Издательская аннотация: "Небольшая книга о великом Землетрясении" португальского писателя, историка и культуролога Руи Тавареша посвящена описанию и анализу последствий губительной природной катастрофы — землетрясению и моретрясению 1 ноября 1755 года, которые почти полностью разрушили богатый и пышный город Лиссабон, столицу могущественной колониальной империи. По мнению автора, "лиссабонское бедствие", получившее огромный международный резонанс, может рассматриваться, как один из дней, изменивших мир, наряду с пожаром Рима времен Нерона и терактом в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. Книга Руи Тавареша, в которой серьезность мысли счастливо сочетается с легкостью и яркостью изложения, несомненно привлечет внимание российского читателя.

Рецензия: «Хоронить мертвых и заботиться о живых» – так сформулировал основной принцип своих будущих действий маркиз Помбал. Первый министр португальского короля Жозе I, человек, который сумел возродить к жизни Лиссабон после чудовищного землетрясения.

Само по себе землетрясение 1755 года – природная катастрофа в ряду других, но никогда прежде подобные катастрофы не приводили к правильно организованной эвакуации населения, к научным, философским, идеологическим дискуссиям, к перепланировке и перестройке разрушенного города.

Четыре года назад, в 2005 году, в год 250-летия страшного события, книга появилась в оригинале. В 2009 г. ее перевели и издали на русском. А теперь обо всем по порядку.

1 ноября 1755 года три подземных толчка потрясли столицу Португальской империи. Говорят, выжившим даже полуминутное трясение почвы представляется вечностью. Лиссабон качало в общей сложности более получаса. Потом три раза приходило цунами. Что оставили нетронутыми шестиметровые волны, то пожрали пожары. Погибли несколько десятков тысяч человек. Один из богатейших городов тогдашней Европы фактически перестал существовать.

Еще несколько лет назад мы могли бы сказать: «Сейчас нам трудно представить…» Увы, но именно сейчас мы слишком хорошо можем себе представить, что значило для века Просвещения известие о гибели Лиссабона. Так как видели в режиме реального времени, как рушатся башни Торгового центра в Нью-Йорке. Богатый и могущественный город в одночасье вдруг сделался символом трагедии. «Где место происшествия? – Какого? Печали небывалой? Это здесь», – отвечает Горацио на вопрос Фортинбраса. Но вернемся в 18 век.

Шок в умах просвещенного века можно сопоставить лишь с гигантской волной. Вольтер пишет поэму о Лиссабонском землетрясении и заставляет Кандида почувствовать на себе мощные силы природы. Как можно после такого несчастья все еще утверждать, что наш мир лучший из всех возможных? – спрашивает он читателей и прежде всего Лейбница, философа-оптимиста. Афтершок (понятие из словаря сейсмологов) сотрясал мыслителей еще полтора с лишним столетия.

Век Просвещения после лиссабонского землетрясения всерьез озаботился разумностью мироустройства. Можно ли считать разумным мир, в котором в одночасье уничтожается целый город? Тавареш подробно описывает спор между Вольтером и Лейбницем. Лейбниц, величайший математик и мыслитель Европы, отстаивает вполне безнадежную позицию: мир разумен. Для него землетрясение в Лиссабоне – повод для серьезных размышлений над проблемой, которую он сам же назвал по-гречески: теодицея. А для публициста Вольтера, издевавшегося над Лейбницем и его размышлениями, лиссабонское землетрясение – просто отличный козырь в битве с церковью. Вот точно так же для Помбаля оно стало подспорьем в борьбе с противниками.

Эта книга написана про первый европейский город, перепланированный, перестроенный с учетом новых течений в архитектуре и местных условий, например сейсмических. Петербург Петровской эпохи не в счет – он с самого начала строился на пустом месте. Если с чем сравнивать перестройку Лиссабона, которую затеял фаворит португальского короля премьер-министр Португалии маркиз Помбаль после землетрясения, так это с перестройкой Парижа бароном Османом в середине XIX века или с перестройкой Москвы, затеянной Кагановичем в 1930−е годы.

Только Помбаль очутился в положении куда более серьезном, чем барон Осман или Каганович. К этой ситуации подходят слова американского писателя Роберта Пенна Уоррена: «Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать». В течение одного дня Лиссабон был стерт с лица земли сначала землетрясением, потом – гигантскими волнами, потом – пожарами. Помбаль, давно пытавшийся реформировать страну, использовал это зло как толчок для перестройки города и всей страны.

