yozas_gubka
новичок
Ссылка на сообщение сегодня в 14:05
Як мінімум да 16 верасьня 1924 г.:
В частности, белорусский писатель З.Бядуля, говоря о произведении А.Александровича «Палет у мінулае (ад Каліноўскага да нашых дзен)», писал: «Видимо, автору канвой служили не столько исторические материалы о Калиновском, сколько виденная им на сцене пьеса Мировича, который ради эффектности порой отходил от исторической правды»2
Бядуля З. Пад сьпеў навальніцы. «Маладняк» No5 // Савецкая Беларусь. 1924. 16-га верасьня, аўторак. No214 (1211). С.2.
(адсюль https://siu.ranepa.ru/Content/350/Savinov... стр.178)
https://fantlab.ru/forum/forum14page1/top...
«Палёт у мінулае» А. Александровіча арыгінадьна вадумана, алв выпаўнена трохі прымітыўна. Відаць аўтару, канвсй служылі ня так гіотарычаыв матэріялы аб Каліноўокім, як бачаная ім на сцэне п'еса Міровіча, які дзеля эфэктацыяў чаоам адыходзіў ад гістарычнай праўдзівасьці. Мы тут аўтара „Палёту у мінулае" строга судзіць ня будзем, бо заўладаць стала такім сюжэтам можа тодькі аўтар з добра напрактыкаваным пяром, а Александровіч, калі не памыляемоя, мае ўсяго І8 гадоў ад нараджэньня.
З. Бядуля. Пад сьпеў завірухі.
Глава 9
Формирование национально-политического
мифа о Кастусе Калиновском
В любой стране существуют персонажи, объявленные национальными героями. Часть из них стала таковыми вполне законно, а другая часть была назначена. Подобные назначения случаются по разным причинам. Например, нужно срочно найти в
прошлом людей, боровшихся за идеалы, которые в настоящем
стали актуальными, для того, чтобы оправдать эти новые идеалы и подвести под них историческую основу. Причем в таком
случае абсолютно неважно, за какие идеалы в прошлом выступал назначенный герой. Эти идеалы можно скорректировать
в нужном для современности направлении.
Например, назначенным героем для белорусского национального дискурса оказался Викентий Константин Калиновский,
польский повстанец, «диктатор Литвы» в период восстания
1863—1864 гг.
1 Он принимал участие в создании нелегальных
польских организаций, был одним из руководителей польских
повстанцев в Северо-Западном крае. Пропаганда Калиновского
была направлена на крестьянскую массу. В ней использовалась
в основном социальная риторика, отшлифованная польскими
национальными лозунгами и призывами переходить в религиозную унию. Когда же стало ясно, что восстание не увенчалось
успехом, Калиновский издал воззвание, в котором доминировали этнические заявления. В обращении к белорусским крестьянам было сказано: «Мы, что живем на земле Польской, что едим
хлеб Польский, мы, Поляки из веков вечных»2
. Однако, несмот-
1 О том, что на самом деле представлял собой В. К. Калиновский см.:
Гронский А. Д. Конструирование образа белорусского национального героя:
В. К. Калиновский // Белоруссия и Украина: История и культура : ежегод.
2005/2006. М., 2008. С. 253—265.
2 Giller A. Historja powstania narodu polskiego w 1861—1864 r. Paryż, 1867.
S. 327. Существует другой вариант текста, в незначительных деталях отличающийся от напечатанного Гиллером. См.: Каліноўскі К. За нашую вольнасць :
творы, дак. / уклад., прадм., паслясл. і камент. Г. Кісялева. Мінск, 1994. С. 241;
242.
165
ря на явные признаки польских идей, Калиновский стал белорусом и до сих пор активно используется в белорусском политическом и культурном дискурсе1
.
В связи с этим представляется необходимым проследить,
каким образом польский националист постепенно превратился
в белорусского национального героя. Истоки следует искать
в Первой мировой войне.
На оккупированных землях немцы проводили антироссийскую политику. Они запрещали обращаться по-русски в структуры оккупационной администрации, поддерживали националистические организации, причем даже декоративные. Так, оценивая возможности белорусского национализма, немецкие чиновники писали: «Белорусы не высказывали никогда стремления
к государственной самостоятельности… Некоторые стремления
сепаратистские, которые развивают несколько археологов и литераторов в Вильне, следует причислить к местным делам, не
имеющим политического значения»2
. Тем не менее белорусские
организации наряду с иными получили финансирование для открытия своих школ, подготовки для них учителей, выпуска
прессы на своих языках и даже для поддержки вооруженных
формирований3
. Именно в этих условиях и была, судя по всему,
впервые сконструирована «белорусскость» Калиновского.
