Видео...
1 часть
https://www.youtube.com/watch?v=Of1Tw6H8RLg
2 часть
https://www.youtube.com/watch?v=9G6elcffLoQ
Что хорошо:
— выступающие попытались показать, как медленно и неторопливо подбираются к определению «фантастики». Использование категорий и концепций чисто философских — которые фантасты в своих дискуссиях используют мало;
— в процессе этого — показательно были отброшены некоторые заблуждения и альтернативы, от фантастики отделены некоторые области искусства (скажем, авангардное искусство — «Черный квадрат» Малевича это не фантастика);
— очень хорошо показа две альтернативы к определению фантастики: или «социальная» (это часть культуры, маркируемая обществом) или «платоновская» (тут идет подражание «Софисту» — делится на реальное и нереальное, соответственно, фантастика — о нереальном, и тут возникает проблема, как отделить фантастику т другого нереального — «нереальное нереальное и реальное нереальное»);
— попытка осмыслить разницу между фантастикой музыки, фантастику прозы, изображения и т.п.
— целостность фантастического мира — как критерий фантастики — это хорошая мысль. Увы, недостаточно полно развитая.
— хорошо дополнено в дискуссии, что современная фантастика — это жанр, который отделен от волшебной сказки скорее литературоведческими границами.
— у фантастики есть модальность «отсутствие самообмана» — читатель не верит в хоббита, как верующий в святого. (фантастика рождается, когда представление о реальности становятся главенствующими)
Что плохо:
— затянуто. Философский скелет с основной аргументацией можно изложить минут за сорок, ничего не потеряв в его содержании, а остальное время (в сумме семинар длится ДВА часа — вот дайте мне столько времени на ленте со студентами) потратить на дискуссию-семинар-доказательства. Да, я понимаю, что авторы пытались показать эволюцию своих рассуждений. Да, тут дискуссия тоже была (хотя и ограничена).
— из-за того, что лекторы пытаются быть максимально корректными в философском смысле (т.е. гносеологически, метолологически и т.п.) — им постоянно приходится размывать даже не четкость формулировок, а структуру предложения, отягощая свою мысль поправками, упреждениями и дополнениями. Это плохо отражается на восприятии материала. Аудитория там стойкая, подготовленная, моя бы триста раз как заснула бы.
— для меня — тут мало примеров из фантастики. И дискуссия с помощью примеров из неё ведется, скажем так, ограничено.
— «за рыбу гроши» — толкли воду в ступе по поводу того, прогностично-проектна ли фантастика или что-то еще в ней есть. Попытка свести фантастику к чистой прогностике — ошибка («альтернативка» — принципиально работает в прошлом — свежий пример «Черное знамя» Казакова — антиутопия а-ля фашистская Россия 20-40-х. А в «Безумном Максе» — прогностика глубоко вторична по отношению к впечатляениям зрителя от техно-варварства. Наконец Толкиен как прогностик — это не то).
— «трудное это дело — говорить о красоте» — в том смысле, что четкого определения фантастики дано так и не было.
Чтобы не выглядеть критиканом, дам своё определение: «Фантастика — это мечты и страхи эпохи, выраженные средства искусства».
Это определение хорошо описывает метаморфозы с восприятием того самого «Дворца советов», упомянутого на семинаре (проекта 30-х — небоскреба, который так и не был построен в Москве, а сейчас появился именно в качестве фантастического объекта — в экранизации «Шпионского романа» Акунина). Первоначально проект — сложнореализуемый с индустриальным потенциалом СССР конца 30-х — воспринимался как один из утопических образов коммунистических мечтаний. Этот образ обрел проектность, даже начаты были какие-то работы — и в этом смысле, он переставал быть фантастическим. Но потом война, и в дело пошли «сталинские высотки», а в 60-70 проект окончательно лег под сукно — и вместе с утратой веры в коммунизм, терялось и представление о нем, как о фантастическом. Для общества 80-х это был неудачный архитектурный проект, который любители старины готовы были воспринимать так же, как поворот северных рек — то есть крайне отрицательно. Поскольку из-под сукна проект не вынимал — то и кошмаром он стал.
Но вот с начала нулевых — в российском обществе есть запрос на сильное государство. Образ сталинизма отчасти реабилитировался. Возникает мечта, которая охватывает не только будущее (и даже не столько будущее, с будущим как раз проблемы), сколько прошлое. И проекты той эпохи показывают себя в своём фантастическом блеске.