Ещё не остыли ни кровь, ни природа.
Кружатся, витают эфиры страстей.
И хоть переменчив мой нрав, как погода –
– А всё же с улыбкой встречаю гостей.

Они вдруг нахлынут подобно потоку,
Иной раз сравню их с лихим табуном:
То маревом дымным повеет с востока,
То с запада тянет заморским вином,

И южные ветры последнюю влагу
Иссушат в душе – от непролитых слёз.
И с севера вихри подарят отвагу –
– что свита из дней чёрно-белых полос.

Тогда обретаю лекарство от скуки,
Черпаю надежду за круглым столом,
И ту, что преследует с ревностью суки –
– гоню нынче в шею, ату, поделом.

Мой мир обновляется, с небом срастаясь.
Фиксирую факты, листаю досье.
Всё это бывало, но, память верстая,
Увижу по-новому время сие, –
– и тёплый по-летнему вечер, зовущий
Из тесных коробок под сень тополей…

И осени знаковый перст вездесущий
Оставит повсюду следы средь аллей.

К чему прикоснётся – то сразу зардеет,
И радует глаз феерией костра.
Пусть пышные кроны всё боле редеют –
– Затейлив узор у лесного ковра.

Пристали ли нам игры в аристократов,
Где бледность в почёте всегда, как и сплин?
Пусть буйные краски горят, как когда-то,
Равняясь с красою холмов и долин.

Пускай же нас вновь, горемычных, закружит
Искрящийся танец, текущий рекой.
И пёстрая зыбь, обласкав наши души,
Вернёт им потерянный в безднах покой.

23.09.2010.

На злобу дня.
По мотивам одной из распространённых версий злополучных событий.


«События 11-го сентября сыграли, в первую очередь, на руку американцам, послужили поводом для проникновения на Ближний Восток и целый ряд других регионов мира»
Бывший шеф турецкой разведки М. Кайнак


«Чёрт, это точно они! Пожалуй, лучше всего свалить на этого парня…»
М. Мур, режиссёр, фильм «Фаренгейт 911».


«…Поверить в чудовищный правительственный заговор – для людей означает полностью перевернуть своё мировоззрение, а на такое способны немногие»
В. Фридман, автор книг «Вид на убийство» и «Социалистические штаты Америки».


«ФБР взрывает Америку»
Один из главных тезисов доклада группы специалистов: архитекторов и инженеров от 11 сентября 2007 г.

Мы тихо родИлись и тихо росли,
И сбросили старую кожу.
Сердца наши в пепле, а души в пыли,
В оскале умильные рожи.

Зажмурив глаза, верим поводырям –
–Незримым для нас кукловодам,
Носами прильнув к бутафорским дверям,
Ища театральной свободы.

Но ждёт за заманчивой дверью – муляж,
Расписанный бесами златом.
И к новому зданию новый этаж
Мы строим в пылу бесноватом.

И бесы ускорят свою круговерть,
Завет попирая законом.
И тихо закружит крылатая смерть
Над тысячным Нью-Вавилоном,
Где башни под гелиевым фонарём
Незыблемым стали гранитом.

Но падают башни лихим сентябрём
Картонным для сцен реквизитом.

Змея укусила свой хвост неспроста,
Кольцо замыкая надолго.
А с ним – недовольные чьи-то уста,
Уменьшив число кривотолков.

Кусает свой хвост, когда нужно, змея,
Чтоб вспомнить, как надобно жалить;
Чтоб ядом сочащиеся острия
Зубов на востоке оскалить.

Взывает актёр, зафиксирован факт
Совместных терзаний и боли.
На сцене Эдема играется акт,
Но зрители ропщут всё боле.

Как первый клуб дыма над кратером ввысь
Ползёт, леденя чью-то душу,
Так новые ветры в сердцах родилИсь
И с рёвом всё рвутся наружу.

Так падают первые капли дождя
На золото спелых колосьев,
Чтоб, град ледяной за собой приведя,
Обрушиться многоголосьем.

И жизнь воротится в тряпичный приют,
И кровь заиграет живая.
Всплывает грядущий для всех божий суд,
И маски и цепи срывая...

Но нет, не закрыт театральный сезон.
Аншлаги, ремейки, премьеры.
Минутной грозы позабытый озон
Сменяется запахом серы.

И зал и буфет – всё открыто для нас:
Концепции, догмы, идеи.
По-прежнему властвует злой Карабас;
И мы примем вновь от злодея
Коллекции масок и ворох одежд
И сленг вместо гордого слога.