В 1916 г. в издававшейся на немецкие деньги белорусской
газете «Гоман» от 15 февраля была помещена статья В. Ластовского «Памяці Справядлівага»
4
. Свое повествование он начина-
1 Кстати, в основном образ Калиновского-белоруса использует белорусская оппозиция. Например, в 2006 г., в период попытки провести так называемую картофельную революцию, оппозиция называла Октябрьскую площадь,
на которой располагался белорусский «майдан», не иначе как площадь Калиновского. В 2012 г. именно оппозиция предложила назначить 2013 г. годом
Калиновского, именно оппозиция выступила в 2013 г. за создание памятника
Калиновскому. Калиновский выгоден оппозиции как образ борца с официальной властью. А белорусская власть, похоже, это не очень понимает.
2 Цит. по: Станкевіч А. Да гісторыі беларускага палітычнага вызвалення //
Выбранае уклад., прадмова і камент. Ул. Конана. Мінск, 2008. С. 261.
3
Западные окраины Российской империи. М., 2006. С. 415; 418.
4 Текст статьи опубликован в сборнике: Ластоўскі В. Памяці Справядлівага //
Выбраныя творы / уклад., прадмова і каментарыі Я. Янушкевіча. Мінск, 1997.
С. 306—308.
166
ет с фразы: «Много лет пролежала у меня в секретном тайнике
пачка бумаг, из которых отрывками хочу поделиться со своим
обществом»1
. Интересно, что под этой секретной пачкой бумаг,
которую В. Ластовский, по своим же словам, прятал от жандармов, оказались так называемые «Письма из-под виселицы»
К. Калиновского. Утверждение о «секретных тайниках» не
обосновано, поскольку «Письма из-под виселицы» были опубликованы в 1867 г. в Париже2
, и именно поэтому никакой тайны
не составляли. Таким образом, утверждение белорусского героя
начиналось с фальсификации.
К фальсификации следует отнести и утверждение В. Ластовского о деятельности Калиновского по белорусскому возрождению. По словам В. Ластовского, Калиновский не только
«добивался широких культурно-национальных прав для белорусского и литовского народов», но и руководил переводами
революционных песен того времени на белорусский язык, закладывал «начальные школки с обучением по-белорусски», создавал литературные кружки молодежи, «которые обрабатывали
к печати популярные белорусские книжки». Влияние Калиновского, оказывается, было так велико, «что даже польский Жонд
Народовый (т. е. польское повстанческое правительство —
А. Г.) его слушал»3
.
Кроме того, В. Ластовский сфальсифицировал некоторые
фразы «Писем из-под виселицы». Так, слова «Братья мои, мужики родные!»4
превратились в «Белорусы, братья мои родные!»5
, а «Марыська, черноброва голубка моя»6 — в «Белорусская земелька, голубка моя»7
.
В статье «Памяці Справядлівага» появился еще один способ
белорусизации умерших персонажей — наименование их бело-
1 Ластоўскі В. Памяці Справядлівага. С. 306.
2 Giller A. Op. cit. S. 327—335.
3 Ластоўскі В. Указ соч. С. 307.
4 Giller A. Op. cit. S. 333; «“Мужыцкая праўда„ і лісты “з-пад шыбеніцы„»:
тэксты і камент. Нью-Ерк, 1980. С. 46; 47.
5 Ластоўскі В. Указ соч. С. 307; 308.
6 Giller A. Op. cit. S. 334; «“Мужыцкая праўда„ і лісты “з-пад шыбеніцы„»:
тэксты і камент. С. 46; 47.
7 Ластоўскі В. Указ соч. С. 309.
167
русскими вариантами имен. В частности, Викентий Константин
Калиновский, который в период восстания пользовался своим
вторым именем — Константин, у В. Ластовского превратился
в Касцюка1
. Таким образом, первые мифы о К. Калиновскомбелорусе были созданы в 1916 г. на оккупированной немцами
территории.
Первая попытка оказалась неудачной, в перипетиях войны
никто не обращал внимания на «национальные запросы угнетенных наций». Но эта попытка зафиксировала возможность
переквалифицировать польских героев в белорусских путем
внесения правок в печатное и рукописное наследие, смены имени умершего персонажа и придумывании для него мифической
биографии, особенно в отношении «национальной» деятельности.
Вторую попытку превратить Калиновского в белоруса
В. Ластовский сделал в 1919 г. Попытка заключалась в повторении статьи «Памяці Справядлівага» в сборнике «Беларускі каляндар “Сваяк” на 1919 г.», но с небольшой корректировкой.
Так, изменилась фраза о том, что К. Калиновский встал «в ряды
борцов за освобождение Литвы из-под власти Москвы»1
. Калиновский уже стал борцом «за освобождение Белоруссии из-под
власти Москвы»2
. В том же сборнике была помещена статья
В. Ластовского «Беларусь пад Расеяй»3
, в которой Калиновский
не упоминается, но говорится о событиях, в которых он участвовал. В частности, упоминается восстание 1863—1864 гг.
(ошибочно датированное 1861 г.), о котором говорится именно
как о польском4
. Видимо, даже сам инициатор создания белорусского мифа о К. Калиновском не был полностью уверен
в своей конструкции.