Была в этом землетрясении одна пикантная особенность: все соборы города были разрушены, а все публичные дома остались целы. Разумеется, тому есть простейшее физическое объяснение: гигантские стены храмов, выстроенные без учета сейсмических особенностей, рухнули от подземных ударов, а приземистые здания увеселительных заведений устояли. Можно было бы дать и метафизическое объяснение: в церквях собирались те, для кого святость и чистота – профессия и долг, они мечтали о грехе как об отдыхе, а в публичных домах были профессионалки греха, они мечтали о святости и чистоте как об отдыхе от тяжелой и утомительной работы.

Каждое событие вызывает два кардинальных вопроса. Особенно мы любим отвечать на первый из них – искать виноватых. Современник Помбала иезуит Габриел Малагрида утверждал, что лиссабонцы сами накликали на себя трясение земли – своим недостойным поведением в церкви. За такую ересь священника приговорили к смерти, он стал последней жертвой португальской инквизиции. Протестов не последовало. Маркиз продемонстрировал, кого он будет сжигать. Его судьба – страшный урок мыслителям, считающим себя независимыми от времени. В годину бедствий надо быть вместе с народом, где бы он в эту минуту ни находился. Достоевский, кстати, писал, что если бы «Шепот. Робкое дыханье…» прочитали лиссабонцы в газетах на следующий день после землетрясения, то растерзали бы автора в своем справедливом гневе.

Более существенен ответ на другой вопрос. Похороним мертвых и позаботимся о живых – формула достойная, хотя и жестокая. Недаром, когда доктор Тавареш процитировал своего соотечественника, аудитория негодующе загудела. Но, к сожалению, во время подобных бедствий личные судьбы, жизнь отдельного человека значат не больше, чем песчинка на морском пляже. Во времена «великого труса» в силу вступают законы сражения. «Потеря хода – значит смерть, – поет петербуржец Кирилл Ривель в песне о полярных конвоях. – Мы уклоняемся от мин и режем тонущих винтами…» Первым делом, маркиз Помбал поставил на лиссабонских площадях виселицы. Мародеров вздергивали без суда и следствия – десятками, сотнями. Далее министр подготовил, а король подписал указ, запрещающий поднимать цены на хлеб, тоже под страхом смерти. Третий шаг: поставить на улицах города пушки и обрушить стены – руины некогда помпезных зданий. Среди них была и лиссабонская опера. Ее открыли в том же, 1755 году. Вся она изнутри была изукрашена золотом, привезенным из другой части света, из страны, которая ныне зовется Бразилией. А на огромной ее сцене одновременно появлялись пятьдесят лошадей. Менее чем через полгода от всего великолепия остались голые, закопченные стены с пустыми глазницами окон. Ядра нарисовали жирную точку в короткой жизни архитектурного монстра.

Маркиз Помбал был суров до жестокости. Но благодаря его решительным действиям Лиссабон не стал Атлантидой нового времени. Мы можем поехать в этот город, а не только узнать о его былом великолепии по реконструкциям археологов. Четвертое действие главы правительства – возведение нового города. О живых позаботились достойно, чему не грех поучиться и гражданам XXI века.

В книгу не вошел финал Помбаля: уж слишком он насмешлив и жесток. После того как умер король, ему покровительствовавший, и к власти пришла королева, ненавидевшая этого безбожника, почти все его реформы были свернуты. Человек, спасший лиссабонцев от голода и эпидемий, мародеров и пожаров, был отправлен сначала в тюрьму, потом – в ссылку. Он справился с землетрясением, цунами, аристократическими заговорами, народным невежеством, инквизицией, орденом иезуитов – и проиграл женщине. Вот это – жест истории.

В книге Руи Тавареша он так и остался победителем. Потому что Помбаль – не главный ее герой. Он – ее бог, как землетрясение – ее дьявол. Помбаль, как и землетрясение, – неотменимое условие существования или гибели героев документального повествования: лиссабонцев, чудом оставшихся в живых и вспоминающих весь тот ужас, сквозь который они прошли; журналистов, описывающих катастрофу; философов, пытающихся встроить землетрясение в непротиворечивую умозрительную картину мира.

