Как много можно совершить всего за 34 года своей жизни!

Украинский детский писатель и журналист, один из организаторов пионерского движения на Украине. Настоящая фамилия – Трублаевский. Родился в с. Ольшанка Мястковской волости Ольгопольского района Подольской губернии (ныне Крыжопольский район Винницкой области).

Мать – сельская учительница в церковноприходской школе – постоянно работала, отец-лесоруб на заработках в Сибири, так что маленького Николая воспитывала его бабушка Любовь Устимовна. В пять лет мальчик научился читать. С 1915 года учился в Немировской гимназии, а затем, бросив ее в бурные 1920-е годы, сбежал на фронт «бить» Врангеля. По дороге, неосторожно сорвавшись с вагона, повреждает ногу, и ему пришлось возвратиться домой. В гимназию Трублаевский не возвращается, занимается самообразованием и параллельно с этим активно участвует в общественно-политической жизни своего села и соседних сел.

В это время он начинает заниматься литературным творчеством, становится селькором винницкой газеты «Червоний край» (Красный край). Здесь в 1923 году и была опубликована первая статья будущего писателя под названием «22 квітня 1870 року народився Ілліч Ленін». Летом 1924-го семья Трублаевских переезжает в тогдашний районный центр Мястковку (ныне с. Городковка Крыжопольского района), где Николай работает секретарем в клубе, вступает в комсомол и организовывает селькоровскую группу. По поручению райкома комсомола он основывает в с. Череповка комсомольскую ячейку, организовывает избу-читальню, библиотеку, кружок по ликвидации неграмотности, проводит просветительскую работу среди селян. И это в 16 лет несмотря на попытки его запугать и даже убить.

Для республиканских газет «Вісті» (Вести) и «Вечернее радио» пишет статьи и очерки, а вскоре переезжает в Винницу. В 1925 году решением редакции газеты был направлен на двухгодичные Всеукраинские курсы журналистики при ЦК КП(б)У в Харькове, после которых уже работал в качестве собственного корреспондента. Именно здесь и «родился» его псевдоним. Николай Трублаини Украинский писатель Анатолий Костецкий вспоминал как их общий товарищ Терень Масенко сравнил Трублаевского за врожденную непоседливость с итальянцами и назвал его на итальянский манер «Трублаини». Эта шутливая фамилия приклеилась к студенту в кругу его друзей, а впоследствии стала его главным литературным псевдонимом.

В 1927-32 гг. Николай Трублаини вместе с другими украинскими молодыми писателями входил в литературную группу «Молодняк» (Харьков). Зимой 1927 года редакция посылает молодого журналиста в двухмесячную командировку на Дальний Восток. О поездке во Владивосток, встречами с интересными людьми он публиковал в «Вістях» несколько интересных очерков под псевдонимом Гнат Завирюха. Эта поездка оказала на будущего писателя незабываемые впечатления и в последующие годы он принимает участие еще в нескольких арктических экспедициях. Ощущая нехватку знаний, поступает на физико-математический факультет Харьковского института народного просвещения, но учится там ему пришлось недолго. В 1929 году он вновь отправляется в творческую командировку. Ледокол «Литке» шел из Севастополя через Суэцкий канал во Владивосток, а оттуда в полярный рейс на остров Врангеля. Место корреспондента на корабле было только одно, да и то уже занято. И для того чтобы попасть на корабль, Трублаини пришлось поступить обыкновенным матросом, котельным дневальным. В 1930-33 гг. он совершает несколько путешествий на «Русанове» и «Серебрякове», три месяца работает на Донбассе, а также на Правобережной Украине, где наблюдает за маневрами Красной Армии.

В 1934-1936 годах Николай Трублаини при Харьковском дворце пионеров организовал и возглавил своеобразный клуб юный исследователей Арктики, где работали кружки штурманов, летчиков, связистов, географов, топографов и геологов. В 1935 году Николай Трублаини организовал для членов клуба первое в Советском Союзе путешествие пионеров за Полярный круг. С членами клуба он совершил путешествие в Мурманск и вокруг Шпицбергена на «Серебрякове». А в 1936-м там же основывает еще один клуб – юных исследователей подводных глубин, с членами которого посетил Кавказ и Крым. Обо всем этом писатель увлекательно рассказал в повести «Путешественники» (1937).

В 1931 году выходит его первая книжка – «В Арктику через тропики», отдельные разделы которой еще в 1928-29 гг. публиковал харьковский журнал «Молодняк» по мере поступления их от писателя с борта «Литке». В период с 1928-го по 1935 год Николай Трублаини преимущественно публикует рассказы и очерки из так называемого «Северного цикла». В большей части «северных» новелл действуют одни и те же детские персонажи – украинец Володя Велетень, якут Оротук, чукчи Темар и Анка. Эти свои произведения писатель думал объединить в повесть, но замысел так и не был осуществлен. В 1935 году выходит, написанная годом ранее приключенческая повесть «Лахтак», которая завершает произведения Трублаини о Дальнем Севере. Николай Трублаини

Затем были написаны повести «Путешественники», «Шхуна «Колумб» (эта повесть «выросла» из повести «Лебединый остров» и рассказа «Юнга с «Колумба»») и др. Вследствие еще одного увлечения Трублаини – авиации, несколько рассказов писателя из написанного в 1936-1937 гг. цикла «Приключения в воздухе», можно также причислить к фантастике. Так, например, в рассказе «Дом на льдине» Володя Велетень, Оротук и Темар отправляются к Северному полюсу на аэросанях, приспособленных к движению по воде (такого самоходного аппарата тогда не существовало), сами строят радиопеленгатор, достигают цели, переживая по дороге немало приключений.

