Наверное, с каждым такое случалось: читаешь-читаешь книгу, и всё в ней кажется тебе понятным. И вдруг в самом конце – бабах! Оказывается, она совсем не о том. Вот и сейчас два последних рассказа резко изменили моё впечатление об антологии «Герои. Другая реальность». Причём, изменили не в лучшую сторону. Такой вот парадокс: сами-то рассказы хорошие, возможно, лучшие в книге, а общую картину испортили.
Поначалу сборничек смотрелся не то чтобы ах, но, во всяком случае, симпатично. Авторы в меру своих сил упражнялись в заданной теме – альтернативная классика, литературные игры по мотивам всем и каждому известных произведений. Нет, можно было, конечно, поудивляться количеству попавших в антологию текстов самих составителей (я бы, предположим, оставил две работы Точинова и одну – Резановой), критериям отбора (ну, неужели, например, у Елены Первушиной не нашлось ничего приличнее этих двух безделушек?) и композиционному решению (раздел «Маленькие зелёные человечки» здесь откровенно лишний). Но в целом – есть что почитать и о чём задуматься.
А потом случился последний раздел – кода, магистрал, квинтэссенция, основная идея сборника. И вроде бы всё логично – чем же ещё заканчивать, если не разговором о самих творцах, о «горьком писательском хлебе»? Альтернативная биография классиков – это ж такая необъятная непаханая целина, на ней можно так развернуться!
И что любопытно, составитель сборника Виктор Точинов с рассказом «Ночь накануне юбилея Санкт-Петербурга» удержался в рамках заданной темы. Не без аллюзий на современность, правда, но тут уж сам бог велел. Не сыграть на совпадении названия города, в котором жили герои Марка Твена, и нашей северо-культурной столицы, не так давно и в самом деле справлявшей юбилей, было бы обидно. Я бы даже, наоборот, упрекнул автора в том, что он слишком быстро соскочил с этой параллели и больше уже не возвращался.
Но такая забывчивость, насколько можно судить по представленным в антологии текстам, вообще отличительная черта творческой манеры Точинова – начать с одного, увлечь читателя неожиданной идеей, а самому тут же заинтересоваться чем-то другим. И не факт, что читателю тоже интересным. Замечу в скобках, что эта особенность составителя, по всей видимости, отразилась и на всей собранной им антологии. Не случайно же она получилась такой неровной, несколько даже сумбурной, хотя и не сказал бы, что сумбурнее прочих подобных проектов.
Но это ещё полбеды. Настоящая беда в том, что Далия Трускиновская и Василий Мидянин с готовностью подхватили нетвёрдо удерживаемое составителем сборника знамя. Если у Точинова отсылка в наше время намечена лишь пунктиром, то по «Роману для клерков» она проходит основной полужирной красной линией, а в «Что делать, Фауст» и вовсе превращается в главную сюжетную идею. И как бы авторы ни изощрялись, ни пытались наводить тень на плетень, совсем не о тяжёлой жизни Дефо и Пушкина они здесь рассказывают, а исключительно про себя, любимых.
И ладно бы просто рассказывали о себе – это тоже обычное для писателей занятие, но ведь не устояли они перед соблазном поплакаться в жилетку читателя. Вот, мол, чем приходится заниматься нашему брату литератору в нынешнее нелёгкое время, вместо того, чтобы свободно творить и радовать публику новыми шедеврами. Что вы от нас хотите, если Пушкин – и тот от такой жизни спиваться бы начал?
Да, согласен, плачутся они талантливо, ярко и остроумно, но ощущение неловкости всё равно остаётся. Такое же, какое испытываешь, выслушивая откровения подвыпившего приятеля. Понятно, что ему просто необходимо кому-то излить душу, но, чёрт возьми, почему этим кем-то оказался именно ты?!
А самое неприятное то, что возникшее раздражение сказывается и на восприятии ранее прочитанных текстов. И вот уже начинаешь думать, что изящное попурри на тему сказок Шарля Перро «История второго брата» от Марии Галиной –на самом деле довольно скучная, монотонная и предсказуемая вещица. Что искромётная пародия «Мы идём на Кюрасао» Олега Дивова – весьма поверхностное зубоскальство с совсем уже пошлым финалом. Что филигранный, многослойный текст той же Трускиновской «Графиня Монте-Кристо» слишком запутан, заумен и витиеват, и автор откусил от пирога гораздо больший кусок, чем сам же способен проглотить.
