Хоррор, мистика и саспенс

Впервые роман Стивена Кинга "Регуляторы" я прочел в 2011-м году и испытал при этом целую гамму эмоций. Одной из них было удовольствие, вызванное высоким качеством произведения, а другой — раскаяние от осознания того, что надо было гораздо раньше ознакомиться с данной книгой, выбросив из головы все негативные отзывы о ней.

За прошедшее время впечатления от романа успели несколько померкнуть, поэтому я решил вновь открыть его и вернуться в тихий маленький городок Уэнтуорт, где одним прекрасным летним днем начинается самая настоящая резня, устроенная по прихоти древнего демона, обожающего на досуге смотреть старые вестерны.

Кстати, порождения кровожадного Тэка не просто так были названы "регуляторами". В реальности последние были эмигрантами из восточных штатов США, хлынувшими в поисках свободой земли в недавно образованный техасский округ Шелби в 1837-м году. Новые поселенцы быстро стали навязывать местным свои порядки, нередко прибегая к насилию. Правда, противостоящие им "модераторы" тоже не были белыми и пушистыми, поскольку ранее Шелби был ничейной землей, куда стекались преступники, дезертиры и изгои всех мастей. Ну а поскольку Техас всегда относился к области, именуемой Диким Западом, то вот вам и связь с главным увлечением демона.

Мне не удалось найти много информации о войне "регуляторов" с "модераторами", но подозреваю, что среди и тех и других наверняка были адекватные люди, которые просто хотели спокойно жить, не тратя время на междоусобные распри. В книге Короля ужасов в этом плане всё попроще. Призрачные "эмигранты" Тэка — это явное зло, жестокое и равнодушное ко всему человеческому, а столкнувшиеся с ним обитатели Тополиной улицы — явные жертвы, бессильные против могущества капризного создания тьмы. Однако Кинг не был бы самим собой, если бы не наделил своих условно положительных героев и отрицательными чертами, которые бы расцвели пышным цветом в экстремальной ситуации.

На мой взгляд, то как Мастер показал поведение персонажей в условиях нависшей над ними смертельной опасности роднит "Регуляторов" с его же шикарной повестью "Туман". Посудите сами, истории обоих произведений разворачиваются в неких ограниченных пространствах, за пределами которых царит полная неизвестность. Люди, находящиеся на заблокированных территориях, постоянно подвергаются нападкам со стороны сверхъестественных сущностей. И чем больше каждого человека охватывает отчаяние, тем ярче раскрываются различные стороны его характера. Кто-то начинает проявлять сострадание и заботу в отношении ближних, а кто-то жаждет лишь спасти собственную шкуру. Причем, сделать это, заплатив любую, даже самую страшную, цену.

Если бы меня спросили, что еще мне нравится в "Регуляторах" помимо интересных героев, я бы перечислил сразу несколько вещей. Во-первых, это лихо закрученный сюжет, развивающийся без провисаний и лишней "воды", за которую часто ругают прочие книги писателя. Во-вторых, любопытно выстроенное повествование, включающееся в себя, скажем так, дополнительные материалы, обогащающие основную историю и проливающие свет на природу Тэка и его пришествие в провинциальный Уэнтуорт. А в-третьих, беспощадность автора к своим персонажам. Мастер показывает смерть такой как она есть, как кару за глупость и излишнюю самоуверенность. Иными словами, ничего не приукрашивая и не призывая без надобности "богов из машины".

В общем, если вы еще не читали "Регуляторов", то я настоятельно рекомендую вам это сделать. Роман вышел суровым, емким и на редкость динамичным. Это одна из самых нестандартных работ Кинга, при этом сохранившая все фирменные фишки его творчества. И да, книгу ни в коем случае не стоит "кушать" вместе с "Безнадегой". Они как разные стороны одной, но безусловно, золотой монеты.

Оценка: 10/10.

Хей-хей, новый DARKER вышел на просторы Сети, и тема этого месяца — проклятия!

Читайте в номере:

— статьи о мстительных фараонах и кошмарных маяках;

— обзоры кинофраншиз «Пункт назначения» и «Ужас Амитивилля»;

— переводы рассказов Грэма Макнилла и Генри Уайтхеда;

— рецензии на «Институт» Стивена Кинга и «Воскрешение» Брайана Кина, а также веб-сериал «Не бойся»;

— эксклюзивное интервью с Гвендолин Кайст — трехкратным лауреатом премии Брэма Стокера;

— галерею «проклятых» картин;

— критика долгожданной игры «Half-Life: Alyx» и лавкрафтианского комикса комикс «Ньярлатхотеп. Храм»;

— ретроспективу культовой российской хоррор-серф-группы Messer Chups…

Номер уже доступен в базе Фантлаба и ждет ваших отзывов и оценок.