В 1919 г. вышел курс лекций В. Игнатовского5
, выдержавший несколько переизданий. В книге восстание определено как
1 Ластоўскі В. Указ соч. С. 306.
2 Ластоўскі В. Каментарыі // Выбраныя творы. С. 484.
3 Ластоўскі В. Беларусь пад Расеяй // Там же. С. 318—320.
4 Ластоўскі В. Беларусь пад Расеяй. С. 320.
5
Ігнатоўскі Ў. Кароткі нарыс гісторыі Беларусі : лекцыі, чытаныя
настаўнікам пачатковых школ Меншчыны. Выдаецца на правах рукапісу групаю студэнтаў Менскага Педагагічная Інстытуту. Менск, 1919. С. 127.
168
польское1
. О белорусах В. Игнатовский также упоминает, но
лишь в том смысле, что «повстанцам нужно было привлечь
к своему делу белорусского мужика»3
. Именно для привлечения
белорусов к польскому восстанию инсургенты печатали воззвания по-белорусски. Читали мужики эти воззвания или нет —
неизвестно. Далее В. Игнатовский делает вывод о том, что за
повстанцами они (т. е. крестьяне, а не воззвания — А. Г.) не пошли, потому что в повстанцах видели только крепостников.
Хоть они были и темной массой, но понимали, что восстание
было не их социально-мужицким делом, а делом только политическим3
. Таким образом, В. Игнатовский однозначно воспринимает восстание 1863—1864 гг. как польское, которое абсолютно
никаких белорусских национальных отклонений не имело. По
мнению В. Игнатовского, повстанцами также были поляки.
В 1921 г. в Вильне без ведома В. Игнатовского вышло переиздание упомянутой книги2
. В виленском издании присутствует мелкая коррекция, которая не влияет ни на смысл, ни на
перевод3
.
В том же 1921 г. в Минске вышло следующее издание книги
В. Игнатовского4
. В целом автор не изменил своих взглядов на
проблему польского восстания. Текст был расширен, в нем подчеркивалось, что восстание подняли поляки, которые использовали белорусскую речь в листовках лишь ради того, чтобы привлечь к восстанию простой народ. Однако, несмотря на все
1
Ігнатоўскі Ў. Кароткі нарыс гісторыі Беларусі… С. 126.
2
Ігнатоўскі Ў. Кароткі нарыс гісторыі Беларусі. Вільня, 1921. Выд. 2-е. 112 с.
3 Коррекция заключалась в ином написании некоторых слов: «пры рускіх
царах» в минском издании 1919 г. (С. 127), но «пры русскіх царох» в виленском издании 1921 г. (С. 112); дополнительном слове, уточняющим польский
термин: «польскага нарадовага ўраду» в минском издании (С. 126), но «польскага нацыянальнага (нарадовага) ўраду» в виленском (С. 110); в написании
имперских географических названий на русском языке (в старой орфографии)
или на белорусском: «царства Польское» и «Прывіслянскі край» в минском
издании (С. 127), но «Царство Польское» и «Привислянскій край» в виленском
(С. 111); исправление описок 1-го издания: «роўныя з панами» в минском издании не закавычено спереди (С. 126), в виленском издании словосочетание
закавычено с обеих сторон (С. 111); в творительном падеже «пры […] Микалай II» в минском издании (С. 127), но «пры […] Микалаі II» в виленском
(С. 112) и т. д.
4
Ігнатоўскі Ў. Кароткі нарыс гісторыі Беларусі. Выд. 2-е. С. 128.
169
польские старания, за повстанцами крестьяне не пошли. «Хоть
они были и темной массой, но понимали социальным чувством,
что восстание было только политическим делом, которое совсем
не затрагивало их»1
.
Еще более конкретно о содержании повстанческой идеологии говорит В. Игнатовский в книге «Кароткі нарыс нацыянальна-культурнага адраджэньня Беларусі»2
. Он исследует воззвания
повстанцев, направленные на белорусских крестьян. Кроме того,
анализу подвергается написанная К. Калиновским «Мужыцкая
праўда». Не находя ничего белорусского национального в польских изданиях, В. Игнатовский пишет о том, что «в таком польском, клерикально-шляхетском направлении написаны и все
другие воззвания поляков-повстанцев к мужикам белорусам».
То есть под эту характеристику попадает вся пропаганда повстанцев, в том числе и произведения «белоруса» К. Калиновского. Крестьяне, по мнению В. Игнатовского, понимали, что
восстание было «делом только политическим той самой Польши, которая была им хорошо известна своим панским образом
жизни», поэтому не поддержали его3
. М. Игнатовский упоминает об отсутствии активности крестьян и в других текстах4
. То
есть В. Игнатовский вообще не пишет о том, что в XIX в. белорусы не боролись за «светлое будущее» ни в период польского
восстания, ни в другое время.
