(ЖУЛАВСКИЙ на ЛУНЕ – окончание)
Что осталось от легенды
Поставленные эпизоды фильма «На серебряной планете» ошеломляют роскошью и суровым великолепием костюмов, необычной красотой кадров, невероятной работой камеры, безумно мечущейся вокруг сотен персонажей, холодной и аскетичной сценографией. Каждая сцена – это яростная атака на зрителя: внезапные «облеты» камерой экспрессивно играющих актеров, извергающих из своих ртов потоки слов. Жулавский, несомненно, дошел до границы способности восприятия виденного зрительской аудиторией.
Режиссер начинает иначе, чем писатель в книге. На внеземной исследовательской станции аборигены находят посылку из Космоса. Они доставляют ее двум астронавтам, обслуживающим станцию. В посылке содержится нечто вроде видеодневника, написанного Ежи – участником экспедиции на Луну. Режиссер, желая сохранить литературный замысел «рукописи с Луны», описывает всю эту экспедицию в стиле home movie. Камера «с рук», якобы случайные съемки, игнорирование пластики образов, посторонние шумы из-за кадра. Все хаотичное и рваное, лишенные драматичности кадры и ракурсы. Каждый поворот сюжета, который автор литературного источника развивал на нескольких страницах или даже нескольких десятках страниц, Жулавский излагает в одной сцене. Историю космической экспедиции мы познаем рывками, поэтому те зрители, которые не читали книги, могут иметь трудности со слежением за перипетиями произошедшего. Столь частое использование эллипсиса ослабляет эмоциональную силу литературного сюжета. Режиссер, желая применить инновационную форму, частично лишил драматизма первую часть фильма. На первый план выступает проблема обособления, культурной пустоты, окружающей космонавтов и потребности в ее заполнении. «Можно думать лишь тогда, когда веришь, можно верить лишь тогда, когда укоренился, — кричит в одной из сцен астронавт Петр. «Все так же, как на Земле. Тот же самый хаос. Та же самая ложь» — говорить он снимающему его на пленку Ежи. Анджей Жулавский следует здесь по следам своего двоюродного деда. Побег от земного зла, на поиски настоящей свободы и места, где все можно начать сначала, невозможен. Человек все принесет с собой: ту же саму боль, ту же самую муку.
Далее режиссер, откладывая книгу в сторону, приступает к изложению собственных идей. Лунный народ чтит Ежи как Старого Человека, и рядом с ним в его последних минутах на Луне находятся двое людей, а не один человек, как в книге. В соответствии с первоисточником, первый из этих людей – Ада, называющая себя жрицей Старого Человека. Второй – Актëр, которого нет на страницах книги. Это странный андрогинный тип, который готовится сыграть роль Старого Человека. В фильме «Жулавский о Жулавском» режиссер, высказываясь на тему актерства, утверждает, что оно выводится из религии, что первым актером был жрец или шаман – проигрывавший литургическое действо, литургический церемониал. Примерно о том же говорили Ежи Гротовский и Карл Густав Юнг.
Иллюстрацию этой мысли мы находим на экране. Жрица и Актер – это равнозначимые персонажи, оба они входят в сферу sacrum, оба представляют собой нечто вроде посредников, устами которых передается и распространяется сакральная суть. Жрица передает слова Старого Человека. Актер имитирует его жесты – сам по себе он не интересен, живет только для того, кого изображает. Введение этого персонажа служит обнажению театрального характера каждой из религиозных систем. Показу «откровенных истин» и разнообразных декалогов как форм сценария, который интерпретируется в зависимости от воли режиссера – жреца или властителя.
Вторая часть фильма открывается эпизодом битвы с оккупировавшими человеческие поселения шернами. Людьми предводительствует прилетевший на Луну и провозглашенный ими избавителем астронавт Марк. Поначалу он не принимает всерьез возникнувшую ситуацию; затем, уступая собственной гордыне, принимает на себя роль Победоносца. Его намерения относительно помощи лунному народу искренни, хоть и приправлены изрядной долей мегаломании. В фильме это эмоционально неустойчивый человек, ищущий смысл и цель жизни. Эти его поиски имеют характерную для Жулавского неистовость, подчеркиваемую экспрессивной игрой Анджея Северина и истерическим дубляжем Михала Байора.
