На мой взгляд, рассказ о писателе Павле БАГРЯКЕ надо начинать с Михаила Васильевича ХВАСТУНОВА, который не имеет никакого прямого отношения ни к творчеству этого пятиглавого (а если считать художника, то – шестиглавого) дракона, ни к его появлению на свет.
Михаил Васильевич ХВАСТУНОВ – автор нескольких фантастических рассказов и очерков («Девочка с «Фамальгаута», «Летающие цветы», «Глазами марсиан»), многих научно-популярных книг и легендарный редактор отдела науки «Комсомольской правды» в 1957—1965 годах.
Именно под его руководством в газете начал работать геолог и инженер Дмитрий БИЛЕНКИН, первая внештатная заметка которого «Решение «несчастливой задачи» была опубликована в «комсомолке» 4 марта 1958 года. А через год он уже был в штате.
Это был короткий период, когда отдел науки и техники (таким было полное название отдела, но вторая часть этого наименования редко звучала – даже в официальных письмах) стал практиковать поиск будущих авторов в молодежной научной среде и среди студентов старших курсов технических вузов. Помимо Дмитрия БИЛЕНКИНА появились в отделе Ярослав ГОЛОВАНОВ (в 1958 году), закончивший ракетный факультет МВТУ им. Н.Э.Баумана и работавший в НИИ-1 Министерства авиационной промышленности, и Владимир ГУБАРЕВ, в 1960-м окончивший МИСИ имени В. В. Куйбышева, а с конца 1959-го уже работавший в «Комсомольской правде» — оба будущие соавторы Дмитрия БИЛЕНКИНА по проекту «П. БАГРЯК».
Как вспоминает журналист и писатель Семен РЕЗНИК:
— В 1960 году, когда я был студентом Московского инженерно-строительного института, но на лекциях почти не бывал, просиживая целые дни в редакции институтской многотиражки под не очень аппетитным названием «За строительные кадры», в эту газетку пришло письмо из отдела науки «Комсомольской правды». В нем говорилось, что «Комсомолка» хочет привлечь к сотрудничеству студентов технических вузов, умеющих и любящих писать. Опыт газеты показывает, говорилось в письме, что тем, кто пишет о науке, научно-технические знания важнее диплома факультета журналистики. Аналогичные письма были разосланы в многотиражки других технических вузов. В назначенный
день и час на шестом этаже здания «Правды», в Голубом зале, за огромным столом, собралось около двадцати студентов. Во главе стола сидел заведующий отделом науки Михаил Васильевич ХВАСТУНОВ. Это был большой, тучный и (как я потом мог убедиться) душевно щедрый человек, а рядом с ним штатные сотрудники отдела: Ярослав ГОЛОВАНОВ и Дмитрий БИЛЕНКИН. ХВАСТУНОВУ тогда было лет 45. На его счету был десяток популярных книг о науке, переведенных на многие языки (он писал под псевдонимом М.Васильев), а его сотрудники были всего на четыре-пять лет старше нас, студентов. Собравшиеся читали стихи, рассказы, заметки, юморески. Волновались, как на экзамене, и, стараясь этого не показывать, много острили. Засиделись далеко заполночь. Подводя итог этому «смотру молодых сил», Михаил Васильевич (МихВас, как все его звали) сказал: «Безнадежных здесь нет. Двери отдела науки для вас всегда открыты. Мы вам поможем. Остальное будет зависеть от вас. За каждую опубликованную строчку мы платим. (Последнее было немаловажно, учитывая мизерность наших стипендий).» Мы стали бывать в отделе науки, но большинство через какое-то время отсеялось. Остался костяк из шести-семи человек.
На снимке — Михаил ХВАСТУНОВ.
А вот фрагмент из воспоминаний «Московский астроном на заре космического века» астронома, доктора физико-математических наук Александра ГУРШТЕЙНА:
— Я уже имел случай упомянуть о секрете псевдонима БАГРЯК. Волею судеб в своей журналистской ипостаси мне довелось познакомиться и даже тесно общаться с большинством из участников этого коллективного "литератора" (Володей ГУБАРЕВЫМ, Димой БИЛЕНКИНЫМ, Ярославом ГОЛОВАНОВЫМ, В.Н.КОМАРОВЫМ). От каждого из них по отдельности я слышал восторженные панегирики МихВасу — некогда заведующему отделом науки "Комсомольской правды". МихВасом заглаза да и в глаза звали Михаила Васильевича ХВАСТУНОВА (1920-1978). Свои собственные газетные материалы и книги МихВас подписывал неброским псевдонимом М.Васильев.
