облако тэгов
В весеннем саду, словно снег бела,
Нарядная яблоня расцвела.
Вокруг хлопотала пчелка одна, —
Как видно, в яблонев цвет влюблена.
Утратили оба душевный покой, —
И тут наш цветок обручился с пчелой.
Пчела улетела на дальний луг, —
Тем временем завязью стал ее друг.
Заплакала завязь, плачет пчела.
Как видно, неважно сложились дела!
У старой стены, окружавшей сад,
Жил в норке мышонок, он был небогат.
Шептал он любовно: "О завязь, услышь!
Убогий мой погреб ты в рай превратишь".
Пчела совершает вторичный полет.
Вернулась: на ветке качается плод!
И плод зарыдал. Рыдает пчела.
Как видно, неважно сложились дела!
Под самою крышей, вдали от людей,
В уютном гнезде проживал воробей.
Он стонет любовно: "Меня ты услышь!
О плод, ты гнездо мое в рай превратишь".
Страдает пчела, изнывает плод,
Тоска воробья и мышонка грызет.
И так, без ответа, их жизнь протекла, —
Как видно, неважно сложились дела!
Сорвавшийся плод догнивает в кустах.
Мышонок скончался с горестным "ах!".
Когда же сочельник настал у людей,
Из гнездышка мертвый упал воробей.
А пчелка свободна от брачных оков!
Глядит — уже нет ни тепла, ни цветов.
И в улей ушла, чтобы там, среди сот,
Что твой фабрикант, вырабатывать мед.
А как хорошо бы сложились дела,
Когда бы мышонком стала пчела!
В дальнейшем — чуть завязь стала плодом, —
Мышонок обязан был стать воробьем!
Известно ли вам, как без опаски
Учат медведя веселой пляске?
В котел посажен зверь могучий,
Внизу разведен костер трескучий.
Хозяин водит по струнам скрипки:
Пляши под польку: "Цветы, улыбки..."
Лохматый дуреет совсем от боли.
Плясать приходится поневоле.
С тех пор, если польку ему играют,
Лапы сами сразу переступают.
И я в котле знал такие же муки,
Сам задыхался под скрипок звуки.
Душа обгорала — не только кожа,
Я ритмы плясок запомнил тоже.
С тех пор, встревожен воспоминаньем,
Котел я вижу, огня полыханье.
И, схож судьбою со зверем серым,
Пляшу в стихах — и тем же размером.
***
В этом доме они тихо жили вдвоем
И осенней и зимней порою.
Но случился пожар. И рассыпался дом,
И склонились они над золою.
Там, под нею, хранился ларец золотой,
Несгораемо прочный, нетленный.
Рыли землю лопатой, дробили киркой,
Чтобы клад отыскать драгоценный.
И находят они, эти двое людей,
Ожерелье, подвески, запястья, —
Не найти ей лишь веры сгоревшей своей.
А ему — его прежнее счастье.
© Генрик Ибсен