Предыдущие книги этого цикла, также выходили в этом же издательстве — хотя и в разных сериях — "Мастера исторических приключений", "Исторические приключения", "Сибирский приключенческий роман".
При некоторой натяжке можно зачислить эти романы и в фэнтези, практически в каждом из них не обходится без некоего колдовства, но подаётся это в весьма умеренных дозах. Так что Исторические приключения — это действительно верное определение. Читается легко, без напряга, исторический фон проработан, при чтении не забывается, что это всё дела минувших дней, автор помогает узнать о той эпохе — конец XVI века — что-что новое или посмотреть на давно известные факты под другим углом, но при этом не перегружает читателя избыточной информацией, о которую порой то и дело спотыкаешься при чтении исторических романов.
Романы связаны между собой фигурами главных героев, хотя каждый из них можно читать по отдельности, там вполне самостоятельные законченные сюжеты, так что знакомство с делами Разбойного Приказа можно начать даже и со "Шведского дела". Вообще же сам я предпочитаю читать образующие циклы книги исходя из порядка написания, но в данном случае я бы посоветовал руководствоваться внутренней хронологией — как это указано у нас на сайте. Причём, возможно, лучше начать сразу со второго романа, в котором на смену главному сыщику Разбойного Приказа Трофиму Пыжову приходит Маркел Косой, с которым уже и предстоит читателю переживать все дальнейшие занимательные приключения. Мне показалось, что первый роман как-то выбивается по настроению и уступает по динамике последующим, хотя возможно это чисто моё восприятие. В целом же романы цикла оставили у меня очень приятное впечатление.
У могилёвского автора Виктора Кунцевича в этом году вышла книга прозы, до этого у него выходили только сборники поэзии. Так что теперь есть все основания дополнить информацией о нём Путеводитель по белорусской (белорусскоязычной) фантастике на сайте «Лаборатория фантастики». В сборник "Калі чужая душа – твая" вошли практически все прозаические произведения автора, публиковавшиеся до этого в периодике. Выделим прежде всего две мистические повести: "Калі чужая душа — твая" (первая публикация в журнале "Полымя" в 2014 г. под названием "Вярні маю душу...") — как и следует из названия главная тема повести — переселение душ. "У пошуках чужой спадчыны" (первая публикация в журнале "Полымя" в 2020 г. под названием "Спадчына генеральшы Лемешавай") — главный герой повести видит галлюцинации, которые оказываются реальными событиями, происходившими со знакомыми ему людьми.
Справочная информация:
Виктор Иванович Кунцевич (бел. Віктар Іванавіч Кунцэвіч; род. 21 марта 1955, дер. Красный Бор Белыничского района Могилевской области) — белорусский поэт, писатель. Работал водителем. В 1995 году окончил заочное отделение факультета журналистики Белорусского государственного университета. Член Союза писателей Беларуси. Живёт в Могилеве.
22 июня — день начала Великой Отечественной войны.
22 июня — день смерти писателя-фронтовика Василя Быкова.
Логично, что его библиография открывается на сайте именно в этот день.
А вот насколько логично, что полная библиография Василя Быкова открывается на сайте Лаборатория фантастики?
Я уже писал ранее в авторской колонке, что формальные основания* для открытия его авторской страницы на сайте, посвящённом фантастике, имеются — https://fantlab.ru/blogarticle31532
Тем не менее не это обстоятельство стало причиной того, что я занялся составлением этой билиографии — не простой, прямо скажем. Причина в другом. Несмотря на то, что Василь Быков едва ли не единственный белорусский писатель, ставший поистине всемирно известным, несмотря на то, что перечисление различных белорусских организаций и учреждений, имеющих непосредственное отношение к литературе, заняло бы полную страницу (хотя стараниями белорусских властей в последнее время их количество чутка подсократилось), в интернете до сих пор не было подробного и точного списка его произведений.
