Притом, что Мандельштам в принципе относится к очень небольшому числу любимых мной русских поэтов, раньше я как-то у него все стихи не читала. А тут просто купила сборник «полное собрание поэзии и прозы в одном томе». И с удивлением обнаружила, что Мандельштам больше прозаик, эссеист и переводчик, чем поэт. По количеству, во всяком случае. Стихов — всего 200 страниц, а это, в общем, не слишком много.
Вообще у меня образ Мандельштама сформировался по чьим-то отрывочным воспоминаниям и дневникам, скорее всего, МЦ, которую я читала в бешеном количестве и все подряд в свое время. Такой забавный, немного смешной и неловкий еврейский мальчик с нечеловеческим, странным талантом, абсолютно не приспособленный к жизни и страшно, страшно умерший в 37 году. Не знаю, насколько это соответствует истине — но вполне вероятно. По стихам, по крайней мере, такое впечатление не опровергается. МЦ может быть пафосной, Ахматова эстетствующей, Маяковский громогласным, Есенин душевным, но Мандельштам больше и ярче всего — странен. Не могу даже ткнуть пальцем, где и чем именно, потому что — везде, во всем. Мне больше всего их всех стихов запало вот это:
А вам, в безвременьи летающим
Под хлыст войны за власть немногих, —
Хотя бы честь млекопитающих,
Хотя бы совесть — ластоногих,
И тем печальнее, тем горше нам,
Что люди-птицы хуже зверя,
И что стервятникам и коршунам
Мы поневоле больше верим.
Как шапка холода альпийского,
Из года в год, в жару и лето,
На лбу высоком человечества
Войны холодные ладони.
И это проходит в разделе «шуточные стихи». Впрочем, с сотого прочтения я даже начала понимать, что это, наверное, плюшевый стеб на того же Маяковского и иже с ним, вплоть до Библии — «итак, готовьтесь жить во времени, где нет ни волка, ни тапира». Но все же от звучащей в нем музыки никак не избавиться.
Еще одно стихотворение, которое меня поразило —
«Среди лесов, унылых и заброшенных,
Пусть остается хлеб в полях нескошенным!
Мы ждем гостей незванных и непрошенных,
Мы ждем гостей!
Пускай гниют колосья перезрелые!
Они придут на нивы пожелтелые,
И не сносить нам, честные и смелые,
Своих голов!»
и тд. Если я все правильно посчитала, автору 15 лет. Пятнадцать, даже странно, кто писал в пятнадцать лет настолько странные стихи, а не бесконечно сопливые и гладкорифмовые тексты про собственное одиночество и уникальность. Вообще очень забавно, когда читаешь подряд, в хронологическом порядке и большом количестве, чьи-то стихи, обычно видно, как поэт *растет*. Как меняется письмо, появляется голос. По МЦ очень видно, ее юношеские стихи — очень гладко-беспомощные в основном и совершенно никакие. А Мандельштам, кажется, уже родился сразу готовым поэтом, и написанное в 907 году не слишком отличается по тону, стилю и уровню от написанного в 37 — и даже не более позитивно.
Еще чудесный момент в перечитывании классиков — то, что узнаешь, откуда же цитаты, которые у тебя уже сто лет на слуху. Огромное количество таких в свое время почерпнула, когда читала подряд Есенина. И у Мандельштама их тоже есть, даже с учетом общей странности всех стихов и неразрывности его текстов:
«Лишь тот умеет похвалить,
Чье осуждение сурово».
«Бывает сердце так сурово,
Что и любя его не тронь!»
«Помоги, Господь, эту ночь прожить,
Я за жизнь боюсь — за твою рабу...
В Петербурге жить — словно спать в гробу».
При этом у Мандельштама огромное количество именно шуточных стихов, написанных в насмешку над кем-то из знакомых, ситуативных. Складывается впечатление, что большая часть из его текстов — именно ситуативна, не то чтобы особо тщательно обрабатывалась, а писалась именно на лету, мгновенно. Поэтому несмотря на перебивку ритма и рифмы они настолько легки. Забавно, я в принципе мало знаю Мандельштама, действительно, но что знаю у него давно, знаю в основном наизусть — притом, что никогда специально не учила, а просто иногда перечитывала. Удивительно странные слова странным образом очень ловко складываются, как пазл. «Я список кораблей прочел до середины» запоминается мгновенно, точно также как «Не веря воскресенья чуду на кладбище гуляли мы»)
Отдельный момент, который меня очень цеплял и цепляет за живое — 37 год и все с ним связанное. У меня, может, слишком живое воображение, но мысль о данном конкретном персонаже, умирающем от голода в сталинских лагерях, вызывает у меня ужас, ужас. О других не вызывает, а о Мандельштаме — да. Может, дело в сложившемся в моей голове образе создания хрупкого и беспомощного, абсолютно не от мира сего. И стихи у Мандельштама на эту тему и вокруг нее — чудовищно страшные, по производимому эмоциональному впечатлению сравнимые только с «Бесами».
«Твоим узким плечам под бичами краснеть,
Под бичами краснеть, на морозе гореть.
Твоим детским рукам утюги поднимать,
Утюги поднимать да веревки вязать.
Твоим нежным ногам по стеклу босиком,
По стеклу босиком, да кровавым песком.
Ну, а мне за тебя черной свечкой гореть,
Черной свечкой гореть да молиться не сметь».
«Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца».
И самое-самое, просто квинтессенция Мандельштама и его судьбы:
«Куда как страшно нам с тобой,
Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,
Щелкунчик, дружок, дурак!
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом —
Да видно, нельзя никак...»
и действительно, не вышло.
Про стихи Мандельштама вообще сложно сходу что-то говорить, потому что они требуют либо интуитивного понимания и приятия, либо глубокого вдумчивого литературного анализа. Вторым заниматься применительно к стихотворчеству в целом — дело довольно неблагодарное, а интуитивное приятие сложно как-то логически объяснить. Вот ложатся мне странные строфы Мандельштама на душу, даже про волка и тапира, так, как мало чьи. Если я про себя кого-то тихо декламирую, то это с большой вероятностью оказывается именно Мандельштам.
А вот это — мой любимый стиш у него. Все на этом :)
«Когда, уничтожив набросок,
Ты держишь прилежно в уме
Период без тягостных сносок,
Единый во внутренней тьме,
И он лишь на собственной тяге,
Зажмурившись, держится сам,
Он так же отнесся к бумаге,
Как купол к пустым небесам».
цитировать
свернуть ветку