МихВас был высокий, тучный и душевно в высшей степени одаренный человек. Любил стихи и соленые шутки. Инженер по образованию и педагог по призванию, он был беспечным и увлекающимся. Он фонтанировал идеями, легко расставался с ними, даря их окружающим, но одна его идея была воплощена в жизнь и прожила долго — "Клуб любознательных", последняя страница "Комсомолки", где он и его соратники печатали, как правило, научные сенсации, иногда, впрочем, дутые и сомнительного качества.
Помимо его успехов как организатора, на личном творческом счету МихВаса был с десяток популярных книг о науке и технике, переведенных на многие языки мира. Но главное заключалось в том, что в "Комсомольской правде", как в инкубаторе, ему удавалось окружать себя одаренными молодыми инженерами, которые, вымуштрованные МихВасом, становились лучшими в стране журналистами в области популяризации науки. Все они гордились считать МихВаса своим Наставником и, по их дружным признаниям, Мэтр был отцом отечественной научной журналистики.
Расцвет карьеры ХВАСТУНОВА пришелся на хрущевскую "оттепель" и годы редакторства в "Комсомолке" А.И.Аджубея (1957-59; в 1959 г. он стал главным редактором "Известий"). Отнюдь не случайное совпадение, что именно увалень МихВас в 1959 г. отважился на публикацию в "Комсомольской правде" залихватского интервью с И.С. Шкловским об искусственном происхождении спутника Марса Фобоса. Интервью немедленно перепечатали зарубежом, и прессу всего мира захлестнули броские заголовки: "Фобос — искусственный спутник Марса! — заявляет известный советский ученый!". Что греха таить, МихВас был большой дока по части прилипчивых сенсаций.
Более живой портрет Михаила ХВАСТУНОВА образца 1962 года дан в книге журналиста Владимира САВЧЕНКО (учился в МАИ, работал в НПО имени Лавочкина (ракетостроение). Начал публиковаться в КП с 1963 года) «Донос на самого себя» (Моя биография):
— МихВас оказался заведующим отделом науки «Комсомольской правды» Михаилом Васильевичем ХВАСТУНОВЫМ. Это был большой, грузный человек, лицо его украшал крупный нос с аристократической горбинкой, глубоко посаженные, слегка прищуренные глаза смотрели пронзительно, но добро. Портрет завершали толстые влажные губы сатира и длинные черные волосы, зачесанные назад – такая послевоенная прическа называлась «политика». Волосы часто падали на уши, и он элегантно их приглаживал широкой ладонью. МихВас взял мою папку и заперся у себя в комнатушке. Спустя какое-то время он появился в большой комнате отдела науки и зычным голосом прокричал:
— Все сюда! На читку!
Подошли Ярослав ГОЛОВАНОВ, Владимир ГУБАРЕВ, Дмитрий БИЛЕНКИН, Рем ЩЕРБАКОВ. МихВас открыл папку и стал вслух зачитывать мои строчки...
Тут надо сказать несколько слов о МихВасе. Это была колоритнейшая личность, безусловно, украшавшая и обогащавшая редакцию «Комсомолки». Он как никто другой бережно и внимательно относился к людям, особенно к молодым журналистам, заранее их всех любя и поощряя... МихВас прошел всю войну связистом, участвовал в битве на Курской дуге, был награжден тремя боевыми орденами, маршировал по Красной площади на Параде Победы 1945 года. Кроме всего прочего, МихВас великолепно знал поэзию Серебряного века, под его руководством осуществилось издание первого полного собрания сочинений Валерия Брюсова.
В 1964 году МихВас был уволен из редакции под надуманным предлогом женитьбы на сотруднице «Комсомолки» и самоубийства на этой почве его первой, психически нездоровой жены. А на самом деле – за обширные знакомства в среде шестидесятников и диссидентов, что раздражало и действительно представляло опасность для руководства редакции. Со дня смерти МихВаса прошло 35 лет, но добрая память о нем до сих пор жива. И в сегодняшней «Комсомолке» есть его творческий след: на страницах газеты регулярно печатается рубрика «Клуб любознательных», придуманная МихВасом.
из приказа от 15 августа 1943 года о награждении медалью "За отвагу"
Журналист и писатель Владимир ГУБАРЕВ:
— "МихВас" — мы так его звали — был великим педагогом. А мы — его ученики. Среди которых и Ярослав ГОЛОВАНОВ, и Дмитрий БИЛЕНКИН, и Рэм ЩЕРБАКОВ, и Леонид Репин, и Володя Станцо, и еще много светлых и прекрасных имен в нашей журналистике...