…или общие мотивы в славянском и немецком фольклоре

Многие сказки – как наши, так и зарубежные, типа Гримм, — начинаются с путешествия героя через лес. Но в среде культурологов/фольклористов, как правило, не принято уделять особенное внимание тому, как герой оказался в этом лесу. Больше всего исследователей сказки интересует середина истории, поскольку именно в ней отчётливее всего проявляет себя основной сказочный мотив. Вспомните, как много разнообразия в начале русских сказок, герои которых к середине истории оказываются в лесу. И насколько однотипны варианты «лесных сцен», вместе с правилами прохождения через него: например, чащу нужно пройти, не обернувшись, ни с кем не заговорив или не свернув в сторону костров/дома с огнями. Словно эта маловаративность – какой-то канон, а следование героя через лес — обязательный элемент в развитии сюжета. Если мы посмотрим на сказку как на историческое явление, то заметим, что такой канон в ней уместен, и восходит корнями в обряд. Но обо всем по порядку.

Основная задача следования через лес – становление героя как личности. Оказавшись в дремучей глуши, он взрослеет, меняется и переходит из одного состояния в другие. Таким образом, условный Иван-Царевич проходит посвящение или, если точнее – инициацию. Тема инициации достаточно сложна, как в своём абстрактном (легендарном, мифологическом), так и в бытовом (обрядовом) пласте. Поэтому именно ей фольклористы уделяют наибольшее внимание, пренебрегая чисто литературным началом в истории.

Начало же анонсированной истории о Гензеле и Гретель (синопсис фильма) повествует о детях, вынужденных покинуть дом из-за голода, который обрушился на их родное селение. В «книжном» варианте причина ухода в лес была другой: детей в чащу изжила злая мачеха (что, кстати, тоже фольклорный мотив, поскольку сюжет отталкивается от воли властной женщины, а это черта матриархата как родового строя).

Сюжет же фильма более приземлён, и поэтому реалистичен. Дело в том, что отправка детей в лес нередко практиковалась в реальной жизни. Это было связано с заявленным мором в деревне, но чаще – голодом конкретной семьи. Что, кстати, подтверждается и контекстом сказки. Вы не задумывались, почему в сказках о Гензеле и Гретель, Белоснежке, Морозко и др. отец семейства так легко отправляет родных детей на фактическую смерть? Объяснение здесь достаточно простое: он понимает, что останься дети в семье – остальные погибнут. Так почему бы не избавиться от лишних ртов, оставив дома тех, кто может не только есть, но и зарабатывать, помогать по хозяйству. В средние века это был весомый аргумент, что и побуждало некоторых стариков отправлять родных отпрысков в лес. Так что «мрачный» синопсис фильма не надуман, а приближён к историческим реалиям. И уход в чащу здесь – не просто символ.

Задавали ли вы себе вопрос, почему тёмный лес в русских сказках «дремучий»? Это напрямую связано с уже упомянутой идеей инициации, которая отразилась в «жуткой» концепции фильма. Его герои, брат и сестра, оказываются в лесу со всеми вытекающими следствиями, а именно: переходят из одного состояния в другое, как человек, оказавшийся во тьме, засыпает и переходит в состояние сна (дрёмы). Мотив такого «засыпания» широко распространён не только в русских, но и в немецких сказках, где человек, оказавшись с лесу, впадает в «дрёму». Конечно, в дошедших до нас сюжетах редко можно встретить героя, заснувшего в лесу на пути к своей цели. И это оправдано обрядовой трактовкой мотива, где засыпание – не буквальное действие, а символ. «Засыпая» в «дремучем» лесу, герой как бы умирает. И лишь после этого встречает дом, в котором живёт условный антигерой. В нашем фильме им является старуха людоедка. Которая, как вы могли заметить, похожа на бабу Ягу.

Сходства действительно есть.

