Hard To Be a Translator

Сегодня волею судеб листал новый перевод «Трудно быть богом» на английский (Олены Бормашенко, вышел в этом году, с Ярмольником на обложке; еще в августе, кстати, экземпляр лежал в англоотделе зингеровского Дома книги в Питере).

В целом, как по мне, отлично. По крайней мере, я — сверяясь с памятью, конечно, — не нашел ни одного выпущенного места. Но, конечно, текст для переводчика местами — засада.

Это мы все понимаем, что он насквозь ироничен/поэтичен/итакдалее, потому что мы, взрощенные в советской русскоязычной культуре люди, чуем интонации. Отчасти мы их чуем грамматически. Ну например: Сердце мое полно жалости, — медленно сказал Румата. — Я не могу этого сделать. Сравните со стандартным: «Мое сердце полно жалости». Чуете? Чуете. Первый вариант — поэтический, он закономерно отсылает к высокому слогу, в том числе священных книг, что для Руматы, который в данном диалоге за Бога, правильно и верно. А вот английское «My heart is full of pity» — оно стандартное. Причем я не уверен, что тут уместнее было «The heart of mine...» Я не знаю, что тут было бы уместнее, я не чую английский так хорошо. Но в итоге картинка снижена.

Отчасти мы чуем интонации, потому что АБС используют штампы. У АБС вообще колоссальное количество штампов, и они (АБС) с этими штампами всегда умели работать. Не отсекать по принципц «ах, это штампы», а работать, потому что штампы — это живая речь. (Учитесь, МТА.) Скажем: «Благородный дон, большого ума мужчина...» Ср. «мужчина большого ума», которое в принципе может быть позитивным — но чаще тоже негативно. А уж «большого ума мужчина» — иронично по определению, по интонации. Олена Бормашенко перевела это место как «The noble don, a man of great sagacity...» — и я скорее уверен, что это ни разу не ироничное определение в английском. Поправьте меня, если что, но я тут вижу стандартное позитивное утверждение: «Человек-мужчина большой мудрости». У англофона отсылка тут возникнет как максимум на Эмерсона (Ральфа Уолдо): «Fear is an instructor of great sagacity and the herald of all revolutions». Ну так это, блинский блин, всурьез сказано. (В книжке, конечно, важен еще контекст. И все-таки.)

Местами английский попросту играет дурные шутки с текстом. ...Ибо сказано: «Не обнажай в тавернах». Тут пропущен объект, и мы все понимаем, что в сочетании с глаголом это жутко ржачно. Это место в переводе я не записал, там очень неплохо сделано под библейские заповеди, кажется, «Thou shalt not...» — но там есть объект, the blade (или a blade? не помню). Там нельзя без объекта. Но с объектом это уже не то.

Вот еще про интонации: — «Споспешествование»... — прочел он. — Мудрецы! С какой интонацией мы читаем «мудрецы»? Я думаю, все с одной — насмешливо-ироничной. «Ах ты наша умница». В переводе: Refacilitation, — he read out loud. — What wisdom! Это насмешка? По-мо, нет, по крайней мере, не автоматом. «Какая мудрость!» Ну да, но. Но.

Ну и — о непереводимом. То бишь о диалоге Ваги Колеса и дона Рэбы. Тут виден переводческий метод, он своеобразен, я ничего не могу о нем сказать. Без авторского текста:

— Выстребаны обстряхнутся и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам. Это уже двадцать длинных хохарей. Марко было бы тукнуть по пестрякам. Да хохари облыго ружуют. На том и покалим сростень. Это наш примар...

— Студно туково.

— Таков наш примар. С нами габузиться для вашего оглода не сростно. По габарям?

— По габарям.

— И пей круг.

— The chonted will shlake and they'll unbiggedly shump the margays with a hollow blackery. That's twenty long heapers already. It'd be marky to knork the motleners. But the heapers are bedegging redderly. This is how we'll heaten the rasten. That's our struntle.

— That's tooky jelly.

— This is our struntle. Denooting with us isn't rastenly for your gnawpers. It's revided?

— It's revided.

— And drink the circle.

Тут даже несколько методов (и не на все мне хватает английского). С одной стороны — реже — попытка именно что перевода: хохарь = heaper (от глагола «загромождать, насыпать в кучу»), по габарям — revided (не знаю, но звучит), тукнуть = knork (стукнуть = knock). Дутая чернушенька = hollow blackery и пей круг = drink the circle — чистый перевод, но тут и этимологически что-то понятно: вопрос решен, пустим чашу по кругу.

С другой — чаще — калька. Марко = marky. Маргазы = margays. В итоге появляются гибрилы: студно туково = tooky jelly; tooky, потому что туково, а jelly — желе, студень, — потому что студно. И вот тут я не уверен. У АБС я вижу очень четко по преимуществу один ход: воспроизведение знакомых интонаций типа-абсурдной фонетикой. Что такое «студно туково»? Я это всегда чуял так: студно — очень, весьма; туково — сложно, заморочисто, может быть, даже дорого, короче, некое препятствие. И я не уверен, что tooky jelly это дело передает. Хотя, конечно, фраза налицо: некий, мол, студень у вас, в котором мы увязнем.

Ну и мое любимое: Вот он, Голый Дьявол, знаменитый эсторский палач-расчленитель — Here he is, the Naked Devil, the famous Estorian torturer and mutilator. По-английски он не палач-расчленитель, а тот, кто пытает и калечит. Не тот смысл немного. Хотя, наверное, лучший вариант из возможных.

Но это частности. Причем частности непростые. В целом впечатление от пролистанного более чем положительное.

А, да: спрут (в стихотворении) заменен на дракона, увы.