"МихВас" был писателем, фантазером, прекрасно знал поэзию, умел увлекаться и увлекать других. Так появилась серия материалов, где вымысел невозможно было отделить от реальности. Первый из них — фотографии "летающих тарелочек" (то бишь "кораблей инопланетян"!)
Метеоролог на Таймыре при проявлении пленки обнаружил на одном из кадров "тарелку". Снимок появился в некоторых изданиях. В том числе и в "Известиях". Мы тогда конкурировали с этой газетой. И вот однажды в "Клубе любознательных" появилась целая серия снимков с "кораблями инопланетян". Некоторые из них парили над домом Алексея Аджубея (тогдашнего редактора "Известий"). Группа "тарелок" пролетела и над Кремлем.
Это была сенсация, потому что только наши фотокорреспонденты могли получать такие снимки. Один из ученых показал нам, как надо ставить источник света, чтобы на пленке получались "корабли инопланетян", и мы, конечно же, начали "производить" их в большом количестве.
Потом настала очередь "марсианского муравья". Фото было опубликовано на первой полосе, и большинство читателей "Комсомолки" поверили, что автоматическая межпланетная станция везет на Землю с Марса этого муравья. И практически никто не обратил внимания на дату, которая была поставлена на этой странице, — 1 апреля 2022 года… Кстати, до сегодняшнего дня я получаю письма с вопросом о том, что сделали ученые с тем "марсианским муравьем" и где он сейчас находится!?
Далее: чудовище озера Хайыр. Оно появилось в "Записках геолога", которые родились за письменным столом в отделе науки на шестом этаже. Затем — "лифт в небо", когда на тросе можно было подняться на околоземную орбиту… Дошла очередь и до шахмат. Полтора года "сражались" читатели с машиной, способной делать ходы только по подсказке ее создателей… Искусственные спутники Марса начали свою жизнь на страницах газеты, а потом запестрели в журналах, в научных обзорах, и даже один из самых известных "академиков с юмором" И. С. Шкловский удивлялся, насколько доверчивы наши читатели…
Полуфантастические розыгрыши выходили благодаря "МихВасу", убежденному (и он был прав!), что они подогревают интерес у общественности к науке и ученым.
Ярослав ГОЛОВАНОВ в 1 томе «Заметок вашего современника» так рассказывает о первой встрече с МихВасом в сентябре 1957 года:
— Пришёл сегодня к Михаилу Васильевичу ХВАСТУНОВУ. Так, мол, и так, хочу попробовать написать что-нибудь для газеты. ХВАСТУНОВ — большой, толстый, сидел за таким же большим столом под синим сукном. Слушал меня с улыбкой. Ему понравилось, что я — «бауманец», оказывается, он тоже «бауманец». Потом спрашивает:
— А что вы в жизни вообще знаете?
Я опешил. Что я знаю? Ни х… я не знаю!!
— Я знаю, как устроены большие баллистические ракеты, и знаю подводный спорт.
— Ракеты — это очень нам теперь надо. А откуда вы знаете подводный спорт?
— У меня — первый разряд, я — инструктор, занимался в морском клубе…
— Замечательно! Так вот и пишите о том, что вы знаете!..
На том и расстались.
В январе 1958 года, когда Ярослава ГОЛОВАНОВА брали в штат, Михаил ХВАСТУНОВ так сказал ему:
— Ты, конечно, кот в мешке. У меня на примете были ребята посильнее тебя: Рем ЩЕРБАКОВ, Юлик Беренсон, Лёня Максимов, но знаешь, почему Аджубей выбрал именно тебя? Ты отвечаешь трём его требованиям: ты моложе всех, ты инженер и ты русский. Понял?..
То есть скамейка запасных в отделе науки была приличной уже в начале 1958 года, когда Дмитрий БИЛЕНКИН еще был студентом пятого курса геологического факультета МГУ.