Теперь такой список есть. Безусловно, он точен не абсолютно. Есть отдельные моменты, которые мне пока не удалось прояснить. Остались вопросы по публицистике автора. Может что-то ещё получится добавить самому, что-то, надеюсь, подскажут пользователи сайта. Одно время я надеялся на издание заключительных томов Полного собрания сочинений, но похоже, что в обозримом будущем это не предвидится — ликвидирован Союз белорусских писателей и закрыто издательство "Кнігазбор", которые занимались выпуском этих томов. Но в любом случае это на сегодня наиболее полная и точная текстография Василя Быкова. К слову сказать — в следующем году юбилей, 100 лет со дня рождения писателя, наверняка будет появляться много статей и материалов о его творчестве. Возможно, текстография, представленная теперь на сайте Лаборатория фантастики, поможет избежать некоторых фактологических ошибок.
Пока же доходит до таких казусов как в русскоязычной странице о Быкове в Википедии. Там в списке его произведений одна повесть указана дважды — как "Проклятая высота" и "Атака с ходу", повесть, издававшаяся на русском под названием "Фронтовая страница", фигурирует под названием "Предательство", рассказ "Крутой берег реки" (5 страниц текста) также отнесён там к повестям.
*То, что сегодня требование наличия у автора в творческом багаже фантастических произведений для открытия его библиографии на сайте снято, и к чему это привело — вынесем за скобки, это тема для отдельного разговора.
«Калі ўжо выбраў сваёй дзейнасцю літаратуру — стаў перад сабой самыя высокія мэты.» — из интервью Андрея Федаренко.
«Пасля Федарэнкі заўсёды шукаеш, чаго б яшчэ пачытаць па-беларуску. І знаходзіш яшчэ Федарэнку.» — из отзыва читателя.
Есть мнение, что если про кого из белорусских писателей и можно сказать: «живой классик», то это про Андрея Федаренко. И я готов к этому мнению присоединиться. В условном рейтинге лучших книг на белорусском языке этого века, я на одно из первых мест поставил бы сборник «Нічые», в который вошли повести «Вёска» («Деревня»), «Нічые» («Ничьи») и роман «Рэвізія» («Ревизия»). Его повести для детей — «Шчарбаты талер» («Три талера»), «Афганская шкатулка» — опять же, однозначно входят в топ книг для детей в современной белорусской литературе. Хорош и последний роман писателя «Жэтон на метро», написанный в жанре детективного триллера. При том, что Андрей Федаренко считается (и вполне обоснованно) приверженцем и продолжателем традиционной реалистической прозы, есть и все основания для открытия его странички на сайте, посвящённом фантастике.
Разговор о фантастическом в его творчестве придётся начать с явного провала у писателя — повести-фантасмагории «Смута, альбо ХІІ фантазій на одну тэму», вошедшей в сборник «Смута». Её трактуют как антиутопию, вот только это антиутопия как бы «ближайшего прицела». При чтении повести явно ощущается, что это не попытка провидеть и изобразить некий образ будущего, а отображение растерянности автора от наступившего настоящего. Сам автор пишет в послесловии: «Я пачаў пісаць «Смуту», калі зрабіў страшнае для сябе адкрыццё: тыя самыя газеты, з тымі ж самымі назвамі, з тымі самымі журналістамі пішуць зусім адваротнае таму, што пісалі яшчэ ўчора, на ўсіхняй памяці... Так выдумалася антыгазетная, антыпрэсавая аповесць.» Право слово, мне не очень понятно, как автору, которому на момент написания повести было лет 26, удалось сохранить до этого возраста веру в то, что все журналисты пишут исключительно согласно своим убеждениям и по велению сердца, а не по заказу сверху и заработка для. Я начал было расписывать подробно, почему считаю эту повесть полной неудачей, но потом решил этого здесь не делать. Там плохо всё. Это нисколько не мешает мне считать Андрея Федаренко одним из лучших современных белорусских прозаиков. Я уже как-то писал, что при оценке творчества писателя, мы руководствуемся несколько иными критериями, чем когда оцениваем результаты работы профессионалов в иных областях. Его лучшие произведения близки к тому, что в идеале я хотел бы получить от чтения литературы. К слову, повесть-фантасмагория завершается тем, что главный герой в разочаровании от наступившей вседозволенности и аморальности покидает город — уезжает в деревню, в глушь, в Саратов, возвращаясь к «высокодуховным истокам». А буквально через несколько лет у автора выходит одна из лучших его повестей «Вёска», полностью лишённая и наивного морализаторства и надуманного пафоса, в которой отображен как раз таки вернувшийся к этим самым «истокам», в родную деревню, студент, отчисленный из института за активную гражданскую позицию. И там он скучает, впадает в апатию, понемногу начинает спиваться. Увы, правда жизни сильно отличается от благостных фантазий.
