ХХ век читал романы братьев Стругацких с широко закрытыми глазами — в новом столетии есть возможность прочитать их заново и совершенно по-новому.
Книги братьев Стругацких как совы Дэвида Линча, совсем не то, чем кажутся. Вроде бы и страны, в которой они писали, больше нет, коммунизм помер, а кругом — нанотехнологии и космические туристы. Все это так. Вот только в прошлом веке мы так и не прочли Стругацких, а все больше любовались отражением в зеркале их книг. Чтобы прочесть их романы в XXI веке требуется выполнить несколько простых действий. Мы составили короткую и понятную инструкцию для тех, кто намерен читать Стругацких сегодня.
1. Вытащить из головы шар
В 1967 году в журнале «Советский экран» Аркадий и Борис Стругацкие опубликовали статью «Почему нет кинофантастики». Начало этой статьи сегодня может исторгнуть слезы из самого угрюмого циника: «Все, что вышло на экраны за последнее десятилетие, можно пересчитать по пальцам, может быть, хватит даже одной руки. «Тайна двух океанов», «Планета бурь», «Человек-амфибия», «Гиперболоид инженера Гарина»... Мало. Прискорбно мало. Однако беда не только в том, что мало... В кино... фантастика не сделала почти ничего. Не припомним ни одного яркого человеческого характера. Ни одной сколько-нибудь важной проблемы. Отснятые фантастические фильмы прошли по экранам, благополучно принесли доход и умерли для искусства...»
Со временем эти «умершие для искусства» фильмы стали классикой отечественного кино — а говоря о «Планете бурь» Клушанцева, которого Лукас и Ридли Скотт называли в числе своих учителей, и мирового. Последующие годы добавили к перечисленному не так уж много — Тарковского, главным образом.
Фантасты тогда не смогли оценить достижения десятилетия, которое сегодня можно назвать золотым для отечественного фантастического кино, потому что язык «массового кинематографа» казался им поверхностным и недолговечным. Теперь наш черед забыть слова «замечательные советские писатели» «коммунистическая романтика» и «классики фантастики», которые прилипли к книгам Стругацких. Следует помнить, что фантастика — это чудесная птица, вроде павлина — странная, яркая, невозможная, только, в отличии от павлина, она летает. Где хочет.
2. Перестать перестукиваться
В 1957 вышел веховый для советской фантастики роман «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова, через десять лет — его экранизация, а через год советские танки прихлопнули Пражскую весну, а вместе с ней и экранизацию «Трудно быть богом», которую собирался ставить Алексей Герман. Шутки закончились. Можно только гадать, какой стала бы российская кинофантастика, не попади страна в очередной — тихий, на этот раз — виток мясорубки. Для самих же Стругацких конец оттепели означал не только трудности с изданием книг. С этого момента их романы окончательно стали частью культурного кода, при помощи которого перестукивалась многолюдная условная общность под названием «советская интеллигенция». Цитатами из «Понедельника...» перебрасывались, как горячими картофелинами, пылко разгадывали ребусы «Улитки на склоне», но пуще всего — смотрели в эти книги как в темное зеркало, отражающее советскую действительность под удивительным, немыслимым углом. Арканар и Сарракш светились мрачными отблесками нездоровых столичных окраин, Мавзолей на Красной площади торчал как башня-излучатель. И, головокружительным парадоксом, сквозь все это прорастала мечта о Мире Полдня — самое, быть может, светлое переживание детства для миллионов их читателей. Позже эти читатели совершили революцию в СССР, излучатели поломали и у всех заболели головы, прямо как в «Обитаемом острове», написанном в 1969 году.
Революция эта имела один побочный эффект — отменила обязательное «правильное» прочтение Стругацких в рамках секретного кода «такие нежные мы против злобы и пошлости мира». Можно поставить их на одну полку с социальной фантастикой Балларда, а можно — рядом с Булгаковым и Гоголем. Наслаждайтесь — решать теперь вам.
