Тогда у вас будет шанс в полной мере испытать эффект вступительной «ямы с зубами», которую библиографы с невинным коварством указывают как «эссе». И будничное начало от лица писателя ужасов, с привлечением реальных коллег по цеху, усыпляет нашу бдительность — наверное, перед нами действительно просто автобиографическое предисловье? Ну захотел Вереш поделиться тем, как его рассказ предложили перевести на другой язык… какой-то очень малоизвестный… вымирающий… и процедура заключения договора какая-то очень мутная… Постепенно становится ясно, что перед нами всё-таки рассказ, и притом относящийся к нечастой породе лингвистического хоррора. Удушливая атмосфера нарастает постепенно, и тем более тягостная, что долгое время ничего недвусмысленно сверхъестественного не происходит. С другой стороны, мало кто усомнится, что у рассказчика есть все основания для паники… Восхитительно неопределённый финал достойно замыкает эту увертюру и предлагает, переведя дыхание, отправиться вглубь сборника.

Ведь там мы можем заняться ещё много чем интересным, не считая попыток реконструировать реальность. Например, «Укусить собаку». Этот рассказ, один из трёх в сборнике, переведённых на английский, уж точно лишён всякой мистики — это эффектный психологический этюд (кто-то, возможно, скажет, что психиатрический), помещённый в реалии ковидной эпохи. Маски, навязанные всем ограничениями пандемии, становятся метафорой масок, которые мы носим по жизни — и на какие формы самоутверждения могут пойти люди, уставшие от того и другого?

Они как бы говорят: «Вот я, узри меня!» Перевод отражает звучность и ритмичность оригинального заголовка, но несколько искажает смысл. «Lass engem ugy, ahogy vagyok!» буквально означает «Узри меня таким, каков я есть!» (Или «такой, какая» — в венгерском нет грамматического рода.) Это сполна отражает пафос истории, понимание, что наш образ в собственных глазах и в глазах окружающих фатально не совпадают, и проистекающее из этого фундаментальное одиночество. «Увидь нас такими, каковы мы есть!» — вот о чём взывают пациенты, жертвы новой эпидемии… а может, одержимости… а может, чего-то иного, чему и вовсе слов нет в человеческих языках, недаром ведь даже книги рядом с ними теряют смысл, превращаясь в не поддающиеся прочтению артефакты. Впрочем, отдадим переводчице должное, ей удаётся передать этот посыл на последних страницах рассказа, восстанавливая его художественную целостность.

А следующая история предлагает нам ещё более амбициозный проект, «Восстанавливая мир». Это памфлет, взывающий к чувству, знакомому многим из нас — ощущению, что с самим мирозданием что-то фундаментально не так. Естественно, призыв присоединиться к активистам, намеревающимся исправить эту дисгармонию, поначалу может показаться привлекательным. Вопрос, как долго продержится очарование этого общественного движения… радикальной группировки… секты… или… да что, чёрт возьми, это такое вообще? Каждая последующая страница погружает нас всё глубже в абсурд и безумие, и в конце остаётся только потрясти головой: не дай Бог, чтобы авторы этой листовки оказались правы…

Словно в насмешку над этим чаянием, следующим в сборнике нас ждёт «Транзистор» — крупный рассказ, практически повесть, весьма напоминающий «Школу» Яцека Дукая и, в меньшей степени, «Vita Nostra» супругов Дяченко. Уж с этим-то миром, где из бедняков добывают загадочную «синь», совершенно точно что-то не так — и в то же время невозможно закрыть глаза на его тягостную реалистичность. Повествование с точки зрения сломленной (более чем в одном смысле) героини, понимающей и принимающей породившую её жестокую систему, пробирает до самых костей — пускай и не таких хрупких, какими они становятся у профессионального транзистора… Гротескная тоталитарная чернуха соседствует здесь с визионерством космического размаха — сочетание, характеризующее, пожалуй, лучшие из вещей Вереша.