В 1921 г. вышла небольшая книга Ф. Турука «Белорусское
движение»5
, в которой автор кратко описывает развитие белорусского «национального движения». Ф. Турук оценивает восстание так же, как и В. Игнатовский: «События 1863 г. затрагивают в значительной степени народные массы Белоруссии, которых польские повстанцы зовут на борьбу с русским царизмом
1
Ігнатоўскі Ў. Кароткі нарыс гісторыі Беларусі. Выд. 2-е. С. 122.
2
Ігнатоўскі У. Кароткі нарыс нацыянальна-культурнага адраджэньня Беларусі : лекцыі, чытаныя для студэнтаў Менскага Педагагічнага інстытуту у
г. Яраслаўлі ў 1917—1918 року. Менск, 1921. 80 с.
3
Там же. С. 28.
4
Ігнатоўскі У. 1 студзеня — рэвалюцыйна-гістарычнае сьвята Савецкай
Беларусі // Полымя. 1922. № 1. С. 42.
5
Турук Ф. Белорусское движение: Очерк истории национального и революционного движения белоруссов. М., 1921. 144 с.
170
и к отстаиванию церковной унии на их родном языке (маніхвэст,
мужыцька праўда и др.), обещая им в независимой Польше “равенство и братство селян и шляхты, жизнь вольную и в добрых
достатках”»
1
. Но в отличие от В. Игнатовского Ф. Турук считает, что восстание затронуло большое число крестьян.
Академик Е. Ф. Карский, создатель научного белорусоведения, воспринимал восстание 1863—1864 гг. именно как польское. Не затрагивая фигуру самого К. Калиновского, Е. Ф. Карский оценил публицистическую деятельность польского повстанца и не только его одного. Вот что пишет Е. Ф. Карский
о тех текстах, которые некоторые современные белорусские исследователи выдают за проявление белорусской национальной
идеи: «В начале 60-х годов, отчасти и раньше, белорусское
наречие служило орудием и другого рода литературы, имевшей
целью возбуждение простого народа против православной веры
и господствующей русской народности. Как показали последовавшие затем печальные политические события, эти брошюрыпрокламации не оказали своего действия на белорусов, даже
бывших униатов и католиков: они сначала как пассивные зрители с любопытством смотрели на начавшееся движение, а потом
относились к нему враждебно. Происхождения они, несомненно, в большинстве случаев польского и католического: на это
указывает их латинское письмо, тенденция и некоторые другие
обстоятельства. Литературного значения они не имеют. Рассматривая литературу на белорусском наречии, нельзя, однако,
умолчать и о них, так как их читали белорусы, а может быть,
некоторые из белорусов и сочувствовали им. Во всяком случае,
некоторое их влияние на дальнейшую белорусскую литературу
и жизнь заметно. Возможно, что и авторы их, хотя и католики,
были отчасти белорусского происхождения, и некоторые из них
и непритворно любили простой народ»2
. Е. Ф. Карский, анализуя подобную литературу, пришел к выводу, что вся пропаганда
повстанцев была направлена на идеализацию Польши, возбуж-
1
Турук Ф. Белорусское движение… С. 11; 12.
2 Карский Е. Ф. Белорусы : в 3 т. Т. 3, кн. 2: Очерки словесности белорусского племени / коммент. Т. И. Вабищевич, В. М. Казберука, О. П. Кричко.
Минск, 2007. С. 311. (Первое издание вышло в 1922 г.).
171
дение ненависти к России и Православию и не несет ничего
национального белорусского1
.
В 1921 г. вышла книга М. Горецкого «Гісторыя беларускай
літаратуры». В этой работе имя Калиновского звучит уже как
Кастусь2
. К. Калиновскому посвящен отдельный параграф, а его
литературная деятельность выделена в еще один параграф.
Краткая биография К. Калиновского, представленная М. Горецким, не дает никаких намеков на то, что К. Калиновский был
белорусом или сражался за «белорусское возрождение». Более
интересен анализ литературной деятельности повстанца. К. Калиновский указывается как автор листовки («нелегальной белорусской газеты» в терминологии М. Горецкого) «Мужыцкая
праўда» и двух воззваний «к белорусскому народу» (имеются
в виду «Письма из-под виселицы»). М. Горецкий утверждает,
что под влиянием и стараниями К. Калиновского польское
«народное правительство» издало манифест к белорусскому
народу, написанный по-белорусски. В нем говорилось о том, что
всем «дается шляхетство навеки» и другие вольности. Далее
М. Горецкий пишет о том, что «Неизвестно, имел ли Калиновский еще какие-нибудь белорусские произведения; те же его
вещи, что дошли до нас, никакого литературного значения не
имеют, да и написаны они были с целями, далекими от целей
художественной литературы. Их значение — моральное. Прокламации Калиновского и другая подобная литература свидетельствуют нам, что: 1) белорусское печатное слово так или
иначе все более распространялось; 2) что белорусским словом
пользовались тогда, когда хотели задеть струны белорусской
души»3
. М. Горецкий кратко упоминает и другие произведения
польских повстанцев, написанные «тем же антимосковским, антиправительственным направлением»4
. Кроме того, в книге затрагивается и антипольская белорусскоязычная литература того
времени. Очень показательным является вывод М. Горецкого
относительно белорусскоязычных произведений первой поло-
1 Карский Е. Ф. Белорусы… С. 311—316.
