Владимир Попкович:
У 2002 г. У Віцебску была выдадзена сваеасаблівая кніга вершаў Давіда Сімановіча “ВИТЕБСК, ШАГАЛ, ЛЮБОВЬ” з маімі перакладамі ягоных вершаў на нямецкую мову (WITEBSK, CHAGALL, LIEBE). Тая кніжка ўтрымлівае шмат прысвячэнняў, у тым ліку, чатырохрадкоўе, прысвечанае мне.
Пускай о настоящем или прошлом,
С улыбкой и печалью пополам,
Но в этом страшном мире кто-то должен
Нагую правду говорить царям.
Такое прысвячэнне надало мне крышку гонару і самаўпэўненасці, што і мой голас чуцён. Вось чаму я паўтарыў гэтае чатырохрадкоўе 05.11.14 на вечары памяці майго сябра.
http://prastora.by/knihi/misko-paviel-hrot-afaliny
http://kamunikat.org/usie_knihi.html?pubid=15163
книги Михаила Герчика и Павла Мисько 1978 и 1985
Палескія рабінзоны 1993
Ф-ка Янкі Маўра: Чалавек ідзе, Вандраванне па зорках, Пекла, Аповесць будучых дзён, Фантамабіль прафесара Цылякоўскага.
МУДРЭЦ 3 ДУШОЮ ХЛАПЧУКА
(Янка Маўр)
Самае вялікае шчасце для мастака — на ўсё жыццё захаваць у душы хоць трошкі дзяцінства, непасрэднасці і наіўнасці, не адвыкнуць здзіўляцца і захапляцца, любіць жарт, гульню і прыгожую цацку.
Да апошніх дзён васьмідзесяцівасьмігадовы Янка Маўр — мудрэц і эрудыт, у душы заставаўся вясёлым, гарэзлівым, жартаўлівым дзіцём. Нават яго суровая і пякучая прынцыповасць хавалася за наіўным на першы погляд жартам. На афіцыйных дзелавых сходах ён звычайна сядзеў у першым радзе, бо недабачваў і недачуваў, уважліва слухаў і амаль ніколі не выступаў. А калі дакладчыка ці прамоўцу, як кажуць, «заносіла», самаю кароткаю рэплікаю ці пытаннем дзядзька Маўр ставіў яго ў тупік, і ў самага бойкага гаваруна на нейкі час адымала мову. У такія хвіліны Іван Міхайлавіч быў падобен на андэрсэнаўскага хлопчыка, што першы крыкнуў: «А кароль жа голы!» Зала рагатала і апладзіравала, а дэмагогі заўсёды з апаскаю пазіралі, як пабліскваюць у першым радзе акуляры і чырванее ад абурэння Маўраў твар. Хлусня, пустата і бяздумная балбатня да фізічнага болю выводзілі з сябе Івана Міхайлавіча. На шчырасць ён адказваў шчырасцю, на дабрату — патроеным дабром.
Калі адкрыўся часопіс «Вясёлка», Янка Маўр згадзіўся быць членам рэдкалегіі і ўсяляк дапамагаць рэдакцыі. Мне часам даводзілася заходзіць да яго па розных справах, напярэдне дамовіўшыся па тэлефоне. Аднойчы пытаюся, калі можна зайсці. У адказ пачуў амаль жаночы голас: «Заходзь, калі не баішся. Толькі звані мацней, бо магу не пачуць». Чаго ж,— думаю,— мне баяцца? Зноў жартуе стары. Іду ў добра знаёмы дом на рагу вуліц Маркса і Энгельса, спынягося перад дзвярыма з меднай дошчачкай. На ёй прыгожа выгравіравана «Янка Маўр». Званю. Доўга чакаю. Чуваць нейкае шыпенне, і дзверы павольна адчыняюцца, а з цемры калідора вытыркаецца змяіная галоўка і доўгае пакручастае цела. Інстынкт пахіснуў мяне назад, а «змяя» гайдаецца і сыкае на мяне. У дзвярах нікога няма, знікла і змяя. Крыху запознена я ўцяміў, што ў паветры змеі не лятаюць, і пераступіў парог. У вузкім калідоры тоненькім смехам заходзіўся Янка Маўр, трымаючы ў руцэ па-майстэрску зробленую з кавалачкаў дрэва, нанізаных на нітку, размаляваыую «змяю». Потым я бачыў, як такія самаробкі сотнямі прадавалі саматужнікі на крымскіх пляжах і рынках.
«Заходзь, заходзь, не бойся, адважны чалавок»,— насміхаўся дзядзька Маўр і павёў у свой прасторны, даволі цёмны пакой. Ён менш за ўсё нагадваў пісьменніцкі кабінет: на сценах было шмат разетак і выключальнікаў, правадоў і спіраляў, як у добрай лабараторыі. «Перш за ўсё падыхай свежым паветрам». Нешта шчоўкнула і, пацягнула чыстым азонам, як пасля навальнічнага дажджу, потым загуў вентылятар, і свежасць расплылася на пакоі.
