Пан Анджей очень интересный писатель и великолепный собеседник, к тому же, как почти любой хороший технарь, вдумчивый аналитик — жаль с ним так скоро расставаться. Поэтому вот еще одно относительно свежее интервью, которое было опубликовано 30 мая 2019 года на сайте KAWERNA (https://www.kawerna.pl) под названием:
Адриан Тужаньский: Ты уже многие годы ставишь во главу угла рассказываемую историю, убеждаешь в том, что в расчет принимается не писательское мастерство, а концепт, интересный сюжет. Но как быть, если перо тяжелое, неумелое, неуклюжее? Может ли тот, кто держит его в руках, добиться успеха? Особенно в конкуренции с более опытными соперниками?
Анджей Земяньский: Та история, которую рассказывает писатель – основа всего. Она или найдет читателя, или не найдет. А тяжесть или легкость пера не имеет никакого значения. На рынке полным-полно графоманов, которые продают свои опусы миллионными даже тиражами. Ну и что из того, что они писать не больно-то умеют? Вероятно, им есть что сказать, в их душах кроется что-то, что интересует других потребителей. Сосредоточение на писательском мастерстве — это, разумеется, карма для критиков. Но в случае фантастики критики не оказывают ни малейшего влияния на рынок. Читатель всегда выберет то, что захочет прочитать, а не то, что хорошо написано. Начинающий писатель должен думать исключительно о том, что он хочет сказать. Через несколько лет он выработает свой стиль, но прежде всего наберется опыта. Начинать со шлифования формы – лишь зря время терять.
Анджей Тужаньский: А может быть у некоторых – вне зависимости от литературного мастерства или сюжета – просто хороший маркетинг?
Анджей Земяньский: Одним лишь маркетингом, по-моему, немногого можно добиться. Конечно, кинофильм или пристойная компьютерная игра моментально вознесут тиражи на какие-то невероятные высоты. Но рекламная кампания наподобие рекламы нового сорта мыла? Не сработает. Уж лучше тусовка, называемая литературной критикой – она, может быть, и вытащит какую-нибудь книжку под софиты. Но на количестве проданных экземпляров это мало скажется. Остается маркетинг, основывающийся на продаже личности самого писателя. Увы. Писатель подобен проститутке. Мы все вроде бы работаем за плату, но только писатель и проститутка должны при этом еще и нравиться клиенту. И вот такой подход к рекламной кампании имеет смысл. Но я все же не стану называть конкретные имена и фамилии во избежание линчевания.
Анджей Тужаньский: Из этого можно сделать вывод, что хорошая книжка не способна сама за себя постоять. Я прав?
Анджей Земяньский: Ровным счетом наоборот. Я долго думал над тем, что на самом деле может быть фактором, влияющим на достижение успеха на рынке, исходя из того, конечно, что речь идет о читабельном материале. Ну и после тщательного взвешивания различных элементов у меня вышло, что главное для достижения успеха – это… везение. Поэтому издатель вместо того, чтобы взвешивать “за” и “против”, должен, подобно императору Бонапарту, спросить у дебютирующего писателя: «Эй, парень, а ты удачлив?»
Анджей Тужаньский: Вот так у тебя и случилось с “Ахайей/Achaja” – просто повезло? Или все же, даже после многих лет писательского молчания, немного помогло имя?
Анджей Земяньский: “Ахайе/Achaja” повезло многократно.
Во-первых, я писал роман в те годы, когда границы открылись и издатели бросились переводить все, что появилось в этой области на Западе. Нас захлестнула «Америка», никто не хотел издавать поляков. И я писал “Ахайю” для себя, в ящик стола, вообще не надеясь на то, что когда-нибудь это сможет издаться. Поэтому я не заморачивался ничем – “the sky was the limit». Отсюда ругательства и вульгаризмы, отсюда действующие лица, которые похожи скорее на современных моих приятелей и приятельниц, чем на утонченных благородных героев античных историй. И лишь оттуда, из «гаражного» стиля написания родился ее оригинальный характер.
Во-вторых, после того, как польский книжный рынок захлестнула волна западной продукции, читатели поняли, что социализм и в самом деле ставил препоны изданию книг из-за железного занавеса, но он также берег нас от наводнения хламом. Когда это цунами прокатилось над нашими головами, читатели захотели чего-то другого, оригинального и более современного, чем американская классика.