Впрочем, нет, эту вещь на растерзание собственному настроению я не отдам. О ней мне хотелось поговорить ещё в те прекрасные времена, когда вся антология казалась интересной и заслуживающей серьёзного разбора. Не только о ней, конечно, а о тенденции в целом.
Как показали попытки Натальи Резановой и Елены Викман «замахнуться на Вильяма нашего Шекспира», штыковая атака на классику абсолютно бесперспективна. Даже козырная карта «На самом деле всё было совсем не так» в данном случае не играет. Шекспир и сам не гнушался творчески переосмыслить какую-нибудь хронику Холиншеда. Если вообще не был «альтернативной» фигурой, прикрывающей личность настоящего автора «Гамлета», «Макбета» и «Короля Лира». Так что перефантазировать великого фантазёра, наверное, можно, но стоит ли? Тягаться с классиками на их территории – по-моему, несколько самоуверенное решение. Не лучше ли предпринять какой-то обходной маневр, заставить противника принять битву там, где выгодно тебе, и таким образом хоть немного уравнять шансы?
И кое-кто из авторов антологии предложил такие ходы. Не все они оказались удачными. Тимофей Алёшкин в «Сражении у стеклянного шкафа» и Даниэль Клугер в «Деле о двойном убийстве» свои кампании провалили. Слишком уж прямолинейно, чтобы не сказать наивно, они действовали – заранее объявили о своих намерениях и опять попёрли напролом. Немного игры, мистификации, даже буффонады тут бы не помешало. Иначе получается слишком сухо и скучно. У Алёшкина ещё чувствуется между строк лукавая авторская усмешка, а Клугер просто пугающе серьёзен.
Пугает читателя, по обыкновению, в своей «Сандрийон» и Точинов. То есть, простите, Артём Царёв, хотя как раз эта мистификация вышита белыми нитками. Да и пугает-то не всерьёз, шутейно. Зато предложенная автором игра заслуживает внимания. И дело не только в том, что он поместил Золушку в предреволюционную Францию. Интересна сама схема рассказа – предыстория и эпилог, а саму альтернативную версию сказки Перро предлагается придумать читателю. Даже не придумать – там достаточно намёков на дальнейшее развитие событий – а всего лишь озвучить. Единственное «но»: отпустив вожжи, автор так за них больше и не взялся. Довести без его помощи историю до того момента, когда Мари-Николь превращается в «кровавую маркизу», всё-таки затруднительно.
Похожий недостаток и у «Преступления и наказания» Алёшкина. Замысел грандиозный – показать, как изменился бы роман «Война и мир» при ином исходе Наполеоновского вторжения. Пожалуй, по задумке эта вещь наиболее соответствует термину «альтернативная классика». А вот исполнение не впечатлило. Скорее всего, эту тему и невозможно было раскрыть в столь малом объёме. Целиком переписывать роман Алёшкин не рискнул – да и кто бы потом взялся его печатать? – а отдельные отрывки, пусть даже удачно стилизованные и соответствующим образом выстроенные, могут дать лишь такую же фрагментарную картину. Слишком многое приходится автору объяснять в глобально-историческом плане, слишком многословными получаются объяснения, чтобы у читателя остались силы на самостоятельное домысливание духовного пути героев.
Трускиновская же в «Графине Монте-Кристо», напротив, предлагает читателю проследить за ходом своих рассуждений. То есть, не совсем своих. Там столько понакручено, что сразу и не сформулируешь. Вымышленное расследование вымышленных обстоятельств появления вымышленного продолжения романа Дюма, выполненное в форме журнальной рецензии, стилизованной под XIX век. Уф-ф, я ничего не забыл? Ах, да, всё это с изрядной долей иронии и явными, хотя и без указания точных адресов, отсылками к литературе современной.
Прелюбопытнейший текст! И, пожалуй, автор всё ж таки откусил ровно столько, сколько собирался. Боюсь лишь, что не всякий читатель сможет такой кусище разжевать. Я, например, не смог. Но даже того, что переварил, хватило, чтобы оценить изысканный вкус предлагаемого блюда.
Да и два рассмотренных ранее текста тоже не причислишь к общепиту. При всех своих недостатках, они наиболее интересны в этой антологии. Я бы даже мог сказать, что они определяют лицо сборника. Если бы составителя действительно заботила альтернативная классика как таковая. Но, как уже было сказано выше, его больше волновали другие проблемы. И тут уж ничего не поделаешь, Фауст.
цитировать
).
свернуть ветку