Янка Маўр быў выдатнейшым у рэспубліцы эсперантыстам і быў звязаны пры дапамозе гэтай універсальнай мовы бадай з усім светам. Ён, як той Жуль Верн, нідзе не быў, а ўсё ведаў да драбніц — гадзінамі мог расказваць пра Інданезію, Барнео, Суматру, Новую Зеландыю ці Аўстралію. Можна толькі пазайздросціць яго былым вучням, што слухалі ўрокі геаграфіі ў свайго любімага настаўніка Івана Міхайлавіча Фёдарава. У 1927 годзе ён адразу стаў вядомым пісьменнікам.
Памятаю, у часопісе «Беларускі піянер» пачала друкавацца з працягам захапляючая аповесць «Чалавек ідзе», падпісаная незвычайным прозвішчам — Янка Маўр. Ну, Янка, зразумела, наша, беларускае імя, а вось адкуль такое экзатычнае прозвішча? Няўжо з Абісініі ці з Маўрытаніі? У тым жа 1927 годзе ў юбілейным нумары (з нагоды трэцяй гадавіны!) «Беларускага піянера» быў вялікі шарж: наперадзе ідзе ў футравай шапцы з доўгімі вушамі, у акулярах, кажусе і унтах немалады чалавек, а за ім — першабытныя людзі, маманты, крылатыя яшчары і нейкія дагістарычныя пачвары. Пад малюнкам подпіс: «Янка Маўр і яго героі». I зноў пісьменнік заставаўся для нас загадкаю. Нас хвалявалі «Слёзы Тубі», захапляў «Сын вады», «Палескія рабінзоны» і «У краіне райскай птушкі».
Да вайны Янка Маўр разам з Алесем Якімовічам, які адкрыў яго для літаратуры, рэдагаваў у Дзяржаўным Выдавецтве кніжкі для дзяцей і юнацтва. Я там яго часта сустракаў, і знаёмства абмяжоўвалася адным сказам: «Добры дзень». 3-пад шырокага поля чорнага капелюша праз круглыя шкельцы акуляраў глядзелі ўважліва прыжмураныя вочы, шырокі тварожнага колеру твар быў непраніклівы, а калі Маўр гаварыў, дык адразу і не зразумееш, жартуе ён ці сур'ёзна кажа. Толькі пасля, падумаўшы, расшалопаеш, што да чаго.
А прывёў тады да Маўра незвычайны рэдакцыйны клопат: прыдумалі свайго героя Васю Вясёлкіна. Спачатку яго малявалі, а потым зрабілі ляльку, апранулі ў вышываную кашульку, паласатыя штонікі, на бялявую галаву надзелі магерку і надумалі даручыць Васю ўзяць «інтэрв'ю» ў дзядзькі Маўра, а ўсю іх размову зафатаграфаваць. Славуты пісьменнік абрадаваўся і адразу весела ўключыўся ў гульню: паглядзелі б толькі, з якою непадробнаю ўвагаю і зацікаўленасцю Маўр гаварыў з Васем, нібы з жывым хлопчыкам, як выдатны акцёр, браў ляльку на рукі, паказваў малюнкі ў кнізе, жартаваў, усміхаўся, разыграў цэлы маленькі спектакль. Калі б гэтую гульню ўдалося зняць на кінаплёнку, выйшаў бы цікавы і павучальны фільм. Якое шчасце — на ўсё жыццё зберагчы душу дзіцяці.
I яшчэ мне ўспомніўся васьмідзесяцігадовы юбілей Янкі Маўра. Гэта быў нетрадыцыйны, а самы вясёлы і шчыры вечар у цэнтры з мудрым і дасціпным гарэзлівым юбілярам. Некалі сын Аркадзя Гайдара Цімур расказваў мне, што яго бацька любіў усё ператвараць у гульню: калі пачынаў дома з сынам «вайну», па-сапраўднаму падалі сталы і крэслы, нават аднойчы рухнула шафа...
Пасля прамоў і віншаванняў Янка Маўр амаль усіх пісьменнікаў запрасіў на вячэру ў рэстаран «Беларусь». Ён быў шчодрым, гасцінным і ўважлівым гаспадаром да кожнага госця, не зважаючы на рангі і званні. Перад юбілярам стаяў велічынёю з добрыя жорны прыгожы торт. У яго ўваткнулі 80 свечак. Унучка юбіляра запаліла іх. Гэта было незабыўнае відовішча: патушылі люстры, у хісткім святле яскравей за ўсё бачылася аблічча юбіляра. Калі яму набрыдзелі і банальныя, і дасціпыя тосты, ён устаў і з поўным бакалам шампанскага ўзышоў на эстраду, спыніў музыкантаў, пакланіўся на ўсё бакі, шчыра падзякаваў усім за ўвагу і ласку, за добрыя пажаданні, абвёў поўным бакалам вялікую залу, запрашаючы ўсіх падняць чаркі, выпіў, перакуліў пусты бакал, бразнуў яго аб падлогу, толькі друзачкі зазвінелі. «А цяпер прашу на вальс!» Лёгка саскочыў з эстрады, пакланіўся і падаў руку прыгожай афіцыянтцы і павёў яе ў вальсе.
