"Жил был у бабушки серенький козлик", — строчку из этого стихотворения знает каждый ребенок. Но вряд ли кто-то ответит на вопрос, как звали хозяйку козлика, от которого остались рожки да ножки. А, между тем, имя у нее было и звали ее Татьяна. В 1899 году столичное издательство А. Ф. Девриена выпустило книгу собранных П. А. Висковатовым-Висковатым (у составителя была интересная фамилия — Висковатов-Висковатый, в родительном падеже получался почти повтор) детских стихов неизвестных авторов под названием "Бабушка Татьяна". В книгу вошло десять стихотворений, но лишь одно из них — “Бабушкин козлик” — осталось известным и в наши дни. Между тем на дворе бабушки Татьяны происходили события не менее волнующие, чем гибель дурного серого козла.

Здесь неизвестной смертью умер петух, и бабка учинила по этому поводу целое следствие:

“Тихо бабушка встает,

и во двор к себе идет.

Посреди двора, глядит,

мертвый петушок лежит.

Птицы разные вокруг,

плача, обступили луг.

Стала бабушка пытать,

между ними суд держать”.

Убийца сознался практически сразу – им оказался залётный воробей.

Опросив свидетеля мышонка и установив, что признание не оговор, бабка Татьяна на том не остановилась и выведала вовсе леденящие душу подробности: у мертвого петуха кто-то выпил кровь! Установили и злодея – им был комар.

Помимо драм со смертельным исходом случилась во дворе Татьяны и поистине романтическая история: ее кошечку соблазнил соседский кот Васька и сманил с собой. Кошка убежала из дома и поселилась с милым в полуразваленной сторожке. Едва молодые обустроились, как случилась беда!

“Дон, Дон, Дон!

Загорелся кошкин дом”.

Ничего не напоминает? Не исключено, что именно эта книжка вдохновила Маршака на написание его пьесы “Кошкин дом”.

В 1770-м году сын торговца оружием, поэт и активный участник будущей французской революции Луи-Себастьен Мерсье написал книгу «Год две тысячи четыреста сороковой: Сон, которого, возможно, и не было» о путешествии в далёкое (даже для нас) будущее. Его герой уснул в 1771 году, а проснулся почти через семьсот лет. Каким же предстал перед ним Париж XXV века? По улицам французской столицы по-прежнему ездят конные экипажи, а мужчины носят чулки и пудрят волосы. На оживленных улицах стоят стражники, следя за порядком и одновременно регулируя движение карет. Пожалуй, автор всё же сумел заглянуть в будущее, но не в Париж XXV века года, а в Москву первой половины ХХ-го, с милиционерами в будках на оживленных перекрёстках.

Любопытно, что человек, свергавший в 1789-1793-м короля, двадцатью годами ранее не представлял себе Парижа далёкого будущего без королевской власти. И смертная казнь, хотя и редчайшее явление, но по-прежнему производится в XXV-м столетии публично – преступников расстреливают из ружей на городской площади. Все "ненужные и вредные книги" в благословенном будущем давным-давно преданы огню: «Убедившись на основе весьма точных наблюдений, что рассудок сам создает преграды в постижении вещей, затрудняя последнее множеством ненужных сложностей, мы пришли к выводу, что библиотека, состоящая из огромного количества книг, является скопищем величайшего сумасбродства и безумнейших химер <...> Мы с общего согласия свезли на обширную равнину все те книги, которые сочтены были либо легкомысленными, либо бесполезными, либо опасными; мы сложили из них пирамиду высотой с огромную башню, и поистине то была новая Вавилонская башня. Причудливая сия постройка была увенчана газетами, ее обложили со всех сторон всякого рода пастырскими посланиями, парламентскими представлениями, обвинительными речами и надгробными словами. Её составили пять или шесть тысяч словарей, сто тысяч томов судебных решений, сто тысяч поэм, шестнадцать тысяч описаний путешествий и один миллиард романов. Всю эту устрашающую груду мы подожгли, и это было как бы жертвоприношение истине… Костер горел долго. Некоторые авторы присутствовали при том, как их сжигают заживо, но вопли их нас не остановили…».

Так, что зря пишите, господа авторы!

