Интервью

Сегодня — в первый день лета — белорусскому писателю, критику и переводчику Евгению Дрозду исполняется 65 лет.

Желаю автору сохранять оптимизм, доброе здоровье и творческий настрой и предлагаю вашему вниманию его ответы на некоторые заданные мной вопросы:

Почему именно фантастика? Что повлияло на ваш выбор и удерживает до сих пор (если удерживает) на орбите этого жанра?

Что же касается «удержания на орбите»… Тут надо объяснять долго. В юные годы я терпеть не мог реалистическую и тем паче натуралистическую прозу за то, что она втюхивала мне то, что я и так вокруг себя вижу, и от чего меня и без этих литературных описаний тошнило. Мне хотелось иного, странного, таинственного, загадочного, мистического, если угодно. Это – хотя, может, и в слабой степени – давала фантастика. И я до сих пор с благодарностью вспоминаю пусть и литературно слабые и наивные вещи, в которых, тем не менее, великолепно описывались какие-то странные, чуждые миры, от которых дух захватывало. Вот это было в таких произведениях главное – ощущение прикосновения к тайне, ощущение, что тебе дали одним глазком заглянуть в какие-то дивние и яркие просторы, одновременно пугающие и притягательные. Это, а не стилистика, не совершенство литературной техники и не степень проникновения в психологию персонажей. Персонажи там могли быть совершенно картонными, комиксовыми, одномерными, это значения не имело.

Но вот появились братья Стругацкие, которые в своих ранних вещах с огромным мастерством сами умели создавать видения таких вот ярких миров. Но был у них один бзик – они везде и всюду твердили, что фантастика это всего лишь ветвь литературы, это такая же литература, как и все остальное, что нельзя делать никаких скидок на специфику жанра, фантастика это литература и ничего больше. Одна только литература и ничего кроме литературы.

Так вот, похоже, они своего добились и превратили таки фантастику в литературу. Или высокого уровня, вроде представленной в антологии «Герои» (см. ниже) или профессиональную, грамотно сделанную развлекательную беллетристику коммерческого назначения. И вот сейчас в России выходит полторы тысячи фантастических книг в год, а читать опять нечего. Как и в годы гонений и притеснений. Не цепляют меня все эти фэнтезийные эпопеи, галактические войны, и бесконечные истории с попаданцами в другие миры, которые здесь были никто, полными ничтожествами, ну а там – на другой планете, в другой эпохе, в паралелльном мире оказываются ого-го-го какими молодцами и всех мочат. Ну, а параллельную историю я вообще уже как фантастику не воспринимаю. Твердая научная фантастика, похоже, совсем загнана (про одно исключение – ниже, где речь идет о «Ложной слепоте» Уоттса) в некое подполье. Такое ощущение, что для своего выживания НФ решила на какое-то время вообще отказаться от беллетристики. Я имею в виду вещи, вроде эпопеи Захарии Ситчина про планету Нибуру и грозных аннунаков, или же книги Авинского «Планета древних тайн». Я их воспринимаю именно как НФ без беллетристики и они еще способны вызвать волшебное ощущение загадочности мира.

Но вообще-то, говоря, главным моим чтением в последние годы являются книги по философии, геополитике, а также книги по новейшей истории Атлантиды, но не той, Платоновской, а той, в которой прошла большая часть моей жизни (правда, не могу сказать, что я в ней родился, ибо на свет божий я появился в Германии), которая погрузилась в темные воды небытия у нас на глазах и которую называли СССР. И сейчас, когда открываются архивы и дозволено высказывать разные точки зрения на, казалось бы, незыблемые исторические факты, только диву даешься, в какой по-настоящему фантастической утопии довелось тебе жить. Ну, а после текстов Ницше, Шопенгауэра, Бергсона, Хайдеггера, Юнга, Шпенглера, Гуссерля, Тейяра де Шарден, или небеллетристических текстов того же Лема, любая «художка» (это профессиональный термин работников букинистических магазинов), кажется просто водичкой, ничего не дающей ни уму, ни сердцу.

Это то, что касается удержания на «фантастической орбите» в качестве читателя.

Что же касается удержания орбиты в качестве автора, то тут все совершенно не определенно. Ну, во-первых, я давно уже понял, что стать профессиональным литератором, то есть человеком, который зарабатывает себе на жизнь своим пером, я никогда не смогу, ибо пишу мало и медленно. А пишу я мало и медленно, потому что я ничего не могу придумывать и сочинять. Все мои вещи не сочиняются, а рождаются. От моих усилий этот процесс почти не зависит. Я понятия не имею, что там происходит в моем подсознании, и почему я вдруг ощущаю некий импульс, диктующий мне, что вот, пришла пора садитсья за компьютер и писать (вернее записывать), то, что оно – подсознание – мне надиктовывает. Так происходит и это все, что я знаю. Управлять этим процессом я не могу. И моему подсознанию плевать на то, что у издателей есть бизнес-планы и им нужны авторы, способные испекать 1-2 книги в год, причем нужного издателю формата. Разумеется, у меня, как у всякого автора, есть записная книжка (электронная) куда я заношу те или иные идеи, сюжетные, ходы, фразочки, имена и яркие картинки из снов, которые можно было бы для чего-нибудь использовать, но очень часто я задаю себе вопрос – зачем я это делаю? Ведь я уже неоднократно, решал для себя завязать с писаниной, как с занятием, совершенно неокупающимся во всех отношениях. А вот зачем-то делаю.

Сейчас я уже несколько лет занят работой над нехудожественной книгой, называющейся «АЗиЯ – МАГиЯ». Это нечто синкретическое на стыке философии, метафизики, науки, эзотерики и футурологии. Начал-то я ее очень давно. Но все как-то урывками продвигался. В 2008 году я, наконец, написал готовый вариант, но он меня не устраивает. Вот теперь все мысленно переформатирую и переписываю, пытаясь понять, чего там не хватает и как наиболее отчетливо выразить основную концепцию. Пока я занят этой работой, никакой своей беллетристики я не пишу и не писал. И буду ли писать, после того, как закончу, понятия не имею.