Вось такім непаўторным казачнікам і чараўніком, з розумам мудраца і эрудыта, з душою гарэзлівага хлапчука застаўся ў маёй памяці і сэрцы Іван Міхайлавіч. Я часам трапляю на шырокую магістраль, якая носіць імя аўтара «Амока» і «Палескіх рабінзонаў», часта праходжу каля дзіцячай бібліятэкі імя Янкі Маўра і ціха шапчу: «Дзень добры, дзядзька Маўр, вечна жывы і вясёлы настаўнік дзяцей і пісьменнікаў, шчыры і патрабавальны чалавек з вачыма прарока і душой хлапчука!»
С.Грахоўскі (Зб.”Так і было” 1986г.)
http://archivsf.narod.ru/1934/yuriy_scherbak/index....
Фауст виготовляє залізні серця — вірш «Думки і серце»
1971 Бар»єр несумісності — пересадка серця, постать Фауста
1984 Наближення — там Супермозок ( комп. 14ї генерації ) часопис Вітчизна с.97-130
Стаття «Олександр Левада: Фауст і смерть. Юрій Щербак: Наближення. Дискурс Фавстівської метафори.
З книги Лариса Залесьа-Онишкевич «Текст і гра»(українська модерна драма).Л. Літопис. 2009. с.280-291.
БОРИСОВ Николай
Даже в отечественной «Энциклопедии фантастики» (1995) вместо дат жизни Николая Андреевича БОРИСОВА одни вопросы, и это неспроста. Совсем забытый ныне «писатель-приключенец» и сценарист родился 11 октября 1889 года в Черкассах. Что делал во времена Гражданской войны – неясно… В 1920-1925 годах состоял в ВКП(б), но был исключен как «чуждый элемент». Работал сценаристом на киностудиях Одессы и Ялты, соавтор сценария фантастического фильма «Генерал с того света» (Одесса, 1925). В 1927 году прославился экспериментальным «коллективным романом» «Зеленые яблоки» (этот роман-монтаж переиздан в 1993 году). Авантюрная дилогия (с элементами фантастики во второй книге), состоящая из кинороманов «Укразия» (1926, 1929) и «Четверги мистера Дройда» (1929) также вызвала в то время интерес; сплав политического детектива, социальной сатиры и НФ был тогда востребован. Но вот в тридцатые это стало совсем неактуально, так что Борисов «замолчал»… 17 марта 1937 года в Киеве он был арестован как участник контрреволюционной троцкистской организации, 3 сентября того же года расстрелян…
Б О Р И С О В Николай Андреевич (11.10.1889, г.Черкассы – 3.09.1937, Киев). Рус.сов. прозаик и сценарист. В 1920-1925 состоял в ВКП(б), исключен как «чуждый элемент». Работал сценаристом на к/с Одессы и Ялты. Соавтор сценария фант. к/ф «Генерал с того света»(Одесса,1925). В 1930-е жил в Киеве. В марте 1937 арестован как «участник КР троцкистской организации», расстрелян через полгода…
В конце двадцатых годов ХХ века был известен как автор приключенческих романов. Экспериментальный «коллективный» роман Б. «Зелёные яблоки»(Харьков,1927) – интересная и сейчас пародия (переиздана в 1993). Дилогия «кинороманов» Б. «Укразия»(1929) и «Четверги мистера Дройда»(1929) – головокружительные (по тем временам) боевики, напоминающие «Месс-менд» М.Шагинян. Это сплав элементов фантастики, политического детектива, социальной сатиры — с переносом действия в близкое будущее. Даже несмотря на публикацию 1993 года, Б. совершенно забыт…
Борисов М. — «Мертвий бар»єр».пер. з рос. Є. Плужника. Х.-К. Література і мистецтво. 1934.
В И Л Ь К И Н Яков Рувимович (род. 5.01.1932, Витебск).
Белорусский сов. писатель. Окончил БГИФК (1956).Работал в Минске инструктором ДСО. После окончания аспирантуры (1971) возглавлял кафедру в БГИФК. Опубликовал несколько книг спортивной тематики.
Автор фант. повести «Необыкновенные приключения Геннадия Диогенова» (1963), есть «элементы фантастики» и в книге В. «История Лима Великолепного» (1965). (Совместно с А.В. Мешавкиным).
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B8%D0%BB%D1...