Жаль, что к ним нельзя отнести следующую историю. «Этеле Хорват — жизнь и эпоха великого комика» — пожалуй, единственное произведение в сборнике, которое можно назвать слабоватым. Так называемый «новый венгерский юмор» довольно однообразен и придётся по вкусу отнюдь не каждому, что усугубляется довольно неуклюжим стилем — сложно сказать, повинна ли в этом переводчица, или такова изначальная авторская задумка. К счастью, карьера легендарного комика сравнительно коротка и не отнимет у читателя много времени.

«Гештальт» неожиданно откроет нам последствия эпидемии из «Вот я, узри меня!», впервые продемонстрировав, что истории в этом сборнике взаимосвязаны и переплетены. В дальнейшем количество отсылок, кочующих образов, персонажей и событий возрастёт настолько, что перечислять их было бы преступным педантизмом. Каждому должно быть дозволено закрыть гештальт самостоятельно — как заполнить лакуну между финалом прошлого рассказа и началом этого, так и найти контуры общей архитектоники сборника. Хотя название, естественно, актуально не только на метауровне — оно самым прямым образом относится к этой истории о стигматизации и дискриминации, где отвергнутые обществом медноглазые ищут что-то, что восстановит их целостность… свяжет с чем-то большим…

«Контакт для связи» — во многом самоповтор более раннего «Умноженного на ноль», но даже так производит сильное впечатление. Остаётся только позавидовать тем, кто берёт в руки Вереша впервые. Здесь автор сполна демонстрирует размах и причудливость своей фантазии, причём даже в этой фантасмагории находит время от души посмеяться над временами и нравами. Деловая поездка начнётся не так, как ожидалось, и закончится уж точно совершенно не тем, чем можно было бы предположить, но понесёт ли от этого урон корпоративная этика?

Кто-то другой его уж точно понесёт. «Урон» — пронзительная история о травме и об ответственности творца. Протагонист спасается от панических атак и фундаментальной неустойчивости мира только с помощью бросков кубика и выстраивания мира для своей настольной ролевой игры — но одна из партий идёт не так, как задумано, и всё летит под откос. Возможно, сумей мастер достойно принять случившееся, всё бы сложилось иначе — но творение не простило своему создателю малодушия.

Переклички на идейном и тематическом уровне можно найти в следующей истории, «Достойно». Этот по-своему трогательный кошмар поистине незабываем, и немудрено, что он стал первым произведением автора, переведённым на английский (под заглавием «Оставшееся время»). Это история об утрате близких и конце детства — ну или параноидальный триллер, смотря под каким углом смотреть. Даже искушённый читатель едва ли окажется готов к тому, какую именно форму примет концовка.

«Конец старых времён» — неожиданно научно-фантастическая зарисовка, которая могла бы выйти из-под пера, к примеру, Питера Уоттса. Эпидемия выкашивает биосферу планеты, а последние выжившие грезят о том, как породят наследников с помощью машинной эволюции… Невзирая на нетипичный антураж, история прекрасно вписывается в общую концепцию сборника (который под конец всё сильнее станет напоминать мозаичный роман) — реальность рушится, а из обломков выстраивается нечто иное.

Изысканный рассказ «Наверное, чёрный» дал название англоязычному сборнику Вереша, и неспроста. Набор ингредиентов покажется вам знакомым — конфликт поколений, попытка горожан вернуться к корням, деревня с традиционным промыслом… но, ручаюсь, такого промысла вы ещё не видели. Если вы не убедились в визионерской силе автора прежде, то здесь точно удостоверитесь, что мрачной фантазии ему не занимать.