И в-третьих, появилась “Fabryka Słów”. Новое издательство, не боявшееся экспериментировать, непослушное, наглое, дерзкое и уверенное в себе. Такой издатель мне и нужен был.
Вот так дела обстояли с везением. Если бы не сложились вместе эти три фактора (и множество других), трилогия наверняка лежала бы на каком-нибудь запыленном компьютерном диске, а я занимался бы чем-нибудь совершенно другим.
Анджей Тужаньский: Но на читательский прием романов «Памятника императрицы Ахайи» и «Вириона» ты, я вижу, не жалуешься. В их случае тоже помогло везение или, все же, громкое имя?
Анджей Земяньский: Это ария из совершенно другой оперы. Успешность первой серии принесла мне много читателей, которые хотели увидеть продолжение. “Ахайя” добилась чего-то такого, что Ромульд Павляк некогда назвал «нашептываемой пропагандой». Не рецензии, не маркетинг, а слухи, передаваемые «из уст в уста». Это тот паровоз, который потащил следующие тома.
Ну и, конечно, здесь я должен вспомнить о роли хейтеров. Вроде бы это всех касается, но, на мое счастье, “Ахайя” взбесила (wkurwiła) многих людей. И именно они образовали основу маркетингового аппарата, продвигающего очередные тома. В соответствии с довоенным правилом «неважно, что пишут, лишь бы фамилии не путали» эти хейтеры в значительной мере продвинули на рынке “Памятник” и “Вирион”. Какие это эмоции — хвалят тебя или поносят – не имеет никакого значения. Главное – повторяют название книги и имя-фамилию автора. Этого достаточно.
Поэтому, когда какой-нибудь растоптанный писатель спрашивает меня, не присоединюсь ли я к очередной антихейтерской акции, я всегда отвечаю: нет, не присоединюсь. Я не стану плевать в людей, которые мне гонорары приносят.
Анджей Тужаньский: Да, пожалуй, ты истый оптимист, если даже в хейтерах видишь нечто позитивное. А вот тогда я тебя спрошу: как ты смотришь на нынешнюю ситуацию на книжном рынке фантастики, которую некоторые уже окрестили «кризисной»? И ощущаешь ли ты вообще на себе результаты этого явления?
Анджей Земяньский: Я оптимист, и, к сожалению, мои знакомые считают это состояние моей души болезнью. В Польше никто не может быть оптимистом. Ну так я попросту решил выделиться из всех прочих. Я не вижу кризиса в фантастике. Более того, мне кажется, что именно фантастика вместе с детективно-приключенческой литературой спасает у нас положение с чтением книг. А то утверждение, что литература, как таковая, находится в кризисе, трудно оспорить. Это относится ко всему изменяющемуся миру. На этом фоне фантастика выглядит все еще молодой, здоровой и прекрасно себя чувствующей.
Анджей Тужаньский: В таком случае, может быть всем глобальным программам развития интереса к книгочитательству следует использовать фантастику как орудие для достижения своих целей?
Анджей Земяньский: Я абсолютный противник любых подобных программ и всякой организуемой сверху деятельности в этом направлении. Не чиновники, не правительство, и даже не активисты формируют действительность. Официальным факторам вообще нет тут места для проявления. Всегда их действие приносит больше вреда, чем пользы.
Все такие программы ведут к поражению. Возьмем хотя бы программу под девизом «Поделись своей книгой!» (то есть любым мусором, главное – бесплатно), «Читаем детям!» (а почему только скучные книжки?) или (это уже вроцлавский пример): «Здесь будет уважаемый и процветающий книжный магазин!» — закончилось это тем же, чем заканчивалось все остальное, спущенное чиновниками сверху. То есть ничем, убытками, растратой чужих денег, поражением и, что хуже всего, разочарованием.
Хочу сказать всем организованным группам: руки прочь от книг. Читатель сам решит. И если он решит, что книгам хана, тут уж ничего не поделаешь. Вероятно, так и должно было стать. Насильно жить ничего не заставишь.
Анджей Тужаньский: А если мы дойдем до состояния, описанного в “451o Fahrenheita”, только потому, что под нажимом не сверху, а снизу потребители перестанут – за малым исключением – обращаться к литературе, тяга к чтению атрофируется? Не придет ли в упадок наша цивилизация? Или, может быть, наоборот, возродится как феникс из огня и выглянет из пещеры, чтобы познать новые возможности?