В одной из статей я касался двойственной сути Яги и воплощения в ней черт как живого, человеческого мира, так и потустороннего, мёртвого. Сейчас достаточно вспомнить, что наиболее ёмкая из них – костяная нога и обратить внимание, что костная нога одна; о второй ничего не сказано, что само собой намекает о её нормальном виде. Такая «частичная ущербность» Яги объясняется тем, что одной, человеческой, ногой карга стоит в живом мире, а другой, костяной – в мире окостенения и умирания, то есть в мире мёртвых.

Другой, не менее характерный символ – это лежачее положение Яги в лесной избе. В наиболее древних вариантах русских сказок (приближённых к истокам), старуха лежит не на печи, а раскинувшись на весь дом. При этом ноги и руки Яги упираются в стены, что говорит о тесноте собственного жилья для старухи. Такая теснота указывает на положение трупа в гробу, в котором покойнику тесно. Как видим, это уже вторая деталь, которая связывает образ лесной старухи с миром не только живых, но и мёртвых. И Яга – яркий тому пример. Будучи двойственной по природе, она является проводником из одного мира в другой. А герои, оказавшиеся в её избе/гробу, переходят из одного состояния в другое, инициируются или, будучи живыми, умирают.

Но здесь есть важный момент, который наиболее ярко раскрывается именно в сказке о Гензеле и Гретель. Он состоит в обмане смерти. В большинстве религиозных культов, герою после инициации нужно вернуться в исходное состояние или просто «воскреснуть», обманув смерть, В сказке это возможно (вспомните мотив варения в котле или омовение живой/мёртвой водой), но в реальной жизни человек, прошедший посвящение, умереть не может. И такой реалистичный мотив отразился зачастую в сюжетах, где фигурирует лесная старуха.

Оказавшись в её гробу/избе, герой по-прежнему остаётся живым, даже несмотря на символическое «засыпание» в дремучей чаще. Будучи живым, он желает узнать дорогу в потусторонний мир, путь в который может раскрыть лишь старуха-проводник, стоящая на грани живого и мёртвого миров. Но дорогу туда позволено разгадать лишь мёртвым, ещё не попавшим в свою обитель (Навь). Чтобы добыть ответ на эту загадку, герою необходимо притвориться мёртвым — или вкусить пищу со стола мёртвой хозяйки.

Вспомните, как часто перед тем, как дать клубок-путеводитель оказавшегося в её избе герою, лесная старуха кормит его. Похожее кормление есть и в сказке о Гензеле и Гретель, где дети вкушают сладости со столов лесной канибалки. Вообще, сам дом её – сплошная сладость, поскольку построен из шоколадных стен. Здесь есть интересное различие между европейской и русской сказкой. Будучи сладкой и сахарной, изба старухи в немецкой сказке олицетворяет не столько гроб, сколько пищу, вкусив которую, человек «привязывается» к потустороннему миру. Особенно чётко это видно на примере Белоснежки, которая съела яблоко и заснула — символически «умерла». В русской же сказе принятие пищи выглядит не как роковое событие, а как испытание, когда Яга угощает героя всевозможными яствами, словно желает его проверить. И неспроста.

Дело в том, что лесная старуха не доверяет своему гостью, поскольку от него «русским духом пахнет». Сразу оговорюсь, что дело здесь именно в запахе, а не в том, каков он. Яга не может понять, кто просит её указать путь в мёртвое царство: мёртвый, ищущий приюта, или живой, пожелавший хочет обмануть смерть. Поэтому Яга даёт герою отведать мёртвой пищи, дабы тот доказал свою принадлежность к потустороннему миру. Отожествление человека с потусторонним миром через пищу встречается не только в немецких сюжетах типа «Гензель и Гретель», «Белоснежка», русских сказках о бабе Яге, но и в фольклоре американских племён, древнеегипетских похоронных обрядах, вавилонских и греческих мифах. Разбирать эти частные случаи мы не будем.

Также опустим причины различий между русской и немецкой сказкой в отношении к «мёртвой» пище и уделим внимание более важному вопросу. А именно, почему Яга не может различить в герое мертвеца? Ответ прозаичен: потому, что она слепа. Мотив слепоты у нечистой силы распространён в различных мифологиях. Если мы коснёмся русской среды, то наиболее ярко слепота нечисти выражена в легенде о Вие, который имеет веки до земли и видит лишь тогда, когда их поднимут. Особенно ёмко это раскрыл Н. В. Гоголь в сцене одноименной повести, где упыри, мертвецы и вурдалаки не видят героя Фому Брута до тех пор, пока на него не укажет Вий. Такой же мотив встречается и в сказе о Гензеле и Гретель, где старуха канибалка, откармливая детей перед тем, как приготовить, ощупывает их пальцы, чтобы узнать, насколько поправились жертвы. Из чего вытекает, что немецкая старуха слепа, как русская Яга.