После такого отпуска вы с радостью вернётесь из деревни в город — даже если при этом выяснится, что «Наш город из частиц». Финальная история книги — это мозаичное панно, где один к другому прилажены осколки предшествующих рассказов, а на стыках и в неизбежных лакунах проступают контуры… чего? Или, быть может, кого? Преступным будет предлагать здесь однозначную интерпретацию, ведь всё повествование вело нас к тому, что её не существует. Мир действительно расколот на множество независимых частиц, возможно даже, каждый из нас живёт в собственном мирке, и объективная реальность для одного может вовсе не существовать для другого. Примите эту основополагающую неопределённость, когда ваша мысль вернётся к кажущимся противоречиям между историями. И не ждите истины в последней инстанции даже от замыкающего книгу интервью (кстати, вас не смущает, что не указано, кто задаёт вопросы?).

«Восстанавливая реальность» — во многом, безусловно, книга-событие. Вереш — автор не просто самобытный, но во многом и уникальный. Это отражается и в выборе тем. Писатель в основном не заморачивается с классическими пугалами старой школы — призраками, ведьмами, вампирами и оборотнями. Ему это скучно. Он лезет в основы основ экзистенциальности — язык, восприятие, память, пространство и время. Подобный метафизический иллюзион разворачивает разве что Томас Лиготти, но его видения слишком рафинированы и абстрактны. Печальный кукольник совершенно не стесняется безжизненности своих обшарпанных марионеток и пыльных декораций, где раз за разом разворачивается драма абсурда, апатии и вековечной усталости. Иное дело Вереш. Его монументальные видения не игнорируют повседневность свысока — они пируют на ней, обгладывая кости дочиста, а потом заодно высасывая костный мозг. Вы увидите, услышите, возможно, даже почуете эту Венгрию — с её прошлым, настоящим, а быть может, и химерическим будущим.

Нельзя не отметить, как автор мастерски встраивает тревожную абсурдную деталь в общий контекст, так, что она обретает ясный смысл — и вряд ли тот, которого ждёт читатель. Что означает окровавленный зуб в конверте с деньгами? Почему только одна камера из восьми показывает события не так, как они состоялись в реальности? Какую роль в деловых переговорах играют осы и скорпионы? И даже когда деревенский подросток пристаёт к приезжей с неприличными предложениями — за этим кроется нечто большее, чем заурядный сперматоксикоз.

Несколько слов нужно сказать и о переводе. Над книгой трудились двое, Людмила Кулагова и Ксения Лобанова. Порой такое разделение труда приводит к печальным последствиям, но здесь переводческие решения явственно согласованы между собой, а это несомненный плюс издания. Не обошлось, конечно, без досадных шероховатостей, первая половина книги подчас огорчает потерей запятых и заглавными буквами в неестественных для русского языка контекстах — зато вторая читается несравненно глаже, хотя педант, несомненно, найдёт к чему прицепиться и здесь.

Тем не менее, грех жаловаться. Пускай первым до нас дошёл второй сборник Вереша — он сделал это целиком, в полноте своего изощрённого замысла. А тот представляет собой нечто большее, чем просто сумма рассказов, и мы можем сполна насладиться этим прекрасным и пугающим танцем между миров. Возможно, когда до наших краёв всё-таки доберутся «Школы полуночи» и «Снаружи темней», мы поймём, что эта зловещая хореография — часть ещё большего, феерического и кошмарного балета, в котором кружатся времена и пространства, боги и смертные… Но пока удовольствуемся тем, что есть. Сделаем первое па, единственный шаг.

Вот книга.

Прочтите её.

В начале действительно было Слово — и у Слова была полисемия, отчего Исконные поссорились на тему герменевтики, разбежались в ужасе да померли, как Бог у Ницше и автор у Барта. А мир — это текст, его создают рассказчики историй. Но «текст» значит «плетение», и эта ткань может порваться, а в дыру пролезть всякое. Да ещё и начать рассказывать что-нибудь своё, шиворот-навыворот, с изнанки. Но полно, кто возьмётся судить, где тут изнанка? Правое, левое — оно всё вопрос точки зрения, меняется в зависимости от того, откуда смотришь и с какой колокольни вещаешь. Надёжный рассказчик? Не смешите. И кстати, почему вы думаете, что от рассказчика что-то зависит? Даже то самое Слово проговорило само себя; а уж истории — за ними так и вовсе глаз да глаз нужен, всякий мифоген так и норовит зажить собственной жизнью, захватить побольше умов, да ещё и мутировать в процессе.