Ваш внезапно ставший взрослым сын (или дочь) объявляет вам, что намерен заняться литературным трудом. Что вы ему ответите?

Тут, видимо, следует поступать по завету Антона Павловича Чехова: «Как только младенец рождается на свет божий, его надо примерно высечь розгами, приговаривая: "Не пиши! Не пиши! Не пиши!..". Если же, позврослев, он все равно начнет марать бумагу (в наше время – долбить по клавишам — ЕД), пиши – пропало…». Ну, а если серьезно, то объяснил бы ей/ему, что литературным трудом может прокормиться лишь ничтожно малый процент от всех пишущих, так что желательно, чтобы была какая-то основная профессия. Но если уж у человека сидит запрятанная глубоко в подсознании тяга к писательству, тут ничего не поделаешь.

Сколько людей – столько и мнений. Но и наше собственное мнение не есть что-то застывшее и меняется со временем. Какие фантастические (или не только) произведения, поразившие вас в пору вхождения в литературу, и сегодня остаются для вас эталонными вершинами этого жанра, а что вызывает разве что ностальгию?

При советской власти переводные печатающиеся у нас авторы проходили строжайщий отбор и переводили их высококлассные переводчики, поэтому, если брать, англо-саксов и Лема, то это как тогда читалось, так и сейчас читается. Из наших же авторов — Ефремов, Стругацкие и еще несколько десятков рангом чуть пониже, тоже нормально сейчас воспринимаются, что касается всяких халтурщиков, то я их просто не помню. Свою библиотеку я от них очистил. Единственное кого из этих графоманов могу вспомнить, так это Немцова со всякими его «Осколками солнца» и «Последними полустанками», а запомнился он лишь потому, что уже и тогда вызывал сильнейшее раздражение. Никакой ностальгии по таким авторам я не испытываю.

Следите ли вы за новинками фантастической литературы – зарубежных и отечественных авторов?

Если имеется в виду регулярное посещение книжных магазинов и развалов с перелистыванием там выставленного, и с вопрошанием, что бы купить, то нет. Давно уже не хожу и не покупаю. За состоянием дел в современной фантастике я слежу только благодаря двум источникам: 1) журналу «Если», в котором я сам пару раз печатался как автор, и с которым в последние годы плотно сотрудничаю как переводчик; так вот, я внимательно прочитываю все опубликованные там рецензии и в нескольких случаях покупал по этой наводке книги и во всех случаях об это не жалел. 2) Благодаря небезызвестному Вам Володе Аникееву, который как раз таки ходит, выискивает и покупает, а, прочтя, дает мне прочесть все то, на что, по его мнению, стоит потратить время; то есть, он служит для меня первичным фильтром; не всегда и не во всем наши оценки совпадают, но, чаще всего, то, что он мне рекомендует, действительно достойно внимания. Как правило, прочитав, я тут же писал рецензию, которую выкладывал на свой, ныне не существующий, сайт http://fantasy.open.by.

Что из опубликованного в последние годы вам особенно понравилось?

• Даниил Клугер «ДЕЛА МАГИЧЕСКИЕ», АСТ, М., 2003;

• Антология «ПЕРПЕНДИКУЛЯРНЫЙ МИР», ЭКСМО, М., 2004;

• Антология коротких вещей Нила Геймана «ДЫМ И ЗЕРКАЛА», АСТ, М., 2007;

• Беркем аль Атоми «МАРОДЕР», изд-во «Крылов», 2007;

• Беркем аль Атоми «КАРАТЕЛЬ», изд-во «Крылов», 2008;

• Антология «ГЕРОИ другая реальность», «Азбука классика/ФАНТАСТИКА», СПб., 2008;

• Короткая повесть Евгения Лукина «С НАМИ БОТ», опубликованная в каком-то номере «Если»;

• Питер Уоттс «ЛОЖНАЯ СЛЕПОТА», АСТ, «Астрель», М., СПб., 2010 – эта вещь меня просто потрясла, я как будто снова вернулся в 60-70-е годы и снова впервые читал Лема, Ефремова, Колина Уилсона… Я не ожидал, что в наше время, когда фантастика выродилась в фэнтезийные сказки для девочек и во всякое всегалактическое мочилово для мальчиков, и все более стремительно деградирует до компьютерных игр, мультяшек и комиксов, где-то пишут еще вещи, которые заставлют глубоко задуматься, открывают тебе какие-то новые истины, касающиеся тебя самого, глубин твоего подсознания и загадок твоего сознания. И только горечь берет при мысли, что попробуй ты с чем-то таким сунуться в наше издательство, то тебя отошьют со словами: «Да ты чё, мужик, не надо нам этого грузилова, оно кассу не делает, нам бы чего попроще – догонялки-стрелялки для дебилов-пэтэушников… Ну, типа «С.Т.А.Л.К.Е.Р.-а».»

Белорусская литература на русском языке – нонсенс. Делить русскую литературу на порции (в частности выделять в русскоязычной литературе белорусскую) исходя из места проживания либо национальности автора — такая же бессмыслица, как деление литературы по гендерному признаку.

Русскоязычная литература такая же равноправная часть белорусской литературы, как и белорусскоязычная. В конце концов, в Беларуси два государственных языка, и для многих белорусов именно русский язык является родным.

Какое из этих двух утверждений вам ближе и почему?