Но самым главным произведением Трублаини стал научно-фантастический роман «Глубинный путь», над которым автор работал в течение 1939-41 гг. В 1939 году писатель опубликовал свою фантастическую повесть «56-я параллель», но она не удовлетворила автора, он полностью ее переделал, и в результате этого получилась книга под названием «Глубинный путь». Идея романа состояла в том, что один гениальный школьник Тарас Чуть предлагает маститым ученым идею метрополитена между Москвой и Владивостоком, и, в конечном счете, этот тысячекилометровый путь был построен. Транспортный туннель представлял собой хорду, пересекавшую земную кору, в которой поезда за восемь часов почти без затрат энергии (!) достигают конечного пункта. Дело в том, что поезд в этом метро первую половину пути едет под склон и набирает скорость порядка 1300 км/час, а вторую половину пути он уже несется по инерции. Книга была издана уже после смерти писателя в 1948 году на украинском языке.

Кстати, идея глубинного туннеля использовалась впоследствии фантастами не раз. Например, роман Ф. Пола и Дж. Уильямсона «Рифы в космосе». В нем вся Земля уже прорыта такими туннелями-хордами по которым в безвоздушном пространстве, подстегиваемые электростатическими силами кольцевых ускорителей, с космической скоростью неслись в разные концы планеты субпоезда.

С начала 1941 года он работал над историко-революционной повестью «Орлиные гнезда». Когда началась Великая Отечественная война, Николай Трублаини был директором Харьковского филиала издательства «Радянський письменник». Будучи членом КПСС с 1939 года, он с первых дней «бомбил» партийную организацию заявлениями о своем желании идти на фронт. И добился своего. Спустя несколько месяцев, 22 сентября 1941 года, он в качестве военного корреспондента прифронтовой газеты «Знамя Родины» выезжает на фронт. А через две недели 3 октября 1941 года прибывает на передовую линию, в дивизию, ведущую арьергардные бои в Северном Крыму, и в первом же бою заменил раненого пулеметчика. Памятник Николаю Трублаини На следующий день во время налета вражеской авиации корреспондент был смертельно ранен возле села Козолуговки Токмакcкого района Запорожской области, и скончался под Днепропетровском в ночь с четвертого на пятое октября 1941 года на 35 году жизни в санитарном поезде, который вез раненых в Ростов. Он был похоронен около железнодорожной насыпи в братской могиле близ городка Ровеньки (Луганская обл.). В 1967 году в городе на ул. Карла Маркса был установлен памятник, выполненный скульптором И. П. Овчаренко.

За десять дет творческого труда (1931 – 1941 гг.) Николай Трублаини написал более трех десятков книг общим объемом более двухсот печатных листов. В настоящее время имя Николая Трублаини увековечено в названии улиц в г. Киеве (с 1974 года) и Виннице. В Киеве одна из районных библиотек для детей с 1957 года носит его имя. В городе Ровеньки средняя школа №4 носит имя писателя, а в родном селе писателя Ольшанка существует музей-библиотека Н. П. Трублаини. Музей писателя есть также и в Харькове. К тому же в 1966 году на Украине в Виннице была создана и много лет существовала литературная премия имени Н. П. Трублаини за лучшие произведения для детей и юношества.

http://danyuk.ru/2013/02/kryilya-rozovoy-...

http://argo-unf.at.ua/forum/9-40-6

ПОДОРОЖ В ЗАКОНСЕРВОВАНУ КРАЇНУ (1)