Здесь полным ходом идёт диссеминация идей — так что отнеситесь с пониманием к количеству семени, которое изливается по страницам: в чрево, в глотку или просто так, потому что кому-то руки занять было нечем. А также других жидкостей, ещё менее аппетитных. В конце концов, Слово стало плотью, а организация тела, в свою очередь, подарила нам базовые когнитивные метафоры, лежащие с самой основе языка, так что без бренного мяса никуда — соответственно, у Арделяна отыщется место раблезианской витальности и смрадной падали. Особенно смрадной падали. И не зажимайте нос, раздуйте ноздри пошире! В конце концов, разве вы ожидали чего-то иного от книги, прямо названной «Миазмы»?..

Опять-таки, с точки зрения постмодернизма, всякий текст есть кадавр, слепленный из останков предшественников. Новизна в том, чтобы подобрать сочетание поинтересней, и чтобы ароматы их разложения складывались неожиданно и изысканно. В букете «Миазмов», например, я различаю дыхание иного ветра с дальнего запада Земноморья и плесень с чердака Уолтера Гилмена. Очень бодрящая комбинация. Испарения со дна Ока Шахты (которое Иринова непотребно «перевела» как «Мой Глаз») тут, наверное, всё-таки мерещатся — «Что за чушь я сейчас прочитал?» было написано либо уже после, либо практически одновременно. И ничего не могу сказать про «Иные песни», но, поистине, что-то такое мог бы написать Яцек Дукай, уверовав в Гнилого Господа.

Перед нами вообще крайне метафизически напряжённый текст. Вдумчивое чтение Арделяна требует постоянно возвращаться назад, сравнивать только что узнанное с уже прочитанным, но не обязательно усвоенным. Все три произведения цикла взаимно уточняют друг друга — и точно так же взаимно друг друга отрицают и запутывают. Возможность окончательного прочтения — это тоже не сюда: цикл открыт и ризоматичен. И как раз в этом, а не в потрохах, испражнениях и боди-хорроре, таится немалая часть жути произведения. В лакунах, в недосказанном, в неназванном и непонятном. Вот это что такое промелькнуло на фоне? А к чему это не получающее развития дежавю? О чём нам, чёрт возьми, позабыли рассказать?! Ведь рассказывание творит мир, и как мы уже знаем, где нет Мира, там находит место не’Мир. И это ещё в лучшем случае.

«Скырба святого с красной верёвкой» — это житие, или, скорее, возможное житие. Вариация на тему одной из трёх жизней святого Тауша, с пометкой, что две других — для других историй. И пролегомена к «Трактату о сопротивлении материалов», которого русскому читателю пришлось изрядно полождать. Впрочем, его отсутствие не бросалось в глаза: как кажется, всё необходимое (включая две других жизни) уже есть в парном «Пузыре Мира и не’Мира», куда более прихотливом, сложном, мозаичном — и в целом самом разнузданном в цикле. Здесь автор позволяет разыграться воображению, здесь мы смело глядим за пределы Мира и видим сюрреалистическую обыденность тех дальних краёв. Фантазмы и миазмы раздувают пузырь во все стороны, он грозит вот-вот лопнуть…