В сборнике «Смута» была опубликована также мистическая повесть «Сінія кветкі». Главный герой повести растрачивает переданный ему предком волшебный дар на месть своим обидчикам. Рассказ «Пеля» из этого сборника можно определить как "неявную фантастику". Главный герой рассказа, отправившись порыбачить в последний день перед поездкой с сокурсниками на сельхозработы , совершенно неожиданно для себя умудряется заблудиться возле дома в исхоженных вдоль и поперёк местах, словно что-то не хочет его отпускать, и опаздывает к отъезду. Вскоре он узнаёт, что автобус с его товарищами разбился в Крыму, есть погибшие и искалеченные. Занятно, что ещё один рассказ из этого сборника «Бляха» был включён в изданный в Японии сборник восточноевропейской фантастики, в который японцы отобрали 12 лучших произведений XXI века из 10 стран. Судя по всему, вполне реалистичный бытовой рассказ о последствиях не вымышленной, а действительно произошедшей катастрофы, история про обитателей деревни, оказавшейся на границе Чернобыльской зоны, про двух одиноких стариках, незадачливом мужичке-пьянчужке, наглых мародёрах и нападающих на людей одичавших собаках, представился японским экспертам жуткой постапокалиптической фантастикой.
Особенно же следует выделить роман Андрея Федаренко «Рэвізія» («Ревизия»), впервые опубликованный в журнале «Полымя» в 1994 году. Сюжет романа построен на раздвоении личности главного героя и развивается параллельно. Двадцатые годы прошлого века: В госпитале готовится к выписке раненый красноармеец Алесь Труханович. Он не помнит своего прошлого, не узнаёт родных, зато вспоминает себя как Алеся Трухана из будущего. Восьмидесятые годы прошлого века: Молодой студент и начинающий литератор Алесь Трухан в ожидании предстоящей ему сложной операции пишет роман об Алесе Трухановиче, перенося на бумагу приходящие ему видения и сны. Повествование искусно закольцовано и оставляет возможность читателю произвольно трактовать — существует ли реально кто-то один из них, и кто именно: «...чым далей, тым больш усё блыталася, перамешвалася; тым цяжэй было вызначыць, што з'яўляецца целам, а што — ценем, дзе ж ён сапраўдны, якое з гэтых двух жыццяў ёсць хваравіты сон, а якое — рэальнасць».
Формально этот роман можно отнести к массово штампуемым сейчас романам о «попаданцах», но по сути своей он является их антиподом. Главный герой романа, оказавшись в прошлом, не пытается его изменить, не стремится реализовать своё исключительное положение, стать «избранным», а лишь хочет жить как все обычные люди: «Не трэба быць вялікім мудрацом, каб зразумець, што нічога добрага не прынясуць яму ні вандроўніцтвы па свеце, ні спробы змяніць ход «гістарычнага воза», а тым больш старанні перакуліць яго, падсеўшы, як тая кандрат¬крапівінская жабка, пад яго кола…»
Сегодня открыта авторская страница Виктора Козько, одного из ведущих старейших белорусских прозаиков, представителя поколения «детей войны».
