Истинным подарком в последнее время для ценителей кельтики явилось переиздание Издательской группой "Альма Матер" сборников ирландских саг и уэльского "Мабиногиона".

Однако, оказалось, что не всё полностью идентично первоизданиям... В частности, совсем свежие "Саги об уладах" не полностью повторяют свой "аграфовский" прототип. "Примечания" расположены не в конце книги, а по мере надобности в них внизу страницы, местами занимая большую часть площади.

Что касается содержания, то там, как и в предшественнике, полностью перепечатан в классическом переводе С.Шкунаева весь корпус "Литпамятника", за исключением вводной истории "Как было найдено "Похищение Быка из Куальнге" (всего 2 странички in quarto). Но, помимо этого, "Саги об уладах" включают в себя еще около двухсот полноформатных страниц в текстовой части. Это дополнительно 16 саг, из которых четыре в ХХ в. были опубликованы на русском ("Болезнь Кухулина..." и "Повесть о кабане Мак-Дато" здесь приведены в поправленном переводе, "Сватовство к Луайне и смерть Атирне" и "Разрушение Дома Да Хока" — перепечатка из "Преданий и мифов средневековой Ирландии"). То есть две последние из указанных дублируются в предыдущей книге "альмаматерской" серии. Оставшиеся распределены так: 5 новых (относительно "Литпамятника") из предваряющих, собственно, основную вещь — "Похищение Быка...". Из этих пяти, на мой взгляд (и по мнению ещё советской энциклопедии "Мифы народов мира" в 2-х тт), самая значимая — "Пир Брикрена". Этот упомянутый Брикрен — ирландский трикстер, и сюжет данной саги соответствующий...

Оcтавшиеся саги — это разнообразные "Смерти...", к примеру, "Смерть Фергуса...", "Смерть Медб" и т.д. В "Литпамятниках" присутствуют только "Смерть Конхобара" и подытоживающая "Смерть Кухулина".

И по бриттам...

Чем отличается содержание "альмаматерского" "Мабиногиона"

от изданных более двадцати пяти лет назад содержащих в себе, в первую очередь, этот памятник "Сказаний красного дракона"?

Текст в новеньком "альмаматеровском" "Мабиногионе", как и в его предшественнике, даётся в переводе В.В.Эрлихмана.

В "Сказаниях..." перевод коллектива переводчиков под редакцией небезызвестного А. Платова. В начале добавлено "Плаванье Брита" из хроник Гальфрида Монмутского — надо сказать, к месту. Потом "Легенда об Арвен". Дальше худо-бедно идёт собственно "Мабиногион".

Отрезаны конечные абзацы "Второй ветви Мабиноги" ("Бранвен, дочь Ллира"), в коих содержится мифическая "старина мест" — "Это было одно из 3 счастливых погребений этого острова (Гвэльс) и причина 3 злосчастных выкапываний..."

Также нет последнего абзаца из "Третьей ветви Мабиноги" ("Манавидан, сын Ллира"), где о наказании Придери и Рианнон.

В "Круге Артура" отредактирована история "Килух и Олвэн". Когда Кулух приехал впервые в замок Артура, ему, в числе прочего, предложили еще и "женщину на ночь". Это отражено у Эрлихмана, но не в книге "Сказания красного дракона" (то есть перевод в последней делали с первого, ханжеского перевода на английский леди Шарлотты Гест). Зато в той же истории "Килух и Олвэн" обсуждаемой платовской книги переведены на русский некоторые из "звучащих" наименований и топонимов ("кровь Черной Ведьмы, дочери Белой Ведьмы, из верховий Долины Горя в горах Ада..." Vs эрлихмановской "ведьмы Ордду, дочери Орвенн, из Пеннант-Гофуд, что находится у пределов Аннуина". Причем, читающий перевод первоиздание Эрлихмана может осознать лишь последнее название — только на него есть ссылка — конечно, еще при первом упоминании Аннуина). Теперь о плохом: здесь (в исходнике и в эрлихмановском переводе) знаменитое перечисление всего сакрального в кельтской традиции — на мноогих страницах. У Платова все подсокращено до всего 11 (!!!) позиций на трех страницах!

