Из старого
У меня есть друг.
Он добрый, мягкий, очень отзывчивый человек. Не сказать, что робок -- но как бы чуть приглушен, словно лампа на ночном столике. Не мешает другим. Наоборот, старается всячески помочь, подсказать, поддержать. И при этом он -- кандидат в мастера спорта по самбо, рослый и физически сильный.
И его добротой пользуются.
Он отнюдь не дурак. Друг прекрасно все видит. Как им манипулируют, как пользуются его знаниями, его головой, талантом, честностью -- люди не столь знающие и талантливые. Не столь честные.
Зато гораздо более наглые. У них лампочка ватт сорок. Против его пятисот с гаком. Но в то время как он горит на чуть-чуть -- теплым мягким светом, у них спирали гудят от перегрузки. Знаете, есть такие лампы -- света от них никакого, но если наткнешься взглядом -- обязательно зажмуришься. Перед глазами -- надоедливый просверк, от которого трудно избавиться...
Зато в их сторону легко ткнуть пальцем -- вон они. Горят!
От него же светло и уютно, как вечером на закате. Но порой не сразу поймешь -- откуда этот мягкий теплый свет? В какую смотреть сторону?
Это пока мой друг трезв.
Крепко выпив, он становится агрессивен. Словно лампа с реостатом. Реостат на максимум, абажур -- долой! Теперь свет режет глаза, на него нельзя смотреть. Он груб и вспыльчив. Он обидчив, не говорит -- кричит. Он уже не обходит углы, а сворачивает их плечом. Теперь мой друг вспоминает, что он — кандидат в мастера спорта по самбо. И все — все! — которые пользовались его добротой, талантом -- ничего не давай взамен! — должны ответить по справедливости.
Он больше не позволит себя использовать.
Нет, больше никогда, я говорю: спасибо вам, идите к черту!
И он лезет в драку...
В которой проигрывает.
Потому что очень трудно выиграть схватку с нарядом ОМОНа, будь ты даже не кандидатом, а мастером спорта. И будь ты даже трезвым мастером спорта...
А еще мой друг всегда защищает тех, кого считает друзьями. Пьяный он или нет — все равно.
Потом читаешь «Отелло». И становится отчаянно, невероятно обидно за Кассио, который, может быть, не так умен, как мой друг — но тоже -- добр и честен. Кассио, который считает Яго другом — и не поднимет на него руки, будь хоть трижды пьян!
А Яго его подставляет.
«Основная же задача всякого истинного творчества ... -- это раскрытие сущности изображаемых явлений жизни, обнаружение скрытых пружин этих явлений, их внутренних закономерностей.
Без знания жизни творить нельзя.»
(Б.Е.Захава, «Мастерство актера и режиссера»)
Что это за зверь такой -- «знание жизни»?
Факты.
Факты?
Факты?!
На дворе -- век господства информации. Прав известный фильм. Мы живем в Матрице. Мы не знаем, что на самом деле происходит в мире — потому что весь мир вокруг нас создан информацией. Где-то искаженной, где-то достоверной...
Искусственная реальность.
Иммануил Кант утверждал, что мы живем в мире, созданном нашими ощущениями — и кто скажет, насколько эта субъективная реальность соответствует объективной?
Не зря ведь у полицейских мира есть выражение «Врет, как очевидец.».
Но даже знай мы всё «от» и «до»...
Была бы эта информация — нашим знанием жизни?
Вернее, эта бесконечная череда фактов — и есть наше знание жизни?
Нет.
* * *
В корейском фильме «Oldboy» («Старина»), главный герой неизвестно за что просидел в частной тюрьме пятнадцать лет. Кто упрятал его за решетку, за что? Неизвестно. О-Дай-Су (так зовут главного героя) пытается понять, кто может его так ненавидеть. Кому он сделал зло? О-Дай-Су заполняет несколько огромных тетрадей именами людей, которым он сделал хоть что-то плохое.
Потом главный герой оказывается на свободе, долгим и кровавым путем ищет ответ «За что? Что я такое сделал?». Он жаждет получить ответ гораздо сильнее, чем мести. О-Дай-Су прилагает огромные усилия, идет к цели несмотря на все препятствия...
А когда находит...
Человек, которого он нашел — его имени нет в тетрадях «Плохих Поступков». И не могло быть. Потому что две фразы, которые обронил О-Дай-Су, будучи подростком — «у девушки X, оказывается, есть ухажер. Я видел, как они встречались.» -- не были сказаны с целью причинить зло. Просто болтал с другом. И все.
Для О-Дай-Су это факт, который он даже не помнит.
Для человека, который засадил О-Дай-Су в тюрьму на пятнадцать лет, это — ключевое событие, которое перевернуло всю жизнь.
Маленький камешек, повлекший за собой обвал.
Самоубийство сестры.
* * *
Человек живет памятью. Что он не помнит — того бы и не было. Не существует. Будь это даже стопроцентно подтвержденной информацией...
Не пропустил через себя.
В спектакле «Война и мир. Сцены из романа.» актер, играющий Пьера Безухова, выходит на сцену с французским маркизом на плечах. «Нет, но этот маркиз!», вспоминает через слово Безухов.
Этот маркиз, спор с ним — Пьера «зацепил». Вызвал бурю чувств.
После разговора с маркизом Пьер изменился.