Мы ходим под куполом мёртвых надежд,
Хоть часто твердим – что под богом.

Дождь на окне мне письма пишет,
Наполнив строчки суетой.
Листва ковром пестрит и дышит
Холодной прелью и мечтой

О мной отринутом покое
В безумном тягостном пылу,
О благонравных чувствах, кои
Страстей рассеивают мглу.

Благословляю стынь и морось,
Что пробирают до костей.
Я нынче, сам с собой не ссорясь,
Не жду, тревожась, новостей.

И крепкий чай обрящет снова
Неугомонный терпкий вкус;
И, может быть, разбудит слово
Во чреве огрубевших уст.

Кусты ещё полуодеты.
Мелькнёт вечерняя заря.
Горячку ветреного лета
Стряхну с началом сентября,

Чтоб дальше жить, усвоив опыт
Очередных граблей и грёз.
Сквозь сон – души услышать шёпот,
И внять ответу на вопрос

О хрупкой чести и соблазнах,
О заклеймляющей вине,
Чужих грехах и буйствах праздных,
Что выпали на долю мне;

И впредь Его не забывая,
Чтоб не скрипеть зубами зря,
Хмелеть подчас надеждой мая,
Трезветь прохладой сентября.

03.09.2010.

Об окружающей суете, о серости — о наболевшем, в общем...


Я прочь из зацветающей реки
На берег вышел каплей непокорной.
И мне вослед тянулись ручейки,
Обратно в муть вернуть надеясь сворно.

Но я не внял их склочным голосам,
Мне ненавистен стал тот лай бурлящий.
И век дремучий считанным часам
Не предпочёл я под лучом палящим.

Во мне прозрачном бликов тусклый свет
Взыграет маревом, пускай недолго.
Пусть зной иссушит капли дерзкой след, –
– Но отразит она, сверкнув осколком
От зеркала разбитого, – весь мир,
Что прячется за громкими словами,
Где призраки вершат потешный пир
И властвуют над спящими умами.

Я высвечу секундным миражом
Сокрытый смысл в плену иллюзий вязких
И прокричу свой клич во сне чужом,
Нещадно пробудив от сладкой сказки.

И, улыбаясь горько, испарюсь…
Но с вечным временным круговоротом
С весенними дождями – я вернусь,
Чтоб снова в реку превратить болото.

Исправленное и дополненное



Я живу среди многих людей,
Словно капля в струе водопада.
И, бывает, ловлю чьи-то взгляды:
Этот мил, а вон тот – лиходей.

Кто-то прячет глаза, кто глядит
Исподлобья, кокетливо, сонно…
Улыбнулась мадам беспардонно,
Разыграть предлагая гамбит.

Я хочу заглянуть в их сердца,
Пыл порою так рвётся наружу.
Вскрыть пытаюсь, как сейфы, их души
И тихонько снять маску с лица.

Начиная свой день поутру,
Я смотрю монотонную пьесу.
Что ж, таков мой предмет интереса,
Помогает забыть про хандру.

Всякий лечит её на свой лад,
Завернувшись в наркоз с головою.
Но, считаясь с всесильной молвою,
Примеряет лишь модный наряд.

И порою, всё краше фасад,
А душа покрывается пылью.
И игра вдруг становиться былью,
Лотереей, где всё – наугад.

Мыслим: ставить не впрок паруса,
А грести-то уж, право, лениво.
Взять бы сразу фортуну за гриву,
Разыграв козырного туза.

Окунаясь в поток мутной лжи,
Продолжаем надежду лелеять.
Кто осмелится ныне развеять
Нам навязанные миражи?

Грезим тихо, сомненья тая,
Просыпаясь и вновь улетая,
Горизонты раздвинуть мечтая,
Жизнь упрямо с изнанки кроя;

Кто о музе на каждую ночь
(кто о чём, ну, а вшивый – о бане),
О достатке и полном кармане,
Об удаче, чтоб всё превозмочь.

Примеряя подчас роль Пьеро,
Я пишу, как роман, мемуары:
Мой герой – персонаж тротуаров,
Парков и подземелья метро.

Ему ведом крылатый восторг
И сарказм ироничных суждений.
Ищет истину в ворохе мнений,
Не вступая с издателем в торг.

А вокруг муравейник кипит,
Управляемый чьим-то законом.
Мечет кости игрок кон за коном,
Разыграв человеческий вид.