В.И. Окулов http://fantlab.ru/article469
арманус:
Я сейчас любопытства ради глянул как обстоят на сайте дела с отечественными классиками ХХ столетия — и просто в жар бросило!.Результат как правило оказывается таков: куча названий, к фантастике никакого отношения не имеющих, а сами фантастические тексты куда-то пропали. Особенно за поэтов обидно. Вот самые вопиющие примеры:
1. О Демьяне Бедном разговор сейчас был, по крайней мере два фант-текста у него наличествуют («Царь Андрон» и про дивизию). Можно пожалуй еще «Богатырей» добавить, там тоже есть сказочные мотивы. На сайте Демьян отстутствует как таковой.
2. Луначарского «Медвежья свадьба» с моей подачи недавно появилась, но у него ведь еще и пьеса «Маги» была. Понимаю, трудно найти, но в пределах возможного, тут и не такие раритеты выкапывали.
3. О «Пао-Пао» Сельвинского я тоже раньше писал, обсудили, думал после этого книга наконец появится, ан нет: как был какой-то отрывок, так и остался.
4. Самый вопиющий пример — величайшее на мой взгляд русское фантастическое произведение в стихах: «Безумный волк» Заболоцкого. И его нет!! Хотя десятка три стихотворений названо, из которых в лучшем случае 3-4 к фантастике имеют какое-то отношение.
5. Александр Блок. Слава богу есть его великолепная фантастическая поэма «Ночная Фиалка», хотя неверно названа стихотворением, А где «Роза и Крест», где «Ни сны, ни явь»? Им самое место на сайте.
6. Сергей Есенин. Сочинений его и его однофамильцев (родственников?) на сайте куча, но фантастического опять же ни одного, зато нет профильных — «Ключей Марии» и «Черного человека».
Если покопаться то число примеров можно намного увеличить, но наверное и сказанного достаточно. Я связываю такое положение с тем, что темой фант-раритетов на сайте занимаются в основном технари, а не гуманитарии. Надо бы знатокам навести здесь хоть какой-то порядок, вычистить все ненужное и добавить нужное, вместо того чтобы ехидные реплики подавать. Это-то проще всего.
Селла — герой «Идеофона» и Бар-Селла — автор ЖЗЛ-ки о Беляеве ( «Селла» — «скала» на иврите )
Родной язык Станислава Лема ( идиш или польский )
Я был пожирателем книг. Я читал всё, что попадало мне в руки: шедевры национальной поэзии, романы, научно-популярные книжки (я и теперь ещё помню, что одна из таких книг, подарок отца, стоила семьдесят злотых, целое состояние по тем временам — за семьдесят злотых можно было купить костюм). Отец меня баловал, ничего не скажешь.
Отец работал врачом-ларингологом в еврейской больнице Львова ( Лемберга ).
Хоттабыч
Текст 1938-го года. Именно в таком виде повесть впервые была напечатана в `Пионерской правде` и журнале `Пионер`.В известной всем версии 1955 года текст существенно переработан: Хапугин стал американцем, поднят занавес над пребыванием Жени Богорада в Индии, персонал парикмахерской районного банно-прачечного треста избежал превращения в баранов, за средством от бороды Хоттабычу пришлось летать в тбилисские бани (в 38-ом его купили московской аптеке), на волькином радиоприемнике в 55-ом Хоттабыч ловит только советские города, зарубежных уже нет и т. д. — мелких правок не счесть, но язык первого варианта поблек.Значительная часть поздних правок была призвана придать книге злободневность: вариант 1955 года направлен на борьбу с внешними врагами –американцами, итальянцами и прочими `акулами капитализма`, вариант 1938 года, менее резкий в идеологическом смысле, борется только с внутренними отрицательными явлениями.Читайте и сравнивайте — это интересно!
ПРЕДИСЛОВИЕ К OCR-ВЕРСИИ ИЗДАНИЯ 1953 ГОДА — ОТ АДМИНИСТРАТОРА САЙТА 2084.RU:
...Пять пароходов, шедших из Америки в Европу с оружием и яичным порошком, и три парохода, возвращавшихся из Европы в Америку с награбленным по «плану Маршалла» ценным сырьем, отметили в своих судовых журналах встреченное в открытом океане странное существо, напоминавшее большого дельфина, но плевавшееся, как верблюд, и время от времени завывавшее, словно издыхающая гиена. Как известно, дельфины не плюются и не воют и, главное, не катятся по волнам, а плывут большей частью под водой, рылом вперед и спиной кверху или кувыркаются. Поэтому все восемь вахтенных офицеров сочли необходимым отметить, что, скорее всего, это все-таки был не дельфин, а какое-то другое, до сего времени неизвестное науке животное. Один из вахтенных офицеров, обладавший склонностью к научной работе, сам того не подозревая, очень метко назвал это необычное существо «атлантическим шакалом»...