2
Гарэцкі М. Гісторыя беларускае літэратуры. Выд. другое (папраўленае).
Вільня, 1921. С. 75.
3
Гарэцкі М. Гісторыя беларускае літэратуры… С. 76.
4
Там же. С. 77.
172
вины 60-х гг. XIX в.: «Революционная и антиреволюционная
литература 60-х годов не имеет литературного значения и рассматривается в нашей литературе только с исторической стороны, <…> рассмотренная тенденциозная литература обоих
направлений антилитературная и не искренне белорусская, расширялась в нашем народе организованным способом и создала
в нем вредный взгляд на свое печатное слово; кроме того, она
углубляла раздел на “русских” и “поляков”»
1
. Таким образом,
М. Горецкий видел, в том числе и в публицистике «белорусского национального героя» К. Калиновского, тексты, «не имеющие
литературного значения», «не искренне белорусские», «тенденциозные», да еще и создающие «вредный взгляд» на белорусское печатное слово и разделяющие белорусов на поляков
и русских. Тем не менее М. Горецкий опубликовал в хрестоматии по белорусской литературе тексты К. Калиновского, но не
оригинальные, а сфальсифицированные В. Ластовским2
. Вряд ли
М. Горецкий знал о фальсификации, он попросту фиксировал
белорусскоязычные тексты.
Г. Горецкий, брат М. Горецкого, в одной из своих статей
утверждал, что после вхождения Белоруссии в состав России
спокойствия для территории все равно не было (в частности,
Белоруссию «уничтожали польские восстания»)
3
. Г. Горецкий
не видел в восстании 1863—1864 гг. какой-то борьбы за белорусскую государственность. Более того, по мнению этого исследователя, восстания лишь ослабляли Белоруссию.
Однако не все белорусские интеллектуалы смотрели на события 1863—1864 гг. и их участников относительно объективно. Стремление находить «национально-освободительную борьбу белорусского народа» в любом событии было присуще некоторым публицистам. Так, в 1922 г. в журнале «Беларускі сьцяг»,
издававшемся в Ковне, вышла статья И. Тризны (под этим псевдонимом скрывался И. Цвикевич), которая называлась «Кан-
1
Гарэцкі М. Гісторыя беларускае літэратуры… С. 78.
2
Гарэцкі М. Хрыстаматыя беларускае літэратуры. XI век — 1905 год.
Вільня, 1922. С. 115; 116.
3
Гарэцкі Г. На новы шлях // Выбранае / уклад., камент. Р. Гарэцкага;
прадмова М. Мушынскага. Мінск, 2002. С. 53. (Впервые опубликовано в 1922 г.
в журнале «Маладая Беларусь»).
173
стантын Каліноўскі (гістарычны нарыс)»1
. Вслед за В. Ластовским И. Цвикевич формирует из польского повстанца белорусского героя, приписывая ему мифическую «сознательную борьбу за независимость и суверенность белорусского народа»,
называя его белорусом2
. В статье И. Цвикевич утверждает, что
национальное и социальное освобождение взаимосвязано. Это
очень удачный шаг, когда описывая борьбу за социальное равенство, можно нагружать ее национальными стереотипами.
Кроме того, И. Цвикевич начинает формировать в отношении
К. Калиновского большевистскую героику, а именно образ революционера-террориста. В частности, для того, чтобы поддержать повстанческий дух, К. Калиновский использовал единственный оставшийся способ — «беспощадный террор в отношении ко всем трусам и предателям»3
. Однако более активно
образ К. Калиновского — белорусского террориста — стал эксплуатироваться через 2 года после выхода статьи И. Цвикевича.
Если до образования СССР образы К. Калиновского-белоруса были единичными и не разделялись большинством белорусских националистов и поддерживающих их интеллектуалов,
то с 1923—1924 гг. стали массово появляться произведения,
в которых К. Калиновский начинает трактоваться как белорусский национальный герой, как борец за белорусский народ и
Белоруссию, как сторонник белорусской независимости. В частности, появились стихотворение А. Гурло «К. Каліноўскі»
4
, стихотворение А. Зименко «Заходнему брату»
5
(оно имеет эпиграф
«Памяці К. Каліноўскага». Под «заходнім братам» нужно понимать жителей Западной Белоруссии, которая в межвоенное время являлась частью Польши), поэма А. Вольного «Кастусь
Каліноўскі»6
, рассказ «Палет у мінулае (ад Каліноўскага да
1
Трызна І. [Цвікевіч І.] Канстантын Каліноўскі (гістарычны нарыс) //
Беларускі гістарычны часопіс. 2003. № 7. С. 12—20. (Впервые опубликована
в журнале «Беларускі сьцяг», 1922. № 4. С. 10—19).
