Вот зачем люди пьют плохой, не очищенный самогон?
Смотрят на неряшливую мазню, где еще можно узнать контуры предметов, но глаз быстро устает и накапливается отвращение? Едят всякую гадость (при условии, что могут и хорошо поесть)? Наверное, это странное желание временно отключить мозги. Чтобы без мечтаний, без расслабленного состояния, практически без кайфа. Ударился головой о стенку — и порядок.
Подборка повестей/рассказов — как раз проходит по этому профилю. Сюрреализм с навязчивой телесностью, с удушливыми метафорами, с бесконечным нагнетанием безнадеги, которая не столько страшная, сколько отвратительная. Трэш, как он есть.
Все плохо, а становится еще хуже.
Первое произведение сборника — «Ризома» — это часть биографии и серьезное приключение некоего человека из будущего. Но в процессе приключения идет переход от киберпанка к угрюмым полуфэнтезийным декорациям: вот идут рассуждения, что работникам фирмы прививают религиозную веру в начальство, вот герой знакомится со жрецом дикарского племени, который носит свои вырезанные глаза в стеклянной баночке на шее (племя живет на космической станции), а вот он побеждает клон директора фирмы, который задумал создать новое божество. Автору нельзя отказать в живости воображения, но это живость воображения человека, который путешествует по собственному кишечнику. Концовка, как говаривал доктор Хауз, довольно мрачная.
В рассказе «Пищевая цепочка» читателям показывают биографию песни, представляя её живым существом. И снова — начальные декорации предстают чем-то киберпанковским, но чем дальше, тем больше в тексте торжествует механизированная телесность, какие-то все более пещерные ассоциации. Роботы как дикари, восстания, поражения, смерти...
Рассказ «Атмосфера. Другое место» — чистая постапокалиптика. Жизнь последнего мальчишки на Земле, покоренной пришельцами, паразитирующими на различных формах разумной жизни и сводящими разумные существа на уровень животных. Страдания, кости, кровь, мясо. Живые тележки, извергающие одурманивающую кровь, грузовые гусеницы и много чего еще. Как итог — Земля тонет в жидкости дерева. Пришельцы убираются. Мальчишка, скорее всего, погибает в развалинах музея, когда смотрит на последнюю панораму из старых времен.
Сравнительно живая повесть «Никотин», но и там — чернушно-неопределенная концовка.
«Племя воздушных шаров» — воспитанники интерната встречаются со сказкой, с волшебством. Для них это завершается, фактически, попыткой самоубийства.
В текстах довольно мало диалогов, автор предпочитает рассказывать. Герои прорисованы скупо и характеры их ощущаются слабо в том смысле, что совершенно неясно, каковы будут их дальнейшие поступки или хотя бы реакция на новую информацию. Сложных, детективных интриг сравнительно мало — автор дает и дает новые вводные, нагромождая декорации в своих постановках. Герои постоянно ищут некие сверхъестественные силы, пытаются вдохнуть трансцендентности — это плохо для них кончается. Целей в реальном мире у них либо нет, либо они заведомо недостижимы.
Имена героев — большей частью короткие слова, безо всякого смысла (многие должны помнить этот эффект при чтении иностранной фантастики еще во времена оны — героя называют «Хнут», а могут и «Пелисор», а могут и «Чуказ» — только вот почему, фиг его знает. Ни приблизительного набора имен, ни значения имени, ни исторических аналогий).
При желании тексты можно уподобить «Пересечению Эйнштейна» С. Дилэни — если только представить себе «Пересечение», порубленное на пять частей, которые поменяли местами. Читал я и другие произведения в том же духе, но редко складывалось у меня от них хорошее впечатление. Пожалуй, единственный текст, что я могу вспомнить навскидку, в котором скользит такая же безнадега, но который есть целостный роман и обнадеживающим финалом — «Подземный гром» (о жизни Рима во времена Нерона).
Так что осторожнее с текстами, предупреждаю
.
цитировать
свернуть ветку
.