Рассказал мне ее работник одного издательства. Вот так взял и рассказал, причем, в голосе его сквозило раскаянье, граничащее с отчаянием.
Он допустил ошибку. Нет, он ничего не писал, не редактировал. Он ПРИСУТСТВОВАЛ во время процесса и НЕ СДЕРЖАЛСЯ.
За соседним столом работал редактор. Правил и вычитывал. Есть такая порода редакторов, главным оправданием которых при приеме на работу является высшее техническое образование.
Так вот, сидит редактор правит. И мучится от сложного чувства: он видит ошибки, но не знает, как их исправить. В смысле, на что заменить явные отклонения в языке.
И он, редактор, начинает обращаться к коллеге, занятым своими делами, с вопросами. На которые тот отвечает, не задумываясь. И не запоминая, что именно у него спрашивают. Но постепенно в его мозгу по совокупности начинает складываться некий странный образ, наступает момент если не узнавания, то подозрения.
«А чем ты занимаешься?» — спрашивает коллега редактора, откладывая, на всякий случай тяжелые предметы в сторону.
«Да понимешь, — ответствует редактор. — Мы готовим издание «Одесских рассказов» Бабеля. Хорошо, что я обратил внимание — Бабель же совсем не знает русского языка. Приходится править.»
В этом месте рассказа мой знакомый чуть не всхлипнул, вспомнив, в каких выражениях объяснял редактору, куда тому стоит засунуть свои правки.
Печальная история.
Но в чем я совершенно согласен с рассказчиком, так это в том, что напрасно он вмешивался и останавливал. Вы себе только представьте, КАКОЙ фурор вызвало бы это переиздание Бабеля.
Я бы, например, его с удовольствием купил. А вы?