Помимо «Клуба любознательных» и блестящей плеяды учеников, Михаил ХВАСТУНОВ оставил после себя миф о Вольфе Мессинге. Все нынешние легенды, сериалы и прочее – все, что мы знаем о Мессинге (вернее то, что мы считаем, что знаем) – выросли из книги МихВаса, отрывки из которой были опубликованы при его жизни под названием «Вольф Мессинг. О самом себе» в журнале «Наука и религия» в 1965 году. Изначально предполагалась книга в издательстве «Советская Россия» и, как утверждает астроном Александр ГУРШТЕЙН, он даже видел ее верстку, но набор был рассыпан. Книга, что несомненно, писалась Михаилом ХВАСТУНОВЫМ совместно с Вольфом Мессингом. И, скорее, как утверждает Владимир ГУБАРЕВ, была псевдодокументальным романом, чем действительно документальным повествованием. Вполне в духе псевдонаучных "сенсаций" МихВаса, таких, например, как идея о полой Луне в статье «Луна — искусственный спутник!», опубликованной 10 января 1968 года в газете «Комсомольская правда» ХВАСТУНОВЫМ совместно с Ремом ЩЕРБАКОВЫМ.
Впрочем, сам ХВАСТУНОВ при жизни больше не пытался издать книгу о Мессинге. Более того, по утверждению ГУБАРЕВА, возражал против предложений ее напечатать. Лишь в 1990 году, уже после его смерти, под названием «Вольф Мессинг «Я — телепат» она вышла в серии "НЛО", которая была представлена на обложке предельно ясно: "За достоверность фактов, публикуемых в серии "НЛО", отвечает только автор. Серия эта не претендует на то, чтобы сообщать читателю строго доказанные, однозначно понимаемые и всеми признанные сведения…"
Продолжение следует.
P.S. Просьба к лаборантам: если у кого-то есть книга "Тардиса" "Девочка с «Фомальгаута» пришлите, пожалуйста, скан или разборчивое фото материала "Б. Преданный. Труды и дни М. Хвастунова".
Недавно возле Планетария мы услышали странный разговор. Только что закончилась лекция. Люди обменивались впечатлениями.
— Вы меня, старого театрала, не проведете! – говорил старичок в пальто с котиковым воротником, — у профессора несомненные артистические данные. Он играл сегодня чудесно! Но зато полковник – боже мой, — как только его выпускают на сцену.
— А как вам нравится студент?
— Сегодня он был просто не в ударе. Но вчера – совсем другое дело. Какая непосредственность, какой острый сценический рисунок!
— Позвольте...— поинтересовались мы. – здесь было, повидимому, концертное выступление Артистов МХАТа или Малого театра?
— Какой там Малый! – ответило сразу несколько голосов, — обыкновенная лекция «Загадка тунгусского метеорита».
После этого мы уже не могли не пойти на лекцию. На следующий день, запасшись театральными биноклями, мы сидели в зале Планетария. Нам пришлось немножко разочароваться: здесь не было ни сцены, ни занавеса, ни opкестра, ни декораций. И лектор Ф. Ю. Зигель меньше всего напоминал артиста, когда ровным голосом читал свою лекцию. Как выяснилось потом, он решил не гнаться за дешевыми сценическими эффектами, чтобы сохранить силы к заключительному акту. Он довольно быстро рассказал о тунгусском метеорите, потом — вообще о том, где, когда и при каких обстоятельствах падали метеориты и как это явление преломлялось в сознании темной бабки Лукерьи. Затем коротко снова вспомнил о тунгусском метеорите: упал, искали, не нашли: так никто и не открыл тайны...
— А я открыл! – послышался голос из публики. На сцене появился молодой человек с книгой в руках, по всем признакам — студент. В зале зааплодировали.
— Это был осколок урана! — запальчиво крикнул он.
Лектор поблагодарил его за ценный вклад в науку и предоставил слово маститому профессору (тоже «из публики»). Ученый муж обвинил студента в незнании элементарных законов физики и что-то нудно говорил про цепную реакцию. Лектор также поблагодарил его за любезное разъяснение.
Затем появился на сцене, то есть на трибуне, полковник. Он, оказывается, сделал поразительное открытие: метеорит вовсе не был метеоритом, а летательным снарядом марсиан. В доказательство он продемонстрировал захваченные из дома диапозитивы. Его вызвали на «бис».
Когда полковник сходил с трибуны, лектор что-то шепнул ему на ухо. Но сделал он это так неосторожно, что шепот донесся до первых рядов:
— Коллега, после лекции – небольшая репетиция...
В рецензии на спектакль принято называть его авторов. Текст этого водевиля с переодеванием, который почему-то называют лекцией, написан А.Казанцевым. Роли «студента», «профессора», «полковника» исполняют сотрудники Планетария. Какую роль во всем этом играет дирекция — неизвестно, Одно можно сказать: весьма двусмысленную.