3. Поставить Google в закладки
Проблема с чтением Стругацких в том, что они почти всегда образованней своего читателя. Раскапывая происхождение цитат и имен в их романах, не один школьник положил начало своему гуманитарному образованию — упоминание Голконды или жестокого японского сегуна могло соседствовать с цитатой из Ницше, Марка Аврелия, малоизвестного арабского поэта или Киплинга. Сегодня эта проблема стоит не менее остро — книг в РФ издается много, все то, что было малодоступно в СССР лежит в магазинах за сходную цену, а кое-что, наоборот — пропало. Например, всяческие академические издания, услада и отрада интеллектуального пижона. Так что если источник цитаты, скажем, «Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать, мгновения бегут неудержимо...» можно было, при желании, найти, даже если вы не любите поэзию, то чтобы отыскать исходники «И бес, посрамлен бе, плакаси горько» или «...ближе нас есть у тебя семья — извечно несытый; пятнистый короткошерстый; и гривастая вонючая...» придется постараться. В помощь вам Google и труды исследователей творчества Стругацких из группы «Людены».
4. Купить «Историю западной философии» Рассела
Читать Стругацких легко и приятно — и так же легко и приятно было пропускать все, что лежало за пределами «правильного» прочтения — то есть, самого поверхностного и наивного. В раннем прогрессорском цикле было проще видеть антиутопию нежели размышление о свободе воли или влиянии наблюдателя на наблюдаемое. В «Улитке на склоне» — пародию на тоталитарно-бюрократический абсурд, а не исследование фронтира между непознанным и непознаваемым. Границы человеческого в «Волнах гасят ветер» и «Жуке в муравейнике», генеалогия морали в «Граде обреченном», совершенно чуждый местному пониманию человеколюбия гуманизм «Пикника на обочине», совсем уже экзотические гностические рефлексии в «Отягощенных злом» — до известной степени ХХ век читал Стругацких с широко закрытыми глазами. Время слишком назойливо подсовывало одни грани, прятало другие и смеялось в лицо. Станислав Лем, бывший человеком резким и несговорчивым, в свое время проклял экранизацию «Соляриса», невзирая на славу Тарковского и международное признание фильма. Потому что для него главным в книге было не лобовое столкновение человека с памятью, а человек перед лицом неведомого. Все оказалось к лучшему — у нас теперь есть два «Соляриса» — Лема и Тарковского (про Содерберга — молчок). С кругом идей Стругацких придется разбираться заново и самим.
5. Сходить на рейв
Если вам кажется, что Стругацкие устарели, писали про другое время и для других людей, сходите на рейв, а потом перечитайте написанные в 1965 году «Хищные вещи века». Вы удивитесь тому, что там найдете — изменяющий сознание наркотик «слег», который сделан из какой-то общедоступной бытовой химии в сочетании с излучением свободно продающейся микросхемы — за двадцать лет до киберпанка. Плюс левацкий терроризм, нуаровский драйв и «дрожка» — нечто, очень и очень напоминающее рейвы. Посмотрите «Остаться в живых», а потом перечитайте «Град обреченный» — белые медведи под тропическими пальмами покажутся детской сказкой.
6. Купить «Капитал» Карла Маркса
Читать купленный «Капитал» не обязательно, но пусть лежит. В 1991 году, через двадцать четыре года после статьи в «Советском экране», за считанные месяцы до смерти Аркадия Натановича, Стругацкие высказались в «Независимой газете», в статье «Куда ж нам плыть». Вопрос был поставлен ясно: «...Почему все-таки «свобода и демократия рано или поздно превращаются в колбасу», а тоталитаризм — в нищету и материальное убожество?». Подзаголовок статьи был «Вопросы без ответов».
В следующем году Френсис Фукуяма опубликовал свою знаменитую книгу «Конец истории», в которой попытался дать ответы — демократия теперь будет всегда, в колбасе нет ничего плохого, тем более, что ее теперь хватит на всех. Время показало, что все сложнее. После того, как конец истории оказался отложен, радость всего прогрессивного человечества от падения империи зла СССР поутихла, а мировой кризис поднял на поверхность всякие забытые, вроде, идеи, оказалось, что пора снова перечитывать тот же «Град обреченный». Что коммунизм Стругацких — это не политическая система, а мечта о мире, более совершенном, чем наш. Что XXI век, уже родившийся усталым и разочарованым, снова готов мечтать о таком мире — потому что мечта эта будет всегда.
цитировать