Анджей Земяньский: Признаюсь, что я не очень понимаю этой вот привязанности к книгам. Что случится, если люди перестанут читать? А ничего не случится. Будем иметь общество, в котором люди не читают книг. Обрати внимание, что в этом моем утверждении нет ни эмоциональной, ни ценностной оценки.
Книги, конечно, развивают людей. Но буддийские медитации выполняют ту же роль. Что лучше? Не мне судить. Каким будет общество без книг, которого мы так страшно боимся? Не имею ни малейшего понятия, поэтому не могу сказать, будет оно лучшим или худшим, чем нынешнее.
Давай-ка, однако, постараемся не уподобляться древним грекам, которые уже несколько тысяч лет назад сетовали на упадок культуры и нравов. Кстати, эти греки, которых мы часто ставим себе в пример, имели, как цивилизация, очень мало общедоступных книг, да и те зачастую распространялись в устной форме (я говорю здесь о беллетристике и употребляю слово «мало» в его современном значении и понимании).
Анджей Тужаньский: Стоит ли так ожесточенно – как это привыкли делать в некоторых кругах – защищать традиционную книгу? Может быть, полезнее считать, что это лишь носитель содержания, на котором должен сосредоточиться потребитель. Хотя, с другой стороны, что скажет на это литература?
Анджей Земяньский: Традиционная книга наверняка выживет. Скорее всего – как виниловые грампластинки: для коллекционеров, хипстеров, утонченных знатоков; быть может, вернется мода на ношение с собой бумажных экземпляров. Книга, как и виниловая грампластинка – художественное изделие, которое приятно видеть, держать в руках, гладить… Нет, я не боюсь, что книга исчезнет.
Скорее уж я боюсь того, что с ней случится нечто подобное тому, что случилось с современной музыкой. Заплати какие-то мизерные деньги за абонемент и читай, что хочешь. Словом: заменим литературу на одну гигантскую библиотеку. И все вроде бы путем, только автору уже на такой библиотеке выжить невозможно. И на хипстерско-коллекционных изданиях тоже. И наверняка рынок тогда разделится на писательские звезды, продвигаемые крупными издательствами, и планктон для заглатывания в однотонной струе, без распознавания отдельных названий.
Анджей Тужаньский: В принципе кое-где на рынке уже видна реализация твоих опасений, ведь уже есть писатели en vogue (и большого калибра), которые определенно доминируют в книжных магазинах и литературных салонах. Как по-твоему, повредит ли рынку такой путь развития? Или даже читательству вообще?
Анджей Земяньский: Трудно сказать – я не специализируюсь на рыночной продаже. Однако я больше опасаюсь “streaming”-а книжек, а точнее более широкого явления, девиз которого звучит так: «Дешево! Дешевле! Даром!!!». Уже даже до парикмахеров дошло, что дешево и хорошо вещи несовместимые. Отсюда те предупредительные таблички, которые они вешают на дверях своих заведений: «Здесь придется раскошелиться!» А на рынке только и слышишь: цена, цена, цена! Ну, я не знаю. Регулирование сверху ничего не даст. Замыслы гигантов, вроде Amazon-а – это просто отклонения от нормы. Онлайн-библиотеки постепенно превращаются в этакий Spotyfy, где уже ничего нет важного, лишь бы подсовываемая алгоритмом книжка имела ту же тему, тот же ритм, те же настроение и стиль.
Анджей Тужаньский: Получается, что именно такие действия приводят к уничтожению в литературе индивидуализма, разнородности, а даже своего рода авангарда. Как велика у нас – на польском рынке – эта угроза? Наблюдаются ли у нас более заметные, чем прежние, симптомы развития этого явления в последней декаде?
Анджей Земяньский: Не могу ответить на вопрос, касающийся последней декады в нашей литературе, потому что… я книг не читаю. То есть не читаю беллетристику. Давно перешел на мемуары и воспоминания, биографии, документалистику и исторические исследования. И совершенно не разбираюсь в современной литературе.