2
Там же. С. 12.
3
Там же. С. 17.
4
Гурло А. К. Каліноўскі // Полымя. 1924. № 2 (10). С. 19; 20.
5
Зіменка А. Заходняму брату // Там же. С. 20; 21.
6 Вольны А. Кастусь Каліноўскі // Вольны А. Чарнакудрая радасць.
Мінск : Маладняк, 1925. С. 3—17.
174
нашых дзен)»1 А. Александровича и др. Таким образом, к середине 20-х гг. ХХ в. благодаря поиску новых героев образ польских повстанцев настолько изменился, что новые представления
дали возможность А. Вольному назвать их «Белоруссии лучшими детьми». То есть деятельность борца за возрождение Польши
К. Калиновского получила антипольского нагрузку.
Художественная литература тоже использовала придуманные, противоречащие реальности сюжеты, не отставала от нее
наука, а также околонаучная сфера белорусской интеллектуальной жизни. Причем трансформация представлений о К. Калиновском коснулась тех авторов, которые ранее оценивали его
более-менее объективно. Так, в вышедшем в 1924 г. очередном
издании книги М. Горецкого «Гісторыя беларускай літаратуры»2
отношение к фигуре Калиновского и его деятельности вдруг меняется. Оказывается, что «из белорусских революционеровповстанцев, писавших в 60-х годах агитационную литературу,
самой выдающейся и могучей в то время фигурой являлся Кастусь Калиновский», который помимо борьбы за отмену «панских привилегий» боролся еще и за «широкие культурнонациональные права белорусов и литвинов». К. Калиновский
также «придал восстанию в Белоруссии классовый характер
и развил террор»3
. Фиксация на факте террора не случайна.
В советском сознании террорист постепенно из некоего маргинала или фанатика становится героем-революционером. Террор
против господствующих классов начинает восприниматься как
борьба за светлое будущее и оправдываться4
. Образ террористаКалиновского был на тот момент более идеологически правильным, поэтому, видимо, подчеркивание того, что он развязал тер-
1 Александровіч А. Палет у мінулае (ад Каліноўскага да нашых дзен) //
Маладняк. 1924. № 5. С. 33—52.
2
Гарэцкі М. Гісторыя беларускае літаратуры / Выд. трэцяе, перароб.
і дап. разглядам вуснае народнае поэзіі. М. ; Л. : Дзяржаўнае выдавецтва, 1924.
382 с.
3
Там же. С. 229.
4 Маразоўскі М. Белы дом только журыцца… (Аб «Босыя на вогнішчы» і
аб меншавіцкіх акулярах) // Полымя. 1923. № 2. С. 96. В частности, в тексте
есть фраза: «рабочие и крестьянство <…> благословляли рабочую власть на
массовый красный террор и активно помогали ей в этом».
175
рор, делало «белорусского героя» более революционным.
В «Мужицкой правде», пишет М. Горецкий, К. Калиновский
«призывал белорусских крестьян сбрасывать ярмо московских
палачей. Зная, что народ еще находится под влиянием духовенства, Калиновский допускал в своих воззваниях к народу и религиозный тон, призывал идти в повстанцы, чтобы защитить
и унию, веру дедов»1
. М. Горецкий все же не рассматривает тексты К. Калиновского как серьезную литературу. Не признавая за
К. Калиновским литературных талантов (этим мифологизаторы
займутся позже), М. Горецкий перешел на позиции того, что
К. Калиновский действовал во благо белорусского национального проекта. М. Горецкий признает, что кроме текстов К. Калиновского «с тем же антимосковским, антиправительственным
направлением было напечатано на нашем языке много прокламаций и брошюр, в большинстве неизвестно кем написанных».
Но распространение они получили в основном среди “католического белорусского населения”»
2
.
В 1925 г. выходит очередное издание книги В. Игнатовского
«Кароткі нарыс гісторыі Беларусі»3
. В нем, так же как и в книге
М. Горецкого, вдруг меняется оценка проявлений польского
восстания на территории Северо-Западного края. Причем профессиональный историк В. Игнатовский начинает соединять не
только нелогичные, но и противоречащие друг другу факты.
Так, называя восстание 1863—1864 гг. «вторым польским»4
, историк пишет, что «в Белоруссии оно стало, с одной стороны,
крестьянским движением, направленным против панов, с другой
стороны — политико-освободительным движением, направленным против царизма»5
. По мнению, появившемуся у В. Игнатовского, в Вильне было организовано литовско-белорусское
правительство, которое делилось на «красных» и «белых». Причем повстанцы были представлены не поляками, как утверждалось во всех предыдущих книгах В. Игнатовского, а белоруса-
1
Гарэцкі М. Гісторыя беларускае літаратуры… С. 214; 215.
2
Там же. С. 215.
3
Ігнатоўскі Ў. Кароткі нарыс гісторыі Беларусі. Выд. 4-е, перароб.
Менск, 1925. 176 с.
4 Первым польским восстанием было восстание 1830—1831 гг.
