И серия "Другая сторона", кажется, держит рекорд по соотношению купленных книг и встреченных» (из ЖЖ Молчаливый Глюк)

Наши мнения с Молчаливым Глюком относительно серии «Другая сторона» в целом совпадают… (Может лучше сказать «совпадали»? Нет, всё-таки оставлю пока настоящее время).

Как сказала Мисс Марпл относительно другой книги из этой же серии:

«Эта книга привлекает сразу же: прекрасное издание, изысканное оформление, замечательная обложка. Как часто бывает, внутренним голосом чувствуешь: надо брать. И не ошибаешься!..»

Что же, Мисс Марпл с «Перекрёстком» Кублицкой-Лифанова и её внутренним голосом повезло больше чем мне.

Приступив к чтению, я споткнулся взглядом уже на первых строчках:

«Пушистый полосатый зверек сидел на гребне белой перевернутой шлюпки и во все глаза смотрел на застывших неподалеку солдатиков…»

Ещё через несколько строк: «Зверь мигом пробежал по гребню и начал жадно кусать, показывая свои белоснежные зубки».

Никогда не слышал ни о каких гребнях в конструкции шлюпок. Хмыкнув, я потянулся за листком и начал записывать. Когда пометками были исписаны уже два листа, я стал помечать только особо выдающиеся пёрлы.

Вам известно такое выражение, как «развесистая клюква»?

Напомню: «Часто под развесистой клюквой понимают что-то сделанное халтурно, с использованием самых пошлых клише. С другой стороны, так называют нелепые россказни, откровенное враньё. Как обнаруживается в толковом словаре Ушакова, выражение "развесистая клюква" пошло от описания России неким французским писателем, где он утверждал, что сидел "под тенью величественной клюквы" <…> А что, собственно говоря, не так с клюквой? Дело в том, что клюква — это болотное растение, стелющийся кустарник, в тени которого могут отдыхать разве что насекомые, пресмыкающиеся или мелкие млекопитающие» ( http://www.gramma.ru/RUS/?id=14.2 )

Разворачивающаяся в первой главе (эпизоде) романа картина вполне соответствует этому определению, но с поправкой на реалии Германии образца весны 1945 года. Молодой талантливый автор с упоением рисует сусально-карамельную картинку своего видения быта и нравов небольшого немецкого городка, над которым дамокловым мечом нависла страшная угроза уничтожения наступающими азиатскими ордами беспощадных русских захватчиков.

Цитата: «…и пошли в казармы по залитой солнцем улочке маленького городка Раушен, что стоит на самом берегу Балтийского моря. <…> В аккуратненьком светлом городке с кривыми и волнистыми улочками было много частных гостиниц и ресторанчиков. Домики с высокими черепичными крышами, флюгерами, колоколенками и узкими дымоходами стояли тут дружно и тесно, а вокруг шумел сосновый бор, полоски которого в виде парков входили в город, и лесные тропки превращались в аллеи. Самой сказочной постройкой в Раушене была водонапорная башня с часами. Большая, светло-серая, со скругленными углами, она казалась вылепленной из пластилина. Южная ее сторона была обвита рваной мантией плюща, его жухлая коричневая сеть аккуратно опутывала часы своими кривыми ниточками.

Война обходила Раушен. Его никогда не бомбили. Даже сейчас, когда противник подходил к Германии вплотную, люди так же неспешно гуляли по аллеям, читали газеты и даже танцевали, вынося в садики заводные граммофоны или играя на аккордеонах. Судьба распорядилась так, что даже солдаты здесь оказались не настоящие, а совсем еще мальчики – подростки в великоватой им, но ухоженной и чистенькой форме» и т. д., и т. п., в том же духе.

Особо хотелось бы отметить «волнистые улочки» (это как?), «колоколенки» (почему множественное число? Их так много в среднестатистическом немецком городке?) и «заводные граммофоны» (у кого-то есть информация о широком внедрении этих звуковоспризводящих устройств с электрическим или иным приводом? Ну, хоть какие-то упоминания есть?)

Идиллические картинки и умилительное сюсюканье, в которое превращается авторский текст, благодаря избыточному использованию уменьшительно-ласкательных суффиксов, видимо, должны ещё сильнее подчеркнуть весь ужас нависшей угрозы.

При этом героев особенно беспокоит возможность применения противником боевых отравляющих веществ. И ведь вроде Гаагские и Женевские конвенции и соглашения об обычаях и правилах ведения войны запрещают применение газов, и санкции в этом случае будут таковы, что за всю войну на нарушение этого запрета (в широких масштабах) не решилась ни одна из воюющих сторон. Но что этим дикарям конвенция? Несколько раз упоминается об этой угрозе, и наконец ружьё, висящее на стене в первом акте стреляет: русские выкуривают ипритом героических защитников Кенигсберга из подземных помещений фортов. Люди умирают в страшных муках, читатель рыдает, сопереживая и искренне сочувствуя.

То, что в анналах истории никаких упоминаний об этом прискорбном факте нет, автора видимо волнует мало. А мне вот, например, известно, что именно немцы использовали газы против советских партизан, засевших в крымских каменоломнях.

Можно предположить, какой я услышу ответ: это ж фантастика – мой мир, что хочу то и ворочу!

М-да, наворочено там действительно, от души. Особый восторг у меня вызвали (в дополнение к гребню шлюпки и заводным граммофонам) многочисленные ляпы и ошибки, а также детали в стиле той самой «развесистой клюквы» при описании суровых реалий службы в Гитлерюгенде, касающихся Вермахта в целом и организации обороны Кенигсберга в частности.