Но не следует связывать образ людоедки только с русской нечистью. В сказке Гримм присутствует момент, сближающий её с образами из греческой драматургии. В сюжете Еврипида циклоп Полифем, ослеплённый (!) Одисеем, пытается распознать последнего на ощупь, но злится, касаясь вместо человечьего тела овечьей шкуры, под которой спряталась жертва. Здесь присутствует не только мотив «слепого» ощупывания, но и ситуация обмана каннибала ради выживания. Это укладывается в затронутую мной идею об обмане слепой смерти.

Удаётся ли Гензель и Гретель обмануть свою смерть? В сказке у детей это получилось. Только фильм, как мы выяснили, основан на фольклорных сюжетах, мотивы которых почти имплицитно связаны со Смертью. Ей тяжело противостоять в реальности. Судя по трейлеру, фильм претендовал на реалистичное изображение сказки, которое намекало на гибель героев. Но…

Сюжет фильма не строится на идее выживания. Мысль, что «мальчик с девочкой» должны спастись от «злой и страшной» старухи здесь не срабатывает. Как не срабатывает традиционное понимание обмана смерти из-за её слепоты. Дело в том, что Оз Перкинс сместил акценты классического horror-сюжета о выживании. Но, при этом, уместил историю в её фольклорный канон. Несмотря на парадоксальность, это объяснимо – прежде всего, самой формой канона. Он проявляется в изобилии пищи, которой полна ведьмина изба. Об инициатической важности поедания с «мёртвого» стола нам всё понятно из предыдущих выводов. Но, как было сказано, в фильме акценты смещены, и вкушению «мёртвой еды» уделено меньше внимания. Упор сделан именно на том, что пищи на столе ведьмы оказалось много.

Такой акцент на изобилии – сквозная нить Перкинсовой истории. Он же связывает ведущий фольклорный мотив фильма с жуткими образами, которые из-за смещения акцентов приобрели другое значение. И если мы хотим понять, почему, помимо кино-канона, в «Гретель и Гензель» сместился ещё и фольклорный канон, нам стоит внимательнее присмотреться к образам ведьмы и детей. Они же раскроют, почему в картине Перкинса так силён акцент на изобилии пищи, вместо акцента не её «мертвой», инициирующей, функции.

Прежде всего, мы должны понимать, что качественная история (особенно привычная всем сказка) – это история, рассказанная по-новому и, при этом, не потерявшая своей динамики. В форме сказки такие условия соблюсти намного легче, чем, например, в форме легенды. Прежде всего, потому, что сказка не теряет своего интереса благодаря архетипам, которые заложены в коллективном сознании рассказчиков (сколько бы тех ни было). То есть, можно по-разному описывать «старуху из леса», но слушатель всегда «уловит» её мистическую суть. Для такого «улавливания» архетипов быть много не может, и они всегда связываются общими, понятными массе, образами. А значит, основная деталь в «новой» подаче истории – это то же смещение акцента в интерпретация существующего канона.

Здесь вступают в движение силы, которые проявляются в других, не/славянских и не/немецких, сюжетных мотивах. Я говорю о мотивах греческих, чей фольклор более разнообразен за счёт «плавильного котла», в котором формировалась эллинская культура. Не удивительно, что Перкинс использовал модели её мифов для того, чтобы разнообразить классический канон в своей истории. Ведь северные легенды/предания всегда были мало податливы новым интерпретациям, потому что из-за климата, в котором развивались немецкие/славянские народы, мотивы их сказок медленнее интегрировались в фольклор соседей — и, как следствие, были не так разнообразны. Это подтверждает пример похожих друг на друга сказок, которые мы уже разобрали.

Ключ, который помогает понять не свойственный русской сказке мотив «изобилия», спрятан именно в греческом образе. В фильме этот образ принадлежит Ведьме. Я уверен, что, прочтя первую часть обзора, вы заметили качество, отличающее ведьму из сказок типа «Гензеля и Гретель» от ведьмы из сказки Перкинса. Это качество сводится к одной детали: ведьма из фильма не слепая и хорошо видит. Более того, она только с виду стара и, на самом деле, скрывают свою молодость. Не противоречат ли такие качества фольклорному канону?

