В глубине между строк «Кенгуру» Юза Алешковского

…Начнём по порядку, хотя мне совершенно не ясно, какой во всей этой нелепой истории может быть порядок.

Юз Алешковский «Кенгуру»

Увлечённый примером Якова Исидоровича Перельмана, давно изучаю пространство за строчками НФ произведений. Чтобы не утонуть, ограничился географическими границами Дальнего Востока. Называю это греющее мне душу занятие – региональным фантоведением. Продолжаю делиться своими находками. Сегодня расскажу о похождениях автора романа «Кенгуру» Юза Алешковского и его литературного героя Фан Фаныча по кличке «Тэ Дэ» на хабаровской земле.

НФ источник: Юз Алешковский, роман «Кенгуру» (первая публикация – журнал «Искусство кино» № 1–4, 1991.

Реальная географическая точка места действия: Хабаровск.

Время событий: 1949–1953 (годы пребывания Ю. Алешковского на Дальнем Востоке); 1974–1975 (годы написания «Кенгуру»).

Знакомство

Еще в начале 1990-х читал «Николай Николаевича» (вот в этом издании: http://fantlab.ru/edition84764 Помню дискутировали с коллегами на заседаниях клуба относительно обилия матов в книге… Про «Товарищ Сталин, Вы большой учёный…» и говорить нечего – напевали гораздо раньше. Короче, фамилия Алешковский мне знакома давно. В прочитанных мною его фантастических вещах Дальний Восток не просматривался. И вот, уже на перевале веков, в периодической печати стали появляться отрывочные, порой противоречивые сведения о биографии Юза Олешковского. Проскакивала и информация о том, что какое-то время он был на Дальнем Востоке и даже в моём родном Хабаровске:

Из разных источников (выделения в тексте мои. – visto):

Пример 1. «…Потом меня призвали служить на флот. Переехав очередной раз Уральский хребет, я совершил ничтожное, поверьте, уголовное преступление и успел попасть в лагеря до начала Корейской войны».

Пример 2. «…В 1947 году Алешковский призывается в ряды Советской армии. Служит во флоте, но за нарушение дисциплины приговаривается к четырем годам заключения. 1950–1953 – лагерная жизнь. После освобождения работает шофером, затем на стройке. В 1955 возвращается в Москву. Начинает зарабатывать на жизнь литературным трудом: пишет и публикует детские сказки, рассказы, сценарии для кино и телевидения – «Два билета на электричку» (1964), «Черно-бурая лиса» (1967), «Кыш, два портфеля и целая неделя» (1970)».

Пример 3. «…Я был каким-то животным, настроенным на ничем и никем не регламентируемую свободу. И поэтому у меня всегда были конфликты. От этого, попав в армию на флот, я не мог совершенно соответствовать казарменной жизни, указаниям и т.д. И мне с самого начала сказали: «Ну, ты скоро окажешься там…». И действительно, однажды проездом с Балтийского флота на Тихий (мы опаздывали на поезд) взяли чужую машину – секретаря крайкома и доехали до вокзала».

Пример 4. «…Во время ареста, как сказано было в обвинительном заключении, матрос Алешковский намотал на левую руку или на правую руку матросский ремень и как закричит: «Полундра!». Сел я на четыре года, через три по сталинской амнистии освободился… Окончил школу шоферов… работал 10 лет, в это время печатал какие-то очень поганые стишки в журнале «Культура и спорт», а потом писал детские рассказы, которые мне нравились».

Читал или слышал про это и думал: «Хорошо и даже интересно, но к моим исследованиям «НФ и Дальний Восток» имеет уж очень косвенное отношение – сколько их авторов фантастических произведений приезжали-проезжали, бывали-живали, работали-служили на Дальнем Востоке… На их фантастике как это отразилось? Вот и лежал Юз Алешковский «намотанный», так сказать «на ус» до поры до времени…

И время настало

И вот читаю интервью с Юзом Алешковским, которое он дал специально для хабаровского приложения газеты «Московский комсомолец» от 21 июля 2001 года и… аж подпрыгнул как австралийское животное – «Кенгуру»! Вот она где собака порылась! Ай да Алешковский! Чуть ли в тот же день купил сборник «ЭКСМО-Пресс» из «Антологии сатиры и юмора России XX века» (вот это: http://fantlab.ru/edition84763 Нахожу в романе «Кенгуру» то самое место, что имеет наипрямейшее отношение к моим краеведческим исследованиям. Аккуратно ножницами вырезаю телеграфными полосками текст (с ксерокса страниц, разумеется). Расклеиваю полоски на портрете Карла Маркса из старого «Огонька», вниз листа добавляю открытку с видом старого хабаровского железнодорожного вокзала. Удобно усаживаюсь и, смакуя каждое слово, читаю с ещё не просохшего коллажа:

«…И вдруг, где бы ты думал, Коля, я себя обнаруживаю? В пахучей духоте, под жарким солнцем и голубыми небесами, в белых, розовых, лиловых, синих и красных цветах. Воробушки рядом чирикают. Голоса какие-то невдалеке гундосят и паровозишко посапывает. Станция, очевидно. <…> Лежать в цветах, действительно, неплохо… Лежу себе, тихо думаю, дышу воздухом безгрешных цветов. Вдруг Юрий Левитан надо мной забасил: «Передаем последние известия» <…>

Что за мать твою так, думаю и приподнимаюсь. Жарко. Пыльная, вшивая площадь вокруг. Одна зеленая палатка «Пивопродукты». Облупленный, серенький, как старичок, домик станции… Мусор вышел оттуда. Ко мне направился. <…>

– Ну, брат, ты дрыхнешь, как пожарник в рейхстаге: вторые сутки без просыпу, – говорит мусор. – Вставай, опохмелись, поезд скоро. <…>

– Неужели ж я вчера надрался? – спрашиваю мусора и по-прежнему просечь ничего не могу.

– Если б не надрался, то и дрых бы с Зинкой-стрелочницей, она вашего брата реабилитированных обслуживает, а не с Карлом Марксом. Подъём, брат, подъём!

Отхожу я, Коля, шагов на двадцать от шикарной клумбы, смотрю на неё, так сказать, с птичьего полета и убеждаюсь, что я действительно кемарил прямо в бороде Кырлы Мырлы, сконструированной из белых анютиных глазок. Примял, конечно, и бородищу, и красный галстук с синим пиджаком <…>

– Да, – говорю, – хорош я небось был?

– Скажи себе спасибо, что в Самого не завалился. Я б тебе врезал штрафик рублей на сто. Ну, поправляйся и валяй, откуда брали.

– А «сам» – это кто? – интересуюсь, глядя на другую клумбу.

– Ленин.

– А Сталин где?

– В мавзолее.

<…>

– А из каких же цветов у Ленина лысина?

– Он в фуражке. А фуражка – из черных бархоток. <…>

Лезу в «скулу». Там справка об освобождении, билет до Москвы и фанеры – что-то около тысячи. Свобода, Коля, свобода! И на пыльной вшивой площади пусто и жарко, алкаши, чуя время, тянутся к «Пивопродуктам», автобусишко зачуханную провинцию с деревянными чемоданами к поезду подвёз и вроде бы ничего за эти годы со мной не произошло…»

Правда-матка из интервью «Московскому комсомольцу»

Юз. Алешковский: «Начну с того, что нашу флотскую команду перебрасывапи с Балтики в Советскую Гавань. Списали нас после учебки, чтобы служить где-нибудь на дальних островах... Кстати, флотская специальность у меня была радиометрист-наблюдатель за надводной обстановкой... Разумеется, всю дорогу пили.

В учебном отряде шёл за милую душу «Тройной», «Сирень белая»» и прочая галантерея, так что переход на водку воспринимался как выход на свободу. В Хабаровске остановились. Слиняли в кабак. Не помню, в какой. Налопались там, а когда вышли, то как-то само собой оказались у крайкома партии. А там – машины... А надо сказать, что я машины любил до умопомрачения, просто обожал машины. Сексуальные у меня к ним были отношения. Конечно, если б я в тот момент увидел не «Эмку», а бабку-торговку семечками, то я бы обязательно дезертировал с флота и всё бы сделал для того, чтобы просто грызть семечки ночью. Молодость, пардон.

...Нас было четверо охламонов. Ну а я, естественно, инициатор всего этого дела. Короче говоря, я все сделал, чтобы завести машину без ключа, как в кино это делается, соображения хватило. Правда, колюсь, за рулем был не я. Подельник мой будущий…

Короче говоря, поехали. Нормально всё. Потом увидели за собой погоню. Остановились. А это крайкомовский шофер – играл в домино, «козла забивал», и вдруг увидел, что его тачка куда-то съехала. И бросился в погоню. Мы, повторяю, как честные люди, остановились. Драки никакой не устраивали. Я даже извинился: ну вот, мол, так получилось... Они не стали с нами полемизировать. И отпустили. Мы каким-то образом добрались на попутке до вокзала и, балдые, улеглись там прямо в клумбу. Потом этот эпизод стал частью финала моего романа «Кенгуру», ну там еще из анютиных глазок Карла Маркса сложили... (Выделено мною. – visto). Короче, завалились прямо туда. И тут подъезжает машина с военным патрулем Краснофлотской амурской флотилии. Нас стали будить. Потом в обвинительном заключении появилась запись, что матрос Алешковский, намотав на кулак правой руки форменный ремень с бляхой, с криком «Полундра!» вступил в драку с военно-морским патрулем. Ну, мы их разогнали. Вернее, не так. Они удалились... Может приказа не было брать силой, вязать, стрелять, не знаю... Они отъехали, а мы пошли в ресторан. В привокзальный. Там джаз в этот вечер почему-то не работал, а инструменты стояли, и я забрался за барабаны. И, постукивая пальцами по литаврам, или там по мочевым пузырям, натянутым на обручи, запел. Помню, как сейчас:

Народ раздухарился, какие-то «косые» болваны пошли танцевать, кто-то даже стал мне подпевать, и в этот момент пришла подкрепление. Уже оснащённое приказом брать нас тёпленькими. Гулящие были окружены, танцующие – вышиблены из кабака. А нас арестовали и увезли «на губу». И всё, ендец. Четыре года... Хищение госсобственности, это тебе не два пальца... об асфальт. Кстати, я очень боялся. Ведь тогда страшные срока давали за эту самую госсобственность. Мог иметь «четвертак». Но мои действия квалифицировали как хулиганство по ст. 174 ч. 2 УК и плюс сопротивление патрулям.

На гауптвахте я решил «откосить». Ушёл в полную несознанку. На первом же допросе сказал, что, граждане начальники, был патологически пьян, подвержен амнезии, и ответственность за свои поступки несу не я. Хотел закосить, да доктор старый, герой моих опусов будущих, попался, чёрт опытный! (Выделено мною – visto) Короче, нажрался я мыла хозяйственного и своего подельника заставил это же сделать. Ему это далось с трудом. Нас на экспертизу, и этот, божий одуванчик, лекарь тюремный, всунул мне «торпеду», известно куда, и в полной такой задумчивости изрёк: «Странный понос у вас, краснофлотец Алешковский, не могу понять, что он мне напоминает?» А я ему и говорю: «Может, пену прибоя Балтийского моря?»…

Хабаровская тюрьме мне очень понравилась. Не скажу, что я о ней тоскую, но вот, читая о разных казематах, разные фильмы про заточения смотря, считаю, что хабаровская – на голову была выше всех остальных. Это я так привет ей передаю.

Меня до сих пор мучает чрезвычайно такая вещь. Случилось это со мной ещё в «предвариловке». Перед тем, как всех нас по камерам определили… Сидели в общей кутузке. И с нами пленные японцы. И среди них – два генерала, и другие с нашивками поменьше. А я-то – матрос. И гляди, что отморозил. Скомандовал генералам парашу вынести. Опять же, их очередь была. Ну идиот был. Каюсь, был молод, дерзок не по годам, и охальник. А ну как японцы раскусят меня и будут давать мне какую-нибудь свою литературную премию? Придётся тогда мне чистосердечно рассказать им об этом прискорбном случае из истории хабаровской отсидки...»

Учредителям какой-нибудь литературной премии Японии для ознакомления

См.: Юз-Фу. «Строки гусиного пера, найденного на чужбине». Впервые опубликовано: «Новый Мир» 1995, № 8.

И так: Место действия в романе «Кенгуру» — Хабаровск и Еврейская автономная область. Прототипом врачей и учёных в романах Юза Алешковского послужил хабаровский тюремный лекарь.

Думаю, вы не будете возражать, если Юз Алешковский будет включён в мою коллекцию авторов НФ, имеющих отношение к Дальнему Востоку. Ладно в «Кенгуру» события переставил местами: в жизни перед посадкой в клумбе уснул, в книге — после освобождения. Так он ещё и в интервью фантазирует. Не было и не могло быть клумбы цветов с портретами классиков марксизма-ленинизма на привокзальной площади в Хабаровске (см. фото). Такой клумбы не появилось даже после основательной реконструкции площади к 100-летию Хабаровска в 1958 году. Могла бы, наверное, появиться в связи с ещё более грандиозной реконструкцией к 150-летнему юбилею города. Только теперь, как-бы, под запретом эти самые классики. Цветочные портреты вещь сложная и очень затратная. На ВДНХ давным-давно мастерили такие, но не на клумбах, а на специальных наклонных щитах с ячейками для цветов. Это что бы быстро сменить «увядшие места» на ликах вождей. Спать на таких клумбах-ячейках даже будучи в отрубе — нескладно. Впрочем, мы уже удалились от собственно фантастики.

Использованы иллюстрации с официального сайта Юза Алешковского http://www.yuz.ru/ и личного архива Виктора Бури.