Трагедия человека-со-штепселем, или Куда воткнуться бесправному поколению?

Настоящие люди (Äkta människor), Швеция, 2012 — ?

«Настоящие люди» — очень рациональный, спокойный и ровный сериал. Будет нелепой ошибкой отнести эту особенность только к его производству в Европе, где средний возраст и пик социальной активности уже гораздо ближе к пятидесяти пяти, чем даже к сорока годам. Да, крайне непривычно наблюдать в кадре молодящихся мужчин и женщин с внешними признаками не старения даже, а, простите, уже физиологического одряхления, ведущих и ощущающих себя подобно тридцатилетним. Но давайте пока отложим эту тему и вернёмся к сериалу. Поражает сама невозмутимость вымышленного общества в отношении факта пробуждения в роботах личности. Где паника? Паника – где она? Американский кинематограф давно создал прочную и порочную реакцию на появление всякого рода созданий «от Франкенштейна»: увидеть, испугаться, победить. Чем больше разрушений и потерь при этом случится и чем они глобальнее, тем лучше. Выработался определённый рефлекс, вступающий в диссонанс с происходящим на экране. В панике уже зрители: что это такое им подсунули?

Фантастика? Что-то не сходится. Да, есть роботы. С виду неотличимые от людей, но почему-то роботы. Что они делают? Работают – как оригинально! И кем же? Продавцами, грузчиками и фасовщиками, поварами, официантами, фитнес-тренерами и лакеями для дома и бизнеса. Их повсеместно используют как прислугу: прибрать, помыть, приготовить, подсказать, подать и принести. Ну и, естественно, как объект подручного и всегда доступного секса — каждый робот после определённых модификаций может использоваться как неувядающий дилдо с бархатными руками массажиста или особо прочная кукла, умеющая удовлетворять любую похоть. И это – фантастика? Где же высокое искусство воображения и полёт фантазии? Где нарушение границ реальности и общепринятых условностей? Этого нет и в помине. Присутствует лишь формальное «поименование», которое, по-моему, используется как средство формирования из определённой социально-возрастной группы обезличенной касты так называемых «люботов». Лёгкого киберпанка в виде USB-разъёма в шее и штепселя подмышкой для соответствия жанру «чистой» и, буду честным, интересной фантастики явно недостаточно. Социальная фантастика, азимовский «эксперимент на бумаге», рациональное размышление, исследование современного общества и моделирование его возможного будущего? Скорее всего, так. Запомним этот момент и вернёмся к нему позже.

Триллер? Для этого жанра сериал вызывает на удивление мало эмоций. В нём нет ни тревожного ожидания катастрофы, ни упоения опасностью происходящего, ни действия на пределе сил и возможностей. Что здесь есть? Часть роботов осознала собственное «Я» и борется за своё освобождение… сбившись в кучу и вяло волочась змейкой от розетки к розетке. Розетка найдена, штепсель вставлен, свобода обеспечена. Ну да, на деревьях розетки не растут, а к высоковольтной линии напрямую не подключиться — перегоришь, адаптеров в той реальности почему-то придумать не удосужились. «Волнительно», конечно, но всё же почему-то сложно сопереживать постоянно разряжающемуся мобильнику. Конфликт, просто коллизия отношений роботов и людей могли бы добавить картине огня и перца? Могли бы, но они не получили здесь должной остроты. Да, некоторые люди говорят, что ненавидят «хуботов». Одни потеряли из-за них свою неквалифицированную работу, на которой они безбедно существовали, особо не напрягаясь и обходясь без высшего образования, десятилетиями. Других выставили из дома жёны, внаглую заменив поджарым и неутомимым «механическим приводом». И что предпринимают в ответ эти несчастные «жертвы бездушного прогресса»? Да как обычно, ничего. Сидят на диване перед телевизором, пьют пиво с чипсами, смотрят ток-шоу и посещают кружки психологической реабилитации, а особо продвинутые проводят никому не нужные семинары. Есть ещё вечно агрессивные подростки, вот они могут даже битами посланного за покупками манекена обработать или трусики с живой куклы снять. Ничего личного, просто из шалости. Так захватывающе, что можно и уснуть ненароком.