Второе, разумеется, ибо я думаю, говорю и пишу по-русски. А если следовать логике «нацянальна свядомых», то Джойс не ирландский писатель, а английский; Маркес и Борхес не колумбийский и аргентинский соответственно, а испанские; а Марк Твен, Эдгар По и прочее, прочее – тоже не американские писатели, а английские. «Дикая охота короля Стаха» Короткевича написана по-белорусски, но все эти топи, замки и вересковые пустоши позаимствованы у сэра Артура К. Дойла, так что нет-нет, да и чудится, что ты слышишь запах табака из трубки Шерлока Холмса. А вот «Чужая корона» Булыги написана на русском, там нет ни одной явной привязки по времени и пространству, и, тем не менее, этот текст кажется более белорусским, нежели даже тексты Короткевича. Ты безошибочно определяешь, что такое вот могло происходить в одной только точке планеты Земля, а именно в той, где мы все находимся.

• 1) Сергей Булыга «Чужая корона» (роман);

• 2) Юрий Брайдер и Николай Чадович «Посёлок на краю Галактики» (повесть);

• 3) Их же рассказ «Против течения».

• 4) Сергей Трусов рассказы «Бокал красного вина» и «Карнавал».

Какие свои произведения (два-три-пять) вы бы считали достойными включения в такую антологию?

Рассказы:

• «Тень над городом»

• «Троглодиты Платона»

• «В раю мы жили на суше»

• «Клинок волколака»

• «Большая скука»

P.S. В 2009 г. в серии «Белорусская современная фантастика» вышел авторский сборник Евгения Дрозда «Дни прошедшего будущего», в который вошли его лучшие рассказы и повести.

Если бы у тебя была возможность получить одну писательскую суперспособность, что бы ты выбрал?

Рентгеновское зрение. Я мог бы залезать в головы к другим авторам и красть их идеи.

У тебя есть какие-нибудь особые ритуалы, которые тебе помогают, пока ты работаешь над новым романом в жанре эпического фэнтези?

Я выяснил, что ничто так не мобилизует меня, как необходимость проводить изнурительных восемнадцать месяцев подряд в вечной пытке промедлений и самосомнений.

Ты мог бы вернуть к жизни одно мифологическое создание. Даже сохранить его в качестве домашнего питомца. Кого бы и почему ты выбрал?

Я всегда считал, что к кобольдам отнеслись нечестно. Я бы поселил нескольких у себя в подвале. Они могли бы носить мне закуски, пока я работаю.

Как ты думаешь, сколько настоящих исследований нужно провести автору для работы над книгой? Стоит ли брать в руки меч прежде, чем садишься за описание батальной сцены.

Житейский опыт, подробное исследование и кропотливый анализ безусловно необходимы и могут внести свой вклад в правдоподобие опубликованной работы. Но это же фэнтези. Нельзя подобрать замену замешиванию грязи.

Твой любимый сериал, фэнтези и не только.

Думаю, я никого не удивлю, если скажу, что первый сезон "Игры престолов" оказался во всех смыслах даже круче, чем я вообще считал возможным.

Если у вас есть советы для начинающих авторов фэнтези, что вы можете им посоветовать?

Следите за своей задницей, потому что я собираюсь всех вас уделать.

Ты попал в шортлист премии Дэвида Геммела, что очень круто. Пока ты у микрофона, на кого из авторов ты бы посоветовал обратить внимание нашим читателям?

Я ядовитый амбициозный социопат без каких-либо намеков на чувства стыда, сожаления или симпатии. Так что не дождетесь.

Джо Аберкромби — телевизионный редактор-фрилансер, ставший профессиональным писателем. Живет вместе со своей семьей в Бате. Вы можете узнать больше об авторе и его книгах на официальном сайте Джо, его страничке на Фейсбуке или из твиттера его жены.

Проголосовать за "Героев" или любую другую приглянувшуюся вам работу можно вот здесь. А тут можно отдать свой голос за лучшую иллюстрацию. Голосование заканчивается 31 мая, так что спешите принять в нем участие!

(Решил выложить на Фантлаб интервью с Ильёй Тё, вышедшее в мартовском номере петербургского бизнес-журнала "The Chief". С учётом специфики журнала — не все вопросы интервью касаются литературы, но, думаю, в целом этот материал может быть интересен любителям фантастики.)

Имена супругов Александра Силецкого и Натальи Новаш давно известны любителям фантастики со стажем. Несколько их книг не так давно вышло в серии «Белорусская современная фантастика». У Новаш это романы из фэнтези-цикла «Обретение прошлого», у Силецкого — ранее не издававшиеся романы «Дети, играющие в прятки на траве» и «Легендарь», а также роман «День Зверя» (ранее издавался под название «Питомник для мух»). Подробная информация об их творчестве представлена на авторских страничках на сайте.

Повстречавшись с этими обаятельными людьми на «Днях фантастики» в Минске, проводимых в рамках Минской Международной книжной выставки-ярмарки, я попросил их ответить на ряд вопросов, и теперь предлагаю ответы писателей вашему вниманию.

Почему именно фантастика? Что повлияло на ваш выбор и удерживает до сих пор (если удерживает) на орбите этого жанра?

Александр Силецкий: Почему именно фантастика? Мне кажется (да и всегда казалось), что как раз фантастика в отличие от пресловутого соцреализма и реализма вообще наиболее четко и адекватно реагировала на происходящее в окружающем мире, позволяя делать внятный анализ текущих событий и на этой основе выдвигать разумные предположения о тенденциях общечеловеческого развития, чем реализм как раз не занимается. А повлияло на мой литературный выбор еще детское чтение фантастических произведений, ну, и, кроме того (уже в более взрослые годы), общение с интереснейшими людьми, которые фантастику как жанр ценили очень высоко. Я по природе консерватор и однолюб, и потому не вижу никакого смысла изменять своим литературным пристрастиям и поныне — они меня вполне удовлетворяют.