Для О-Дай-Су сказанные много лет назад слова — ничто. Он поболтал с приятелем, уехал в другой город и даже не слышал о смерти той девушки.
Эмоционально не воспринял — и все, это просто факт, который, даже являясь фактом твоей биографии, ничего тебе не дает. Было... и ладно.
Богатство биографии отнюдь не гарантирует, что человек знает жизнь.
* * *
Человек помнит только то, что его эмоционально «зацепило». Словно корявое, но очень верное. Фильм должен «цеплять». Книга должна «цеплять». Спектакль должен так «цеплять», чтобы просидеть от начала до конца и — выйти другим человеком.
Но в первую очередь должна цеплять жизнь.
Должно быть восприятие.
Мне представляется крюк башенного крана — белая краска местами облупилась, царапины, темные пятна солидола. Крюк ныряет в бетонный колодец — долго идет вниз, потом — рывок, крик «Давай!» -- и он медленно поднимается...
Иногда крюк идет легко.
Иногда -- трудно.
Бывает, что крюк поднимается пустой — хотя шел с натягом — и тогда обидно. Сорвалось!
А иногда крюк вытягивает такое — что переворачивает всего тебя.
«Я думал, я лучше.»
Или -- «как, оказывается, больно!»
* * *
На первом курсе актерского факультета был показ самостоятельных работ студентов.
Мы решили поставить рассказ Василия Шукшина «Сураз». Нам казалось — а что тут сложного? Сыграть сцену, где Спирька приходит знакомиться с Зеленецкими, потом — сцену, где Сергей Юрьевич застает жену со Спирькой; и, наконец, финальный уход героя под трагическую музыку (дураку ясно, пошел стреляться!).
Сказано — сделано. Начали репетировать. Даже некое подобие метода действенного анализа применяли. Играли этюды на сцены из рассказа с импровизированным текстом.
Так как рассказ предложил я, это был мой первый режиссерский опыт...
И мы сели в лужу.
Вернее, в лужу сел я, как режиссер. Потому что совершенно не разобрался, что в рассказе происходит. И, соответственно, не смог объяснить другим.
Мы играли «вообще».
«Без знания жизни творить нельзя.
Это в равной степени относится и к режиссеру и к актеру. Для того чтобы оба они могли по-настоящему творить, необходимо, чтобы каждый из них глубоко знал и понимал ту действительность, те явления жизни, которые предстоит отобразить на сцене.»
(Б.Е.Захава «Мастерство актера и режиссера»)
Нет, я честно пытался. Я упорно готовился к репетициям, бесконечно перечитывал рассказ, разбирал, выдвигал теории. Но -- в пустую. Казалось, понятый и разобранный до последней точки, рассказ разваливался на глазах, стоило только взяться за указания актерам...
»...творческая фантазия режиссера и актера воспламеняется на п е р е к р е с т к е двух впечатлений: с одной стороны, от прочитанной пьесы, а с другой -- от эмоциональных воспоминаний пережитого в жизни.»
(А.Д.Попов, «Художественная целостность спектакля»)
* * *
И все-таки, про что Шукшинский «Сураз»?
Ключевое слово здесь, как мне кажется, «восприятие».
Спирька прошел по жизни с толстой кожей. Ничего его не волновало. «Это мне -- до фени». Ему все было до фени», говорит Шукшин.
И вдруг Спирька, будучи уже за сорок, встретил Ирину Ивановну, учительницу из города.
Ну, ничего же особенного! Ну что он, женщин в своей жизни не встречал?
А эта маленькая, невзрачная... горлышко нежное... «Я гляжу ей вслед — ничего в ней нет. А я всё гляжу, глаз не отвожу.»
Вот так и Спирька. Не отвел глаз — и пропал. Укололо его это тонкое горлышко в самое сердце. Словно потерял Спирька свою дубленую, битую-перебитую, надежную шкуру...
Кожа у него была толстая. От всего мира защищала.
Если сунуть руку в соль -- что будет? Да ничего. Даже не почувствуешь.
А если кожи вдруг — и нет? Голым-то мясом... Поневоле взвоешь.
Вот Спирька и взвыл.
И обида сразу стала смертельной. И тоска — смертной. И цветы на той, последней полянке — сладкими и пахучими, как никогда в жизни.
«Спирька любил запах пучки. Встал, сорвал тугую горсть мелких белых цветочков, собранных в плотный, большой, как блюдце, круг. Сел на пенек, растер в ладонях цветки, погрузил лицо в ладони и стал жадно вдыхать прохладный, сыровато-терпкий, болотный запах небогатого, неяркого местного цветка. Закрыл ладонями лицо и так остался сидеть. Долго сидел неподвижно. Может, думал. Может, плакал...»
* * *
Восприятие. Нет восприятия -- нет и «знания жизни».
«Самостоятельно, а не только через драматурга должен театр (актеры, режиссер, художник) воспринимать жизнь для того, чтобы создавать подлинное искусство».
(Б.Е.Захава «Мастерство актера и режиссера»)
В том корейском фильме человек, у которого умерла сестра, сделал все, чтобы О-Дай-Су оказался без кожи. Чтобы голым мясом — и в соль.
Чтобы понял.
Для кого-то это маленькая канава, а для меня -- огромная пропасть.
Преодолев которую, я становлюсь другим.
цитировать