Так, а имеет ли он отношение к фантастике? Ну, как сказать. Имеет, конечно.
— На Землю летит комета, которая вполне вероятно уничтожит всё живое. Как же вести себя в ожидании неизбежного, считать ли это ниспосланным свыше наказанием, или пытаться спастись любой ценой?..
Такой аннотацией вполне можно было бы сопроводить повесть Виктора Козько – «Прохожий».
— Домовик, Вох, Русалка, Цмок – кто объединил всех этих мифологических существ, с какой целью собрались они вместе?..
Вот только это было бы изрядным лукавством, и я не стану советовать эти повести любителям книг в жанре постапокалипсиса (хотя в данном случае у нас предапокалипсис, довольно редкий зверь, хотя кое-что припомнить можно), либо фэнтези. Его книги далеки от канонов фантастических жанров. Скорее, они идеально вписались бы в серию «Фантастика для тех, кто не любит фантастику», о которой я уже как-то упоминал.
«Сур’езны, нават цяжкі пісьменнік, які ставіць пытанні, а не прапануе адказы…» — так пишет о писателе Арнольд Макмиллин, пожалуй, наиболее авторитетный из западноевропейских литературоведов, занимающихся вопросами белорусской литературы.
«Проза Виктора Казько похожа на мокрую траву, где переплелось всё, что росло, шумело, радовало цветами, пахло медом... И цветы, и колючки, и колоски — всё в этой траве. Читается тяжело, но если ты уже втянулся, поймал авторскую интонацию, то остановиться и отложить книгу не сможешь» — так высказывается белорусский писатель Владимир Степан.
«Я свае заганы ведаю, чытаць мяне — гэта цяжкая праца. Сюжэты ў мяне ня вельмі займальныя» — так говорит и сам автор.
Оно и правда. Разве что истории, им рассказываемые, бывают вполне себе занимательными. Но действительно, так сейчас не пишут. Многословные описания, частые отступления, то что иногда называют избыточной прозой. По себе сужу — нужно особое настроение для чтения этих текстов. Но оно того стоит. У меня порой бывает сходное впечатление от чтения Андрея Платонова, например, или Михаила Анчарова.
Проза Козько далека от остросюжетной, развлекательной литературы, но при этом автор не ограничивает себя рамками «реалистичной» литературы. Не случайно, когда его спросили, автором какой уже написанной книги он хотел бы быть, он назвал «Сто лет одиночества» Маркеса. И добавил: «З гэтага, я думаю, пачалася новая літаратура. Мы адчулі прафэсіяналізм, майстэрства, веданьне чагосьці містычнага, неспазнанага, таго, што кіруе намі. І пасьля Маркеса, Булгакава, Караткевіча думаць і пісаць раўнінна, плоскасна ўжо немагчыма.»
А так Виктор Козько отреагировал на то, что его назвали постмодернистом: «Я дык і ня ведаю, што гэта такое. Але я згодны — постмадэрніст дык постмадэрніст. У мяне сапраўды заўсёды прысутнічае містыка. Я ня здольны ўспрымаць жыцьцё бяз знакаў зьверху, як нейкую тлумную рэчаіснасьць. За ўсім стаіць нехта ці нешта найвышэйшае.»