Резюме: отличная книга живо и образно повествующая об этом трагическом событии. Но и у нее есть недостатки — так что придется добавить ведро дегтя в бочку меда. События описываются слишком уж несерьезно (например автор упоминает в качестве последней жертвы землетрясения комара, раздавленного им во время набора текста книги), автор заставляет читателя пройти с вымышленным героем по улицам Лиссабона (все бы хорошо, но для русскоязычного читателя проблематично продраться сквозь многочисленные названия улиц и мест, ему совсем незнакомых — через некоторое время начинаешь путаться во всей этой галиматье и появляется желание пролистать часть страниц), чересчур много внимания уделяется проведению параллелей с событиями 11 сентября в Нью-Йорке и некоторые другие мелкие огрехи. Вышесказанное портит впечатление о книге т. к. вместо серьезной научной работы мы получаем развлекательное чтиво, что неуместно в данном случае.

К плюсам можно отнести качество издания — великолепный переплет, плотные, приятные на ощупь белые страницы. Книга снабжена несколькими гравюрами и мелкими иллюстрациями, расположенными в коне каждой главы.

Издательская аннотация: Монография посвящена одному из центральных событий чешской и европейской истории раннего Нового времени — борьбе протестантских сословий Чешского королевства в первой четверти XVII в. против правящей австрийской династии за укрепление политических и религиозных привилегий. Кульминационным моментом противостояния стало восстание 1618-1620 гг., переросшее в крупнейший военно-политический конфликт XVII в. — Тридцатилетнюю войну.

В монографии на основании широкого круга источников и с привлечением новейшей литературы исследуются причины и характер кризиса в отношениях чешских сословий и Габсбургов, подробно освещаются основные этапы их противостояния, определившего будущее страны на последующие три столетия. Особое внимание уделяется связи событий в Чехии с политическим и религиозным развитием Европы той эпохи в целом.

Для специалистов, историков и всех, кто интересуется военно-политической историей, эволюцией социальных и межконфессиональных отношений.

Рецензия: Монография Александра Левченкова «Последний бой чешского льва» посвящена одному из центральных событий чешской и европейской истории раннего Нового времени — контрреформации (в данном случае — борьбе протестантских сословий Чешского королевства в первой четверти XVII века против правящей австрийской династии за укрепление политических и религиозных привилегий). Кульминационным моментом противостояния стало восстание 1618-1620 годов, переросшее в крупнейший военно-политический конфликт XVII века — Тридцатилетнюю войну.

С точки зрения расхожих представлений о национальном характере, жители Чехии не ассоциируются со львами. Но национальные характеры и менталитеты достоверны как гороскоп, и было время, когда чехи наводили страх на всю Европу, не хуже викингов. Для этого нужно вспомнить школьные уроки истории: нам рассказывали про гуситов, про Яна Жижку и прочих возмутителей спокойствия. Но что было потом, куда делась эта воинская традиция?

Здесь мы очередной раз сталкиваемся с исторической несправедливостью: про то, как в ХV веке ученики Яна Гуса отомстили за предательское убийство учителя в школе рассказывали. Из них вырисовывается образ Чехии как одной из самых развитых стран Европы, колыбели религиозной Реформации и политических свобод, во многом опередившей и Германию, и Англию.

А дальше — несколько веков, о которых, если и рассказывают, то скороговоркой (ну что поделать — такой план преподавания у нас — на все время не хватает). Потом вдруг: Англия уже владычица морей (хотя не забыта и история того как она ей стала), а Чехия — рядовая провинция громадной империи Габсбургов (если точнее — то до 1804 г. одно из наследственных владений династии австрийских Габсбургов — испанская ветвь прервалась в 1700 г.). Возникает вопрос что же привело Чехию в состав империи? Александр Станиславович Левченков дает на это ответ. Непосредственная тема монографии — чешское восстание против Габсбургов в 1618 году, неудача его имела неприятные последствия для Чехии, да и всю Европу погрузила в кошмар Тридцатилетней войны (хотя, безусловно, были и другие причины этой жуткой по масштабам и последствиям войны). Но в первой главе (занимающей больше 100 страниц) дается предыстория. Начиная с происхождения чешского феодального государства, а подробнее — с гуситской революции, когда еретики дали отпор крестоносцам, но насмерть перессорились между собой.

