будущем возвращение к пронизанному идеей монархии гимну «Боже, Царя храни» вряд ли возможно. Но творение Львова и Жуковского продолжает жить своей жизнью, в народной памяти, в искусстве. И его судьба по-прежнему неотделима от судьбы России.