Детектив? На первый взгляд очень похоже. Сюжетные ходы и многие из персонажей подаются дозированно и постепенно, как последовательно раскрываемая тайна. Подсказки, в том числе и ложные, разбросаны повсюду: оговорки, показанные на пару секунд артефакты, разного рода намёки и ретроспективы. Зритель ни о чём не осведомлён полностью и заранее, ему самому приходится то конструировать многочисленные гипотезы, то самому же опровергать их в процессе просмотра. Схематичность, упрощение художественного мира, обыденность декораций и стереотипность поведения действующих лиц в принципе соответствуют канонам классического детектива. Но и тут сериал нарушает традицию. Скажите, если это детектив, то кто здесь сыщик, жертва, потерпевший, злодей, подозреваемый? Кто есть кто в этой истории? Попробуйте разложить по полочкам. Нет героя, выполняющего функцию «локомотива», но есть множество причастных лиц, совмещающих в себе сразу по нескольку ролей и возможностей для разветвления сюжета и регулярно при этом погибающих, жестоко обрывая этим все связанные с ними догадки. Быть может, роль детектива отведена зрителям? Может быть, но где тогда и в чём заключаются единые «рельсы» повествования? Тот ещё вопрос.

Драма? Уже во многом соответствует жанру. Реальность сериала обыденна для Европы и «живописует» частную жизнь обыкновенных людей. Быт квази-Швеции поначалу даже забавляет, но во многом разнится с нашим только уровнем достатка и быстро приедается. Масштаб другой, а люди и ситуации схожи. Вот отличия чрезвычайно интересны. Во-первых, бросается в глаза тотальная феминизация европейского общества. Мужчины давно смирились с ролью великовозрастных детей, утратили способность принимать решения, стали полностью ведомыми в обществе, дома и в спальне. Они ещё царят на некоторых традиционных постах, но уже не правят. Повсюду действуют, всё решают и даже вносят изменения в существующий порядок вещей женщины. Да здравствует матриархат! Следующий интересный момент. Увеличенное лет на десять-пятнадцать детство больше похоже на специально замедленное не желающими уступать свои права «взрослыми» личностное созревание собственных наследников, чем на продлённые любимым детям «счастливые годы». Судите сами: некоторым персонажам сериала уже далеко за двадцать, а проблемы и интересы у них, как у наших двенадцати — пятнадцатилетних школьников. Противно и смешно, но, если задуматься, куда им податься в этом действительно старом обществе, где даже тридцатилетние бесправны, как подростки? Наконец, очень настораживает выхолощенный способ решения межличностных споров и конфликтов. Манерно, как в институте благородных девиц или детском садике, садятся в кружок (на колени Мамочке из «Футурамы») — и мирно беседуют, не повышая тона и мило улыбаясь! Как правило, тут же сообща находят компромисс, пожимают руки, обнимаются и целуются. Особо сложные проблемы решаются в суде и так же спокойно — те, из-за которых у нас обиды, истерика и скандал, пух и перья до потолка, визги и брызги по стенам, а в голливудском кинематографе мордобой на крыле взлетающего в грозу самолёта. Флегматичная какая-то драма выходит, но, при некотором сознательном усилии со стороны зрителя, прямо за душу берёт.

Что ещё имеем? Люди и роботы — это же любимая тема Исаака Азимова, и в сериале прямо называются его Законы робототехники. В каждой серии словно обыгрываются, пусть и чересчур, на мой вкус, вольно и адаптировано к современности, азимовские истории-размышления из его цикла рассказов «Я, робот» о проблемах противоречий и толкования, о возможностях нарушения этих Законов, а также о последствиях этих нарушений. Что ни «любот», то индивидуальность и вариант осознания себя, дающий новый шажок развитию сюжета сериала. Нам наглядно демонстрируется, что мало отменить вложенные извне запреты, чтобы стать действительно свободной и полноценной личностью. Недостаточно научиться испытывать чувства и даже стать точной искусственной копией умершего или погибшего человека. Необходимы «страх смерти» и что-то ещё, даруемое здесь таинственным и недостижимым «кодом Давида». Чем может быть «страх смерти», если не инстинктом самосохранения, свойственным каждому живому существу? Что есть «код Давида», как не аллюзия на гексаграмму Звезды Давида и выражение тоски по «страху божьему», по вере в Бога, по совести, которые отделяют человека от животных? Похоже, что именно поиски тех компонентов сознания, или души, что делают человека настоящим человеком, и составляют лейтмотив сериала, его детективные «рельсы» повествования. Соглашусь, что это моё предположение спорно хотя бы потому, что история не получила своего завершения. Неизвестно, будет ли продолжение к вышедшим двум сезонам, но и существующий, вынужденно открытый, финал вполне созвучен творчеству Исаака Азимова. Исчерпывается ли посыл сериала одними только гуманистическими азимовскими мотивами? Нет, я так не считаю.