Ну и в "Сказаниях..." просто не включены околоартуровские "Передур, сын Эвраука" и "Герайнт, сын Эрбина" — видимо из-за их самого позднего, и, вообще, материкового происхождения. Но в этих двух вещах есть важные для Традиции моменты...

Конечно, нельзя не отметить, что добавлены циклы легенд и сказок: уэльские — "Танцы дивного народа" и "Быль и небыль Уэлса" и, что уникально на русском, отдельно циклы Корнуолла — "Море, река и зачарованный сад" и "Страна великанов".

После вынужденного перерыва готов продолжить выкладывать заметки по нордической мифологии. Заново пишется с трудом, поэтому давайте сейчас про что-то ненагруженное…

Что уж скрывать, словосочетание «Дева Ада» как-то волнует мою душу… Причем, не «Госпожа Ада», а именно «Дева»! Образ в масскультуре не то, чтоб растиражированный, но достаточно представленный:

Что же по истокам, что в фольклоре есть на данный персонаж? Древность этого образа определена возникновением, собственно, понятия «Ад»… Можно вспомнить, например, Хель… Хотя так-то Хель, все же, исходя из статуса должна быть «Матерью», точнее, «Хозяйкой» — т.к. у сей богини не описаны потомки. Так что и термин «Дева Ада» в скандинавской мифологии выпадает, если только не избирать кого-то из умерших человеческих детей, которые все до одного, как известно, попадали к ней…

Что тогда есть по данному вопросу у непосредственных соседей германцев? Тут гораздо более представительно…

Продолжим, конечно, с кельтов. Тут просто захватывает дух от ирландских инфернальных богинь: Бадб, Морриган, Маха и Немаин… Как разобраться: кто из них в первую очередь может считаться «Девой Ада», а кто – нет, когда сами их образы склонны сливаться в одно?

Менее определенно у кельтов, естественно, с самим понятием «Ад», который традиционно по умолчанию описывается с позиций авраамических религий и зороастризма. У германских народов Хельхейм сроден хотя бы тем, что наличествует оппозитная ему Вальхалла. У кельтов, как известно, всё неопределённей…

Поэтому переходим сразу по кельтам восточнее – тут традиция чуть повырожденнее, зато и более конкретная в обсуждаемом вопросе… Вот в одной из версий известнейшей старинной шотландской баллады «Томас Рифмач» Томас встретил не «Королеву Эльфландии», а саму «Госпожу Ада»… Но, во всех вариантах, эта (по словам Роберта Грейвса) «средневековая преемница докельтской Белой богини» не выпячивала атрибуты девственности (и, уж конечно, в любом случае их теряла после встречи с Томасом, как, кстати, и собственно привлекательность).

У уэльсцев наконец-то читаем в их знаменитом сказании "Килух и Олвэн" (в "Мабиногионе") среди квестов: "найти кровь Черной Ведьмы, дочери Белой Ведьмы, из верховий Долины Горя в горах Ада..." (в транслитерационном варианте перевода: "ведьмы Ордду, дочери Орвенн, из Пеннант-Гофуд, что находится у пределов Аннуина"). Чувствуется уже какой-то привкус? Но здесь только упоминание, без какой-либо конкретики…

А вот восточнее Скандинавии, у эстонцев мы находим уже какую-то фабульность, связанную с описываемым персонажем. Кстати, что показательно, у северо-западных финно-угров уже не однажды находились крайне значимые, не принадлежащие им изначально, обломки индоевропейской традиции…