В літературі відомі численні випадки, коли письмен­ники — майстри пригодницького жанру звертались до історичних тем. Дехто з них користався оригінальним способом співставлення минулого з сучасним, переносячи людей сучасного в минуле. Це виглядало так, немовби уельсівська машина часу переносила героя не в майбутні, а в минулі часи. Марк Твен в романі «Янкі при дворі короля Артура» скористався для цього захоруванням героя після сильного удару по голові. Хаггард в романі «Копальні царя Соломона» приводить героїв у країну, що багато віків ізольована від іншого світу непрохідними безводними пустелями і високими горами.Володимир Владко в романі «Нащадки скіфів» кори­стується способом дещо подібним до способу, якого вжив Генрі Райдер Хаггард. І там і тут герої шукають доро­гоцінності; хоча мета цих розшуків і різна, бо там герої — представники капіталістичного суспільства, а у Владка — радянські люди, але і там і тут одночасно з дорогоцін­ностями вони знаходять давні племена, які ведуть особ­ливе, цілком відокремлене від усього світу життя. Основна і головна відміна романа Владка від романа Хаггарда та, що Владко ставив своїм завданням, вико­ристовуючи захоплюючу, інтригуючу форму розповіді, показати читачеві життя таємничого народу скіфів, що жили колись на території України і зникли, не зали­шивши жодних писаних пам’яток про себе, а завданням Хаггарда було лише дати читабельний роман.Для Владка ця спроба була оригінальна тим, що вперше він спробував свої сили в жанрі історичного ро­мана, принаймні в близькому до нього. Одночасно він скористався своїм попереднім досвідом в галузі науково — фантастичної і пригодницької літератури. Це допомогло йому створити інтригуючий сюжет, надати творові яскравофантастичного забарвлення, наситити його деякими елементами техніцизму і популярно розповісти про побут скіфів.Коротко зміст романа такий. Наукова експедиція в складі вченого геолога, вченого археолога і двох сту­дентів у глухому, непромисловому кутку Донбасу розві­дує велику печеру, де мусять бути поклади золота. З цієї печери вони потрапляють у ще більшу. Це вже не печера, а цілий підземний світ, близький до того, який знайшли герої Жюля Верна в романі «Подорож до центра Землі». В цьому підземеллі зберігаються нащадки давніх скіфів. Досить велике плем’я, що непорушно зберегло увесь по­бут і звички своїх предків. Скіфи, брати Сколот і Дорбатай, з яких один ватажок племені, а другий головний віщун, в боротьбі між собою хотять скористатися геоло­гами. Син Сколота Гартак намагається одружитися з студенткою Лідою. Геологи вступають в боротьбу з ві­щуном, що хоче їх знищити, лякають скіфів своєю собакою, вибухами пістонів, цигарковим димом, пуска­ючи його ротом і носом, та кишеньковим електричним’ ліхтариком.Тут знов-таки напрошується паралель з «Копальнями царя Соломона». У Хаггарда герої ведуть жорстоку бо­ротьбу з головною відьмою племені і для залякування ворогів користуються вставною челюстю одного з героїв, навіваючи жах на «дикунів», то виймаючи, то встав­ляючи челюсть.Зрештою, геологи об’єднуються з рабами та бідними воїнами, що підіймають повстання проти віщунів та ба­гатіїв. В самому розпалі боротьби геологам вдається знов опинитися в тій печері, відкіля вони попали до скі­фів. їхня подорож закінчена. Вони ще знаходять поклади золота і щасливі повертаються додому.Що це, сон? Ні. Якась хвороблива уява? Теж ні. Ав­тор закінчує так, ніби це цілковита реальність. Юний чи­тач, для якого призначена ця книга, заплющує очі, і уяв­ляє, що під Донбасом на незначній глибині простяглася колосальна печера, цілий підземний світ з лісами, де бро­дять дикі вепри, із степами, де пасуться табуни коней, течуть підземні ріки і, нарешті, живуть скіфські племена з рабами-греками. І той уявний світ, безперечно, зату­лить усі відомості про життя і побут стародавніх скіфів. Але, розплющивши очі, читач відчує абсолютну нереальність цього світу і не повірить так само у відомості про скіфів, що їх розповідає автор.Застосування фантастичних прийомів і взагалі фан­тастики в творах, що мають на меті показати минуле яко­гось народу, вимагає виняткової обережності, вмілості і глибоких знань. Навряд чи виправдовує себе той прийом, якого в даному разі вжив В. Владко, співставляючи су­часних людей з людьми давнього минулого, щоб цим спо­собом познайомити нас з тим минулим. Чи не слід було йому зважити на досвід Роні, що в своїх романах «Вамірех, людина кам’яної доби», «По вогонь», «Чорна зем­ля» — творах по суті цілком фантастичних — зумів за­хоплююче розповісти про доісторичну людину, не викли­каючи у читача сумнівів.Манера реального показу нереальних по суті речей не­гативно позначилася на змалюванні героїв романа.

Най­виразнішим і до деякої міри провідним героєм романа є комсомолець Арон, закоханий у Ліду. Це людина експан­сивна, із значною долею хлоп’ячого в характері, що ро­бить його не цілком дорослим, трошки амбітна, трохи жартівлива і навіть з легесеньким відтінком в’їдливості. Хоча це не тип, навіть не герой з цілком накресленим ха­рактером, але все ж образ його занотовується в пам’яті читача з перших сторінок романа.Так чи інакше уявляє читач Ліду, бо вона ж єдина ге­роїня романа, хоча на підставі відомостей, що подає про неї автор, дати характеристику цій студентці трудненько. В значно гіршому становищі перебувають двоє літніх вче­них-— геолог Іван Семенович і археолог Дмитро Борисо­вич. Обидва вони такі невиразні і такі схожі між собою, що лише дочитуючи роман, ледве-ледве починаєш їх роз­різняти. Авторові, що звик орудувати в своїх науково- фантастичних творах з героями-«масками», зрадив його досвід. Не можна було подавати двох представників близьких наук без якоїсь дуже виразної різниці між ними.Значно слабше змалювавши характери своїх героїв — скіфів, автор все ж залишився у виграшному становищі завдяки екзотичності цих постатей, поклавши на кожного з них свою специфічну функцію. Дорбатай, Гартак і Сколот належать до негативних героїв, а Варкан і Роніс до позитивних. Хоча всі вони виглядають в кінці досить блі­до, але справжня невдача спіткала автора лише в опра­цюванні одного образу. Маємо на увазі ватажка скіфівСколота. Вчені, що потрапили в полон до скіфів, віддають йому перевагу перед Дорбатаєм і симпатизують Сколотові, хоча й ведуть розмови, що, мовляв, він такий самий експлуататор: і ворог трудящих скіфів, як і віщун. Але не видно справжніх причин боротьби між ватажком і віщу­ном, не показано ставлення ватажка до своїх підлеглих. Автор показує Сколота симпатичною людиною і водночас намагається розвінчати його. Але робить це не в дії, а в авторських сентенціях, що висловлюються через геологів, про несполучність ролі ватажка з роллю, так би мовити, порядної людини.Мабуть, найбільш негативно позначилася на романі ота неправдива консервація цілого племені, що мусило в особливих умовах підземного світу непорушно збе­регти соціальний лад, економічні та громадські взаємовід­носини скіфського суспільства. Тут мимоволі напрошу­ється аналогія з відомим твором Конан Дойля «Маракотова безодня», твором найменш вдалим з усіх фантастич­них творів цього письменника. Там Конан Дойль заселяє глибини Атлантичного океану людьми, нащадками меш­канців легендарної Атлантиди. Мешканці глибин океану пристосувалися до надмірного зовнішнього тиску води, що дорівнюється кільком тисячам атмосфер, мають спеціаль­не. освітлення, живуть в старовинних палацах, охороня­ють мову і традиції своїх предків, лише змінили характер своєї виробничої техніки та режим свого харчування.У Владка його нащадки скіфів не зазнали навіть і та­ких змін. Минули тисячоліття, і все залишилось так, як було. Саме це і створює гостре протиріччя з тією фан­тастичною формою консервації, до якої вдається автор, коли пише про таємниче велетенське підземелля, де мандрують нащадки скіфів. Чи не краще було шукати виходу з цього становища хоча б у сні або маренні?Ніяк не можна відмовити авторові в надзвичайній смі­ливості фантазії, в творчому польоті цієї фантазії і тим досадніше, що іноді він застосовує способи, які дуже зни­жують цей творчий розмах і цю сміливість. Наприклад, зовсім невиправдано звучить врятування з допомогою кишенькового ліхтарика від загону скіфської кінноти, що женеться за втікачами. Автор надто звузив свої можли­вості, даючи змогу вченим розмовляти з скіфами лише з допомогою подвійного перекладу. З чотирьох членів ек­спедиції тільки археолог знає стародавню грецьку мову.