5
Ігнатоўскі Ў. Кароткі нарыс гісторыі Беларусі. Выд. 4-е. С. 156.
176
ми. «Белые» члены «белорусско-литовского правительства» были «богатыми белорусскими панами», которые почему-то «стояли за создание великой Польши»1
. «Красные» теперь также не
являлись поляками. Их целями было не только «радикальное
решение в Белоруссии крестьянского вопроса», но и создание
«независимой от России и Польши Белорусской республики»1
.
Если в прошлых изданиях книги В. Игнатовский однозначно
писал о том, что крестьяне не пошли за повстанцами, то сейчас
он меняет точку зрения на противоположную. Он утверждает,
что благодаря призывам «красных» крестьяне «принимают деятельное участие в восстании»1
. Оказывается, что «белые» начинают переходить на сторону законных властей, поэтому «красные» вынуждены вести борьбу на два фронта: «против белых
предателей и против русского правительства». Борьба оказалась
непосильной для «красных», поэтому восстание постепенно затихло.
Следует задать вопрос: почему же вдруг в белорусской литературе, публицистике и некоторых научных работах вдруг
был сформирован образ Калиновского-белоруса? Ответ на этот
вопрос, видимо, следует искать в нескольких произведениях художественного и публицистического характера, появившихся
в 1922 г. и 1923 г. Видимо, в намного меньшей степени на
трансформацию образа К. Калиновского повлияла статья И. Тризны «Канстантын Каліноўскі (гістарычны нарыс)»
2
и в гораздо
большей степени пьеса Е. А. Мировича «Кастусь Каліноўскі»3
.
Тризна-Цвикевич хотя еще не видоизменяет имя Калиновского
на белорусский манер, тем не менее прописывает основные эталонные черты Калиновского-белоруса.
Пьеса «Кастусь Каліноўскі» очень сильно повлияла на переоценку М. Горецким деятельности Калиновского, что он и указал
1
Ігнатоўскі Ў. Кароткі нарыс гісторыі Беларусі. С. 157.
2 Перепечатку этой статьи см.: Трызна І. (Цвікевіч І.) Канстантын
Каліноўскі (гістарычны нарыс). С. 12—20.
3 Міровіч Е. А. Кастусь Каліноўскі // П’есы. Мінск, 1957. С. 3—68. В этом
сборнике текст пьесы представлен своим вторым вариантом, написанным после Великой Отечественной войны и немного отличающимся от первоначального варианта 1923 г. Первоначальный вариант, видимо, так и не был опубликован.
177
в своей книге: «Известная пьеса Е. А. Мировича “Кастусь Калиновский” ярко передает многие исторические факты, связанные
с именем Калиновского»1
. Спектакль был положительно принят
обществом и быстро завоевал популярность. Наряду с «Мещанином во дворянстве» «Кастусь Каліноўскі» стал лучшим спектаклем Белорусского государственного театра в 1923 г.
2 Антураж
«естественности» сюжета придавали хорошо подобранные декорации3
. В образ Калиновского в спектакле свой вклад внес
популярный артист В. Н. Крылович4
. Эмоциональный фон спектакля был настолько силен, что, например, скульптор А. В. Грубе после просмотра спектакля решил создать бюст Калиновского, а затем взялся и за проект памятника5
. Эффект от спектакля,
видимо, был настолько мощным, что художественное произведение начали воспринимать как некое отражение правды.
Миф о «белорусском национальном герое» К. Калиновском
создавался постепенно. Пьеса Е. А. Мировича оказалась очень
кстати в период придумывания своих героев. Дело в том, что
в том же 1923 г. популярный в белорусскоязычной среде писатель М. Чарот «начал писать пьесу из эпохи польского восстания 1863 года. Канвой для пьесы автор берет революционную
деятельность белорусского героя восстания Костуся Калиновского (именно так — Костуся, а не Кастуся, как принято сейчас — А. Г.), который руководил отрядами белорусских крестьян, ставя целью освободить Белоруссию от Московских царей
и польских панов»6
. Однако, видимо, это желание белорусского
поэта так и осталось нереализованным. Кроме того, еще
в 1922 г. Управление Белорусского государственного театра по-
1
Гарэцкі М. Гісторыя беларускае літаратуры... С. 213.
2 Бел. Дзярж. Тэатр // Савец. Беларусь. 1924. 4-га верасьня, чацвер. № 204
(1201). С. 4; Пр. Тэатр і мастацтва. Напярэдадні сэзону // Савец. Беларусь.
1924. 6-га верасьня. № 206 (1203). С. 4.
3 Вобраз К. Каліноўскага ў літаратуры і мастацтве: (метадычны матэрыял
у дапамогу кнігалюбам і студэнтам бібліятэчных факультэтаў) / склад.
А. Я. Белы, рэд. В. Р. Варабей. Мінск, 1988. С. 7.
4 Рамоновіч Аўг. Выдатны беларуски артыст // Беларусь. 1945. № 6.