Еще раз о лемовских текстах, оскорбивших американских фантастов
О том, что история исключения Станислава ЛЕМА из «Science Fiction Writers of America» (SFWA) сильно искажена, а обвинения в адрес Филипа ДИКА как инициатора этого исключения не имеют под собой ни малейшего основания, я написал с указанием на конкретные источники в эссе «Как Филип ФАРМЕР Станиславу ЛЕМУ отомстил» в колонке на Фантлабе еще в 2020 году. Подготавливая к печати свою книгу «Платон, Плотин и Баламут», которая недавно была издана в «Ридеро», заново сверил это эссе, внеся ряд исправлений и дополнений. И написал еще одно специально для книги под названием «Как Филип ФАРМЕР как бы извинился перед Станиславом ЛЕМОМ», где представил еще ряд комментариев участников этих событий.
Обнаружил, кстати, ехидную реплику ФАРМЕРА по поводу позиции ДИКА, который сначала поддержал его в атаке на ЛЕМА (но, опять же-таки, играл в ней не главную роль), а потом отказал в этой поддержке, и дал эту цитату в качестве P.S. к одному из эссе книги. Эта реплика базируется на статье Станислава ЛЕМА «Science fiction: безнадежный случай – с исключениями». И выяснил одну библиографическую ошибку, которая постоянно воспроизводится как речь начальника транспортного цеха в известной миниатюре Жванецкого. Даже я в своем эссе попал в ту же ловушку, приняв ее на веру. Поэтому считаю необходимым подробнее здесь расставить все точки над «i». Итак:
В книге Станислав ЛЕМ «Мой взгляд на литературу» (М.: АСТ, 2009) глубокоуважаемый мною Виктор ЯЗНЕВИЧ, немало сделавший для продвижения ЛЕМА в России, пишет в комментарии к статье «Science fiction: безнадежный случай – с исключениями»:
— Вот что сказал об этой статье Станислав ЛЕМ в своем последнем интервью (заочном, организованном в начале 2006 г. порталом Inosmi.ru для русскоязычных интернавтов): «В семидесятые годы меня выгнали из Science Fiction Writers of America за статью «Science fiction: безнадежный случай – с исключениями». Таким исключением был Филип ДИК, чье творчество я безмерно ценю, несмотря на то, что он писал параноидальные письма в ФБР, в которых доказывал, что ЛЕМА в действительности не существует».
Если быть более точным, то не только за эту статью С. ЛЕМА исключили в феврале 1976 г. (приняв в апреле 1973 г.) из почетных членов SFWA, но и за другие публикации; последней каплей, вызвавшей большой резонанс в литературных кругах, послужила статья, являющаяся сокращенным вариантом (в четыре раза меньше) вышеупомянутой статьи из настоящего сборника. Опять же слова С. Лема из интервью 1981 г.:
— Исключили... за статью... под названием „SF oder die verunglьckte Phantasie“, которая была напечатана во «Frankfurter Allgemeine Zeitung», а затем переведена в Америке, при этом недоброжелательно переиначена. Я, конечно, иногда выступал с весьма острой критикой, но никогда не занимался критикой ad personam, а в эту статью кто-то добавил какие-то личностные колкости. Это был целый скандал, в результате которого я удостоился прозвища «польский Солженицын»...
Эта последняя статья на английском языке под названием «Looking Down on Science Fiction: A Novelist Choice for the World’s Worst Writing» («Взгляд свысока на научную фантастику: писатель выбирает худшее из мировой литературы» – название придумано анонимным переводчиком) была опубликована в августе 1975 г. в журнале «Atlas World Press Review», а затем перепечатана в октябре 1975 г. в «SFWA Forum». При этом по объему перевод был на четверть меньше оригинала и представлял собой «адаптацию» (так указала редакция во вступительной статье) первоначального текста, местами тенденциозно искажавшую высказанное писателем.
А теперь по пунктам:
1). Статья «Взгляд свысока на научную фантастику: писатель выбирает худшее из мировой литературы» или в немецком варианте «SF – фантазия, потерпевшая неудачу» (название дано в переводе ЯЗНЕВИЧА) не имеет ни малейшего отношения к эссе «Science fiction: безнадежный случай – с исключениями». Это не переработка с некоторыми изменениями, как это нередко бывало у ЛЕМА. Это полностью самостоятельное произведение на ту же тему, ни в одном абзаце не совпадающее с вышеуказанными эссе. В библиографии Леха КЕЛЛЕРА оно таковым и числится.
