Сегодня Ливия, вчера Ирак...


За время оккупации Ирака с 2003 по 2010 гг. погибли более полумиллиона детей.
Оккупация продолжается…


Восстану из ада, увидев рассвет,
Но ад мне уже не забыть.
Нет дома, нет близких и жить смысла нет.
Я жив для того, чтобы мстить.

Я помню сирены тревожный сигнал,
Поднявший со школьной скамьи
Детей; как обуглился мирный квартал
И как я лишился семьи.

Жена и две дочки и первенец – сын
Погибли в тот проклятый день.
Безумцем среди обгорелых руин
Я шёл, словно чёрная тень.

Мне нужно вернуться в родные края,
И прах наших предков почтить.
Враг топчет могилы. Судьба в том моя –
– Чтоб кровью тот прах оросить.

И предки очнутся от вечного сна,
Их души вернутся с небес.
Пусть гневом народным вскипит тишина,
Свершая священную месть.

Чужой с полосами и звёздами флаг
Чужие покроет гробы…
Увидеть бы с неба свободный Ирак,
Иной мне не надо судьбы.



P.S. Спасибо Фантому за участие.

На злобу дня


На нашу чёрную нефть у нас святые права.
Скажи: в нефтяном костре сгорит врага голова.
Бехар

Здесь солнце грозяще – не нежно, не праздно.
Пустыня хранит тишину.
Она повидала захватчиков разных
И часто терпела войну.

Но издревле тянутся здесь караваны,
И люди кочуют с тех пор,
Как первый номад через эти барханы
Прошёл от равнины до гор.

Живут бедуины, как жили их деды.
Обычай суровой земли
Хранят племена, и другой им не ведом –
– Им честь, что его сберегли.

Земля разродилась богатством народу,
И золотом чёрным полны
Её закрома. Но под стягом «свободы»
Развёрнуто знамя войны.

Оно развевается, шествуя гордо.
Порядок несёт Господин.
Стрижёт под гребёнку всех разного сорта –
– Чтоб после остался один.

Затмив нынче солнце собой на рассвете,
Химеры огонь принесли,
Чтоб гибли, смирялись и плакали дети
Суровой, но щедрой земли.

20.03.2011.

Исправленное и дополненное


Непредсказуемый сюжет
И неприглядная погода.
В чехол дюралевый одет
Фасад и купол небосвода.

И к выходным с утра опять
Мороз взыграет, насмехаясь.

Покинув тёплую кровать,
Придётся снова, чертыхаясь,
На гололёде падать ниц
И зреть сосулек острых жала…

Надвинув шапку как забрало
На перья смёрзшихся ресниц
Под леденящей сердце вьюгой,
Торопится столичный житель
Назад в уютную обитель,
Как из унылой тундры к югу,

Возлечь султаном на диване,
Вернувшись в мир иных богов,
Глинтвейна, чая, пирогов
И лиц, мелькающих в экране
(а не в метро, где, хмуря лбы,
не рады лицам мы чужим
и выбраться наверх спешим,
качая маятник толпы).

А я, как истинный педант,
Коль есть досуг – то чту вниманьем
Лихой узор повествованья.
И пью за автора талант.

Мой кот вернётся от соседа,
Откланявшись, устав гостить.
Не прочь его я угостить,
Но отвернётся привереда.

Ни рислинг, ни аперитив
Не пьёт – мне с ним не повезло.
Я пью один зиме назло
И хмурой ночи супротив.

Забравшись под махровый плед,
Под вечер разгоняя хмарь,
Надеюсь пережить январь,
Ища в бокале лета след…

Ведут regestum времена,
Внося обыденную лепту.
У всех идей своя цена –
– для искушённого адепта.

Ассортимент богат весьма,
Под гнётом полки здесь провисли.
Традиций тяжкие тома,
Газетный ворох модных мыслей.

Но, как и встарь, жива мораль:
Обидчику подставь-ка щёку
Другую – повторит едва ль,
Стыдясь безмолвного упрёка.

Терпение – небесный дар,
Ценней, чем тот, что сорван с древа,
Дабы сдержать в душе пожар
От искры, высеченной гневом.

Возропщем на один мотив
В беде всеобщей или личной.
И вновь, в который раз простив,
Забудем чёрный день привычно.

Но коль везде черным-черно
И нет малейшего просвета,
Тому, кому не всё равно,
Один лишь путь – искать ответа.

Дубинка, словно барский кнут,
Пройдёт по спинам несогласных.
Продажный ожиревший суд
Внушит: «Надеяться напрасно».

Входящий всяк к Фемиде в дом
Нашёптывай незрячей в ухо,
Тугим прельщая кошельком,
Как фешенебельную шлюху.

Вот так, втихую изловчась,
В согласии с эпохи духом,
Не горячась и не смирясь,
Ты сможешь мстить за оплеуху.

Приветствуй новую мораль,
Модель раскрученного брэнда.
Перерасти ту пастораль –
– забудь умильную легенду.

Но всё же – притча та – о ком? –
– О ближнем, о заблудшем брате,
Что с материнским молоком
Вкусил добра и благодати.

Он знает, как и ты, о том:
ВОСКРЕСЕ, ПРЕДАННЫЙ ЗЛОДЕЕМ,
И повторил вслед за Христом:
«Ни эллина, ни иудея…».

Но братом не зови того,
Кто над дарованным прощеньем,
Как змий – что суть души его,
Лишь скалит зубы в упоеньи.

Ему не ведом божий суд.
Он рад доверчивой добыче,
Пополнив тем ряды иуд –
– Кто ввёл предательство в обычай.

Коварства дьявольская власть –
– Ей служат издревле исправно,
Боготворя лишь эту страсть.

И мнится, что сейчас подавно
У власти не временщики
И вовсе не дегенераты.

Второй подставленной щеки
Ждут, ухмыляясь, супостаты.

28.12.2010.

Холодный ветер ноября
Бесцеремонно лезет в душу.
Привносит низменную стужу,
Пьёт кровь не хуже упыря.

Черствеют невзначай сердца,
Бледнеют лбы и гаснут взгляды,
И редких слов уже не надо –
– с холодной примесью свинца.

Ветрище на меня сердит.
Колючий, – воет, ищет ссоры.

Скупы и вялы разговоры
Под небом, плачущим навзрыд. –

– Уколет льдинкою слеза,
Неискренна и неслучайна,
Не радостна и не печальна –
– Грозяща, как в песках гюрза.

Подобный молнии укус
Произведёт метаморфозу.
Растает облако наркоза,
Вернув привычной скуки груз.

Как получив дурную весть,
Вкусили вдосталь серость будней,
Вновь осознав, что жизнь – паскудней,
Чем нам казалось.
Так и есть…

Природа истинно мудра:
Наполнит слякотью и грязью
Пути к успеху или счастью,
К познанию et caetera.

И мы, играя до сих пор,
Ролей перебирая ворох,
В пылу сгорая, словно порох,
Расходуя лихой задор,
В весенней плыли кутерьме,
Терялись в лета кулуарах,
Чтоб увидать себя на нарах
В самими созданной тюрьме.

Под хмурым ветром ноября,
Со смертью пёстрых тёплых красок
Лишимся суетливых масок.
Пожалуй, всё-таки – не зря…

11.11.2010.