...Не менее достойна внимания и судьба мистера Гарри Вандендаллеса. Мы забыли сказать, что одновременно с инспектором был наказан и он. Хоттабыч превратил его в собаку. Чезаре Санторетти в одну минуту поседел, следя за тем, как этот алчный американец быстро превращался в облезлую рыжую шавку. Так он по сей день и проживает в своей нью-йоркской квартире в собачьем виде. Богатейшие владыки Уолл-стрита постоянно шлют ему отборные кости с собственного стола. Раз в неделю он выступает за это с двадцатиминутным лаем в радиопередаче «Голос Америки»...
Вышеприведенные отрывки из известнейшей сказочной повести, ставшей классикой советской литературы, можно встретить — по крайней мере, в этом, «необрезанном», виде — только лишь в издании 1953 года. Я, когда-то давно учившийся читать в том числе и с помощью этой книжки, с недоумением обнаружил, что в сети есть лишь версия 1955 года, более «беззубая», если можно так выразиться, по сравнению с книгой, вышедшей двумя годами ранее. К примеру, в более поздней версии выпад про грабительскую сущность «плана Маршалла» изъяли. «Голос Америки» волшебным образом превратился в «Голос капитала» (??!!). Про американское происхождение главного отрицательного героя в издании 1955 года упоминается в несколько раз реже, чем в 1953 году. Какое-то непонятное тогда наблюдалось у СССР стремление к примирению с США. Не иначе как в знак благодарности за захват тайваньцами и американцами советского судна у берегов Китая в 1954 году.
Но представленная здесь — по-видимому, впервые в интернете — версия 1953 года — абсолютно «честная» в этом плане и идеологически бескомпромиссная, как бы это выразиться... «живительно злобная» и прямолинейная по отношению к внешнему врагу, свободная в оплевывании и обливании грязью вполне конкретного противника — без всяких там туманных идиотских прилагательных типа «заокеанский» и прочей иносказательной мути.
На этом — в том числе на правильном понимании сущности США как фактического правопреемника Третьего Рейха — росли советские дети при Сталине. И я тоже — хоть и не в начале 50-х, а спустя тридцать лет.
Пусть именно этот выложенный мною в сеть вариант бессмертного произведения послужит правильным подарком для всех людей с правильными политическими убеждениями. Прежде всего для тех, у кого растут свои маленькие дети и внуки.
...— Никогда не поверил бы твоим словам, — произнес тогда со вздохом Хоттабыч, — никогда не поверил бы, если бы не нашел подтверждения им на страницах столь уважаемой мною газеты. Умоляю тебя, о Волька, объясни мне: почему здесь, в твоей прекрасной стране, все не так, как в других государствах?
— Вот это пожалуйста, хоть сейчас! — с готовностью ответил ему Волька и, удобно усевшись на берегу реки, долго и с гордостью объяснял Хоттабычу сущность советского строя.
Излагать содержание этой надолго затянувшейся беседы, пожалуй, не стоит, ибо нет сомнения, что любой из читателей нашей повести рассказал бы Хоттабычу на месте Вольки то же, что и он.
— Все сказанное тобою столь же мудро, сколь и благородно. И всякому, кто честен и имеет справедливое сердце, после твоих слов есть над чем подумать, — чистосердечно промолвил Хоттабыч, когда закончился первый в его жизни урок политграмоты...
...В память о той стране — которая была, и которая еще будет.
Тем, кому в ней еще предстоит жить. Пусть и спустя десятилетия после нынешнего времени.
Игорь Герасимов, 2084.RU
Советская сказка товарища Лагина о приключениях пионера Вольки и мифического существа Хоттабыча, которую мы знаем в основном по послевоенному фильму, была написана ещё до войны, в 1938, в разгар репрессий.
Примерно тогда же была написана и другая весёлая детская книжка «Необыкновенные приключения Карика и Вали» Яна Ларри, и первая книга «Повести о Ходже Насреддине» Леонида Соловьёва. После войны военкора Соловьёва арестовали по обвинению в подготовке террористического акта и восемь лет он провёл в лагерях. Там он написал вторую часть «Повести о Ходже Насреддине». Потому она такая грустная. Впрочем, это уже другая история.
Самого товарища Лагина звали Лазарем, что было ветхозаветно, старорежимно и по тем временам просвещённого социализма неполиткорректно, поэтому его имя на обложках книг сокращали до инициала. Тогда многих так сокращали, может быть оттого, что старорежимных имён тогда хватало. Да и фамилию с отчеством он тоже зачем-то скрывал. Хотя при Сталине евреев было ой таки вы мне не рассказывайте. Посмотрите хотя бы на титры старых советских фильмов. Это потом они куда-то все постепенно делись. У меня есть версия, что в новообретённый солнечный Израиль.