Как видим, «лесная старуха» не вкладывается в традиционный образ ведьмы из немецких/славянских сказок. Но органично вписывается в образ другой — греческой — ведьмы.

В греческой мифологии была богиня, имевшая отношение к ведьмам. Она принадлежала к «тёмным богиням», имела несколько возрастов и относилась к подземному миру. Её звали Геката. Покровительствуя, прежде всего, женщинам, Геката теснее всего связывалась с женщинами зрелого/пожилого возраста. Тем не менее, она защищала также молодых девушек, проходящих стадию возрастной инициации (появление первых месячных, замужество и т.п.). То есть, была богиней женского посвящения. Связь же Гекаты с землей и подземным миром лишь подчёркивает хтоническую (связанную с родами) сущность женской природы. Эта же хтоническая суть роднит культ Гекаты с культом Богини-Матери, — и о нём в фильме упоминается более чем прямо.

Мы помним, как ведьма называет сущность, которой служит в лесу. Старуха называет имя Великой Кормилицы (по сути, той же Богини-Матери). Думаю, такой аргумент о более чем исчерпывающий. Он наглядно подчёркивает роль Гекаты как хтонического проводника между Великой Матерью и ведьмами (инициированными женщинами). Причём, эта роль устанавливается через простые символы, один из которых также проявляется наглядно. Речь идёт о Луне – символе, часто появляющимся в фильме Перкинса. Она появляется в кадре всегда после того, как Гретель узнаёт нечто новое о месте, в котором оказалась (то есть, когда проходит стадии условной инициации). Если говорить метафорически, когда девочка приобретает знания – или зреет, как Луна.

В греческой мифологии Луна была символом Гекаты, из-за своих тройственных форм. Она могла быть молодой, полной (зрелой) и заходящей. Фактически, являлась такой же троеликой, как Геката, и прошедшей три стадии большого посвящения, как женщина (половая зрелость, лишение, беременность и рождение внуков). По сути, схожей инициации для Гретель желает и Ведьма. Но, учитывая специфику фильма в жанре horror, инициация оказывается посвящением в «страшные» тайны. Которыми оказывается запретное умение умножать пищу посредством колдовства. И снова акцент смещается в сторону изобилия и того, что пищи много.

Как видим, ведьма Перкинса не пытается съесть главную героиню, но хочет раскрыть её истинную суть. То есть, мотив действий «зла» в фильме не тривиален для классического, основанного на северном фольклоре, сюжета. Мотив «зла» в фильме родственен традиции греческих мифов. Там богини, (в том числе и «злые» — как, например, Гера) покровительствовали любимцам и дарили им запретные знания. Частично такой сюжет встречается и в преданиях северных народов, но там женщины даруют герою не знания, а магический артефакт или умение во что-то превращаться. В немецкой/славянской сказке они косвенно связаны с греческим образом «женщины-покровительницы» и, более тесно, — с богиней, посвящающей героя. Но, опять же, связаны косвенно. Напрямую покровительство женщин герою раскрыто быть не могло.

Нужно понимать, что мотивы северных сказок формировались в среде фаллоцентричных культур, где доминирующую роль героя занимал мужчина. Это легко отследить на примере легенд и сказок, повествующих о витязе/мужике, который идёт убивать дракона, добывать золото или выполнять прихоти царя. Такие подвиги укладываются в модель сугубо мужского поведения. Женщина в них имеет минимальное значение, часто выступая в качестве награды за подвиг или, в лучшем случае, в роли советчицы.

Интерпретация немецкой сказки Перкинсом изменяет этот мотив. Теперь основную роль в истории играет женщина. И, что важно, роль эта не надуманна. Инициация внутри культа плодородия — основной принцип взросления для женщины в любой мифологии. Связь слабого пола с рождающими силами земли всегда была условием, благодаря которому женщины находили «своё место» в фаллоцентрическом обществе. Но в сказках об этом почти не говорилось. Перкинс же сместил акцент, поставив во главу угла «взросление» девушки-ведьмы и отказав в главной роли её младшему (!) брату. То есть, в «Гретеле и Гензеле» произошло многоплановое смещение акцентов — как в «сквозной» теме сказки, так в изменении фольклорного канона, который приобрёл феминные черты.

