Андрей Столяров «Ворон»

Вряд ли, Пётр Первый, закладывая город-столицу на болоте, предполагал, что тем самым открывает, — да что там открывает — дарит! — не просто страницу и в русской литературе, а целую главу... Все эти болотные миазмы, прорываясь через камень и асфальт, испаряясь с зеркал каналов, пропитали город какой-то языческой мистикой — то сказочно-волшебной, то ужасно-кошмарной — но, всегда магически реальной, во всей этой «плоской» действительности (Пётр «выломал» свой стольный град из традиции «семи холмов», нарушив тем потаённые какие-то табу, заключённую когда-то договорённость с расой бывших, изгнанных богов и божков) с её попытками суеверных оберегов: египетских сфинксов, китайских драконов, взнесенных ввысь ангелов.... Целый жанр русской прозы и поэзии — «петербургская повесть/роман/рассказ/поэма».... Гоголь, Достоевский, Блок, Белый..., Шефнер, Столяров...

Даже странно, как можно писать в этом фантастическом городе просто прозу.

«Ворон», своим совершенством, стоит несколько особняком среди «петербургских повестей» Столярова: магия фантастического реализма доведенная до предела. Один из главных героев — Город.... Вязкая действительность, с вкраплёнными в неё крохотными крупицами фантастики — ведь Буратино, оживший в Питере, это совсем не фантастика, так же как и материализовавшийся со страниц Достоевского дворник; фантастика — это слова, это допущение идеального текста..., — замахнуться на Слово.

Эту вещь я прочел очень давно — минимум лет 15 назад. Недавно всплыла в памяти и, показалось, что помню даже отдельные фразы. Нашел, проверил. Действительно помню, но не основной сюжет, а ощущение погружения. Ну и фразы, как это ни странно для меня.

Получается что вещь эта очень сильная именно в плане погружения, а такое редко бывает. Кроме того, с моей точки зрения, очень хорошо раскрыта концепция «абсолютного текста». Как-то послабее варианты мне всегда встречались.

Что касается сюжета, он, скорее, обычен (ИМХО). Впрочем, учитывая вышесказанное, это не недостаток.

Так что очень рекомендую тем, кто интересуется ощущениями.

Больше всего в произведении поразила сама идея – идея «абсолютного текста». Текста, в который погружаешься, ныряешь с головой, идешь ко дну, вернее к самой сути, и нет уже ни сил, ни желания, выныривать назад, в опостылевшую реальность. Хотя сам автор в своем тексте этой абсолютности так и не достиг, как не пытался. Были, конечно, почти идеальные места и моменты, которыми зачитываешься. Но это только какие-то вспышки и миги. А в остальном безумная (в хорошем смысле) фантасмагория, абсолютно не реальная и не естественная, не гармоничная, не дающая возможности задержаться в таком состоянии надолго.

Ранее мне казалось, что я могу подобрать достаточно синонимов слову «бред», чтобы охарактеризовать любое произведение, бредом являющееся. А вот ведь и нет! Запредельны ужас, ахинея, отвратительное чтиво, графоманский вздор — всего этого мало, чтобы описать всю глубину трагедии. Я не поклонник сюрреализма. Я против того, чтобы буратино выпадал изниоткуда, уходил в никуда, а после становился звездой подростковой рок-группы.

Философии я в этой книге не увидел вообще. Чудесный цирк маразматиков, написанный под влиянием авторского теплового удара, в книге же и отображенного. Герои, которые сами по себе. Автор, который меняет кадры, как перчатки, а потому повествование мечется от одной крайности к другой, не останавливаюсь ни на минуту. Полнейшая фантасмагория. Мало связанные отрывки, перемежающиеся цитатами Достоевского и, кажется, Гегеля. Бытие не существует, а имеет место быть. Как книга сие творение тоже несостоятельно, потому недалеко ушло от набора букв, коий, по мнению автора, и есть абсолютный текст.

Давайте скажем, что бытие настолько хаотично, что может быть описано только хаотично. Что в жизни так мало смысла и логики, что книга о жизни должна быть априорно алогична и бессмысленно. Ага. Да я под такую философию любую бредятину подверну. Инфантильное графоманство? Просто автор считает, что все мы дети. Затянутые описания с неинтересными метафорами? А вы оглянитесь, господа, где вы видите что-то интересное вокруг? Особенно, если вы устали и хотите спать?

И все-таки, я не поставил данному опусу 1 балл. Поставил целых 2. А почему? Потому что это все-так повесть (или рассказ?), а не роман, которую можно прочитать за сравнительно небольшое время.

Кстати, я не знаю, что же заставило меня осилить это до конца. Наверное, упорство

Сильное и чрезвычайно атмосферное произведение. Произведение, сочетающее в себе ожившие безумные фантазии, любовь, смерть, городские ночи, плачущие дождём и безысходностью, и финал, показывающий, что человек способен на всё, на любые изменения окружающего мира.

Идея того, что мысль материальна — не нова. Мысль, выраженная на бумаге в виде текста, тем более «абсолютного текста» имеет большую силу. И герою книги это удалось в полной мере — от материализации своих персонажей, до намного большего — создания собственного мира.

Автору удалось создать прекрасную и великолепную атмосферу. Атмосферу мрачную, дождливую и жаркую, зловещую, безысходную. Порой сочащуюся слезами, порой — безудержным весельем до упада, порой — любовью до изнеможения. Чем то мне это напомнило Достоевского с его описаниями города. Впрочем, это неудивительно. Ведь один из персонажей имеет к Фёдор Михалычу непосредственное отношение.

Произведение однозначно заслуживало бы оценки 10, но!... Есть одно очень большое НО. Столяров использует очень короткие предложения. Мелочь? Кому как. Мне, как любителю словестных конструкций на пол — страницы, очень сложно читать короткие отрывистые фразы, которые очень и очень рвут ритм повествования многочисленными и порой необязательными точками. Стилистически произведение только выиграло бы от того, если-б автор применил чуть более сложные словесные конструкции.

Тем не менее, на оценку меньше 9 рука не поднимается. Автору удалось создать атмосферное, умное, яркое и цепляющее произведение, которое и после прочтения долго не отпускает, и заставляет ещё не единожды вспоминать отдельные эпизоды...

Нужно бы перечитать... Возможно, еще скорректирую оценку... Но когда-то впечатление было очень сильным.