Анджей Тужаньский: Тем не менее, это не мешает тебе писать художественные произведения. Если тебе ближе литература non fiction, почему ты ее не пишешь? Почему не описываешь свои путевые впечатления в ходе путешествий или ход мыслей в размышлениях об архитектуре? Что в художественной литературе тебя так привлекает, что в ней такого, чего не может дать иное, не художественное, творчество?
Анджей Земяньский: Отказ от чтения произведений художественной литературы ничуть не мешает в написании таковых. Когда-то я читал около 100 книг в год (то есть примерно одну книгу за три дня). И поэтому, прочитав около 1500 книг, назовем их «сюжетными», можно позволить себе прекратить дальнейшее их чтение. Меня в них ничего уже не сможет удивить.
А книг non fiction я не пишу потому, что у меня творческий процесс – всегда очень живое явление. Начиная книгу, я понятия не имею, чем в ней дело закончится. Поэтому на все многочисленные предложения написания исторической книги, я неизменно отвечаю: «Нет!» Я попросту не сумею написать книгу, когда заранее знаю, чем в ней все закончится.
Анджей Тужаньский: То есть ты еще не знаешь, чем закончится четвертый том, который ты сейчас пишешь? И, собственно, вся история “Вириона”? Поскольку, судя по слухам, четверка на корешке тома не станет завершающей в цикле?
Анджей Земяньский: Да, я еще не знаю, чем он закончится. И я понятия не имею, сколько томов будет насчитывать цикл. Теоретически, в четвертом томе должно завершиться описание молодости Вириона. А где-то в голове бродит описание его жизни в более зрелом возрасте. Когда он, будучи уже опытным фехтовальщиком, повстречается с Ахайей? Но как и когда это случится – я еще не знаю. Для меня сейчас главное – завершить приключения самой Ахайи. Ну и “Breslau Blitz” близится к завершению – но это уже совсем другая история.
Анджей Тужаньский: То есть вслед за четвертым томом “Вириона”, мы увидим продолжение “Ахайи” и “Памятника императрицы Ахайи”?
Анджей Земяньский: Скорее всего да. Но не обязательно так уж сразу. Со скрежетом продвигается “Breslau Blitz”, горько жалуясь на то, что “Вирион” выпихнул его из очереди, потому что неплохо умеет махать мечом, а он не хотел ввязываться в потасовку. Есть и несколько других замыслов. Во всяком случае пара описанных в “Вирионе” событий позволяет мне написать третью часть трилогии об Ахайе и окончательно ее завершить. Тем, кто интересуется хронологией и изменениями в ней, которые происходили с течением времени, я предлагаю ознакомиться с текстом „Чтобы это не было чешским фильмом/Żeby to nie był czeski film” на сайте http://ziemianski.com.pl.
Анджей Тужаньский: А нет ли среди этих замыслов написания романа в реалиях стимпанка под благодарным названием “Война часов/Wojna zegarów”?
Анджей Земятьский: О да, есть! К счастью, пока у меня нет еще ни схемы сюжета, ни даже его завязки, иначе уже началось бы нытье, участились попытки подкупа, хулиганские выходки в очереди. А потом забастовка!
Анджей Тужаньский: То есть, когда замысел разовьется, обрисуется, то он так «свербит», что не выложить его на бумагу попросту невозможно?
Анджей Тужаньский: «Свербит» — очень точное определение. Не дает покоя. Но не это хуже всего. Еще больше «припекает» замысел, когда начинаешь писать. Вот знаю, с чего начать, знаю – что хочу сказать и… ничего дальше. Ничего, разве только депрессию зарегистрировать… у дантиста… или как-то так.
Анджей Тужаньский: Случаются ли у тебя творческие кризисы? Ну или хотя бы ощущения неуверенности, когда ты не знаешь, в каком направлении следует развивать историю?