Наталия Новаш: Я выбрала фантастику потому, что начинала писать в советское время, когда писать в других жанрах не имело никакого смысла. Вся прочая литература представляла собой только один «жанр» социалистического реализма и обязана была «воспитывать строителя коммунизма», короче говоря, так «оболванивать» читателя, чтобы он «искренне» сделался приверженцем коммунистической системы и другого в жизни не пожелал. Поэтому и писателю не позволено было сказать ничего другого. Разве что в жанре фантастики, да и то дозволялось далеко не всем — пожалуй, только Ефремову и Стругацким. Но это уже был прецедент, и я надеялась, что в фантастике у меня может появиться шанс писать так, как я хочу, и о том, что мне интересно.

Сейчас, казалось бы, всё изменилось, а на самом деле не изменилось ничего, только перевернулось с ног на голову. Чтобы поддержать себя с помощью «оболваненного» читателя, существующая система по-прежнему использует издательскую политику, только взяла на вооружение «лёгкий жанр», который советская система считала второсортным. На головы читателей обрушивают вал низкопробных детективов, претенциозной пустоты или тупой однообразной «фэнтези», объясняя подобное тем, что, мол, читателю этого-то и надо. И «воспитанный» таким образом читатель — к примеру, тот, кто согласится назвать книги Пелевина хорошими, обязательно скажет, что и Путин – хороший президент.

Однако всегда существовали честные писатели, служившие только литературе и своему таланту. Солженицын и Айтматов сумели сказать своё собственное слово в жанре реализма (правда, Айтматов использовал и приёмы фантастики). А вот в наше время, я считаю, существует писатель, который сознательно избрал жанр «массовой литературы», но, тем не менее, именно он останется в нашей литературе как Достоевский нашего времени (если будет, для кого оставаться). Акунин скромно сказал, что он не пытается воспитывать читателя, а просто хочет поделиться с читателем своими мыслями. И надо сказать, что это ему прекрасно удаётся! Он добивается своей цели, используя авантюрный увлекательный сюжет! А вообще, цикл про Фандорина можно отнести и к фантастике благодаря только одному лишь используемому автором фантастическому приёму. Главный герой нарушает законы природы, он не подчиняется вероятностным законам. Фандорин нарушает теорию вероятности: никогда не проигрывает в азартных играх, всегда выигрывает пари и любую дуэль, остаётся победителем в любой ситуации. Да и в «Алмазной колеснице» фантастики предостаточно! Именно такая фантастика удерживает меня на орбите этого жанра.

Ваш внезапно ставший взрослым сын (или дочь) объявляет вам, что намерен заняться литературным трудом. Что вы ему ответите?

Александр Силецкий: Если я увижу, что в нем и вправду есть искра таланта, то скажу: трудись, старайся, чтобы выходило максимально хорошо. Писание книг — работа, а литература — призвание. Постарайся соединить одно с другим.

Наталия Новаш: Ничего. Увы, мой пример и так у него перед глазами…

Сколько людей – столько и мнений. Но и наше собственное мнение не есть что-то застывшее и меняется со временем. Какие фантастические (или не только) произведения, поразившие вас в пору вхождения в литературу, и сегодня остаются для вас эталонными вершинами этого жанра, а что вызывает разве что ностальгию?

Александр Силецкий: На мой взгляд, ностальгию может вызывать только скверное, подернутое флером наших воспоминаний. Все хорошее плавно перетекает из прошлого в настоящее и постоянно остается с тобой. Какая уж тут ностальгия?! Да, были книжки, которые в детстве увлекали, будоражили воображение, но потом, когда повзрослел, вдруг обнаружил, что с литературной точки зрения книжки-то были слабенькие. Ну, и что? Я попросту их не вспоминаю и дома у себя не держу. Они — не то чтобы отрезанный ломоть, но перешли в категорию «ненужно-необходимого» (это когда что-то, на определенном этапе, за неимением ничего другого, является необходимым, а затем, будто ходунки для младенца, становится излишним, уступая место более полезным вещам). Что же касается эталонных произведений… В пору учения многое кажется вершинным и даже эталонным, пока сам не достиг должного уровня мастерства. Тем не менее подобные произведения, конечно, существуют, и не потому, что прежде увлекался ими, — даже сейчас, достигнув определенного житейского и культурного умудрения, вижу, что качество и глубина этих книг во многом замечательны. Вероятно, это именно то, что в принципе отделяет классику от вещей, пусть и актуальных для своего времени, однако преходящих. Хотя, на мой взгляд, общей классики «для всех» не существует, как бы ни изгилялись на уроках литературы. У каждого — собственная классика, и с нею он живет. Из эталонных (для меня лично) авторов фантастической прозы могу назвать Свифта, Рабле, Гофмана, Франса, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Булгакова, Уэллса, Жюля Верна (а как же без него?!), Акутагаву, Кобо Абэ, Оруэлла, Гессе, Ефремова, Стругацких, Брэдбери, Саймака, Маркеса, Толкина… Вероятно, следовало бы помянуть и каких-то авторов, писавших на историческую тему (в конце концов, любой исторический роман, при всей его кажущейся правдоподобности, изначально фантастичен). Так или иначе, ряд таких писателей достаточно длинный, и все они вызывают у меня чувство восхищения, которое не меняется с годами.

Наталия Новаш: Да, наше восприятие литературы меняется. Боюсь перечитывать, чтобы не разочароваться, «Бедных людей» Достоевского, Азимова, Шекли и даже Рэя Бредбери. Эталонами в фантастике, к примеру, остаются «За миллиард лет до конца света» Стругацких, «Мастер и Маргарита» Булгакова, «1984» Оруэлла.

Следите ли вы за новинками фантастической литературы – зарубежных и отечественных авторов?

Что из опубликованного в последние годы вам особенно понравилось?

