14. И в заключение пропущенный материал. Это интервью, которое Павла Секирова/Pavla Sekyrová взяла в марте 1989 года у Марека Орамуса/Marek Oramus. Это интервью было напечатано в новом чешском журнале – ежеквартальнике «Svĕt Fantastiky» весной 1990 года.
ТЕМНЫЕ ОЧКИ
(Ciemne okulary)
Павла Секирова: Я знаю, что вы в прошлом году впервые посетили Чехословакию. Отсюда вопрос: как по-вашему, здешние любители научной фантастики отличаются чем-то от польских?
Марек Орамус: В сентябре 1988 года меня пригласили в Прагу на MINICON, и я впервые смог увидеть чешских фэнов у них дома. Я поучаствовал в работе издательской биржи, побывал на художественной выставке, чуть нюхнул внутренней фэновской кухни… все это напомнило мне то, что происходило десяток лет назад в польском движении любителей фантастики, в деятельности которого я принимал участие с самого начала. На MINICON-е, а затем на BILCON-е я видел, что люди собираются вместе ради самой радости бытия в такой компании, ради того, чтобы поговорить о том, что их волнует. Как это обычно поначалу бывает, во всем этом полно энтузиазма и бескорыстия, уже давным-давно утраченных польским движением. У нас деятельность такого рода давно уже стала на профессиональные рельсы; люди, с которыми я начинал в Общепольском клубе любителей фантастики и научной фантастики (OKMFiSF), сегодня работают редакторами в издательствах, трудятся в журнале “Fantastyka”, занимаются литературной критикой или переводами.
Вероятно, нечто подобное будет и у вас, хотя лучше бы вам не идти вслед за нами по точно той же тропе. Мы, как движение, наделали много таких ошибок, которых можно было избежать. В середине и под конец 70-х годов в Польше еще плохо была подготовлена почва под фантастику. Заведовавшие культурой чиновники смотрели на нас как на чудаков, которые неведомо чего и невесть зачем хотят. Мы мешали им нежиться на пригретых чиновничьих местечках, и они отмахивались от нас как от назойливых мух.
Некоторые наши фэны жаждали поскорее построить личные карьеры на любви к фантастике, другие хотели непрерывно издавать – неважно что, лишь бы под маркой НФ. Это вело к воцарению хаоса на рынке и размыванию критериев, что в результате бумерангом ударило по авторам и читателям.
Ваша ситуация и легче, и труднее. Легче потому, что ваш читательский рынок здоровее, да и информирован он лучше – как-никак за эти годы НФ, считай, покорила нашу часть Европы. Сейчас у вас есть кино, видео… Вы быстрее дошли до собственного журнала, посвященного этому жанру литературы – у нас же этот путь был воистину хождением по мукам, я сам участвовал в по меньшей мере нескольких неудачных попытках основать журнал «Fantastyka». А труднее – потому что десять лет назад все мысли фэнов концентрировались на книге: романе, повести, рассказе, а теперь книга вынуждена соперничать с видеофильмом, фантастической игрой – и не всегда выходит победителем из такого столкновения.
Павла Секирова: К фантастике ныне относят считай все: романы о полетах на Марс, о привидениях, пугающих людей в старинном замке, о магических мечах и крылатых драконах. А как вы понимаете фантастику?
Марек Орамус: Если говорить о тематике, то фантастика действительно не знает границ. В этом ее сила, но и слабость тоже. В своих творческих поисках авторы произведений этого жанра используют ангелов, применяют черную и белую магию или сажают на Землю космические корабли с посланцами цивилизации разумных термосов. Отличительной чертой большинства научно-фантастических произведений является их низкая отдача: преумножением хитроумных на первый взгляд реквизитов многого не добьешься. Я стараюсь разглядеть фантастику в обычных предметах, людях или событиях, ведь достаточно чуточку изменить угол зрения, чтобы увидеть вокруг себя чудеса. Утверждают, что если бы физические постоянные были немного другими – на несколько процентов меньшими или большими – жизни никогда бы не возникло. Однако жизнь зародилась, и мы можем наслаждаться исключительным в известной нам Вселенной феноменом, можем им пользоваться, мы являемся его частью. Разве это не фантастика? Проблема лишь в том, что нужно эту чудесность, эту фантастичность изложить в форме романа, повести или рассказа.