Анджей Земяньский: У всех они случаются, я тут никакое не исключение. Это, по правде говоря, кошмар, но надо научиться с ним жить. Нужно, однако, отличать обычные или сезонные ухудшения формы от полномасштабного творческого кризиса. Когда случается этот последний, обязательно надо отвлечься, поехать куда-нибудь, кардинальным образом сменить обстановку (например, отправиться на другое полушарие земного шара), перенаправить мысли на что-то другое, заняться спортом, потому что если этого не сделаешь, вскоре впадешь в депрессию и алкоголизм. А сезонные творческие кризисы можно преодолеть, приучившись к определенным процедурам. Вот мне плохо пишется в декабре – ну так и не надо себя насиловать, полезнее выехать куда-нибудь, погулять. Очень плохо действуют на самочувствие месяцы бурной погоды (февраль, март), здесь достаточно взять себе за правило написание определенного количества страниц и этой нормы придерживаться. То же самое – с теми месяцами, когда стоит прекрасная и благоприятствующая погода (в июле, например). То есть благоприятствующая всему, кроме работы за письменным столом. И тогда тоже соблюдение нормы спасет от депрессии. А вообще, если кому-то уж очень припечет, пусть встретится с приятелем, который торчит на работе с 7-30 до 15-30 плюс время на то, чтобы доехать, плюс изменчивое настроение начальника и низкая заработная плата. Это весьма отрезвляюще действует на меланхолию.
Подытоживая – не нужно брать это в голову. Творческий кризис – не конец мировой литературы. Он существует исключительно для того, чтобы спускать нарциссов с чрезмерным эго (то есть писателей) с небес на землю – во всяком случае, время от времени.
Анджей Тужаньский: Не секрет, что ты очень активен и часто выезжаешь в экзотические (для нас) страны. Не показатель ли это того, что ты чаще, чем сезонно, борешься с такими творческими кризисами, временными «затыками»? А эти путешествия – как раз лекарство (отчасти, по крайней мере). Ты уже как-то упоминал, что эти места (такие, как Гуйлинь) действуют на тебя вдохновляюще и позволяют развивать некоторые замыслы.
Анджей Земяньский: Нет, в основном путешествия – это либо поиски вдохновения, либо просто походы по местам славы каких-либо исторических деятелей, которых я позже, в несколько измененном виде, поселяю на страницах своих романов. Так, например, было с Кубой и походом по следам Че Гевары, которого я описал в “Памятнике” под прозвищем «дружище» Варик (“Koleś” Varik). «Дружище» — это как раз эквивалент аргентинского обращения «че», которое часто употреблялось доктором Геварой, но было не очень известным на острове. Во всяком случае я проследил наконец боевой путь дуэта Кастро-Гевара, потрогал даже пальцами тот знаменитый бульдозер, которым el comandante управлял лично, когда разрушал рельсовые пути, чтобы сдержать войска, направлявшиеся на подмогу диктатору… Все это нашло себе место в “Памятнике” как дань уважения одного писателя другому, потому что меня в этом человеке интересует не идеология, а романтизм и некоторые обнаженные им механизмы революции.
Подобным образом обстоит дело и с другими моими путешествиями. Кроме тяги к новым впечатлениям есть еще, как правило, надежда на какую-нибудь историю.
Анджей Тужаньский: Гм… То есть в ходе путешествия или какого-нибудь распознавания романа можно случайно наткнуться на какого-либо героя, какое-либо место или событие, которые прорастут в сюжете истории? Такое случалось уже с тобой когда-нибудь?
Анджей Земяньский: Непрерывно случается. А собственно, тут надо сказать, что это лежит в основе моего писательства. Я только и занимаюсь тем, что описываю те истории, которые разворачиваются вокруг меня. Разумеется, ни одну из них сразу же целиком. Но все, что я наблюдаю, все люди, с которыми встречаюсь, это элементы мозаики, складывающиеся позже в роман. Я только подбираю красивые цветные камешки. И ничего не выдумываю, потому что в этом нет нужды. Подчеркиваю: я только и исключительно складываю в одно целое частички, которые наблюдаю вокруг себя. Поэтому так важны для меня путешествия: они предоставляют мне возможность вырваться из того окружения, которое я знаю, облегчают наблюдение. Но совсем не обязательно это должны быть дальние путешествия. С этой точки зрения прямо-таки идеальны поездки на встречи с читателями. С каждой из таких встреч я возвращаюсь домой с головой, битком набитой новыми замыслами.
Анджей Тужаньский: Из этого можно сделать заключение, что ты практически во всем видишь источник вдохновения? Разве что разной силы?
Анджей Земяньский: Все вдохновляет – это верно. Тем более, что мне никогда не встречалась истина, как откровение – одним куском. Каждый текст, который я пишу – это мозаика из тысячи элементов, которые я наблюдаю и складываю в единое целое. Я повторяю вновь и вновь, что я ничего не придумываю. Все уже было: или в фактах на страницах учебников истории, или в ежедневных газетах, или на городских улицах. Героями выступают живые люди (зачастую хорошо знакомые).