Переработанная глава «Социология научной фантастики» из книги «Фантастика и футурология».
Впервые вышла в 1972 году на немецком языке под названием «SF: Ein hoffnungsloser Fall — mit Ausnahmen».
На английском опубликована в 1973 году («Science Fiction: A Hopeless Case — with Exceptions»), на польском — в 2003 г.
Сокращённый вариант под названием «Science-fiction oder die verunglückte Phantasie» впервые было опубликовано на немецком в газете «Frankfurter Allgemeine Zeitung» от 22 февраля 1975 г.
Перевод варианта «Science-fiction oder die verunglückte Phantasie» на английский — «Looking down on Science Fiction: A Novelist's Choice for the World's Worst Writing» — был опубликован в журналах «Atlas World Press Review» в 1975 г. и «Science Fiction Studies» в 1977 г.»
2). Слова ЛЕМА «Я, конечно, иногда выступал с весьма острой критикой, но никогда не занимался критикой ad personam, а в эту статью кто-то добавил какие-то личностные колкости» тоже неправда. «ЛИЧНЫХ КОЛКОСТЕЙ» в американский перевод с немецкого добавлено не было. В этой статье упоминаются лишь два писателя-фантаста – Пол АНДЕРСОН и Роберт ХАЙНЛАЙН. В немецком и английском варианте написано одно и то же:
— В поисках ответов на эти вопросы я читаю бюллетени SFWA. Пол АНДЕРСОН, известный писатель-фантаст, в последнем номере дает коллегам несколько советов: «Вспомните предупреждение ХАЙНЛАЙНА: за деньги наших читателей мы конкурируем с пивом». И уточняет: если мы не устраним все препятствия, которые могут затруднить понимание текста, и не развлечем читателя, он скажет «к черту!» и направится в ближайший бар... Нам, европейцам, не следует при этом слишком самодовольно улыбаться. А лучше признать, что в каком-то смысле ХАЙНЛАЙН и АНДЕРСОН правы, особенно если учесть, что в баре теперь есть телевизор, по которому, среди прочего, показывают футбольные матчи. Кто из нас, литераторов, включая Шекспира, смог бы противостоять финальному матчу чемпионата мира? Уже вопрос не в вашем выборе той или иной книге, а в выборе книги против бара. При таком выборе мы все побеждены.
Других «ad personam» в этой статье нет (разве что один раз упоминается Маргарет Митчелл, вряд являвшаяся членом SFWA).
3). Дарко СУВИН в 1978 году в “Science Fiction Studies» чуть ли не построчно сравнил немецкий (в FAZ) и английский (в «Atlas...») варианты статьи и добавления личных колкостей не обнаружил. Изначально настроенный пролемовски, он посчитал, что английский вариант, действительно на четверть сокращенный, уплощает и огрубляет то, что объемнее было написано в немецком.
Существенно измененными и резкими стали заголовок о «выборе худшего» (в изначальном тексте заголовок звучал по-иному: «Научная фантастика как неудавшаяся фантазия») и расширенная переводчиком фраза, что китч, под которым ЛЕМ в обеих публикациях подразумевает массовую фантастику (без указания каких-либо авторов), «просто плохое письмо, скрепленное деревянными диалогами. Это обещание без исполнения, чушь в форме интимного самоудовлетворения» («intimate self-satisfied ego trip»). Можно, конечно, сказать, что вот эти не принадлежащие ЛЕМУ слова — «intimate self-satisfied ego trip» и вызвали негативную реакцию.
Но ниже есть слова, где СУВИН искажений не обнаружил:
— Тот, кто не читал «Войну и мир», мог бы предположить, что «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл — образцовое произведение о войне и мире. И было бы невозможно объяснить ему в теоретических терминах, что это не так. Точно так же тот, кто никогда не любил, может предположить, что кульминацией любви является половой акт. Аналогия правомерна, поскольку большая часть научной фантастики относится к подлинным научным, философским или теологическим знаниям так же, как порнография относится к любви.
Точно так же научная фантастика не рассказывает мне о судьбе человека, оказавшегося в ловушке своих собственных замыслов, а скорее отстраняется от человеческих проблем с помощью обманчивой шумихи. Я ничего не имею против развлечений, даже если они пустые. Но идиотизм, который выдает себя за фаустовскую мифологию, — это культурная раковая опухоль.
И это обвинение, как мне кажется, будет посильнее слов об онанизме.
