Настоящее захватывает будущее когтями…
В 2020 году вышел сборник Фрица ЛЕЙБЕРА «Корабль отплывает в полночь» (СПб.: Азбука), в котором после 15-летнего перерыва вновь опубликован перевод романа «Необъятное время». В предыдущем посте я представил предисловие ЛЕЙБЕРА к этому роману, написанное в 1982 году. А сейчас – мой анализ романа.
Хьюго
Интересно, что на сайте премии «Хьюго» (http://www.thehugoawards.org) в 1958 году – единственный такой случай за все время существования! – указаны только победители без номинантов. А годом ранее, в 1957-м, «Хьюго» вообще не получило ни одно художественное произведение – только периодические издания (но с указанием номинантов).
Такая вот странность в связи с лауреатом «Хьюго-1958» романом Фрица ЛЕЙБЕРА «Необъятное время» (The Big Time). Кстати, в том году были объединены категории «роман» и «повесть» (novelette): для романа произведение ЛЕЙБЕРА коротковато даже с учетом того, что тогда стандартная толщина романа была куда меньше нынешней.
На следующий год категория «novelette» вернулась, и среди номинантов 1959-го числился «Стол, полный девчонок» из того же цикла «Война перемен», куда входит «Необъятное время». Забавно, что оба произведения опубликованы практически одновременно: роман — в журнале «Galaxy Science Fiction» в марте-апреле 1958-го, короткая повесть (или длинный рассказ) – в «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» в апреле 1958-го. Чуть позже стандарт: «Хьюго» вручается за опубликованное в предыдущем году – будет соблюдаться более жестко.
А в 1957-м были опубликованы и явно конкурировали в крупной форме с «Необъятным временем» — «Око небесное» и «Марионетки мироздания» Филипа ДИКА, «Гражданин Галактики» Роберта ХАЙНЛАЙНА, «Кукушки Мидвича» Джона УИНДЭМА, «Чёрное облако» Фреда ХОЙЛА, «Большая глубина» Артура КЛАРКА и так далее.
Забавно, что Фриц ЛЕЙБЕР не получил традиционной хьюговской ракеты: это был единственный год, когда она была заменена на гравировку на «доске».
Еще одна странность: «Необъятное время» отличается от всех вышеназванных произведений своей необычностью – даже в сравнении с обоими романами ДИКА. Он более характерен для возникшей позже «новой волны» и был бы органичен в середине 60-х. Для НФ второй половины 50-х роман инороден как анахронизм. Он близок, скорее, к боллитре: ведь «новая волна» как раз и вобрала в себя эксперименты, литературные технологии и формы Большой Литературы, пытаясь вырваться из узких жанровых рамок.
Весь мир — театр
Уже стало общим местом сравнивать «Необъятное время» с пьесой с классическими тремя единствами – действия, времени и места. То, где все это происходит, повествователь – Гретхен Форзейн – так и зовет Местом (the Place). И она прямо говорит:
— Место удивительно напоминает сцену какого-нибудь театра… Другими словами, обстановка выглядела как декорации к балетному спектаклю, а наши причудливые одеяния (в российском переводе «Азбуки» 2020 года пропущены слова «и появляющиеся персонажи» — «and characters that turn up») отнюдь не разрушали иллюзию – ну то есть ни капельки! Дягилев не раздумывая пригласил бы нас к себе в труппу, не справившись даже, в ладах ли мы с ритмикой».
Место это располагается в Пучине, Глубине, Пустоте (the Void) вне пространства и времени.
К театру имеют отношение немалая часть эпиграфов к главам романа. Даже эпиграф к 4 главе из Томаса Стернза Элиота: «Геронтион» полон аллюзий на пьесы шекспировской эпохи. Подозреваю, что русский вечно пьяный доктор по имени Максим Алексеевич Пешков, имеет своим источником чеховского Астрова. А его вечно повторяемое «Nichevo» Кирилл Королев переводит как «дребедень», что не правильно, потому что русское «ничево» вошло даже в оксфордский словарь. 17 марта 1918 года в «Нью-Йорк Таймс» появилась статья путешествовавшего несколько месяцев в 1901 году по Сибири Джона Фостера Фрейзера, которая до сих пор цитируется, — «Nichevo — девиз русской беспечности».
Несколько аффектированные диалоги и монологи романа тоже, скорее, свойственны пьесам. А в 6-й главе критянка Каби вообще произносит длиннющий монолог практически гекзаметром.
Театральность несет даже короткий поединок на саблях в начале между гитлеровским офицером Эриком и погибшем в окопах Первой мировой Брюсом (сам пару раз видел в спектаклях, где персонажи — не наши современники и имеют отношение к воинской службе, такие показательные короткие шпажечно-саблевые па, дабы дать в качестве перебивки какое-то энергичное действие на сцене).
И вот эта подчеркнутая театральность как заданная мера условности и позволяет читателю органично принять экспансивных персонажей романа в их, как выразилась Грета Форзейн, «причудливых одеяниях». Как аналог могу привести пример «Догвилля» Ларса вон Триера, где тот факт, что вместо домов и комнат нарисованы линии на полу, отнюдь не превращает фильм в снятый на пленку театральный спектакль, хотя и приподнимает его драматизм.
По Фрицу ЛЕЙБЕРУ, театр – место, где мы без напряга воспринимаем и римлян эпохи Цезаря, и джентльменов начала XX века, и современников Шекспира. Где еще, как не здесь, им всем действительно встретиться? Эту метафору он позже развил в короткой повести «Плевое дело» («Не великая магия»), где теми же персонажами театр используется как машина времени для проникновения в разные эпохи.