Начинал Козько с прозы, в которой отразился его трагический опыт, о детях, подростках, о своём поколении, которое зацепила война. В войну погибла его мать и младшая сестра, сам он очутился в Озаричском концлагере, откуда его забрала бабушка, которой в ту пору было уже под девяносто лет. Идти он сам не мог, был слишком слаб, бабушка несла его на руках. Понятно, ей было тяжело, и к своей деревне она пошла напрямик, через поле. На краю поля стоял старик, который при виде их начал махать палкой и грязно ругаться. Когда они перешли поле, приблизились к нему, дед выдохнул и сказал — Долго жить будете, поле заминировано. Бабушка прожила ещё после этого двадцать лет. После войны воспитывался в детских домах Гомельщины. После окончания восьмилетки уехал «за запахом тайги» в Сибирь. Там отучился в горно-промышленном училище, затем в техникуме, работал на шахте, в геологоразведке. Но тяга к литературному творчеству привела его вначале в журналистику, а затем и на писательскую стезю. Произошло это уже после того, как он вернулся в Беларусь.
Уже первые его повести не остались незамеченными, но всесоюзное признание пришло к нему после повести «Судный день» («Суд у Слабадзе»). Главный герой повести — Колька Летечка, воспитанник детского дома, который не знает своего настоящего имени, не помнит своих родителей, страдает от хронической непонятной болезни. Он готовится к выпуску из детдома, ожидает вступления во взрослую жизнь. В это время в посёлке начинается суд над карателями. На одном из заседаний суда, услышав показания бывшего полицая, Летечка вспоминает концлагерь для детей — «киндерхайм», где он оказался после того, как его отобрали у матери. Писалась повесть очень тяжело, потребовала высочайшего нервного напряжения, от последних страниц писателя увезли на «скорой», он на месяц слёг в больницу, перенёс две операции. Повесть была экранизирована, отмечена Государственной премией имени Якуба Коласа.
Несмотря на такой успех первых своих книг, Виктор Козько в дальнейшем отошёл от темы «детей войны», в позднейших его произведениях больший акцент делается на проблемах экологии, на взаимоотношении человека с природой. Литературные критики отмечают метафоричность творчества писателя, символизм и аллегоричность создаваемых им образов. Порой в их статьях встречатся утверждения такого рода: «Нахаў, ці Сучасная спадарожная казка» — фантастическая повесть, «Колесом дорога» («Неруш») — экологическая антиутопия, «Спаси и помилуй нас, черный аист» — постапокалиптика, «Бунт невостребованного праха» — магический реализм. Не всегда с этим можно согласиться. Оно, конечно, описание быта заброшенной полесской деревни недалеко ушло от картины бедствий после какой-нибудь вымышленной катастрофы, но всё же это реальность, а не фантастика. Даже если герои повести в основном именуются по прозвищам – Каганович, Сталин, Берия, Дева Мария, Карл Маркс, а кто-то из них живёт постоянном ожидании визита НЛО. Да, элементы фантастического, мистического часто встречаются в книгах Козько. В романе «Колесом дорога» это мифические существа Болотный бык, Железный человек, Голоска-голосница, в «Хронике детдомовского сада» — мудрый зубр, странствующий сквозь века. В романе «Бунт невостребованного праха» необъяснимо раздвоение личности Надежды Друцкой, да и повороты судьбы главного героя Юрия-Георгия-Германна Говора удивительны. Но Козько вводит эти элементы крайне дозированно, магреализм его романа не схож с безбрежным магреализмом Маркеса. Присутствуют в романе и волнующие автора темы – Человек и Земля, Человек и Космос. Не случайно включена в него глава, в которой Говор представляет в комитете ООН проект создания вокруг Земли стартовой площадки для броска в глубокий космос.
К безусловной фантастике можно отнести две поздние повести писателя, о которях я упомянул вначале. В повести «Прохожий» рисуется картина неотвратимо подступающего апокалипсиса — к Земле приближается комета и столкновение с ней практически неизбежно. Главный герой повести – прохожий на планете Земля – ожидает предстоящую катастрофу и переосмысливает свою жизнь и историю человеческой цивилизации. В повести «Казань пра ката, каторы смяяўся» таинственный кот, словно бы перешагнувший сюда из повести «Прохожий», водит компанию с Домовиком, Вохом, Русалкой и Цмоком, оберегая хозяина дома от происков Василиска.
облако тэгов