То есть заявление ЛЕМА, что его исказили и поняли не так – неправда. Он именно так и думал. Без всяких искажений. И не раз об этом прямо писал.
Хотел бы защитить стиль научной фантастики, который я называю трансреализмом. Трансреализм — не столько разновидность научной фантастики, сколько разновидность литературы авангардной. Я считаю, что трансреализм — единственный верный подход к литературе на данном этапе развития.
Трансреалист пишет о непосредственном восприятии фантастическим образом. Любая литература, которая не имеет отношения к действительности, слаба и анемична. Но жанр прямого реализма уже не работает. Кому теперь интересны реалистические романы? Инструменты фэнтези и научной фантастики предлагают средства для сгущения и усиления литературы. С их помощью можно манипулировать подтекстом.
Привычные инструменты НФ — путешествия во времени, антигравитация, альтернативные миры, телепатия и т.д. — на самом деле символизируют архетипические способы восприятия.
Путешествия во времени – это память, полет – озарение, альтернативные миры символизируют великое разнообразие индивидуальных мировоззрений, а телепатия означает способность к полноценному общению. Это все – транс-аспект. В отличие от просто реализма, который связан с тем, что произведение искусства должно иметь дело с миром таким, какой он есть на самом деле, трансреализм пытается трактовать не только непосредственную реальность, но и реальность высшую, в которую жизнь встроена.
Понятно, что литературные персонажи должны быть основаны на реальных людях. Но в обычных фантастических произведениях они описаны настолько пресно, что очевидно являются марионетками воли автора. Их действия — предсказуемы, а в диалоге сложно отличить одного от другого. В реальной жизни люди, которых вы встречаете, почти никогда не говорят того, чего вы хотите или чего от них ожидаете. Но по ходу контактов с ними, особенно со своими знакомыми — долгих и шероховатых – у вас в голове формируются их образы. Эти образы навязаны вам извне и они – если действительно соответствуют прототипам — не реагируют на воображаемые ситуации так, как вам хотелось бы. Позволяя этим образам управлять вашими персонажами, вы можете избежать механического исполнения ими только ваших желаний. Важно, чтобы персонажи были в некотором смысле неуправляемы, как и реальные люди, — ибо чему можно научиться, читая о людях, полностью вымышленных?
В трансреалистическом романе автор обычно предстает как реальный персонаж или его/ее личность разделена между несколькими персонажами. На первый взгляд, звучит эгоистично. Но это не так. Это простая необходимость. Если вы действительно пишете о непосредственном восприятии, то какая точка зрения, кроме вашей собственной, возможна? Гораздо эгоистичнее использовать идеализированную версию себя, вымышленное "я", и позволять этому пара-я навязывать свою волю кучке податливых рабов-персонажей. Трансреалистический главный герой не представлен каким-то сверхчеловеком. Он так же невротичен и неэффективен, каким каждый из нас себя считает.
Автор-трансреалист не может предсказать окончательную форму своего произведения. Трансреалистический роман растет органично, как и сама жизнь. Автору лишь надо выбрать персонажей и обстановку, вводить тот или иной фантастический элемент и нацеливаться на определенные ключевые сцены. В идеале трансреалистический роман должен писаться без плана. Если автор точно знает, как будет развиваться его книга, то и читатель это предугадает. Предсказуемое произведение не представляет интереса.
Тем не менее, книга должна быть связной. Конечно, жизнь часто не имеет смысла. Но люди не будут читать книгу, в которой нет сюжета. Книга без читателей не является полноценным произведением искусства. Любой успешный роман должен увлечь читателя. Но как можно его написать, не имея плана? Это можно сравнить с рисунком лабиринта. У каждого лабиринта есть начало (персонажи и обстановка) и определенные цели (ключевые сцены). Хороший лабиринт заставляет попавшего в него последовательно проходить все цели.
Когда вы создаете лабиринт, то начинаете с основного пути, оставляя ряд дополнительных, ведущих по другим направлениям. При написании связного трансреалистического романа вы включаете в текст ряд необъяснимых событий, причин которых вы не знаете. Позже вы сгибаете нити разветвленного повествования, чтобы зацепиться за эти узлы. Если узлы не связывается в петлю, вы возвращаетесь назад и создаете другие узлы (как стирание куска стены в рисунке лабиринта). Хотя чтение линейно, письмо — нет.