Gentlemen-Rankers
Персонажи участвуют в войне Пауков и Змей, цели которой не знают и не понимают. Не знают даже, кто такие эти Пауки и Змеи, почему так себя сами называют – ведь для землян то и другое несет неприятные ассоциации (надо полагать, что на других планетах их самоназвание иное, но столь же отвратительно для их обитателей).
Война идет не только в пространстве, но и во времени: «поле битвы – миллиарды, триллионы планет и населенных газовых туманностей, а время – миллионы столетий».
Все персонажи завербованы незадолго до смерти: их двойники выведены из линии жизни и почти каждый из них видел собственную смерть. А некоторые даже не одну.
Двойники становятся Демонами, ведь вербовщикам необходимы только те, кто способен жить в четвертом измерении, а таких немного. Остальных – всех нас – они зовут зомби. Потому что мы движемся по заданной временной колее к неизбежности, не зная, откуда взялись и что нам предстоит. Истина приходит к нам лишь иногда мимолетно во сне или кошмаре, когда кажется, что память подводит и картины прошлого неясны и расплывчаты.
Подозреваю, что название написанного 11 июля 1958 года рассказа Роберта ХАЙНЛАЙНА «Все вы зомби…» имела своим источником роман ЛЕЙБЕРА. Термин здесь употреблен именно в лейберовском смысле. Как раз в эту пару-тройку лет их диалог был активным. ЛЕЙБЕРУ посвящен роман «Гражданин галактики» (1957), а тот дал цитату из ХАЙНЛАЙНА в качестве эпиграфа к последней главе «Необъятного времени», так что мимо этого романа коллега пройти не мог.
Лунянин Илли, похожий на помесь паукообразной обезьяны с персидским котом, упомянул в конце романа теорию «четырех порядков: растения, животные, люди и Демоны… Наше Воскрешение сродни перерождению гусеницы в бабочку: хризалида, существо третьего порядка, вырывается из линии своей жизни и переносится в четвертый. Ты стряхиваешь с себя неизменную действительность и обретаешь свободу».
Автор иронизирует: средневековая «великая цепь бытия» после людей ставит ангелов, а не демонов. Но проблема в другом: обретшие свободу носиться по времени и пространству «Демоны» не знают: а в чем цель войны, в которой они сражаются? Чего добиваются Пауки, а чего Змеи, разрушая, в частности, как в шредере всю историю земного человечества?
То есть, чем они сами, собственно, отличаются от тех, кого называют «зомби»? Попыткой обрести смысл и был бунт Брюса. Неудавшийся… Как там сказал в предисловии к своему роману Фриц ЛЕЙБЕР? С войны увольнения нет. Он цитировал «Сапоги» Редьярда Киплинга, в России более известные как «Пыль».
«Солдатское жилье – нелегкая штука, Солдатская судьба – паскуднейшая штука», — такими словами заканчивается роман Джеймса Джонса, названный строкой из стихотворения Киплинга «Gentlemen-Rankers». Но другой судьбы ни у героев Джонса, ни у героев ЛЕЙБЕРА нет. Как там заявил Портос: «Я дерусь просто потому, что дерусь». Он, понятно, соврал, но вот Soldiers из названных романов — нет.
В конце «Необъятного времени» солдаты поют песню, первая строка которой – буквальное повторение начала «Gentlemen-Rankers». А далее есть строка:
— Мы три слепых мышки, заблудившиеся во времени… Мы потеряли наше сейчас и уже никогда не вернем
В переводе Кирилла Королева – другие слова: у него исчезли и Киплинг, и мыши. Последних он перенес в повествование Греты: «Слушая их, я посмотрела на себя, на Лили, на Мод и подумала: три серые мыши для трех черных гусар. Вот какой у нас расклад». В оригинале сказано по-другому «три серые бл…и для трех черных гусар» (Three gray hustlers for three black hussars, не зря же Ларри Флинт позже назвал свой журнал именно «Hustler»). Ведь, грубо выражаясь, действие происходит в солдатском борделе.
Ну, а сами слепые мышки – из старинной детской песенки, они там бегут за женой фермера, «которая отрезала им хвостики разделочным ножом».
Эволюция
Свою версию того, для чего вся эта бесконечная война, дает в своем последнем монологе Илли и только для Греты. Это итог его миллиардолетнего размышления: идет эволюция: «Синтез состоится тогда, когда будут полностью реализованы все возможности, все до единой. Война Перемен – вовсе не слепое разрушение, каким она представляется». И в этом отношении за кого сражаться – за Пауков, или за Змей – все равно, но «ты не зря опасаешься и тех и других. Высшие существа по природе своей одновременно ужасны и ослепительны… Спрашивать, кто на самом деле Пауки и Змеи, все равно, что строить догадки, кем был Адам. Кем был Каин. Кем были Ева и Лилит».
В связи с этим, самая последняя фраза романа переведена Кириллом Королевым не просто неправильно, а с искажением смысла. Грета в его переводе сигналит Илли: «Порядок, Паук!». И на этом все кончается. В оригинале не так. Ранее Грета называла Илли «папаша-длинные ноги», так как ему миллиард лет. А в этой последней фразе она говорит «Порядок, сынок-Паук!» (Spider boy), ведь он, как и она, стоит в начале эволюционного процесса.
Кстати, согласно средневековой «великой цепи бытия» (она же «Лестница Бытия») в эволюционном процессе после ангелов стоит Бог. Впрочем, кто еще может быть «синтезом всех возможности, всех до единой»? Не просто так Илли сравнивает Пауков и Змей с Лилит, Каином и Адамом.
P.S. Подзаголовок – из стихотворения Фрица ЛЕЙБЕРА «Демоны Верхнего мира» (The Demons of the Upper Air)
цитировать
свернуть ветку