Поэтому фантастика интересует меня скорее, как литературный метод. Поясню это на примере. Я живу в доме, окруженном садом; среди прочих моих домашних обязанностей числится и такая, как сбор ягод. И вот, допустим, на дворе у нас конец июля или начало августа и я аккурат сижу на дереве. В реалистической литературе это описали бы так: некий субъект сидит на черешне, обрывает трясущимися от страха руками ягоды и бросает их в корзинку. В соцреалистической литературе добавили бы: субъект этот -- член кооператива «Высокий урожай» и он перевыполняет дневной план сбора черешен на 20%.
Но я, как фантаст, смотрю на это иначе. Дерево высокое, во мне почти сотня килограммов веса, чуть отвлекся, оступился – шея сломана. И вот я, сидя на дереве, представляю его себе как существо, наделенное тонкой чувствительностью и разумом. А таких существ не губят, не ломают им ветки. Поэтому я стараюсь обходиться с деревом бережно. И далее я воображаю себе, что между нами протягивается некая нить симпатии, мы попросту начинаем любить друг друга – я и дерево. Кто собирал ягоды на дереве, тот знает, как легко там оступиться. Но дерево в таких случаях всегда на моей стороне, его тонкая ветка стойко держится под моей ступней, пока я ищу, куда ее поставить. И вот таким вот образом дерево «отплачивает» мне благодарностью, оно заботится обо мне, не дает случиться со мной чему-то плохому.
Которое из этих описаний ближе к истине? На первый взгляд – реалистическое, потому что ведь наука отказывает деревьям в способности мыслить. Но я предпочитаю фантастическое описание, которое показывает неизвестные аспекты хорошо, казалось бы, известного мира, оно интереснее в художественном отношении.
Павла Секирова: Но может ли фантастический жанр, который занимается такими вопросами и использует такие приемы, сказать что-либо существенное о животрепещущих проблемах нашего мира? Иными словами – можно ли назвать фантастику серьезной литературой?
Марек Орамус: Это зависит от того, как ее трактовать и чего от нее ожидать. Писатели – к счастью, не все – привыкли считать фантастику чем-то очень слабо связанным с действительностью, а читатели и вовсе ищут в ней низкие развлечения и возможности отвлечься от обыденной жизни. А тем временем посмотрите: не позднее чем через полвека перенаселенность превратится в ключевую проблему человечества. Но фантастика уже многие годы считает эту тему своей вотчиной. Еще до того, как кому-то пришла в голову мысль о том, что нужно беречь природные запасы, экологическая фантастика тщательно прорабатывала этот вопрос. Сейчас много говорят об опасностях, которые несет развитие генетической инженерии, но со времен «Острова доктора Моро» Герберта Уэллса фантастика попотчевала нас сотнями словесных картин на эту тему. Такие сопоставления можно делать бесконечно долго.
С другой стороны, мы находим в научной фантастике совершенно, казалось бы, лишенные здравого смысла вещи: например, о приземлении инопланетян в Нью-Йорке или о загробной жизни. Однако если инопланетяне однажды приземлятся где-нибудь на нашей Земле, что маловероятно, но не невозможно, то фантасты будут единственными людьми, которые избегут впадения в шоковое состояние. То же самое касается и загробной жизни: работы Реймонда Муди или Йена Уилсона порождают сомнение в правильности утверждения о том, что с физической смертью человека полностью прекращается его существование. Короче говоря, фантастика напоминает мне некую мутационную надстройку, которая в данных условиях кажется лишней, но при внезапном изменении условий гарантирует выживание мутантам и всему виду.
Отсюда следует вывод о том, что фантастика ищет решения фундаментальных проблем современного мира и в то же время пытается предупредить то, что может случиться. Как сказал один из классиков научной фантастики, Айзек Азимов, это литература перемен, именно перемены являются главной ее предпосылкой и темой. Если фантастика обладает высоким литературным и научным уровнем, она может послужить опорой для каждого трезвомыслящего и не ослепленного догмами человека.
Павла Секирова: В создаваемых вами мирах людям живется не больно-то весело…
Марек Орамус: Потому что ситуацию, в которой находится человечество, веселой не назовешь. Вот мы с вами тут беседуем, а тем временем где-нибудь в Центральной Африке погибают от рук браконьеров последние 300 черных носорогов. Под угрозой находится существование слонов, китов, тигров… Если подобное будет продолжаться, то наши внуки перестанут понимать те сказки, на которых мы воспитывались, потому что названия зверей превратятся для них в совершеннейшую абстракцию. Если человек не опомнится вовремя, то он останется в XXI веке на Земле в почти полном одиночестве – в компании лишь с собаками, крысами, тараканами, мухами да, может быть, еще воронами.