Ну… что ж. Я могу повторить, что это постмодернизм, что я создаю всего лишь коллажи из тех элементов, которые уже были, ничего нового не выдумываю, но мне и так никто не верит.
Анджей Тужаньский: То есть ты хочешь сказать, что вообще все уже когда-то было сказано? И лишь возвращается в новых формах, с помощью новых медиа, новых взглядов иле одеяний, хотя неизменно опирается на одни и те же, подобные или гибридные основные положения.
Анджей Земяньский: Конечно же, все уже было сказано. К счастью, никто не в силах объять необъятное – целиком все, что возникло. Значит, можно смело манипулировать ложными воспоминаниями, выдавая их за настоящие.
Ну а если серьезно — иногда, когда я читаю написанное без малого две тысячи лет назад (хотя бы «Метаморфозы» Апулея), автор этих строк мне кажется более духовно близким, чем коллега, который занимается писательским творчеством сейчас и здесь. Я предпочитаю возвращение к «Метаморфозам» многим современным вещам. Ну а тот, кому Апулей не понравится, пусть возьмется за Бокаччо. Он писал гораздо позже Апулея, но о том же самом. Или за Пазолини. Это уже современность, а тема та же. Так перечислять можно до бесконечности.
Анджей Тужаньский: То есть можно допустить, что мы живем во времена неустанного пародирования? Говорим о тех же самых делах и событиях, всего лишь актуализируя их или стилизуя языком, стаффажем, конструированием или описанием героев.
Анджей Земяньский: Скажу больше. Жак Делюмо как-то писал, что если бы у средневекового автора спросили, почему он не пишет что-то новое, а вращается в замкнутом круге издавна известных тем, он бы наверное ответил: «А зачем искать что-то новое? Ведь хватает старого, уже испытанного...».
То, что мы должны ежедневно иметь что-то новое – только миф. Только упаковка. Мы делаем точно то же, что в средневековье, только располагаем немного большей базой, значит и возможностей компиляции у нас больше. Лишь немного больше, к сожалению. Я обращаю на это внимание, когда смотрю иногда новейшие фильмы и предугадываю, что там будет дальше, поскольку видел реализацию тех же самых сценариев в своей молодости. Они подавались тогда в другой упаковке, с иначе расставленными акцентами и реализованными с применением других технических средств. Когда я смотрю «Искателей потерянного ковчега», то перед глазами возникает «Человек из Рио», какая-нибудь «Мумия» тут же воскрешает в памяти «Золото Маккенны» и так далее и тому подобное. Не дадим себя обмануть – не получаем мы ежедневно новые вещи. Их уже даже не разогревают – это серийная продукция.
Анджей Тужаньский: Если так трудно создать новую и полностью оригинальную историю, тему, сюжет, может быть стоит, вместо того, чтобы, выбиваясь из сил, их мастерить, сосредоточиться на шаблонах и технологиях изложения уже существующих? Попытаться сложить в паззлы не до конца подогнанные элементы различных литературных тем, но так, чтобы получился не гротескный, а достоверный культурный текст. Ну и, прежде всего, позаботиться о том, чтобы текст этот был интересным для потенциального читателя.
Анджей Земяньский: Я бы предложил не заниматься всем тем, что мы называем творческой техникой. Все это вообще не должно автора заботить. Единственное, на чем стоит сосредоточиться – это на изложении истории. Той истории, которая под завязку насыщена личностью автора, его переживаниями, состоянием разума. А технику подскажет подсознание, а потом накопленный опыт.
Ну вот сейчас кто-нибудь скажет: «Ты же только что утверждал, что оригинальной истории вообще рассказать невозможно, а теперь говоришь, что ее нужно строить из оригинальной личности и оригинальных переживаний писателя». Да, говорю – и в этом не ничего противоречивого. Поскольку ни личность человека, ни его переживания не столь оригинальны, как ему кажется. Повторяемость и умственных способностей, и событий – огромна. Так давайте расскажем о том, что знаем и будем при этом достоверными. Не новаторства следует добиваться – всего лишь достоверности. А писать так, чтобы это было привлекательным для читателя – прямой путь к неудаче. Пишем так, чтобы нам самим захотелось это прочитать.