А серед скіфів теж лише одиниці володіють цією мовою.Роман супроводить післямова професора Семенова — Зусера. Ця післямова викликає деякий подив. Виклавши із короткому нарисі історію скіфів, проф. Семенов-Зусер зауважує:«...Я повинен відзначити, що деякі положення й факти автора іноді розбігаються зі встановленими наукою уяв­леннями про життя і побут скіфів». Очевидно, мова йде про кілька таких положень і фактів, але у післямові на­водиться лише один факт. Професор Семенов-Зусер зазна­чає, що у скіфів не могло бути рабів-греків. І далі вів пише: «Треба також відзначити кілька неточностей в ос­вітленні фізико-географічних даних та перебільшення окремих моментів з громадського і військового життя на­родів». Які ж саме неточності» у післямові нічого не ска­зано.Треба думати, що коли ті положення, які розбігаються з історико-археологічними даними, і ті неточності автор виправив, то про це зовсім не треба згадувати. Коли ж вони залишилися, то саме завдання передмови — пояс­нити їх.Який же загальний висновок хочеться зробити з усього сказаного?Роман написано, надруковано, і читачі, безперечно, з великим інтересом читають його. Він свідчить про май­стерність автора володіти сюжетом, захоплююче будувати розповідь, але тверезий облік недоліків твору повинен підказати авторові, що творчий метод, яким він користався в цій новій для нього роботі, вимагає докорінного перегляду, бо кожен жанр має свої вимоги і на них треба зважати.

(1) В. Владко. Нащадки скіфів. Роман. 308 стор. Дитвидав. ЦК ЛКСМУ.

Микола Трублаїні. "Літературний журнал" №10 / 1940.

© Вячеслав Настецкий, 2014

© Микола Ковальчук, 2014

ТАЙНЫ ВЕЛИКОЙ ТРИЛОГИИ

Его до сих пор называют Нострадамусом ХІХ века, — и это правильно даже в большей мере, чем принято считать. Но мы коснёмся лишь одного предвидения Жюля Верна.

…«Наутилус» — подводная лодка, способная обойти планету в автономном плавании, миновав при этом Южный полюс подо льдами... Её имя писатель «позаимствовал» у Роберта Фултона, американского изобретателя. В начале XIX века Фултон предлагал свою субмарину… Наполеону, в качестве секретного оружия против Англии. Император французов не оказался дальновидным…

В начале года намеревался приехать 26 июня и зайти к Давиду Григорьевичу поздравить с днём рожденья. Для этого написал какое мог приветствие:

Всё тот же день, и тот же праздник,

Уже, по счастию, не мой.

И именинник, как полтинник,

Тряхнёт сегодня стариной.

И всё не сказано, не спето

Про Витебск, Библию, ЦаХаЛ...

А также то, какого цвета

Наровля, Ашкелон, Шагал...

( пишу на "ты" — ну я нахал:))

Читал ты в клубах, юн и светел,

По — птичьи тонок и смешон.

Там Симонов тебя заметил,

Но как Державин, не сошёл.

Благословив тебя на муку

Своею творческой рукой,

Проспал соперника, но в руку,

Тебе явился сон такой.

Путёвку в жизнь, не сомневаясь,

Дал Константин Михайлович.

Твоя фамилия — такая же,

С еврейско-белорусским "- ич".