Трансреализм — революционная форма искусства. Основным инструментом контроля над сознанием масс является миф о консенсусной реальности (Consensus reality). Рука об руку с этим мифом идет понятие «нормального человека». Но нормальных людей не существует — просто посмотрите внимательно на своих родственников, на людей, с которыми вы сталкиваетесь чаще всего. На каком-то глубинном уровне все они странные. Однако традиционная художественная литература обычно показывает нам нормальных людей в нормальном мире.
Пока вы живете с ощущением, что вы единственный чудак на свете, вы чувствуете себя слабым и извиняющимся. Вы готовы пойти на поводу у истеблишмента и немного боитесь поднимать волну — чтобы вас не разоблачили. Реальные же люди странны и непредсказуемы, вот почему так важно использовать их в качестве персонажей вместо невероятно хороших и плохих бумажных кукол массовой культуры.
Еще более важна идея разрушения общепринятой, консенсусной реальности
Именно здесь инструменты научной фантастики особенно полезны. Каждый разум сам по себе является реальностью. Пока людей можно обманом заставить поверить в реальность новостей в 6:30, их можно пасти, как овец. «Президент» грозит нам «ядерной войной», и, охваченные страхом «смерти», мы бросаемся за «ширпотребом». Но на самом деле происходит следующее: вы выключаете телевизор, едите что-нибудь и идете на прогулку, при этом бесконечное количество мыслей и восприятий смешивается с бесконечным количеством входных данных.
Вам всегда найдется место для бегства от реальности – традиционные произведения жанра НФ. Но нет причин позволять этому ограниченному и реакционному стилю определять всю нашу фантастику.
Трансреализм — путь к подлинно художественной научной фантастики.
Первая публикация в «Бюллетене SFWA», № 82, зима 1983 года.
Главную идею научно-фантастической части «Дарвинии» Роберт Чарльз УИЛСОН закладывает заранее. И делает это излишне настойчиво. С самого начала романа появление джунглей Дарвинии вместо стран, городов и населения Европы вызывает дискуссию – божественное ли это вмешательство, такое же, как всемирный потоп, или природный эффект. Носитель первой идеи – начальник американской экспедиции в новый «Новый свет» Престон Финч, второго – доктор Джон Салливан. Они ведут споры. И в этих спорах поминается епископ Беркли:
— Но его ноева геология, пусть даже и вошедшая в моду на волне страхов, порожденных Чудом, казалась Гилфорду мешаниной из полуправды, сомнительных умозаключений и унылого протестантизма. Сущий абсурд, как бы ни старался Финч приукрасить факты седиментационными теориями и цитатами из Джорджа Беркли (глава 5).
Проблема в том, что сочинения Беркли трудно приспособить к спорам о происхождении Дарвинии. Зато они идеально укладываются в Интерлюдии, где речь идет о ставших разумными программах внутри Архива. Что подтверждается дальнейшими упоминаниями Беркли. Его самая известная фраза «esse est percipi» (существовать – значит быть воспринимаемым) – является эпиграфом ко второй части романа, а в конце ее главный герой вспоминает:
— Престон Финч любил цитировать епископа Беркли, насчет того, что мы все суть идеи, пребывающие в разуме Бога (глава 25).
Вот здесь Беркли действительно так писал, но каким образом эти его мысли можно привязать к позиции Финча из 5 главы (а там еще и цитируются финчевские работы насчет Дарвинии), сказать невозможно.
Более того, в своем стремлении беркливнедерения УИЛСОН приписал епископу чужие слова:
— Доктор Салливан, споря с Престоном Финчем, частенько отвечал ему цитатами из епископа Беркли. Одна фраза засела у меня в памяти. «Явления и действия являются тем, чем они являются, и последствия их будут такими, какими будут; зачем же тогда нам хотеть обманываться?» (глава 25).
Это достаточно известная и нередко цитируемая фраза принадлежит не Беркли, а Джозефу Батлеру – тоже епископу, но таковым он стал уже после того как высказал ее в одной из проповедей.
И это ошибка не переводчика, а самого УИЛСОНА:
— Dr. Sullivan, when he argued with Preston Finch, would often quote Berkeley back at him. The words stuck with me. “Things and actions are what they are, and the consequences of them will be what they will be; why then should we wish to be deceived?”
В 1999 году (по итогам 1998 года) Джим БЁРНС как победитель за «Лучшее произведение искусства» получил премию Британской Ассоциации Научной Фантастики как раз за эту обложку, а не в 2000 году, как указано на странице художника в Фантлабе (здесь вообще эта награда по годам не совпадает с годами, указанными непосредственно на сайте BSFA)
облако тэгов