Внимательно присмотревшись, их легко обнаружить: связь плодородия с колдовством, преклонение ведьмы перед Великой хтонической (подземной) Богиней, схожесть с ней дряхлой ведьмы и изобилие «мёртвой пищи» в доме из «мёртвого» леса – это, по сути, сплав немецкой сказочной традиции, только по-новому интерпретированной с помощью греческий образа Посвящённой Женщины. Именно одной женщины, а не двух. Поскольку Гретель с Ведьмой – это, по сути, одни и те же проявления Гекаты. Гретель – как прошедшая инициацию девочка, и Ведьма – как молодая женщина, скрывающаяся за образом старухи.

Первое появление Наладчика (в некоторых переводах – Мастера-ремонтника) Джека произошло еще в 1984 году в романе «Могила» в рамках цикла «Враг». С тех пор Ф. Пол Вилсон успел слегка осовременить изначальный роман, написать шесть приквелов, четырнадцать сиквелов, около двенадцати рассказов, дополняющих историю, один роман, где Джек числится среди второстепенных персонажей, осовременить и его, а также еще один роман, где Джека нет вовсе, но главный герой уж очень сильно его напоминает. Последнее – это «Охота на клона», и этого произведения я сегодня касаться не буду. А вот обо всем прочем, что выходило в рамках цикла «Наладчик Джек» давайте поговорим подробнее и в порядке внутренней хронологии.

Но прежде чем говорить предметно, стоит в двух словах рассказать, кто же такой этот Наладчик Джек, и что в нем такого особенного. Джек – мастер решать проблемы. Причем любые, и не прибегая к официальным структурам. Необходимо найти украденное, а полиция разводит руками? Нужно восстановить справедливость, но суд не может? Возникла очень деликатная проблема, и решить ее нужно без лишнего шума? Джек сможет сделать все что необходимо. Да, по сути дела, Джек – это крутой мужик, хорошо умеющий стрелять и ломать плохим парням челюсти. Его особенность в том, что он еще и очень смышленый, а дела, за которые ему приходится браться, подчас очень непростые. И вот теперь, давайте перейдем к конкретике.

Трилогия «Young Repairman Jack» выходила с 2008-го по 2010-й. В нашей стране не издавалась. Она включает в себя янг-эдалт романы «Secret Histories», «Secret Circles» и «Secret Vengeance». В этих книгах Джек – обычный старшеклассник, который любит тусоваться с друзьями, и который только начинает свой путь решения необычных проблем. Сами по себе романы являются неплохими подростковыми триллерами с примесями мистики и детектива. Так, в «Secret Histories» Джек с друзьями обнаруживает труп, сжимающий в руке странный куб, и пытаются разгадать загадку этого мертвеца. В «Secret Circles» пропадает пятилетний сосед Джека, и тот не может остаться в стороне. В «Secret Vengeance» фокус истории смещается, и сюжет вертится вокруг желания Джека отомстить обидчику своей подруги. Эта трилогия призвана показать становление известного героя и, в целом, со своей задачей справляется неплохо. Есть некоторые нестыковки с «Могилой» в духе: в приквелах Джек сталкивается со сверхъестественным, а в оригинале он крайне скептичен ко всему мистическому. Но это не так уж и критично.

Итог: легкое чтиво на один раз. Шесть баллов первым двум романам и «семерка» третьему.

Трилогия «Early Repairman Jack» выходила с 2012-го по 2014-й. На русском языке также не издавалась. В нее входят романы: «Cold City», «Dark City» и «Fear City» и, по сути дела, это одна большая история, поделенная на три части, которые невозможно читать в отрыве друг от друга. Джек только-только приехал в Нью-Йорк. У него еще нет оружия, нет опыта в решении необычных проблем и нет друзей. Поэтому его ждет выстраивание отношений с Эйбом, помощь Хулио в приобретении бара, разборки с мафией и террористами, а также толика сверхъестественного.

Итог: динамичные триллеры, которые на фоне остального цикла выглядят пустыми и чрезмерно многословными. По четыре балла каждому.