Сказка Лагина основана на дореволюционном сочинении английского литератора Фомы Анстея «Медный кувшин», где молодой лондонский архитектор выпускает на волю из медного кувшина джинна, заточённого туда древнееврейским царем Соломоном. Поэтому, собственно, Хоттабыч никак не мог быть мусульманином — к моменту, когда родился Магомет, он уж много веков сидел в своём кувшине.
В оригинальном издании Хоттабыч не говорил: «Трах-тибидох». Вместо этого он декламировал вступление из иудейского литургического гимна встречи Священной субботы с ашкеназским акцентом, что как бы характерно, на минуточку, я вас уверяю.
Ковёр-самолёт был не просто ковёр-самолёт, а ковёр-гидросамолёт.
В раннем издании главы, где действие происходит в Италии, описывают, как народ страдает там под властью дуче нашего, Муссолини. И на морской мине написано ещё не «Made in U.S.A.» а «Made in England».
^ «ПИРОЭНТ» В.БРЮСОВА –
ДРАМА-ЭКСПЕРИМЕНТ
Драматургия Брюсова не только не исследована в достаточной степени, но даже не опубликована в полном объеме. Насчитывается 47 драматических сочинений Брюсова в прозе и в стихах (из них 18 завершенных), а на начало 2001 года опубликовано лишь восемь. Еще три драматических опыта: маленькая драма для марионеток «Урсула и Томинета», драма из современной жизни в 5 действиях «Пироэнт», музыкально-драматический этюд в 3-х действиях «Красный маяк» — вошли в приложение к монографии О.К.Страшковой «В.Брюсов – драматург-экспериментатор»1. Драматургия Брюсова к тому же не получила и театрального воплощения.
Эксперимент в родовой системе литературы Серебряного века приобретает черты научного метода, имеющего претензию на постижение словесного искусства не только настоящего, но и будущего в настоящем. В этой связи показательна научно-фантастическая пьеса В.Брюсова «Пироэнт» (1916). Согласно подзаголовку, перед нами «драма из современной жизни». Современность здесь представлена как уже состоявшееся преддверие будущего. В первой редакции драма называлась «Арго». Название корабля «Пироэнт» происходит от древнегреческого названия планеты Марс (Piroeis – огненный). Примечательно, что Брюсов разрабатывает жанр драматической утопии. В драматическую форму здесь обличены субъективные переживания научных идей: страсть, любовь, коварство, предательство вокруг строительства космического корабля для полетов на Луну. В модернистских родовых формах эпоса и драмы наблюдается синтез авантюрно-фантастического и философского начал, в своем генезисе являющийся менипповой сатирой. В современном искусстве это взаимодействие закреплено традицией романа-трагедии Достоевского. Для понимания философского пласта драмы Брюсова важен контекст так называемого русского космизма. Здесь прослеживается синтез авантюрно-фантастического сюжета, утопической фантастики и ницшеанства, русского космизма.
По наблюдению О.К.Страшковой, эта драма эклектична: «Обращаясь, по существу, к жанру бытовой драмы, Брюсов вводит в нее научно-фантастические проблемы и осложняет извечную ситуацию – старый муж, обманутый молодыми любовниками, – «научными» предвидениями космических полетов, решением ницшеанско-раскольниковской идеи вседозволенности незаурядной личности, проблемами оккультизма. Конфликт «Пироэнта» развивается в традициях авантюрных жанров, что делает эту пьесу по-символистски многоаспектной, актуальной» (С.133).
В своем исследовании, осуществленном в конце 1970-х годов, О.К.Страшкова прослеживает эволюцию сюжетных схем и образов персонажей «Пироэнта»: «В 1-ом варианте… дочь убивает отца, чтобы обеспечить деньгами любимого инженера. Во 2-ом и 3-ем вариантах …девушка убивает богатого мецената. В 4-ом …– племянница убивает сластолюбивого дядюшку-помещика… В 5-ом варианте… жена убивает мужа» (С.124). Здесь же прослеживается эволюция образов. Так, Ада, фантастический персонаж («женский образ с иной планеты»), в первом варианте именовалась Лis-Лis («видение Сунгунова в образе юной прекрасной женщины» – С.130). Во втором варианте это была обитательница планеты Венера – Лилия. В третьем варианте драматург «намечает аллегорическую функцию этого фантастического персонажа» (С.130). Наконец, в заключительном варианте Брюсов объясняет, что Ада – «не столько плод больного воображения, сколько мечта-аллегория» (С.131). В контексте же космической философии Ада должна восприниматься читателем как своего рода аллегория бессмертного одушевленного существа, курсирующего во вселенной. Являясь изобретателю Стожарову, она влечет его к звездным мирам. «Я жду тебя, я томлюсь по тебе. Первый из смелых, кто перережет пустоту между звезд! Первый, кто прибудет к нам из другого мира! Властный, победивший пространство, я люблю тебя!» (С.179).