Для победы над радикальным крылом, таборитами, умеренным пришлось искать компромисса со злейшими врагами, папой и императором Священной Римской империи германской нации, что выразилось в заключении «Базельских компактатов» — «право гуситов исповедовать свое учение на территории королевства» и далее, в избрании на чешский престол государей-католиков. Сначала из литовских Ягеллонов, а потом императорской династии Габсбургов. Заметим, что при всей экономической и политической отсталости России от тогдашней Чехии наши предки в Смутное время всё-таки сообразили, что приглашать иностранного принца на царство можно только при условии принятия им православия. Это не просто обряд, но гарантия лояльности, страховка от того, что правитель станет подстраивать страну под чужие, внешние интересы (хотя лучше бы они до кое-чего другого додумались)

Чехи чувствовали себя намного увереннее. Их монарх правил не единолично, а «согласно свободному волеизъявлению сословий королевства», и без этого волеизъявления не мог ни сановников назначать, ни армию финансировать. Следовательно его не стоит опасаться, хоть он и католик. Вроде бы, здравый подход, тем более, что «гуситская революция решила многие наболевшие вопросы... и способствовала определенной стабилизации внутренней жизни» . Но автор показывает оборотную сторону медали. Те же самые Базельские компактаты — папа Пий Второй отменил через 12 лет в одностороннем порядке. Дело в том, что феодально-католическая реакция не собиралась соблюдать никаких соглашений, и мирилась с правами еретиков ровно постольку, поскольку в данный момент не могла восстановить нормальный порядок вещей. Но от этой цели никогда не отказывалась.

Различными методами она, в условиях двоевластия, медленно, но верно перетягивала одеяло на себя. Умело провоцировала конфликты между протестантами немецкими и славянскими, между дворянством и городами, между собственно Чехией и Моравией (все эти ухищрения стали возможны лишь благодаря противоречиям в лагере еретиков). Одним из театров военных действий стало, что любопытно, образование. С одной стороны — иезуитская школа, а иезуиты «особое значение придавали обучению детей из знатных фамилий. Не в последнюю очередь благодаря их усилиям, а также благоприятной политике правящей династии, продвигавшей католиков по службе, римско-католическая церковь укрепила влияние среди чешской шляхты» . С другой стороны — Община Богемских или Чешских братьев, та самая, откуда Ян Амос Каменский, основоположник современной педагогики.

По законам истории время работает на прогресс. Но история делается людьми. Чешские протестанты слишком долго искали «приемлемую форму сосуществования» с теми, кто и не собирался с ними сосуществовать. Да и само их восстание демонстрирует симптомы привычной бесхребетности и разобщенности восставших. Только на второй год военных действий, когда уже вовсю лилась чешская (и не только) кровь, сейм в Праге решился конфисковать имущество у врагов. Руководители восстания, по большей части из знатного дворянства, больше уповали на иностранных князей и наемников, чем на собственный народ.

Автор книги именует произошедшее «катастрофа». Вот тут с ним можно не согласиться — после разгрома мятежников страна вступила на путь формирования абсолютной монархии (об этом не забывает упомянуть и автор) более прогрессивной формы управления, по сравнению с предыдущими. Именно в составе державы Габсбургов Чехия добивается экономического и культурного процветания (что легко доказать вспомнив Чехословакию — столь развитое в экономическом и политическом плане государство не могло возникнуть на развалинах империи Габсбургов после I Мировой Войны в случае если бы действительно имело место угнетение, о котором любят орать не очень умные люди........ К счастью сейчас в нашей стране появились исследователи, более адекватно рассматривающие этот вопрос).

Резюме: отличная книга, обстоятельно повествующая о событиях чешской истории начала 17 в., событиях, непосредственно предшествующих Тридцатилетней войне, процессе вхождения государства в состав империи Габсбургов, реогранизации властных институтов в Новое время в соответствии с изменившимися потребностями.

Вместе с некоторыми другими книгами может быть поставлена в ряд литературы повествующей об образовании и укреплении (централизации) наднационального государства Габсбургов. Без этих книг тяжело разобраться в процессах происходивших в Центральной Европе на протяжении последующих столетий.

В московском издательстве "КоЛибри" в ноябре минувшего года вышла книга "Корни и корона. Очерки об Австро-Венгрии: судьба империи".

Книга посвящена судьбе Австро-Венгерской империи, столетие назад — второй по площади и третьей по численности населения страны Европы, на территории которой теперь размещается дюжина независимых государств. Корону Габсбургов уничтожила Первая мировая война, но корни их империи до сих пор питают центральноевропейское пространство.