И, продлевая день рожденья,

По всем законам бытия,

Хочу сказать вам — без сомненья,

подарок лучший, не тая,

когда молчу как рыба — я:)

Я скромно вам себя дарую

И рад увидеть вновь и вновь

я Инну — Молодость вторую,

её — как Музу и Любовь.

Твоим стихам свои стихи

я скромно противопоставил.

И лучше выдумать не смог

сам даже дядя честных правил,

что так к Онегину был строг:)

"Всё тот же день..." ( хоть мы с ним виделись один раз 20.08.13 ) связан с моим днём рожденья — 26го, правда, не июня.

Думаю, зайду, прочту и уйду. Но потом застеснялся, наверняка будут гости, и отправил почтой "на согласование". Мол, не судите строго, для размера пришлось именовать Вас на "ты". Получил ответ:

"Стихи развеялись, как дым, но были хороши. Ах, Вячеслав — благодарим, ведь это от души!"

Так и не пришлось мне больше увидеть Д. Г., к большому сожалению.

http://fantlab.ru/work534048

А эта открытка, судя по выходным данным, отправлена в 1973 г. или немного позднее; во всяком случае — уже после дня смерти ИАЕ 05.10.72 г. и после выхода http://fantlab.ru/edition5677

Подписана вдовой, Таисией Иосифовной Ефремовой.

http://iae.makorzh.ru/letters/Berdnik/ind...

© Андрей Константинов, 2012

© Вячеслав Настецкий, 2012

Г. Зенова в работе «Фантастыка ў беларускiх апавяданнях 80 90-х гг.» (1999) дает краткий обзор имен, сопровождая теоретические посылки очень широким пониманием термина (как фантастическое в целом, жанр, тип литературы). Определения жанра здесь не дается, отсутствует анализ исследовательской базы. Г. Воронова началом белорусской научной фантастики называет драму К. Крапивы «Брама неўмiручасцi» (1973), далее развитие НФ связывает с творчеством В. Шитика, где утверждается вера в науку, мощь человеческого разума идеализированного первопроходца (идеи, что были характерны для НФ того времени в целом). Непринятие критикой «нежелательного» ответвления от приключенческой литературы, привело к забвению белорусской НФ вплоть до появления «Брамы...» К. Крапивы (1973). Авторитетом классика утверждается право фантастики на существование, дана новая тематическая установка: фантастика это зеркало, отражающее актуальные проблемы общества, когда главным героем становится наш современник. Фантастика 1980 1990-х годов характеризуется разочарованием в техническом прогрессе: 1) в результате экологической катастрофы (произведения В. Гигевича «Пабакi», А. Минкина «Карова», Л. Дайнеки «Чалавек з брыльянтавым сэрцам», Я. Сипакова «Блуканне па iншасвеце», А. Федоренко «Смута...»); 2) в «иронической» фантастике творчество А. Павлихина; 3) в «космической» НФ: В. Гигевич («Карабель», «Марсiянскае падарожжа», «Кентаўры»), В. Климович («Сiстэма Баслi», «Чацвертая ад Рэгула»). Тогда же возникает белорусская антиутопия (В. Гигевич «Карабель»; А. Минкин «Праўдзiвая гiсторыя Краiны Хлудаў»), философская фантастика (Я. Сипаков «Тыя, хто iдуць» и «Падары нам дрэва»; П. Васюченко «Белы мурашнiк»), главной чертой которых становится печальная ирония. Характерно, что в других работах исследователя в качестве отправной точки белорусской фантастики называется творчество Я. Мавра. Важным является утверждение критика о тематическом изменении современной белорусской фантастики по сравнению с фантастикой 60 70-х годов: возрастает критичность в оценке перспектив человека в связи с развитием науки. Исследователем допускаются некоторые неточности при трактовке самого понятия «научная фантастика»: 1) прогнозирование как основная функция (другие не названы) НФ; 2) утверждается происхождение научной фантастики из социальной фантастики ХIХ века. С. Минскевич «по доле фантазии» делит фантастическую литературу на два течения, фэнтэзийное и научное. В последнем распространены следующие разновидности: фантастика предупреждения, социальная фантастика (под этим здесь понимается утопия), киберпанк и др. Корни фэнтэзийной литературы (как магическо-мистической) критик находит в бело-