Другая полумистическая фигура – Крот, помощник механика Гримма. В первом варианте Крот «всегда приходит после явления Призрака, как некий персонифицированный Рок, препятствующий осуществлению замысла. «… он только заявлен в списках действующих лиц как Сыч. (Имя старика во всех вариантах различно: Григорьев (странный старик) – во втором варианте; Голов (Авраам) – в третьем; в четвертом – полусумасшедший Керин называет его Вернером и дьяволом, но сам старик так и не появляется в действии; в пятом варианте – Крот (старик-чудак), значимое имя которого в последующих редакциях снимается, а заданность характера остается» (С.131). «В пятом варианте старик Крот – фигура почти заземленная… Он создал своего рода культ – обожание своего учителя, и предрешает гибель «Пироэнта» на основании изучения его чертежей, а не мистических идей «духовного» общения с иными мирами» (С.132). В ранних вариантах в уста этого персонажа были вложены оккультные речи. Изменялись имена и других героев: Мара – Елена – Лидия; Аргин – Сергин – Керин – Изубров – Стожаров.
Таким образом, в научной фантастике формируется свой ряд героев. У Брюсова это «женский образ с иной планеты, видение» по имени Ада (напомним, что в будущей «Бане» В.Маяковского фигурирует Фосфорическая женщина). О.К.Страшкова выявляет общую тенденцию в работе Брюсова над персонажной сферой — от прямолинейной ассоциативности к «заземлению» имен героев: «В процессе работы, уходя от социально-космических мотивов предвидения будущего, от образов полумистических роковых врагов идеи века, автор в рамках бытовой драмы приходит к средствам реалистической формы, выявляя научную основу стремления к «полетам в небо» (С.134).
Брюсов создает оригинальную разновидность художественной утопии — научную фантастику с рецепциями «космической» философии. Известно, что для него была притягательна личность К.Э.Циолковского. Поэту была также известна философско-художественная эссеистика ученого (книга «На Луне»). Космическая утопия, предполагающая расселение человечества в звездных мирах, осуществляется инженером-изобретателем Стожаровым и его подружкой Лидией в соответствии с психологией ницшеанского Сверхчеловека. «… идейные искания Брюсова-драматурга берут свое начало от символических концепций жизни-смерти, от идеи фатальности человеческого бытия, от проблемы сильной личности и даже сверхчеловека к проблемам психологическим и социальным: тирания, борьба с тиранией, человеческие поступки и их психологическое основание и оправдание»2, – прослеживает Н.Г.Андреасян мировоззренческую эволюцию Брюсова.
Как пишет О.К.Страшкова, «сущность «Пироэнта» заключается не только в решении этого вопроса (ницшеанско-раскольниковского. – Е.К.), но и в постановке другой проблемы эпохи – научной: возможности полетов за пределы земной атмосферы» (С. 128). Герои обсуждают вопросы количества зарядов и их вес, а также приспособлений, которыми «Пироэнт» «превращается, вступая в атмосферу, в огромный аэроплан…» (С.203), пытаются решить задачу межпланетного сообщения. «Если мне удастся подняться за пределы атмосферы, продвинуться хотя бы на одну тысячную расстояния между Землей и Луной и затем, вернувшись, опуститься на землю, — я буду считать свою задачу исполненной», – заявляет Стожаров (С.173).
Лирическое начало объективируется в сверхындивидуальные устремления. Сам Стожаров так формулирует свое научное и общечеловеческое предназначение: «Я первый, да! Первый на Земле дерзаю покинуть нашу планету и вознестись в междузвездное пространство!»; « Если мне не суждено будет самому построить свой «Пироэнт», то я все же укажу, как это сделать» (С.175, 207). Его подружка Лидия убивает своего мужа, помещика Главина, отказавшегося финансировать полет на Луну, ради получения по наследству миллиона для продолжения строительных работ корабля. Для нее этот полет своего рода бегство от расплаты за сверхчеловеческое самоутверждение: «Здесь я более не могу жить, для Земли я убила себя. Слышишь: ты должен меня унести отсюда. Ты возьмешь меня с собой на своем корабле. О! Какое мне будет дело до того, что говорят и думают люди, до того, что я сделала среди людей, когда мы будем не среди них, а в другом мире!» (С.181). Таким образом, космическая проблема решается в ницшеанском ключе – «по ту сторону добра и зла».
Как устанавливает О.К.Страшкова, второму и третьему вариантам был предпослан эпиграф из Ф.Ницше: «Об имморализме легко разговаривать, но каково его вынести? Я, например, не мог бы вынести сознания даже нарушенного слова, а не то что убийства: моей судьбой было бы более или менее продолжительное увядание и гибель. При этом я даже не говорю о раскрытии преступления и наказании» (С.124-125). Стожаров подкрепляет своими рассуждениями доктрину об имморализме: «Земля будет первой планетой, которая осуществит полет своего вестника в другие миры! Ради чести Земли в звездном мире, ради торжества и первенства нашей планеты перед всеми другими, разве не вправе я подвергнуть опасности, рядом со своей жизнью, и жизнь других? Да! Я перешагну через эти жизни, как через искупительные жертвы во имя науки, и совесть не упрекнет меня!» (С.175).