Авторы книги не идеализируют дунайскую монархию: в полной мере поддаваясь ее ностальгическому очарованию, они не впадают в блаженное ослепление и смотрят на Австро-Венгрию с симпатией, но при этом вполне трезво. Книга журналиста Андрея Шарого и историка Ярослава Шимова — редкий для нашей литературы пример образцового гуманитарного науч-попа, написанного с любовью к предмету и в то же время с должной мерой отстраненности. А прилагающиеся к книге хронологические таблицы и обширный список литературы (в котором, увы, отсутствуют некоторые книги) сразу дают понять: перед нами не очередная компилятивная безделка, но вполне весомый самостоятельный труд (хотя многие части книги и воспроизводят более раннюю работу Я. Шимова "Австро-Венгерская империя" — размер добавлений позволяет людям, уже имеющим предыдущую книгу, без опаски покупать новую — она содержит много нового, а заимствованный материал организован более удобным образом — это и вынесенные отдельно биографии с портретами «Подданные империи», и постраничные сноски, формально привязанные к основному тексту, но при этом заведомо слишком пространные и поэтичные, чтобы служить просто примечаниями).

В основе книги стоят два повествовательных потока, последовательный и параллельный. Один — связный рассказ о том, как появилась, развивалась, жила и мучительно погибала центральноевропейская империя. (Напомним, что официальное название новое государство получило только с обнародованием императорского рескрипта от 14 ноября 1868 г. об образовании Австро-Венгрии, хотя большая часть сопутствующих реформ прошла в 1867 г.).

Другой — рассказ о 7 городах империи — Вене, Будапеште, Праге, Львове, Триесте, Сараево и Бруке-ан-дер-Лейта (некогда пограничный городок между двумя "половинками" монархии). Каждому городу дается шутливое второе название — например Вену обозвали "Трон земли", далее, по ходу главы, читатель понимает почему описываемый город назван так, а не иначе, хотя немного поразмыслив, можно самим найти вменяемое объяснение.

На протяжении книги то и дело встречаются параллели с современностью

Кроме всего вышеописанного книга содержит анекдоты, любопытные факты и курьезы, старинные карты, гравюры и фотографии.

Последние, кстати, могли бы быть напечатаны получше, но даже полиграфические огрехи в данном случае работают на концепцию: ведь и в самой Австро-Венгрии административно-управленческий аппарат был прекрасно задуман, но не всегда идеально реализован (хотя был несомненно лучше, чем аппарат управления России и Италии, кроме того практически отсутствовала коррупция, характерная для двух вышеназванных гос-в), как мы помним и по «Швейку» Гашека и по «Человеку без свойств» Музиля, не говоря уж о Кафке. Эти и другие (например Йозеф Рот) писатели, разумеется, тоже упоминаются неоднократно, причем первый в качестве «талантливого очернителя», так приложившего не самые плохие в Европе вооруженные силы, что не отмоешь… второй высмеял все что можно и нельзя, ну и Кафка мастерски показал нравы австрийской бюрократии, а Рот написал собирательный образ имперского чиновника, не упустив ни одной существенной черты, присущей этой категории населения.

Возникающее с первых страниц ощущение «это про нас» не оставляет читателя вплоть до печального финала. В самом деле, из всех великих держав прошлого именно Австро-Венгрия — многонациональная, но единая, неповоротливая и медлительная, но способная порождать гениев и монстров, хрупкая на вид и мощная в основании (что наглядно продемонстрировала I Мировая война) — в наибольшей степени схожа с Россией. И уроки, которые ненавязчиво предлагают извлечь из ее опыта авторы «Корней и короны», для всех нас определенно не будут лишними. Недаром же говорят, что великие империи не умирают — они только засыпают на время.

Очевидный плюс книги перед другими работами на исторические темы в том, что она написана живым и образным языком, вследствие чего очень легко читается; авторы не заставляют читателя продираться через нудные описания, а уделяют много внимания людям, непосредственным участникам событий тех времен, и их внутреннему миру. Книга напоминает хронику, посвященную последним представителям династии Габсбургов (в том числе развенчивает некоторые, связанные с ними, мифы), но в тоже время объективно и беспристрастно рассказывает об основных событиях, произошедших в последние десятилетия существования Дунайской монархии.

Кроме текста книга содержит 12 глянцевых листов разбитых на 3 цветные вклейки, примерно пару сотен черно-белых иллюстраций (портретов, карт, пейзажей и т. п.). Выгляди очень солидно (хорошее качество переплета вкупе с предыдущими достоинствами) и вполне подойдет для подарка тем, кто интересуется историей стран Европы на рубеже 19-20 вв.