Анджей Тужаньский: Гм-м… В таком случае разве это не говорит о том, что и мы, как читатели, не слишком оригинальны в ожиданиях и выборе книг для чтения?
Анджей Земяньский: Я не могу давать оценку читателям, потому что не имею понятия о том, чем они руководствуются. Я сам читатель и могу говорить только про себя. И тут (у меня во всяком случае) так, как в жизни: главную роль в выборе книг для чтения играет «посредник». В психологии это тот человек, которому мы доверяем и к советам которого прислушиваемся, когда делаем выбор. Это более широкое явление, не только с чтением связанное. Я, однако, много раз убеждался в действенности этого механизма. А он действует даже в том случае, если мы не подозреваем о его существовании.
Анджей Тужаньский: А кто был таким «посредником» у тебя, если это не секрет?
Анджей Земяньский: Когда-то им был мой школьный товарищ, который, в отличие от меня, читал, как тогда было принять говорить, «серьезную литературу». Благодаря ему я от «Виннету» Карла Мая сместился в сторону Воннегута, Хеллера, Гессе и всяких прочих книг, называемых ныне классикой.
Сейчас у меня такого посредника, пожалуй, нет, поэтому я беллетристику вообще не читаю. Иногда меня «озадачивает» кто-нибудь из читателей, но такое, по правде говоря, случается редко.
Анджей Тужаньский: А как ты сейчас выбираешь для чтения книги не художественной литературы? Вообще есть ли у тебя для этого какое-то правило?
Анджей Земяньский: Двумя способами. Есть вещи, о которых мне обязательно нужно знать, поэтому я покупаю все, что есть на эту тему. Ну а также похаживаю по книжным магазинам и беру то, что понравится. Иногда нахожу интересным интервью с автором, если он толково отвечает на вопросы, в этом случае охотно заказываю его книгу.
Анджей Тужаньский: Заканчивая разговор, хочу спросить: где читатели смогут встретиться с тобой в ближайшем времени? Готов предположить, что в связи с выходом романа «Вирион III: Адепт» появятся такие оказии.
Анджей Земяньский: Трасса рекламного тура планируется. Но… Она во многом будет подобна прошлогодней. Поскольку с нею есть все те же проблемы.
Читатели часто жалуются на то, что я не хочу приехать в их город, что езжу по одним и тем же местам. Но тут не во мне дело, а в инфраструктуре. В Польше имеется лишь несколько книжных магазинов системы EMPIK, располагающих салонами, где можно организовать встречи с читателями. Остальные – простые книжные лавки, где придется располагаться только в коридоре, а это сулит мало приятного как моим читателям, так и простым покупателям. «Книжный мир»? У них нет места. Ну и что мне прикажешь делать? Я живу во Вроцлаве, значит, если захочу (а я очень хочу) отправиться на восток, могу рассчитывать только на Жешув. Но тур не может состоять лишь посещения одного места. Ближайший к Жешуву салон EMPIK-а находится… в Гданьске (Варшава не в счет – там состоится презентация книги). Ну и что тут делать? Давай проанализируем возможности.
БИБЛИОТЕКИ. К сожалению, проложить трассу рекламного тура через библиотеки нет никакой возможности. С каждой из них нужно договариваться относительно организации встречи с читателями, а такие переговоры длятся не менее полугода и при этом не можешь знать, чем они закончатся. Как проложить трассу, если не знаешь, через какие пункты она пройдет, а через какие нет? И как такой тур рекламировать?
КОНВЕНТЫ. Вход на мероприятия конвентов почти всегда платный, это отпугивает читателей. И это не удивительно – что это за реклама, за которую платит сам адресат? Ну и во-вторых, кроме фэндома, конвенты нигде не рекламируются. Результат: на встречу со мной на конвенте в Лодзи пришли шесть человек (и большинство из них узнали о встрече из моего Twitter-а). В той же Лодзи, три недели спустя, в EMPIK пришли более пятидесяти моих читателей.
Ну и вот так это выглядит. Я легок на подъем. Если кому-нибудь из читателей захочется ускорить мой приезд, достаточно изъявить такое желание в ближайшей публичной библиотеке. Мой e-mail указан на моем www-сайте.
Февраль-март-апрель-май 2019 года.