На каких «молодых» писателей-фантастов вы бы посоветовали обратить внимание?

Александр Силецкий: Вопросы во многом «на засыпку». Регулярно за новинками не слежу — нет ни времени, чтоб их читать, ни средств (особенно когда книги безумно подорожали), чтобы их приобретать. И если уж что-то покупать и читать, то — книги авторов проверенных. Можно, разумеется, наткнуться и на нечто новое, тоже замечательное, но это будет скорее гадание на кофейной гуще: повезет — не повезет. Нынче это обременительно. А что понравилось? «Американские боги», «Гарри Поттер», «Эфиоп»… По правде, мало что зацепило. Много очень грамотного и при этом очень вторичного, нет личностных авторских прорывов. По крайней мере, я так полагаю. Все поразительно друг на друга похожи, лезут в единый «формат», и это удручает. Пусть лучше будет вещь малочитабельна, наподобие Джойсовского «Улисса», но зато ее не спутаешь ни с какой другой. Насчет молодых не могу сказать ничего вразумительного. Какие-то намеки на оригинальность возникают то у одного, то у другого, но моментально гаснут, и читать уже не интересно. Повторяю: нынешние наши авторы с редкостным упорством норовят попасть в «формат», где, по определению, авторская мысль и авторская неповторимость вовсе не нужны, мешают даже, чтоб успешно продавать «товар». У множества произведений легко поменять на обложках имена их создателей — и читатель этого не заметит. Впрочем, это мое личное мнение.

Наталия Новаш: Мало слежу за новинками. И кого понимать под «молодыми»? Вот прочитала я с немалым удовольствием приятно поразившую меня книгу издательства «Шико» (Кусчуй Непома «Иоахим Воль, передвигатель шахматных фигур»). А кто он — автор? Может, такой же, как я, доживший до седых волос и не сумевший раньше опубликовать свою книгу? Как всё наше поколение, участвовавшее в Малеевских семинарах и понемногу начинавшее публиковаться в «перестройку», а когда та закончилась неудачей, оказавшееся «неформатом»? (Исключение, пожалуй, из нас, беларусов, только Брайдер и Чадович.) А себя я не то что пока к писателям, даже к «молодым» ещё не отношу, потому что и сейчас мне не удаётся издавать свои книги. А то, что напечатано (в основном для детей), увидело свет только благодаря случаю, каким-то чудом.

Если бы вы составляли антологию «Белорусская фантастика: Лучшее»:

Какие пять произведений вы бы в неё включили?

Какие свои произведения вы бы считали достойными включения в такую антологию?

Александр Силецкий: Тут надо сразу уточнить: антология однотомная или многотомная? Пять больших произведений вполне могли бы потянуть и на трехтомник. А ежели ограничиться однотомником, то только пятью произведениями никак не обойтись. Скорее, целесообразно было бы перечислить авторов, и этим ограничиться. Какие будут отобраны произведения — уже дело вкуса и желания потенциального составителя. Во всяком случае, такая антология никоим образом не должна напоминать тот издательский бред, каковой продемонстрировала «Мастацкая лiтаратура», преподнесшая читателям полтора дегенеративных сборника. Подобные публикации наносят только вред фантастике, зачастую непоправимый. Поэтому и о своих произведениях в контексте заданных вопросов я предпочел бы не говорить.

Наталия Новаш: Пожалуй, пять книг для антологии легко можно выбрать из изданной «Харвестом» серии «Современная белорусская фантастика». Но всё это — авторы нераскрученные и никому пока не известные, за исключением Брайдера и Чадовича и, пожалуй, Силецкого да ещё Булыги, который публикуется в России. Так о чём тут говорить?

Свои книги, которые хотелось бы включить в антологию, думаю, не удастся издать в обозримое время ни в России, ни в Беларуси.

Если вести речь не только о фантастике:

Каких белорусских писателей вы относите к «маст рид» без скидок на «землячество»?

На кого из современных белорусских авторов непременно стоит обратить внимание?

Александр Силецкий: Ответ на первый вопрос: никого.

Ответ на второй вопрос: если отнести к «маст рид» я кого-либо и затрудняюсь, то это вовсе не означает, будто у нас нет авторов, чьи произведения не в состоянии вызвать читательский интерес. Конечно, есть такие авторы! Перечислю исходя из собственных вкусовых предпочтений: Брайдер и Чадович, Куличенко, Дрозд, Новаш, Цеханский, Булыга, Громыко. Хотелось бы, хотя и нескромно, добавить к этому ряду и самого себя… Впрочем, сейчас на подходе целый ряд новых молодых авторов, чьим книгам еще предстоит пройти апробацию. Возможно, они и заставят о себе говорить. Надежда остается.

Наталия Новаш: Ну, про «маст рид», пожалуй, слишком сильно сказано! Тем не менее, говоря о ныне пишущих беларуских писателях, из прозы я бы выделила рассказы Марчука (сборник «Хаос»), поэзию Бородулина, Скоринкина-младшего и Аврутина, а из беларуских фантастов — Булыгу, Силецкого, Дрозда, Цеханского и Куличенко.

Белорусская литература на русском языке – нонсенс. Делить русскую литературу на порции (в частности, выделять в русскоязычной литературе белорусскую) исходя из места проживания либо национальности автора — такая же бессмыслица, как деление литературы по гендерному признаку.

Русскоязычная литература такая же равноправная часть белорусской литературы, как и белорусскоязычная. В конце концов, в Беларуси два государственных языка, и для многих белорусов именно русский язык является родным.

Какое из этих двух утверждений вам ближе и почему?