Как я уже писал в начале,«Могила» увидела свет в 1984 году. На русском языке издавалась четыре раза с одним и тем же, довольно посредственным, переводом. Текст не то, чтобы совсем отвратительный, но взгляд регулярно спотыкался то о непонятую переводчиком идиому, то об ошибки в духе «однорукий мужик бьет кулакамИ». Частота переизданий не удивительна, так как это краеугольный камень всего цикла, и, пожалуй, один из самых удачных романов автора. Наладчик Джек уже профессионал в улаживании необычных проблем. Он получает заказ вернуть украденное древнее индийское ожерелье и блестяще справляется с заданием, однако вскоре обнаруживает, что на его близких людей ведут охоту таинственные чудовища Ракшасы. Джек здесь главная звезда: он ироничен, остер на язык, всегда знает, что надо делать. Скептичен и циничен, но старается сохранять в себе долю романтика. В 2004-м роман был обновлен автором и переиздан, но изменения были сделаны незначительные, в основном, чтоб исправить нестыковки с сиквелами и немного подогнать временную линию.

Итог: отличный динамичный боевик с примесями хоррора, который прочитывается на одном дыхании. Заслуженные восемь баллов.

«Наследники» вышли в 1998-м, и у нас издавались дважды. Это первый из череды сиквелов, которые автор будет стабильно выдавать раз в год, вплоть до 2011-го. Сюжет вертится вокруг кражи подарков у детей из Центра больных СПИДом. Естественно, после разборок с монстрами, такое дело для Джека было бы слишком простым, так что к сюжету прикручивается толика научной фантастики и конспирологических теорий. Читается достаточно бодро, но на фоне «Могилы» «Наследники» смотрятся блекло. С переводом опять же беда: то фразы построены коряво, то марка женского белья «Victoria’s Secret» превращается в «Секрет Победы».

Итог: средний триллер в духе фильмов 80-х и 90-х. Удовольствие получить можно, но, скорее всего, только один раз, так как возвращаться к книге вряд ли захочется. Шесть баллов.

Все последующие романы немного приподнимают планку, но до уровня «Могилы» все равно не дотягивают. Хотя читать их довольно интересно, и как литературный сериал смотрятся они неплохо. «Бездна» раскрывает тему заговоров, промывки мозгов, секретных организаций и таинственных артефактов, Джек же посреди этого бедлама пытается разыскать пропавшую женщину. К слову, это единственный из сиквелов, вышедших после «Наследников», который издавался у нас три раза. Все остальные были представлены в нашей стране либо единственным изданием, либо не выходили вообще. В «Ярости» Джек сталкивается с последним ракшасом, который выжил после событий «Могилы». Естественно, один монстр много проблем не доставит, поэтому к нему добавили еще и таинственный наркотик, который провоцируют у людей вспышки неконтролируемой ярости. «Пожиратели сознания» дают возможность поближе познакомиться с сестрой Джека, а заодно и сталкивают главного героя со своеобразной версией похитителей тел. В «Кровавом омуте» Джек натыкается на дом с привидениями. «Врата» получше знакомят читателей с отцом Джека, а самого главного героя втягивают в противостояние с людьми со сверхспособностями. В «Перекрестьях» Джек сталкивается с сектами и жертвоприношениями, и это последний роман автора, издававшийся в нашей стране. Стоит упомянуть еще, что от книги к книге все усиливается присутствие Расалома, основного антагониста циклов «Наладчик Джек» и «Враг», а сам Джек проходит путь просто крутого мужика до почти что избранного.

«Infernal» представляет читателю брата Джека, с которым тот отправляется на поиски сокровищ в район Бермудских островов. «Harbringers» начинается довольно просто: Джек берется за поиски пропавшей девушки, вот только это почти приводит его к столкновению с Расаломом. В «Bloodline» Джек проверяет прошлое одного подозрительного типа и выясняет, что тип совсем не тот за кого себя выдает. Мистика, культисты и борьба космических сил на фоне прилагаются. «By the Sword» стартует с пропажи древней японской катаны, за которой охотятся культисты, Якудза, ну и Джек, само собой. «Ground Zero» раскрывает тему теорий заговора, касающихся 11 сентября. Во всем пытаются разобраться Джек и его старая подруга, знакомая читателю по первой трилогии приквелов. В «Fatal Error» Джека просят помочь найти похищенную семью, бонусом, повышаются ставки в противостоянии с Расаломом. Магистральный сюжет при этом почти выруливает на финишную прямую. «The Dark at the End» по сути, является большим прологом к «Ночному миру». Точнее сказать, к переделанной его версии, которая на русском языке не издавалась. Никаких посторонних дел, строго большая битва против вселенского врага.