Все их приводить не вижу смысла, остановлюсь лишь на некоторых:

— детишки постоянно разгуливают по городу в касках и с карабинами;

— немецким солдатам почему-то выдают водку и папиросы, а не шнапс и сигареты;

— батальоном командует фельдфебель;

— соответственно, на фронт их отправляет уже целый лейтенант – большая шишка, судя по тому, что привезли его на легковом автомобиле.

А при описании осажденного Кенигсберга я просто млел.

Цитата: «Миновав ворота первого форта, машины с отрядами гитлерюгенда двинулись по переполненной войсками сырой брусчатой улице. Солдаты бежали, шли строем, стояли в оцеплении, вели взволнованных овчарок и доберманов, сидели на мотоциклах. В городе – затаенная тишина и полный мрак… <…> С разных сторон слышалось гудение автомашин, скрежет танков и лай собак».

Можно я вообще не буду это комментировать? Дальше всё в том же духе – сочинение в стиле «Как российский подросток поколения "Пепси" представляет себе реалии Второй мировой, посмотрев несколько голливудских фильмов, посвящённых этому периоду».

Господи боже мой! Ну почему у них в кадре всегда столько «овчарок и доберманов»? Это же не концлагерь!!! А детишки это запоминают.

Напоследок упомяну ещё несколько особо запомнившихся моментов.

Цитата: «…обоюдоострые штык-ножи длиною с локоть, с продолговатым отверстием на сверкающем лезвии».

Очевидно, в качестве источника информации здесь использовался «Интернет». Причём не текстовое описание, а изображение. Иначе как объяснить, что долы, то есть продольные выемки на клинках мечей и ножей, которые служат для повышения прочности клинка при одновременном снижении его веса (а не для стока крови, как об этом постоянно твердит Перумов), Буркин называет продолговатым отверстием, которое может быть вес оружия и снижает, но о повышении прочности клинка при этом говорить не приходится.

Ещё цитата: «…на площадях торчали бетонные конусы огневых точек <…> (перед входом в форт – А.К) стоял огромный бетонный кокон с крупнокалиберным двуствольным корабельным орудием».

Сакраментальные вопросы:

— что «крупнокалиберное», да ещё и «корабельное» орудие делает у входа в форт на первой линии обороны, хотя по идее должно находиться глубоко в тылу и если не на корабле, то как минимум – на берегу, для борьбы с вражескими кораблями (вот уж кем-кем, а идиотами немецкие военные никогда не были, как бы некоторым этого не хотелось);

— что такое «двуствольное орудие» (есть двуствольные ружья, многоствольные пулемёты и авиационные пушки, а вот двуствольное крупнокалиберное корабельное орудие, да ещё в бетонном коконе, а не в бронированной башне – это явно один из видов таинственного чудо-оружия Гитлера);

— и наконец, в каком учебнике фортификации г-н Буркин-мл. видел конусы и коконы огневых точек и башен?

В целом, не побоюсь этого слова, «глубокие» познания Буркина-младшего в военных вопросах просто поражают.

Со скрежетом зубовным прорвавшись через эпизод 1, я выдохнул с облегчением и продолжил чтение в полной уверенности, что дальше наконец-то этот кошмар закончится и начнётся нормальный текст. Но не тут-то было…

Перед написанием этого своего опуса я почитал тут отзывы на другие произведения автора. Больше всего меня поразил борхус120: «Уровень владения русским языком у Буркина, несомненно, блестящий. Блестящий настолько, что слепит глаза, и кроме красоты фраз ничего не замечаешь… <…> Уж не знаю, почему Буркина сравнивают с Гоголем…» ( http://www.fantlab.ru/work140744 )

Возможно, после написания «Волшебной мясорубки» Буркин-младший совершил грандиозный скачок на пути совершенствования своего литературного таланта, но пока что вопрос «…почему Буркина сравнивают с Гоголем?» – для меня остаётся открытым.

Совершенно школярский стиль и язык. Всё те же уменьшительно-ласкательные суффиксы – текст пестрит «мальчиками», «палочками», «оконцами» и т. п. В одном абзаце больше половины предложений могут начинаться местоимениями «он», «он», «они». Велосипед немецкие подростки почему-то называют «ровер» и т. д.

С переходом героев романа в параллельный мир не прекратились и бесчисленные благоглупости и псевдокрасивости:

«Кругом были глубокие спуски, подъёмы или отвесные скалы… Пару часов брёл лесами и долами…»

«…вышел на край бугра, за которым открывался вид…»

«По неровной песчаной дороге он вошёл в чудесный городок (Езус Мария! – и здесь тоже городок!!!) и увидел, что в нём кипит сельская жизнь».

И наконец, вот как описывается премилый дом, где добрые хозяева приютили изгнанников:

«Внизу было злачное провинциальное заведение с мелкими оконцами, под самым потолком, чуть светящимися из-за плотных штор…»

На этом моё терпение лопнуло и чтение я решительно прекратил.

Понимаю, что это совершенно бессмысленно, но набившую оскомину группу риторических вопросов в адрес автора и издательства я всё-таки обозначу: «Почему?», «Зачем?» и «Доколе?»

Наверное дополнять этот опус – перебор. Но может быть когда-нибудь я совершу подвиг и, дочитав роман до конца, напишу постскриптум, превратив свой отзыв в рецензию. А пока – «ниасилил»…