Итак, среди сказок подарившего нам «Калевипоэг» Фридриха Рейнхольда Крейцвальда в сборнике «Король Грибов» мы можем найти в первой же истории — «Чудище с севера» что-то очень любопытное... Тихо молясь, чтобы сказка оказалось крайне «малоавторской», читаем о появлении одноименного чудища, которое по описаниям крайне инфернально. Мало того, что химерично (тело быка, лягушачьи ноги) и огромно, оно обладало и спецспособностями: «глаза у чудища горели ярче свечей, и всех своим светом завораживали; как только падал луч на какого-нибудь несчастного, тот сам шёл к зверю на съедение»! Стало известно, что справиться с монстром можно только с помощью одного волшебного кольца; и вот это-то кольцо хранится у Девы Ада… Некий непоименованный юноша после всяческих перипетий оказался у неё… Приведена масса подробностей! Первое их знакомство состоялось у «росного родника», как взошла луна. Там Дева Ада совершала косметические процедуры с заговорами и прочими магическими действиями, которые, видимо, были в ходу у каждой уважающей себя селянки… Далее Дева зазвала юношу к себе во дворец. Птички-помощницы ему подсказали, что следует принять приглашение, но не давать ей ни капли своей крови. Что интересно, во дворце присутствовала еще некая «женщина в красном»… Прислуживали «девушки в белом; ходили они бесшумно, будто на кошачьих лапках, и за всё время не сказали ни слова». Юношу покормили, положили спать одного.

Уже на следующее утро Дева Ада без обиняков предложила юноше поучаствовать в её матримональных планах: «- Ты видишь, я молода, красива, сама себе хозяйка. Не думала о замужестве, пока не увидела тебя, а ты мне по сердцу пришёлся. Если я тебе нравлюсь, будь моим мужем. Сам видишь, сколько у меня богатств…» Но юноше из всех богатств нужно было только кольцо, которое он в результате у Девы обманом и выцыганил вместе с описанием некоторых присущих этому артефакту свойств (индукции полета, невидимости и физической силы)… Кстати, перед первым показом кольца Дева Ада пыталась получить у юноши три капли крови.

Надо ли говорить, что захватив кольцо, юноша улетел, используя попеременно все опции кольца, расправился с чудищем и женился на местной человеческой принцессе. «Но, как часто бывает, в радости люди и о деле забывают. Никто сразу не подумал, что труп чудища надо закопать в землю. А когда спохватились, то к нему и подойти нельзя было – такой стоял вокруг зловонный смрад.»

В общем, для решения данной проблемы, юноше опять пришлось обращаться в птицу с помощью волшебного кольца… При этом, «Дева Ада ни днём, ни ночью покою не знала, всё разыскивала украденное кольцо. Наконец, с помощью чар напала она на след юноши: узнала, что он летит…» за информацией, как справиться с возникшей проблемой… «Обернулась она орлицей, взлетела под облака и начала там кружить, пока не увидела птицу с золотым кольцом на шее. Бросилась тут камнем вниз, вонзила когти в спину птицы и клювом сорвала кольцо.»

Внизу (в человеческом облике) Дева Ада выговаривала юноше: «- Я встретила тебя с любовью, а ты… вор и обманщик…» И хоть юноша каялся, участь в последующие годы определена была ему печальной: Дева Ада «надела кольцо на большой палец правой руки и подняла юношу, словно клочок кудели. Принесла она его не в роскошный дворец, а в пещеру, со стен которой свисали железные цепи. Дева Ада приковала юношу к стене за руки и за ноги и сказала недобрым голосом…»

К счастью для нашего героя, сказанное ею воплотилось не полностью, и через семь лет последовало освобождение – в этом чудится уже авторский произвол над, в остальном, достаточно самобытным сюжетом. Нативность истории подтверждается «не выстрелившей» Женщиной-в-красном, и некоторыми не упомянутыми мной другими моментами, которые таким крутым литератором, как Крейцвальд, несомненно, были бы подчищены, коли бы он сочинял от начала до конца…

Мне видятся в данном тексте осколки древней традиции. Счастье, что мы в результате ознакомления с данной сказкой можем приобщиться к некоторым подробностям быта такого интересного древнего персонажа!