Но настоящее надувательство — это как раз «Трактат о сопротивлении материалов», который до нас наконец добрался. Судя по датам, хронологически он начал писаться первым — но во внутренней хронологии цикла решительно и однозначно стоит последним. Не верьте тем, кто говорит, будто это «самостоятельный роман» и/или «вбоквел». Как ясно уже по тому, что город называется не Мандрагора, а Альрауна, дело происходит уже заметно после «Пузыря». (Возможно, даже заметно после обрамления «Скырбы»…) Но это одна из немногих действительно ясных и недвусмысленных вещей, касающихся «Трактата». В целом же он представляет собою тонкое, весьма изощрённое метафикциональное издевательство. Книга превращает в достоинство свой главный недостаток — и делает это так ловко, что не сразу и заметишь; до меня самого дошло только через час после закрытия тома, и ушло ещё некоторое время, чтобы оценить все нюансы. Если вам покажется, что чего-то вам недорассказали — приостановитесь и подумайте ещё. Точно ли вы хотите знать ответ? Даже если его засунут в глотку вашему остывающему трупу?..

У каждой истории есть своя цена, напоминает нам автор, скелет Флавиус Голые Локти. И потом проносится снова, уже по страницам «Пузыря», увлекая в пучину безумия не только нас с вами, читателей, но и всю планету целиком (любопытствующих отсылаем к последней странице третьей части). А вот в «Трактате» Арделян не появляется — да и к чему? Ведь это и так книга о смерти автора. Более чем в одном смысле.

«Миазмы» — это абсурдный, кислотный, тошнотворный, парадоксальный, изобретательный и очень смачно написанный путеводитель по постмодерну: не именам и датам, но концепциям и идеям. Форма здесь дивно гармонирует с содержанием, не вопреки, но благодаря вопиющим внутренним диссонансам того и другого.

13 из 10.

Аннотация: Почему у пришельца из телевизора слишком много пальцев? Чей скелетик, похожий на колесо телеги, валялся в забытом подземелье? Каким образом Егор Валерьевич остался без руки? Ответы на эти и многие другие вопросы останутся без ответа. Однако в этом сборнике, который для краткости можно называть просто «МК:СКИККРЗННСЧИДУМ» или «Мирмекнига», найдутся и разгадки многих странных происшествий, и ужасающие откровения о том, что поначалу казалось вполне невинным, и откровенное хулиганство, но тоже по-своему аппетитное. Ведь старательные муравьишки едва ли стали бы тащить к себе то, что не даёт пищи для ума! И в этой куче всевозможных жанров, форматов, настроений каждый наверняка найдёт себе что-то по вкусу. Или, возможно, по обонянию.

Содержание:

О персоналиях

М. Дребезгов, М. Захаронов. Источник вдохновения

М. Захаронов. Синдром Долголеева

М. Захаронов. Человек из Нумита

М. Дребезгов. Нахлебник

М. Дребезгов. Смерть гения

М. Дребезгов. Человеческое

О диковинках

М. Захаронов. Заметки о невидимых дверях

М. Захаронов. Новые тени

М. Дребезгов. Стела

М. Захаронов, М. Дребезгов. Предметы из подвала

М. Захаронов, М. Дребезгов. Меддонаи

М. Захаронов. Кокон

О злопасностях

М. Захаронов. Ключи от мира

М. Захаронов. Камень в форме веры

М. Дребезгов. Давайте поговорим о теориях заговора

М. Захаронов. Гнездо

М. Дребезгов. Уборка

М. Дребезгов, М. Захаронов. Самогон

Обложка и внутренние иллюстрации Татьяны Квитковской. Некоторые примеры:

Большая часть историй в сборнике публиковалась в Интернете на свободной основе и доступна по сию пору. Кое-что выходило в Даркере, кое-что — в почившей Мракопедии. Рассказ «Нахлебник» впервые появился в антологии «Мистериум. Полночь дизельпанка», ещё под настоящим именем автора. В «Муравьиную книгу» он вошёл в подновлённой редактуре.

Предупреждение: помимо муравьёв, книга может также содержать трилобитов и другие вредные ископаемые. Продукт частично поражён гнилью и боди-хоррором.

Сборник уже доступен на Озоне.