59 59 -русском фольклоре и верованиях, творчестве А. Мицкевича (утерянная фантастическая повесть о Литве 2000 года), дневниковых записях Я. Дроздовича. Вступление в космическую эру дало новый импульс фантастике: повести В. Шитика. На современном этапе выделяется философско-насыщенной прозой В. Гигевич, Ю. Станкевич, И. Шударева, П. Семинский. Солодовников С. понимает фантастику как художественную условность и находит ее в сказке, мифе. Художественным методом фантастики является «адваротная мифатворчасць», т.е. переустройство мира. Научная фантастика при этом является новейшей мифологией. Далее под фантастикой понимается специфический художественный образ. Начало белорусской фантастики связано прежде всего с ХХ веком, когда разрабатывался жанр сказки в творчестве Богдановича, Тетки, Бедули, Коласа. В Беларуси первым в жанре НФ стал работать Я. Мавр «Чалавек iдзе» (1920) история жизни древних людей. Смешения разных теорий, классификаций здесь очевидны: автор разграничивает понятие «в жанре НФ» и «НФ» («позже у Мавра появляется и научная фантастика «Фантамабiль прафессара Цылякоўскага»). Далее впервые приводится хронологический ряд произведений белорусской научной фантастики: 1962 г. первая книга В. Шитика («Апошняя арбiта»); 1967 г. книги «Зорны камень», 1970 г. «Парсекi за кармой», 1975 г. «У час не вярнулiся». В 1973 году появляется комедия «Брама неўмiручасцi» К. Крапивы. А. Павлихин в статье «Цi iснуе беларуская фантастыка?» приводит достаточно полный перечень имен писателей-фантастов с конца 1980-х годов. М. Шамякина («Чакаючы непазбежнага») делит фантастику на следующие разновидности: 1) социально-философская фантастика; 2) научная фантастика; 3) научно-приключенческая фантастика. При этом отмечены некоторые важные свойства советской фантастики: идеологизированность, «романтичность». Утверждается, что развитие НФ до 1980-х зашло в тупик: сюжет представлен несколькими вариантами апокалипсиса. Указав на характерное для белорусской научной фантастики соединение психологизма, социально-философского прогноза и научной точности, далее исследователь дает обзор жанров зарубежной фантастики. В русской литературе критиком добавлены такие оригинальные «жанры», как «турбореализм», «Школа братьев Стругацких», «Школа Ефремова». Н. Химардин отмечает нарастающий кризис белорусской фантастики с 2000-х годов, указывает на единичность известных авторов. Действительно, на постсоветском пространстве известны имена лишь Ю. Брайдера и Н. Чадовича, работающих в соавторстве. Их первая публикация «Парушальник» (1983), дальнейшие сборники «Поселок на краю Галактики», «Ад на Венере», романы «Телепатическое ружье», «Евангелие от Тимофея», «Клинки Максара» и др., публиковавшиеся на русском языке, получили признание критики: премии «Странник», «Меч Руматы», «Меч в зеркале». Но на развитие белорусской фантастики творчество указанных авторов в силу их «пророссийской» настроенности напрямую не повлияло.

60 60 Р. Ковалев указывает на актуальность изучения специфики НФ, говорит об остроте этой проблемы, предлагая свое видение одной из ее сторон: НФ и фольклор. Исследователь перечисляет непременные атрибуты научной фантастики: воображение, философская проблематика существования человека и мира, связывая их с фольклорными аналогами. Так, прослеживаются некоторые сюжетные соответствия подобной проблематики (проблема пространства и времени), освещаются идейно-художественные функции фольклорных образов в НФ (естественно-природное их толкование). При этом трансформация фольклорных образов служит расширению проблематики произведений, а образы становятся научно-фантастическими. Белорусская научная фантастика нами понимается в более обобщенном смысле: до распада СССР сюда включаются и книги, издававшиеся белорусскими авторами на русском языке. Учитывая некоторую «интернациональность» НФ и официальное двуязычие, это представляется наиболее корректным, а также позволит несколько увеличить исследовательскую базу, что для Беларуси является критически важным. Речь идет о творчестве витебчанина А. Геращенко, В. Гончарова, В. Гусева, Е. Дрозда, В. Козько, Н. Новаш, В. Павлова, А. Потупы, В. Строкина, А. Фомицы, имена которых даже в кратких обзорах почему-то не упоминаются, хотя подобный прецедент уже имеется книги В. Шитика выходили и на русском языке. Надо сказать, что белорусская научно-фантастическая проза находится сейчас в стадии «затянувшегося» становления. Стартуя в 1950-х годах примерно с одинаковых позиций вместе с русской НФ, до конца 1980-х годов белорусские авторы сохраняли «приверженность» к уже устаревшему кругу тем. Как следствие, возникает потеря издательского интереса, и неожиданный всплеск начала 1990-х ничего здесь не изменил: российская НФ также теряет своего читателя и на некоторое время замыкается в себе. На данный момент накопился изрядный текстовый материал, В. Гигевич, Ю. Брайдер и Н. Чадович известны за рубежом, а в самой Беларуси единого, центробежного, собирательного движения (хотя бы на уровне отдельного жанра) не наблюдается. Поэтому как никогда актуальными остаются вопросы бережного собирания литературного фантастического наследия, уяснения эволюционных путей развития белорусской фантастики. Перспективными здесь являются исследования о специфике фантастического в ХIХ веке, а также, учитывая плотное взаимодействие фантастической литературы, и сравнительные работы по славянским литературам. Что же касается белорусской НФ, то пока тот небольшой круг произведений, понимаемых под этим наименованием, находится в русле развития русской фантастики. Указанные критиками приведенные выше отличительные черты были актуальны для литературы уже с 1960-х годов.

::::::::

С сожалением приходится констатировать, что исследований по бело-русской фантастике выходит мало, а библиографии отсутствуют (есть лишь рекомендованные списки литературы, текстография отдельных авторов и ме-тодические разработки уроков). Жанровый аспект присущ достаточно не-большому кругу книг, среди которых преобладают произведения научно-фантастической тематики. Прежде чем перейти к предметному разговору, хотелось бы изложить свои соображения относительно белорусской фанта-стики в целом.