Я считаю, что что в настоящее время на нашей планете живет максимально возможное количество людей, превышение которого чревато бесповоротными экологическими изменениями. Первые симптомы таких изменений уже заметны. Озоновая дыра над Антарктикой расширилась уже до побережья Австралии, и там тут же возросло количество заболевших раком кожи, глазными болезнями и т.п. Мы наблюдаем первые признаки глобальных экологических изменений также и у нас, ведь чем еще можно объяснить климатическое потепление и отсутствие зим, как не следствием тепличного эффекта?
Экологическим изменениям будут сопутствовать социологические и политические перемены. Боюсь, что дело дойдет до новых региональных конфликтов, которые развернутся на более широкую шкалу, до индивидуальных и общественных трагедий. Попросту по мере увеличения численности населения при тех же или даже снизившихся планетарных ресурсах ухудшатся условия жизни. Обострится борьба за выживание, углубится неравенство между людьми, усилится организованная и прочая преступность. Развернется начавшаяся уже сегодня миграция людей с Юга в более богатые страны Севера – но в будущем мигрировать будут уже не отдельные люди, а целые их толпы. Это приведет к воздвижению иммиграционных барьеров, к приходу ко власти националистов вроде Ле Пена, только еще более радикальных. Проблемами такого рода занимается социальная фантастика, которую пытаюсь писать и я. И если я хочу, чтобы написанное мною не теряло связи с действительностью, мне нельзя быть равнодушным к угрожающему миру апокалипсису. Нужно делать все возможное для того, чтобы не допустить до катастрофы, и я так понимаю свою в этом роль: предупреждать, призывая людей опомниться, показывать далеко идущие последствия наших нынешних деяний.
Иногда читатели меня спрашивают: почему вы пишете о таких страшных вещах? Почему вы нас запугиваете? И я тогда им отвечаю, что лучше испугаться понарошку, чем на самом деле. Если жуткие картины будущего позволят не допустить такого развития событий, то я сочту такую сделку удачной.
Павла Секирова: А не лучше ли все же оставить людям некоторые надежды на будущее, придать им немного оптимизма?
Марек Орамус: Когда врач приходит к своему пациенту, больному раком, он может либо сказать ему правду о его физическом состоянии, либо ее утаить. Я противник этого второго метода. Мне кажется, что мы живем в эпохе, порождающей демонов, с которыми безуспешно будут сражаться наши далекие потомки. Оптимизму нет места, когда ты хочешь сказать, что существование жизни на третьей планете определенной звездной системы находится под угрозой. А так говорить надо, если ты хочешь показать, до чего может довести нынешняя наша близорукость. По-моему, оптимизм порождается беззаботностью и глупостью. В основании мыслей об улучшении мира всегда лежит неудовлетворенность тем, что есть, а в особенности тем, что в результате этого настоящего может быть – то есть пессимизм. В этом смысле пессимизм – воистину творческое начало. Кроме того, официальным оптимизмом уже столько раз злоупотребляли, что это понятие обрело оттенок уничижения. В Польше говорят: дешевый оптимизм. А о пессимизме люди высказываются с гораздо большим уважением.
Я не хочу этим сказать, что литература должна лишать людей надежды. Она должна давать ее людям, но не любой ценой и не без оснований.
Павла Секирова: А что вам в НФ удалось лучше всего?
Марек Орамус: Для первого моего романа «Сонные победители» я придумал говорящее пиво. Благодаря такому изобретению люди в пивной не чувствуют себя одинокими; тот, кому придет на это охота, может пофлиртовать с пивом или завязать с ним серьезный разговор на высоком интеллектуальном и профессиональном уровне. И, как мне кажется, читатели забыли, о чем шла речь в этом романе, оставив в памяти лишь вот эту деталь: говорящее пиво.
Павла Секирова: А что хуже или вовсе не удалось?
Марек Орамус: Все остальное.
Павла Секирова: Планы на будущее?
Марек Орамус: Ищу издателя для моего второго сборника критических материалов, посвященных обсуждению НФ, который называется «Мать паранойя». Этот сборник почти готов. Пишу также роман о мафии, овладевшей умением реинкарнировать. Рискованное задание: половина действия разворачивается на небесах. Когда-нибудь, в отдаленном будущем, я хотел бы составить «Путеводитель по польским пивоварням и пивным». Нужных для этого квалификаций у меня хватает.
цитировать
свернуть ветку