С. 33—36.
5 Белы А. Я. Вобраз змагара: да 150-годдзя з дня нараджэння
К. Каліноўскага. Мінск, 1988. С. 12.
6 Хроніка беларускай культуры // Полымя. 1923. № 2. С. 149.
178
просило «режиссера т. Мировича, чтобы и он написал пьесу для
белорусского театра»1
. Эту пьесу он назвал «Кастусь
Каліноўскі». Несмотря на восторженный прием публикой, некоторые белорусские интеллектуалы понимали, что пьеса
Е. А. Мировича всего лишь художественная выдумка и к реальности она имеет мало отношения. В частности, белорусский писатель З. Бядуля, говоря о произведении А. Александровича
«Палет у мінулае (ад Каліноўскага да нашых дзен)», писал:
«Видимо, автору канвой служили не столько исторические материалы о Калиновском, сколько виденная им на сцене пьеса
Мировича, который ради эффектности порой отходил от исторической правды»2
.
Можно приводить еще примеры, однако они, за редким исключением, лишь подтверждают тенденцию. Вопрос, почему же
созданием эталонного «белорусского национального героя» занялась в первую очередь не наука, а культура и публицистика,
скорее всего, объясняется просто — последним легче было достучаться до массы. Они были рассчитаны на потребление не
специально обученными профессионалами, привыкшими критически относится к некоторым утверждениям, а на восприятие
народной массой, которая могла искренне поверить во всякий
вымысел, если этот вымысел облачить в антураж объективности. «В Белоруссии культурная работа является исключительно
политической работой; тут вопросы политики куда выпуклее
выдаются в каждом культурном акте, какой бы безвинный характер этот акт в себе не имел»3
. Политическим мифам легче
формироваться не через науку, а через культуру, что было ярко
продемонстрировано с помощью образа К. Калиновского.
В заключение постараемся подытожить наши рассуждения
и выяснить, почему же именно в начале ХХ в. возникла необходимость создать из К. Калиновского белорусского революционного деятеля.
1
Там же. С. 90.
2 Бядуля З. Пад сьпеў навальніцы. «Маладняк» № 5 // Савец. Беларусь.
1924. 16-га верасьня, аўторак. № 214 (1211). С. 2.
3 Нашы заданьні // Полымя. 1922. № 1. С. 3.
179
Во-первых, для мобилизации этноса нужен символ. Желательно символ из прошлого, так как ныне живущий символ может дискредитировать себя, да и реального лидера белорусского
движения в то время попросту не существовало. Появление Белорусской ССР необходимо было сделать актом естественным,
к которому стремилось все белорусское развитие, а следовательно, нужно было создать череду героев, смысл деятельности
которых необходимо было нагрузить борьбой за белорусское
государство.
Во-вторых, символ должен быть «идеальным белорусом»,
поэтому современники символа не должны были рассказывать
о нем правду. К 1916 г., когда начал формироваться образ Калиновского-белоруса, участников восстания 1863—1864 гг. практически не осталось, поэтому никто не мог возразить против
придуманной «белорусскости» К. Калиновского.
В-третьих, белорусский символ должен был иметь явную
антирусскую направленность, чтобы обосновать в новой белорусской идее противодействие широко бытовавшему тогда
утверждению о триединстве русской нации. С появлением проблемы Западной Белоруссии как части Польши деятельность
польского повстанца К. Калиновского была нагружена еще
и антипольскими лозунгами.
В-четвертых, К. Калиновский боролся против российской
власти, так называемого царизма. Большевики также боролись
с этим же самым царизмом. К. Калиновский боролся за крестьян, которых, если надо, можно было широко назвать трудящимися (в художественной литературе такие утверждения встречались), т. е. К. Калиновский боролся за трудящихся. За них же
боролись и большевистские революционеры. К. Калиновский
был сторонником террора, что также соответствовало эталонному образу революционера-большевика. В этом отношении
К. Калиновский очень удачно укладывался в образ предтечи
большевистской активности. А для первой половины 20-х гг.
ХХ в. подобный образ был очень перспективным.
В-пятых, К. Калиновский был в восстании представителем
лагеря «красных», а его оппонентами был лагерь «белых». Это
очень серьезно ассоциировалось с гражданской войной и борьбой «красных» с «белыми». В первой половине 20-х гг. ХХ в.
180
в СССР остро встала проблема мемориализации Октябрьской
революции, поэтому начался и поиск предтеч, которые должны
были быть своими для каждой новой советской нации. Причем
образ такого предтечи обязательно должен был обладать рядом
эталонных характеристик. Если же таких характеристик не хватало, их просто додумывали, чтобы привести образ реального
исторического персонажа в эталонное соответствие с образом
«пламенного революционера».
Таким образом, образ К. Калиновского был мифологизирован с таким расчетом, чтобы он ассоциировался с революционерами-большевиками. Кроме того, К. Калиновского начали использовать как символ в риторике о воссоединении Западной
Белоруссии с БССР.