Однако разочарование настигает обоих героев. Лидия, казалось бы, выдерживает испытание преступлением, но понимает, что никакой ценой, даже сверхчеловеческой, не заслужит любви любимого человека. «Но лишенная всех иллюзий и, в первую очередь, иллюзии вседозволенности, ненаказуемости преступления, совершенного даже ради исключительной идеи, она направляет револьвер не в фантастического виновника преступления, а в себя» (С.127). Как полагает О.К.Страшкова, «несостоятельность вычислений, катастрофическое разрушение научной мечты – не есть ли это наказание, осознаваемое изобретателем?» (С.127). Однако финальная сцена построена по двойному стандарту. С одной стороны, действие омрачено самоубийством Лидии, отказавшейся сопровождать своего возлюбленного, с другой — Стожаров отправляется в путь с мыслью об Аде, что оставляет читателю надежду на возможность их встречи. «Может быть, даже годы мы будем только страдать и опять слышать смех над собой. Но это будет искупление за наше преступление, зато мы будем верить в наше великое дело и в нашу победу» (С.207-208).
Н.Г.Андреасян констатирует факт наличия в поэзии и драматургии Брюсова неоклассицистических тенденций: «…для драматического отображения автор останавливается именно на ситуациях, требующих от героев высочайшего напряжения духовных сил. А отсюда – отображение преимущественно героической личности, будь то личность мифологическая, легендарная, или конкретно-историческая. Все эти особенности переходят в символистскую драму и в драматургию Брюсова из романтического миросозерцания, одновременно во многом скрещиваясь с неоклассицистическими тенденциями, особенно характерными из представителей символизма для Брюсова»3. В Серебряном веке интенсивно развивается историософская драматургия Дм.Мережковского – с субстанциальными коллизиями, литературно-художественным материалом, синтезом мистериального сюжета и отображения мирового процесса. «В первых драмах отчетливо проявился и своеобразный драматургический опыт Мережковского: сохранившийся до конца жизни подход к отбору источников, способ работы с ними; стремление использовать уже сформировавшийся в драматургии тип драмы, наполняя его особым содержанием; насыщение собственных произведений реминисценциями из произведений предшественников и современников, а также выражение в драме идей, уже сформированных в критике, публицистике и романистике»4. Неомифологический подход Дм.Мережковского расширял рамки реалистической драмы. По-своему это делал Брюсов.
Примыкая к кругу литературно-драматических явлений символизма (романтико-ницшеанская коллизия, оккультизм, концепция сильной личности, символистская драма), пьеса «Пироэнт», компилирующая в себе элементы научно-космической fantasy, философской утопии, открывает в русской прозе постсимволистский ряд: это научно-фантастический роман А.Н.Толстого «Аэлита» (1922-1923), его же «Гиперболоид инженера Гарина» (1925-1927), повести с элементами научной фантастики М.А.Булгакова «Роковые яйца» (1925) и «Собачье сердце» (1925), комедии в прозе с фантастической тематикой В.В.Маяковского «Клоп» (1928) и «Баня» (1929).
Надо сказать, что разновидность антиутопии с рецепциями экзистенциализма («социальный» сатанизм, по определению А.В.Татаринова5, или антимиф о ложном антихристе) представлена в романе Л.Андреева «Дневник Сатаны». Фома Магнус готовит последний взрыв обещанием «воскресения живых» и чуда «земного рая». Эксперимент как способ «критики» формирует в культуре Серебряного века отрицательный мифологический материал, антимиф — экзистенциальную дилогию Л.Андреева «Сашка Жегулев» и «Дневник Сатаны» о ложном Христе и ложном антихристе, мотивы невоскресшего Христа у А.Ремизова.
В контексте интенсивного развития в драматургии Серебряного века антитеатральных (несценичных) тенденций особенно важны наблюдения Н.Г.Андреасян: Брюсов препятствует «исчезновению театра» в театре двумя способами: «Отдавая дань принципу «лирического слова», он, тем не менее, не устраняет действие, а, наоборот, интенсифицирует его…»; «…с другой стороны, В.Брюсов доводит до предела принцип доминанты лирического слова», что «является принципом, породившим совершенно новый жанр – драму-монолог, каковой является ”Путник”»6.
Таким образом, драматургия Брюсова представляет особый интерес в двух ракурсах: по существу – как утопическая фантастика, по форме – как драматическая утопия.
Е.В. КАМАНИНА
http://www.e-reading.ws/book.php?book=132748
http://geoman.ru/books/item/f00/s00/z0000072/st009....
http://poiskslov.com/word/%D0%B0%D1%80%D0%B3%D0%BE%...
цитировать