Александр Силецкий: Разумеется, второе. Почему? На мой взгляд, фантастика — тот вид литературы, который в силу своей специфичности не имеет национального признака. Бытописательство, реализм — да, не могут не иметь, ибо опираются на сложившуюся традицию воспроизведения неких национальных примет жизни, требующую сопричастного и пристального взгляда на то, что есть сейчас. Правдоподобное отображение, но отнюдь не анализ. Настоящая же фантастика, по моему глубокому убеждению, — это прежде всего анализ, препарирование действительности, и тут без отстраненного, хотя и заинтересованного, взгляда никак не обойтись. И в данном случае не важно, для кого какой язык является родным. Пусть вещь будет написана даже на китайском, но если автор — житель Беларуси, гражданин Беларуси, творит в Беларуси и издается в Беларуси, тогда он, по любому, является беларуским и только беларуским писателем, что бы там ни говорили. По крайней мере, я так полагаю.

Наталия Новаш: Конечно, второе! Что тут говорить! Беларуский писатель — это, прежде всего, гражданин Беларуси, пишущий хоть на иврите! Как во всём мире — Туве Янссон, писавшая на шведском, но являющаяся гордостью финской литературы. Или Салман Рушди — пакистанец, гражданин Великобритании, — гордость современной английской литературы. И думаю, любой писатель, сочиняющий на одном из сотен существующих в Индии языков, считается всё-таки индийским писателем, а его труд — индийской литературой. Когда-то, в двадцатые годы, когда мы вдруг понадеялись, что и у нас будет независимость, законом было утверждено четыре государственных языка (беларуский, польский, русский и идиш) соответственно основным нациям страны. Но великий вождь всех времён и народов быстро это дело пресёк. И теперь его верные «воспитанники» — наши беларускамовные коллеги-письменники не считают беларускими писателями нас — фантастов, пишущих на русском языке. Наверное, боятся конкуренции? Хотят, чтобы только их творения считали беларуской литературой? Ай, как смешно! Если бы не было воистину так печально… И страшней всего то, что такие беларуские письменники, засевшие в качестве редакторов и издателей в государственных издательствах, думают вовсе не о судьбе нашей беларуской культуры и литературы, а о своей благополучной судьбе при государственной «беларусскоязычной кормушке». Они презирают не только литературу на русском языке, но и фантастику как таковую.

Кстати, меня коробит, когда я вижу такие слова, как «белорусская» литература, «белорусские» писатели. А где-то ещё до сих пор люди, не ценящие историю нашей страны, продолжают её упорно по-советски называть «Белоруссией». Хотя, кажется, в сентябре девяносто первого года мы приняли закон, обращенный ко всему миру, где просим нас называть Беларусью! И, соответственно, мы — беларусы, а не «белорусы», и так установлено не согласно каким-либо правилам словообразования в русском, английском или другом каком-либо языке, а потому, что это нами юридически узаконено.

И напоследок:

Я до сих пор с превеликим удовольствием перечитываю иногда авторские сказки – Янссон, Линдгрен, Барри, Милн… Перечитываете ли вы хотя бы изредка сказки, или сказки навсегда остались в вашем детстве?

Александр Силецкий: На это я могу ответить так. То, что навсегда осталось в детстве, — навсегда остается и до самой смерти. Приходящее во взрослой жизни может незаметно и уйти, а книги, принесенные из детства, не имеют возрастных параметров. У меня нет привычки перечитывать давние книги. Если что-то поразило воображение, врезалось в память — это сохраняется навсегда. А то, что не запомнилось, — какой смысл к нему возвращаться? Хотя, не знаю, может быть, когда-нибудь и впрямь захочется перечитать старое, но что для этого должно случиться, я не представляю…

Наталия Новаш: Те сказки, о которых вы говорите, остались в детстве. Однако я надеюсь, что ещё раз когда-нибудь с удовольствием перечитаю сказку Роулинг. Это когда яркое впечатление от «Гарри Поттера» успеет потускнеть в моей голове… Я считаю его лучшей в мире сказкой для детей и взрослых, но перечитывать вовсе необязательно, как, впрочем, и Достоевского, который остаётся в вас навсегда. А сказки для перечитывания у меня сейчас другие. Я снова и снова читаю Рекса Стаута, Гарднера, Ван Гулика и Акунина, чтобы погрузиться в их сказочный мир, где герои борются за справедливость и побеждают; где соблюдаются законы; где судья может быть умным и благородным, искренне и всерьёз заботясь о своём народе; где Ниро Вульф считает бесчестьем обманывать своих сограждан, не уплачивая налоги… Вот такие у меня теперь любимые сказки.

Сегодня в гостях у нашей рубрики Уильям Гибсон, автор культовых романов "Нейромант" и "Машина различий". Интервью приурочено к выходу сборника статей и эссе "Distrust That Particular Flavor", куда вошли лучшие публицистические произведения автора за последние двадцать лет.

***

Это цитата из моего эссе “Time Machine Cuba", входящего в состав сборника. "Определенным ароматом" я называю особое течение футуристов, входящих в особый, апокалиптический режим. Я использовал это словосочетание сразу после того, процитировал Герберта Уэллса, употреблявшего именно эту фразу в этом определенном пугающем ключе. Это своего рода перефраз выражения "после нас хоть потоп", которое я наблюдаю у других авторов научной фантастики, потому что обычно это плохой знак.

Футуристы достигают определенного возраста, когда внезапно осознают, что смертны. И они часто решают, что все, что сейчас происходит в мире вокруг них совершенно неправильно и тускло, тогда как во времена их юности деревья были выше, а трава зеленее.

Это очень древнее, в чем-то даже универсальное отношение к жизни, которое очень часто выражается в полный голос. Но так происходит уж на протяжении тысяч лет. Вы можете встретить это выражение в речах древних греков. Ну знаете, "Все хорошее прошло. Современная молодежь не способна создавать искусство, голубые джинсы, да что угодно". Это всего лишь древнее убеждение, и настолько верное, что я сомневаюсь, что оно когда-нибудь было верным. И я всегда очень-очень-очень скептически отношусь к любому "золотому периоду", который уже давно и безвозвратно закончился.