Всё одно ваши книжки свезут в Париж и сожгут.

Между "Полётом над гнездом кукушки" и "Песней моряка" прошло ровно тридцать лет. Первая была написана одним из лучших, на мой взгляд, писателей Америки в далеком 1962-м, вторая была впервые опубликована не так уж и давно — в 1992-м и стала последним большим произведением Кена Кизи.

Те, кто смотрел знаменитый фильм Милоша Формана, завоевавший пять "Оскаров", безусловно, находятся под впечатлением от этого шедевра, но... "Песня моряка" значительней и глубже той давней книги. Написать о конце света так душевно, лирично и даже временами весело дано не каждому. Да мало кому дано, честно говоря. Маленький городок под названием Квинак на Аляске — последнее место Америки, где сохранилась "живая", настоящая жизнь. Нет, там живут не герои, а обычные люди — временами хорошие, временами не очень, пьют, изменяют, дерутся, работают, пытаясь прокормить себя и свои семьи. Но этот город ещё не куплен обществом потребления, по сути он последний город Америки, куда не добралась современная цивилизация. Не со своими техническими изобретениями — они есть и в Квинаке, а со своим моральным кодексом нынешнего времени.

Но жизнь не стоит на месте, и Квинак тоже захотят "купить". Тогда, собственно, и начнется пресловутый конец света. Через тридцать лет после "Полета над гнездом кукушки" бывший хиппи Кен Кизи неожиданно, за два года до рождения движения антиглобализма, станет его предвестником.

Внуки правы, что старый хрен он.

Небо плачет ему за ворот,

А на сердце бессмертный Леннон,

И хипповый гранитный город...

(с) Игорь Царев "Последний хиппи"

Диабет, рак печени, инсульт... Кен Кизи дотянул до 21-го века, он умер в госпитале 10 ноября 2001 года. Ему было всего шестьдесят шесть, и написал он за свою жизнь не так уж много книг. Но оставил нам свой роман "Песня моряка". Роман-предсказание. Жаль, но, наверное, уже поздно...

Толкиен, мой любимый старина Толкиен, написал «Властелина колец» о природе и сущности власти. О том, как власть ломает самых сильных и самых гордых, превращая их в чудовищ. И о роли личности – самой обычной, даже обыденной, ничем не отличающейся от других. Почти ничем. Разве что чувством долга, волей и любовью. Именно в таком порядке. Долг превыше всего. Если ты будешь ему верен до конца – ты победишь.

История Гарри Поттера — это история о силе любви. Роулинг строит своё повествование на том, что нет силы в этом мире более могущественной, чем любовь. Главный враг маленького волшебника и главный злодей книги – неуязвим и всемогущ. В его подчинении –все силы зла и тёмной магии. Он разделил свою душу на семь частей и спрятал каждую часть в почти недоступных вещах, и пока цела хоть одна – он бессмертен. Лишь одной силой в этом мире он не владеет и не понимает её – силой любви. А в итоге именно она и оказывается самой важной в битве между Тем, Кого Нельзя Называть и юным Гарри Поттером.

Между мирами Толкиена и Роулинг идёт постоянная перекличка. Где-то в пространстве они расположены совсем рядом – два параллельных мира с разными героями, но узнаваемыми чертами. Иногда кажется (и не без оснований), что Роулинг оппонирует Толкиену, противопоставляя любовь воле и долгу. Армия мёртвых, призванная во исполнение древнего долга Арагорном и маленький «отряд» умерших родных и друзей, что появляется проводить Гарри Поттера на встречу с Волан-де-Мортом. Кольца всевластья, в которые вложена темная воля Саурона и крестаржи, в которых покоятся части души Волан де Морта. Но самый яркий пример такого противопоставления палантиры и та странная связь, что установилась между Гарри Поттером и Волан-де-Мортом. И Саурон, и Тот, Кого Нельзя Называть обладают мощной волей. Но если первый через палантиры подчиняет себе почти любого (например, некогда мудрого наместника Гондора), то для второго, наоборот, попытка дотянуться до сознания Гарри оказывается неудачной и очень болезненной: его обжигает светлая душа подростка.

Любовь сильнее воли?