Как уже говорилось выше, первый этап становления русской фантасти-ческой прозы был романтическим. В белорусской литературе неспешная смена направлений, кристаллизация жанров отсутствовала ввиду сложив-шихся неблагоприятных политических условий. В дореволюционное время наблюдалась незначительная доля прозы (отметим своеобразный памятник, принадлежащий одновременно нескольким культурам, – «Шляхцiц Завальня» Я. Баршчэўскага (1844 – 1846), а с 1920-х гг. культивируется реалистическая литература с романтизированными чертами. Избавившись от этнографизма, проза образовала жанры рассказа в нескольких ответвлениях, а также начал формироваться жанр повести, наиболее продуктивный для ранней фантасти-ки. Одновременно с реализмом появляются романтические тенденции в про-зе, когда жизнь оценивается с идеально-романтических позиций, что сопро-вождается некоторой абстрактностью, космичностью стиля (см. работы I. Чыгрына «Проза «Маладняка»: Дарогами сцвярджэння» (1985) и «Крокi: Про-за «Узвышша» (1989)). Это создает благодатную почву для использования фантастики как приема (например, повесть «Нядоля Заблоцких» Лукаша Калюгi, исключительные герои Мiхася Зарэцкага, творчество Янкi Неманскага, теория «патаемнага» Максима Гарэцкага, метод «переодевания» З. Бядули, приемы сна и воображения в рассказах Михася Дубка «Знаешь ли ты?», Ни-колая Куликовича «Мяндоўг» и др.). Некоторое значение имеет в такой ситуа-ции становления и приключенческая литература, которая обычно переклика-ется с романтической и научной фантастикой («Свiнапас» М. Чарота, «Два» А. Вольнага, «Ваўчаняты» А. Александровiча, А. Дудара, Анатоля Вольнага). Однако поиски своего положительного героя, дидактичность приключенческой литературы в 1920-е гг. обусловили, соответственно, специфическое разви-тие от экзотики к психологизации будней, когда необычное имеет фольклор-ную основу. Интересно, что такая схема повторяет этапы развития романти-ческой фантастики как литературы о необычном: от экзотики (зарубежных заимствований) первого этапа – далее к использованию собственной демо-нологии – затем психологическая и философская трактовка таких сюжетов.

Фантастикой обычно становится соотнесение реальности и прошлого, когда чудесным объявляется сам временной разрыв. В целом, это соответст-вует схожим пространственно-временным свойствам русского романтизма.

В целом благодатные для жанрового образования тенденции в бело-русской литературе 1920-х гг. (контрастность повествования, фольклорная образность, метафоричность, сказочность повествования, ассоциативность письма, акцентированная символика) в романтической литературе (револю-ционном романтизме, романтическом типе искусства в реализме и т.п.), к со-жалению, так тенденциями и остались. Была утеряна поступательность в развитии фантастической литературы, когда НФ наследовала лучшее из ро-мантической фантастики. Интересно, что своеобразие белорусской прозы, ее особенная лиричность, даже минорность, все-таки проявились через десяти-летия в литературе 1980 – 1990-х годов.

Говоря о научной фантастике приходится вновь констатировать недос-таточную ее изученность. Научные работы отрывочны, часто противоречат друг другу и, в основном, дают краткие обзоры этапов ее развития.

Вопросам теории, а также истории НФ как жанра посвящены работы Г. Зеновой [3], Г. Вороновой [4], С. Минскевича [5], А. Смирнова [6], С. Солодов-никова [7], А. Павлухина [8] и других. В итоге картина развития белорусской научной фантастики в широком понимании выглядит так:

Начало белорусской фантастики связывается, прежде всего, с ХХ веком, ко-гда разрабатывался жанр сказки в творчестве Богдановича, Тетки, Бедули, Коласа (правда, есть отдельные высказывания о польском монахе 18 века Карале Жера с карнавальной «Торбой смеха»). Далее идут «Лабиринты» Вацлава Ластовского, трактуемые в других работах как историческая повесть, художественно-исторический трактат, «першасная мiстэрыя», жанр «парабо-лической» прозы (притчи). Исходный тезис автора о потере белорусским на-родом своей мифологии вследствие влияния востока и запада обусловил бе-режный интерес к малейшим проявлениям такой самостоятельной «мифоло-гии» в книге, историческое моделирование возможных ситуаций, близкое, скорее, романтической «завуалированной» фантастике. Отметим, правда, характерное отсутствие термина «научный» в указанных определениях, а также наличие определенной жанровой тенденции в творчестве Ластовского, требующей дальнейшего изучения (рассказы «Привидение», «Время было тревожное»).

Первым в жанре НФ стал работать Я. Мавр «Чалавек iдзе» (1926). Позже у Мавра появляется и научная фантастика – «Фантамабiль прафесса-ра Цылякоўскага». Отметим и повесть белорусского автора Б. Армфельта «Прыжок в пустоту» 1927 года.

Классической НФ является творчество Николая Гомолки (с 1955г.), Дмитрия Астапенко (с 1932 г.) и В. Шитика (с 1962 г.), где утверждается вера в науку, мощь человеческого разума идеализированного первопроходца (идеи, что были характерны для НФ того времени в целом).

Непринятие критикой «нежелательного» ответвления от приключенче-ской литературы, привело к забвению белорусской НФ вплоть до появления «Брамы…» К. Крапивы (1973). Авторитетом классика утверждается право фантастики на существование, дана новая тематическая установка: фанта-стика – это зеркало, отражающее актуальные проблемы общества, когда главным героем становится наш современник.