В начале вашей новой книги размещена фотография молодого Уильяма Гибсона. Когда было сделано это фото и почему вы решили включить его в книгу?

Я точно не помню, когда оно было сделано. Это были или поздние восьмидесятые, или ранние девяностые, и мне нравилось это фото, потому что символизировало, что прекрасные женщины действительно могут выходить замуж за парней, которые выглядят как персонажи доктора Сьюза.

Множество эпизодов книги были написаны для журнала Wired. Когда вы начали писать для журнала, и как так получилось, что вы написали так много статей?

Познакомился с Кевином Келли с помощью Global Business Network, и когда Кевин и кто там еще основали Wired, это была сумасшедшая инди-затея из Сан-Франциско. Я точно не помню, но уверен, что Кевин позвонил мне и предложил кучу клевых вещей, и мне было проще и веселее делать их с Wired, чем с кем-либо еще, потому что журнал не принадлежал какому-нибудь крупному издательству. У них не было большой, развитой культуры выпуска журнала, которая затрудняла бы многие вещи, поэтому они просто предлагали гениально сумасшедшие и интересные вещи крайне малообещающим людям. Думаю, Брюс Стерлинг договорился с ними раньше меня, и это тоже могло сказаться на моем решении.

Очевидно, что медиамир очень сильно изменился с тех пор, как вы взялись за перо. Если бы вы начинали сегодня, как вы думаете, подались ли бы вы в подкасты, вебкомиксы, на YouTube или что-нибудь в этом роде?

Я задумываюсь об этом, когда молодежь спрашивает меня, с чего им следует начинать. Потому что когда они меня об этом спрашивают, я понимаю, что не знаю, так как я не очень слежу за новинками. Когда я начинал, я более или менее знал свои возможности и доступные мне методы. Сегодня я этого уже не знаю. Это одна из причин, по котором состоявшиеся уже авторы не могут дать уж очень полезных советов подрастающему поколению, особенно сегодня, потому что... знаете, все эти вещи не менялись довольно долгое время. Я получил один очень полезный для молодых писателей совет еще в начале шестидесятых, когда был подростком, и когда я начал писать в конце семидесятых, я нашел я нашел его очень ценным и полезным, потому что вещи тогда долгое время не менялись, но сейчас все действительно очень сильно изменилось.

Раз уж зашел разговор о ваших ранних произведениях, скажите, успех к вам пришел сразу после того, как вы начали рассылать свои первые рассказы, или сначала вы, подобно большинству авторов, прежде чем добиться первых продаж собрали большую коллекцию отказов?

Свой первый рассказ я написал на семинаре критического разбора научной фантастики, а затем люди стали выкручивать мне руки и требовать, чтобы я ее куда-нибудь пристроить. И я послал ее в самое последнее место, о котором мог бы подумать, и ее тут же купили. Рассказ назывался “Fragments of a Hologram Rose”, а журнал — Unearth, это было маленькое издание, специализировавшееся на дебютных рассказах авторов. Так что когда я в следующий раз написал рассказ и попытался пристроить его на рынке, меня сразу же послали. А я написал тогда раннюю версию того, что со временем превратилось в "Джонни-Мнемоника". Я потерял уверенность в себе. Я вообще очень легко ее теряю. Отказ лишил меня уверенности в себе, и я какое-то время не возвращался к научно-фантастическим рассказам.

Затем мой друг, более агрессивный и целеустремленный человек, чем я, отправился в Нью-Йорк и пристроил свое произведение в Omni. Он сказал мне, что они неплохо платят и я буду дураком, если не попробую там опубликоваться. Каким-то образом он уговорил меня рискнуть. Думаю, попытка выбраться на крупный рынок оказала на меня какое-то воздействие, потому что я работал над переписыванием материала гораздо тщательнее, чем когда пытался пристроить его в менее амбициозный журнал. Они купили мой рассказ, но знаете, я переехал с рынка, где платили 27 долларов за рассказ на рынок, где платили 2700 долларов за рассказ такого же размера.

Поэтому я стал делать все от меня зависящее, чтобы удержаться на этом рынке. Это же был Omni. Знаете, если вы пишете для любого журнала размером с дайджест, они в лучшем случае дадут тебе пару сотен баксов. Они действительно не платят. Но в Omni тебе давали 2700. И это была достаточная сумма для того, чтобы почувствовать разницу. Я купил своей жене телевизор, а себе — билет на самолет до Нью-Йорка, чтобы я лично мог встретиться с людьми, выписавшими мне этот чек. Знаете, моя поездка окупилась многократно. С тех пор я не припомню, чтобы мои научно-фантастические работы хотя бы раз отклонялись. Omni платил мне настолько больше, чем мог себе позволить любой другой научно-фантастический журнал, что я никогда и не подумывал послать рассказ куда-нибудь еще. А после того, как я начал писать романы, я очень скоро прекратил писать рассказы.

Я слушал ваше интервью с Кори Доктороу на Intelligence Squared. Из того, что он сказал, у меня сложилось впечатление, что у многих людей в Сингапуре сформировались комплексы из-за того, что вы называете их страну "Диснейлендом, только со смертной казнью". Это самое убедительное доказательство того, что люди обращают внимание на то, что вы пишете, или есть и другие примеры?

Нет, это была единственная вещь, которую я когда-либо написал, из-за которой правительство страны даже написало официальную жалобу издателю (смеется)... а затем запретило журнал на некоторое время.

В документалке No Maps for These Territories вы сидите сзади в движущейся машине, а в окнах мелькают странные психоделические эффекты. Мне вот интересно, а кто придумал эту идею и что вы скажете о ее результатах?