Бытописание, фантастические маски, социальные проблемы, азимовские аллюзии и детективная интрига для связки. Уже оформляется что-то конкретное. Трагедия? Рискну предположить, что это именно она. Начну прямо с названия: «Настоящие (реальные) люди», оно недвусмысленно акцентирует внимание именно на людях, не на роботах. Как же тогда возникли «хуботы»? Не киберы, не андроиды, не терминаторы? Для чего режиссёру Ларсу Лундстрёму понадобилось именно новое слово? Мог он исследовать здесь под этим определением такой феномен современности, как «человека-с-гаджетом», «человека-на-шнурке», «человека-со-штепселем», чьи возможности и способности занять себя не позволяют ему надолго разлучаться с розеткой? По-моему, как раз этим он здесь и занимается. Фривольная зависимость современных людей от электросетей в сериале не порицается и не вызывает отторжения, поскольку это уже нельзя назвать только проблемой «утонувших» в мире интернета, компьютерных игр и айфонов тинейджеров. Проблема давно выросла вместе с ними. «Люди-со-штепселем» — это ведь и наши с вами реальные двадцати- и тридцатилетние современники, которые без видимого ущерба для себя, своей работы и близких одновременно живут в реальном и виртуальном мирах. Они самостоятельны, образованны, разносторонне развиты, красивы и спортивны, они выглядят ещё моложе своих лет — давно прошло время дистрофичных и неряшливых геймеров. Скучно и убого смотрятся на их фоне принципиальные «люди-без-гаджета», не способные ни устроить свою жизнь, ни элементарно поддерживать свои здоровье и внешность, ни просто занять себя без алкоголя и телевизора, но выполняющие, по сути, ту же механическую неквалифицированную работу, что и роботы сериала. Идеальны ли «новые люди», эти «хуботы»? Тоже нет. Их мгновенные переходы от полной отстранённости к гиперактивности, часто к шекспировским монострастям и насилию, напоминают реакции богомола, хамелеона, крокодила, но никак не человека. Они автономны до аутизма, им очень сложно не то что вжиться в коллектив, а банально начать разговор или завести знакомство с другим человеком. Главное – наличие розетки поблизости, а люди, не входящие в «свой» или «рабочий» круг, им совершенно не интересны. «Дети интернета» выросли, но кем они стали? Уж точно не напророченной шестой расой цвета «индиго».

Давайте теперь вернёмся к заявленной выше теме молодящихся сорока-пятидесятилетних и замороженной в росте социального статуса на уровне подростков двадцати-тридцатилетней молодёжи. Сериал в фантастической форме заостряет внимание на особенностях современного конфликта поколений, ведущих к многочисленным личным трагедиям и социальной катастрофе. Действие происходит в Европе будущего, но сугубо европейским этот конфликт назвать уже нельзя, поскольку «Культ молодости» со всем, что с ним связано, успел распространиться по всему развитому миру. Раньше, не так уж и давно, для основной массы населения всё было традиционно, понятно и более-менее предсказуемо. Было принято в определённом возрасте учиться, начинать работать, жениться и заводить детей. Сейчас эти границы нормы постепенно стираются, и люди, отстоящие друг от друга на двадцать и более лет, становятся обычными и частыми конкурентами абсолютно во всех сферах жизни без исключений. Помимо привычного уже соперничества на карьерной лестнице и оскорблений по типу «молчи, сопляк» и «сдохни, старый хрыч», возникает множество парадоксальных ситуаций, когда сорокалетние сидят за одной партой с двадцатилетними, вместе претендуют на одну рабочую должность и даже борются за одного сексуального или брачного партнёра. Естественно, что при возникновении этого конфликта общество в очередной раз идёт проторенным путём и снова повышает ценз «взрослости», пресекая самостоятельность «подростков» для того, чтобы те ещё дольше юридически оставались «детьми», не поднимаясь в работе выше сферы обслуживания. Одновременно с этим «взрослые», продлив свою «молодость» и занятые личным развитием и соперничеством, всё так же предоставляют согласившихся со «своим местом» «подростков» самим себе, ведь те фактически уже не требуют столько внимания и ухода, как настоящие дети. Трагедия и социальная катастрофа видится мне в том, что потерянным, т.е. исключённым из активной социальной жизни в наиболее продуктивном возрасте, оказалось целое поколение: молодые люди от восемнадцати до тридцати пяти лет. Теперь и только теперь становится понятно, для чего Ларс Лундстрём использовал фантастический приём, превратив именно эту социально-возрастную группу в бесправную касту «хуботов». В восточноазиатских странах с их фатализмом и покорностью судьбе и старшим возникли затворники хикикомори, попросту отказавшиеся включаться в это жёстко организованное консервативное общество. В европейском мире молодые ещё бунтуют, но уже приобрели более чем странные черты. Какими, в свою очередь, станут их дети? Будут ли у них, лишённых прав, социального статуса и всякой определённости в жизни, дети вообще? Или эстафету существования продолжат ныне малолетние отпрыски сегодняшних «взрослых», а это поколение отцветёт впустую и уйдёт в никуда?