Фантастика 1980 – 1990-х годов характеризуется разочарованием в техническом прогрессе, тогда же возникает белорусская антиутопия (В. Гиге-вич «Карабель»; А. Минкин «Праўдзiвая гiсторыя Краiны Хлудаў»), философ-ская фантастика (Я. Сипаков «Тыя, хто iдуць» и «Падары нам дрэва»; П. Ва-сюченко «Белы мурашнiк»), главной чертой которых становится печальная ирония.

На современном этапе выделяется философско-насыщенной прозой В. Гигевич, Ю. Станкевич, И. Шударева, П. Семинский. Назван и наиболее попу-лярный жанр в белорусской фантастике – фантасмагория (В. Казько, Я. Сипа-ков, Р. Боровикова, Г. Богданова, Петро Васюченко, Адам Глобус, А. Наварич, А. Козлов, О. Минкин, В. Мудров).

Корни фэнтэзийной литературы (как магическо-мистической) находятся в белорусском фольклоре и верованиях, творчестве А. Мицкевича (утерянная фантастическая повесть о Литве 2000 года), дневниковых записях Я. Дроздо-вича, повести Владимира Короткевича «Адвокат дьявола».

В целом отмечается нарастающий кризис белорусской фантастики с 2000-х годов, указывается на единичность известных авторов.

Смешение теоретических понятий в приведенном обзоре очевидно, как и очевидна проблемность отнесения творчества многих перечисленных авто-ров к собственно фантастической литературе. Единичные произведения в рамках уже существующих традиций англоязычной и русской литературы ра-зумно назвать лишь тенденцией к жанрообразованию, своеобразным течени-ем, если хотите. Разновидности НФ присутствуют, обладают национальным своеобразием и близки к жанровому определению, что выделяет данную те-му как наиболее плодотворную в дальнейших исследованиях.

В заключение хотелось бы отметить существование еще одной про-блемы в литературном процессе РБ.

Учитывая некоторую «интернациональность» НФ и официальное дву-язычие «белорусскую» научную фантастику следует понимать в более обоб-щенном смысле: при положительном самоопределении автора сюда по умол-чанию включаются и книги, издававшиеся белорусскими авторами на русском языке. Речь идет о творчестве Юрия Брайдера и Николая Чадовича, Сергея Булыги, А. Геращенко, В. Гончарова, Ольги Громыко, В. Гусева, Е. Дрозда, В. Козько, Инны Кублицкой, Сергея Лифанова, Руслана Мельникова, Павла Мисько, А. Муравьева, Наталии Новаш, В. Павлова, Александра Потупы, Эдуарда Скобелева, В. Строкина, Сергея Трусова, А. Фомицы, Георгия Шиш-ко. Это позволит несколько увеличить исследовательскую базу и наиболее полно выявить тенденции развития современной фантастики в Беларуси.

Надо сказать, что белорусская научно-фантастическая проза находится сейчас в стадии «затянувшегося» становления. Стартуя в 1950-х годах при-мерно с одинаковых позиций вместе с русской НФ, до конца 1980-х годов бе-лорусские авторы сохраняли «приверженность» к уже устаревшему кругу тем, что привело к потере издательского интереса. На данный момент накопился изрядный текстовый материал, но единого, центробежного, собирательного движения (хотя бы на уровне отдельного жанра) не наблюдается. Поэтому как никогда актуальными остаются вопросы бережного собирания литератур-ного фантастического наследия, уяснения эволюционных путей развития бе-лорусской фантастики, ее популяризации. Перспективными здесь являются исследования о специфике фантастического в ХIХ – ХХ веках, а также срав-нительные работы по славянским литературам.

ЛИТЕРАТУРА

1. Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного: Художественные миры фанта-стики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (На материале европейской литературы первой половины ХХ века). – М.: Изд-во МГУ, 1999. – 308 с.

2. Шумко В.В. Фантастический жанр в литературе ХiХ – ХХ веков: ста-новление и развитие (Курс лекций). – Витебск: Изд-во ВГУ, 2006. – 77 с.

3. Зенава Г.М. Фантастыка ў беларускiх апавяданнях 80 – 90-х гг. // Весн. Бел. дзярж. ун-та, 1999, № 2. – С. 14 – 17.

4. Воранава Г. У краiне антыутопii // Полымя, 2001, № Х. – С. 267 – 311.

5. Мiнскевiч С. Па слядах яе вялiкасцi фантастыкi // Маладосць, 2005, № 3. – С. 115 – 118.

6. Смирнов А.Ю. Антиутопия в белорусской литературе (к постановке проблемы) // Куляшоўскiя чытаннi: (матэр. Мiжнарод. навук. канф.). – Магiлеў, 2007. – С. 52 – 54.

7. Саладоўнiкаў С. Поплеч з мараю // Маладосць, 1979, № 6. С. 157 – 163.

8. Паўлухiн А. Цi iснуе беларуская фантастыка? // Маладосць, 2004, № 5. – С. 142 – 143.

В.В. Шумко – преподаватель ВГУ, кафедра литературы,

Реферат

Исследованы общие тенденции развития русской и белорусской фан-тастической прозы, дан обзор литературоведческой традиции по этому во-просу. Ограничительным критерием для статьи в определении свойств фан-тастического стал жанровый подход к текстам. Проанализированы схожие с фантастикой произведения в белорусской литературе 1920-х годов. Автором выявлены наиболее плодотворные современные тенденции, а также намече-ны дальнейшие пути развития фантастоведения.

Библиогр. – 8 назв.

Спасибо пользователю Lokaloki !