Это была идея Марка Нила. Нил тогда был режиссером-постановщиком. Мы с ним друзья. Иначе бы я ни за что не согласился на это, поскольку мне приходилось сидеть привязанным техническим скотчем к заднему сиденью машины. А поскольку вся это психоделическая фигня в окнах была добавлена уже позже, я даже не смог ею насладиться. Вообще, я видел фильм только один раз. Я смотрел его в кинотеатре. Я чувствовал, что должен посмотреть и одобрить его. Но поскольку я не выношу звука своего записанного на видео голоса, вряд ли я когда-то повторю это удовольствие.

Почему вас привязали техническим скотчем?

Ну, после того, как я забрался на заднее сиденье, им нужно было соединить множество приспособлений. В машину запихали восемь или десять камер, везде свисали провода. Вылезти из машины или забраться обратно после того, как мы начали снимать, было чертовски сложно. Так что мне было немножко неудобно. Я себя чувствовал, как будто меня привязали к заднему сиденью.

В одном из эпизодов книги вы рассказываете о том, что коллекционируете часы, купленные на eBay. Не могли бы вы рассказать нам об этом хобби?

Ну, коллекционирование часов было... Я в конце концов выяснил, что оно было посвящено достижению совершенно ненужного и бесплатного, и очень-очень эзотерического знания. Я совершенно точно не ставил себе целью собирать предметы. Это было подобно погружению во что-то совершенно, определенно неясное, но на уровне, знаете, экстремального спорта. Я встречался с ужасно странными людьми. Людьми, которым я могу сказать "Привет, я достал вот эти по-настоящему редкие часы, но у них отсутствует вот эта вот мелкая деталька, где я могу ее найти?", а они уставятся в никуда, подумают какое-то время, а потом продиктуют мне адрес в Каире и скажут: "Она в задней комнате. Парня зовут Алиф, он ни за что ее не продаст, но может обменять на это и вот это". И это будет правдой! Это была своего рода магическая вселенная. Все было очень интересно. Но как только я забрался достаточно глубоко... я достиг определенного уровня, и дальше двигаться было уже нельзя. Путешествие закончилось. Может быть, однажды я использую этот опыт в книге или еще где.

Вы написали сценарий к "Чужому 3", по которому так никогда и не сняли фильм. Что вы думаете о получившемся в итоге результате и планируете ли вы пойти на "Прометей", когда он наконец-таки выйдет?

О, омг, почему бы и нет. Знаете, я так ни разу и не посмотрел "Чужого 3" (смеется). Я видел первые два. Я всегда слежу за творчеством Ридли. Его работы интересуют меня больше, чем сама франшиза Чужих.

Когда я только начал посещать научно-фантастические конвенты, я услышал одну забавную историю о вас, и я так и не понял, правда или нет, и действительно ли все случилось именно так, как мне рассказали. Интересно, знаете ли вы, о чем я говорю. Это та история, когда вы приезжаете в отель, где бронировали номер, и говорите "Привет, я мистер Гибсон", и весь персонал отеля оказывается просто в полнейшем шоке.

Это был "Beverly Hills Hotel" и кто-то, не знаю, кто, забронировал мне номер. Это было как-то связано с фильмами, я тогда как раз писал какие-то сценарии после той работы над третьим "Чужим". Так что я приехал туда и все так отреагировали на мой визит, что я никак не мог понять, в чем там дело. Люди на ресепшн были потрясены и очень расстроились. И а потом посыльный проводил меня до того самого изысканного номера, в номере был накрыт стол. Там были очень дорогие вина, ликеры и цветочные корзины и еще большая штука, на которой было написано: "Beverly Hills Hotel рад приветствовать Мэла Гибсона".

И вот я смотрю на посыльного и говорю: "Знаете, я не Мэл Гибсон, так что можете все это унести". Он отвечает: "Нет, нет, оставьте все это себе". И я спрашиваю: "И что вы мне предлагаете с этим делать?", на что он и отвечает "Ну позовите друзей, устройте вечеринку".

Вы писали в последнее время какие-нибудь статьи или записи в блоге, которые вы можете порекомендовать к прочтению?

Нет, я сижу только в твиттере, где меня можно найти под именем @GreatDismal.

Недавно вышла антология Darwin’s Bastards с вашим рассказом . . .

Да, это правда, это правда. И знаете, я хочу, чтобы кто-нибудь опубликовал его там, где этот рассказ заметят, потому что он мне очень нравится. И я не писал рассказов очень давно, лет двадцать или что-то вроде того. Это был первый за долгое время, и он сильно отличается от моих предыдущих работ. Это канадская антология, и, честно говоря, очень хорошая антология, со множеством интересных рассказов, но вот вот продажи ее оставляют желать лучшего.

О чем ваш рассказ?

Он называется “Dougal Discarnate.” Он посвящен парню, принимающему кислоту в среде ванкуверских хиппи в конце шестидесятых — начале семидесятых годов. Его нереально уносит, он покидает свое тело и не может больше в него вернуться. А тело забирают в больницу, оно со временем восстанавливается и становится биржевым маклером, риэлтором или что-то вроде того.

И таким образом этот лишенный тела дух остается в окрестностях определенного места в Ванкувере, которого по загадочным причинам не может покинуть, так как там присутствует своего рода невидимый барьер. Я сам появляюсь в этой истории в качестве действующего лица, нахожу этого потерянного духа и завожу с ним дружбу, приглашаю в кино и так далее. Он становится моим приятелем-киноманом. Но остаток истории посвящен тому, как его спасают от этого безнадежного состояния, он женится — что-то вроде того — и очень, очень, очень счастливо живет в Оклахоме. Это все спойлер, но вы все равно можете этим воспользоваться. Может быть, это вдохновит кого-нибудь на покупку Darwin’s Bastards.

Оригинал

Следующий гость: Вернор Виндж