Итог: неплохие мистические триллеры, достаточно разнообразные, чтобы не наскучить и развлекать, но недостаточно глубокие, чтобы к ним возвращаться раз за разом. Хотя на повторное прочтение лет через десять вполне сгодятся. Так что твердые семь баллов от меня и продолжаем.

И прежде чем переходить к «Ночному миру» и завершить этот обзор, давайте коротенько посмотрим, что осталось за бортом нашего внимания. Это еще один роман «The Last Christmas», вышедший в 2019 году. По факту он является интерквелом, действие которого происходит между «Ground Zero» и «Fatal Error». По сюжету Джек разыскивает пропавшего человека, который не совсем человек, а заодно и охраняет необычный артефакт. В итоге получился неплохой триллер на уровне серии в целом. Также про Джека написано около двенадцати рассказов. Часть из них являются просто эпизодами из жизни главного героя, как, например, «Интермедия в «Дуэйне», где Джек с подругой оказываются в аптеке в момент ограбления. Часть – предтечами романов. Так из «The Last Rakosh», «Home Repairs» и «The Wringer» выросли в «Ярость», «Бездну» и «Fatal Error» соответственно. Особый интерес представляют рассказы «Дьявольская ночь» и «Recalled». Первый – это совместная работа с Хизер Грэм, где Наладчика Джека сталкивают с Майклом Квинном, то есть знаковые персонажи обоих авторов встречаются на страницах одного произведения. А второй является кроссовером с «Распространителем» Ричарда Матесона.

Итог: если вам очень нравится персонаж и хочется продлить знакомство с ним на как можно больший срок, то почитать эти произведения точно стоит. Но сами по себе большой литературной ценности они не представляют. Мои оценки сплошь семь и шесть баллов.

История Наладчика Джека заканчивается в романе «Ночной мир», собственно, как и история Глэкена и Ко из цикла «Враг» (отзыв на цикл я уже когда-то писал). В изначальной версии «Ночного мира», вышедшей в 1992 году, которая издавалась у нас дважды, действие разворачивается в 90-х. Расалом приступает к полномасштабным злодействам и открывает по всему миру врата в инфернальные измерения, из которых лезут жуткие твари. Все более-менее значимые персонажи предыдущих книг объединяются вместе для того, чтобы оказать Врагу хоть какое-то сопротивление. Проблема в том, что главный герой «Замка» уже стар, магическая сила ушла из него еще 1941-м, а меч давно сломан. В романе минимум психологизма, зато много приключений с уклоном в хоррор. Это интересная и захватывающая история, которой остро не хватает вдумчивости и достоверности. Видимо Вилсон решил, что уже достаточно прописал персонажей в предыдущих романах, и здесь сделал упор на светопреставление. Искушенного читателя книга может и не особо впечатлит, однако, если не сравнивать с более удачными представителями апокалиптической прозы, типа «Противостояния» С. Кинга, то сам по себе роман не так уж плох. И да, как вы поняли, первое издание является финалом в большей степени цикла «Враг», и Джек здесь играет важную, но второстепенную роль. Второе издание вышло в 2012 году и основные его цели: подвинуть временную линию, чтоб действие происходило нулевых, и несколько расширить роль Джека.

Итог: занятный и местами жуткий постапокалипсис, который можно читать только после предыдущих книг цикла. Субъективные девять баллов.

Вся серия о Наладчике Джеке – пример, когда одна по-настоящему удачная книга порабощает своего писателя. Пока Вилсон писал разнообразные вещи и экспериментировал с жанрами, каждая его книга была небольшим событием. Но как только он занялся сериалом о Джеке, самобытные вещи закончились. Вот уже лет двадцать автор бесконечно штампует мистические триллеры, которые профессионально сделаны, но не несут в себе ничего особенного. Хотя не могу не признать, развлекательную функцию они выполняют отлично. В этом году Вилсон анонсировал еще один приквел к «Ночному миру» под названием «Signalz», который обещает быть занимательной мистикой без знакомых персонажей, но вот насколько интересным он будет, поживем – увидим.

Подготовлена страница книжной премии «Перо», американской литературной премии, которая присуждалась в 19 номинациях. Действовала в течение трех лет. Это была «награда, основанная на читателях, созданная для того, чтобы вдохновлять чтение и продвигать грамотность».

Премия была организована корпорацией «Reed Business Information», издателем известного журнала «Publishers Weekly».

Над страницей премией работали: Славич, sham.