Более того, режиссер дописывает персонажу мелодраматическую линию несчастной земной любви. Марк страдает из-за того, что ему отказала в любви Аза, но объясняет это собственной неспособностью любить. Аза, пребывающую в чувственной связи с Яцеком, пилотирующим ракету Марка, находится на космической станции. Жулавский, создавая из Марека человека без особых качеств, вписывает в его крикливые монологи всю проблематику произведения, относящуюся к предназначению человека.
Сценографически режиссер отказывается (вероятно по причине недостаточного финансирования) от показа описываемого в книге архитектонического богатства лунного города, в его фильме угнетенные шернами люди живут в бездонных подлунных туннелях.
Шерны
Из разгромленных коренных обитателей планеты остался в живых лишь их предводитель Авий, которого Марк приказал держать в заточении. Ежи Жулавский описывает шернов как существ «с волосатым телом», с «ногами с острыми кривыми когтями» и «ужасными шестипалыми ладонями, укрытыми под складками широких, перепончатых, нетопырьих крыльев». У них «беззубая пасть, окаймленная роговым наростом в виде широкого и короткого клюва с крючковатым зацепом посредине» и две пары глаз: «подглаза, служащие для близкого зрения, и дальнозоркие надглаза, в которых окружающие предметы расплывались в неясные пятна»… Писатель творит из них сосредоточение вселенского зла. Эти существа старше жизни на Земле, которые развились в цивилизационном отношении значительно раньше людей, но отринули все добытые знания, сочтя их ненужным багажом. Они живут за границами добра и зла, презирая человеческую этику и моральность.
В соответствии с намерением писателя, шерны должны были являть собою зеркало человеческой цивилизации, овеществление худших ее черт. В фильме коренные обитатели – это таинственные двуногие и крылатые существа. Вместо двух пар глаз (как в книге) у них глаз всего лишь один (как у циклопа), в центре лба. Плененный Авий, похоже, духовно превышает дискутирующего с ним Марка. Он передает свои мысли телепатически, с помощью зрительных образов, от которых Марк бьется в конвульсиях. Режиссер почти прямиком формулирует дефиницию шерна как юнговской тени: «Существует секта ученых, которые утверждают, что их (шернов) нет, он всего лишь отражение нас самих, извлеченное из мрака» — говорит Победоносцу один из героев фильма. В «разговорах» шерна Авия с Марком концентрируются все существенные мысли фильма, в том числе те, которые касаются предназначения человеческих существ. Жулавский творит из Авия сверхчеловеческое существо. Марек в каком-то моменте прямо называет его богом. Таковым видит его и краковский кинокритик Петр Клетовский: «Разговор человека со сверхъестественной бестией возносится до ранга разговора человека с Богом. “Он не говорит ничего, чего бы ты сам не знал” – говорит Марку его спутница. “Этот Бог, он в тебе” – добавляет она. Метафизика преобразуется в физику. Ответственность, присущая высшему существу, сбрасывается на плечи человека, который гнется под этим сверхчеловеческим бременем».
В фильме «На серебряной планете» режиссер представляет зрителям два персонажа, олицетворяющие фигуру Бога. Один из них – Ежи, о котором Клетовский пишет: «”Бог”, законодатель, всеведущее око, “бесстрастный человек”, задающий вопросы…» Второй – правитель Авий, инопланетное существо, которое равнодушно и с презрением наблюдает за людскими драмами. Оба являются представлением гностического злого Демиурга, владеющего миром.
Элементы гнозы
Согласно гностической доктрине, чтобы выбраться из ловушки действительности, поставленной злым Демиургом, нужно овладеть гнозой, то есть тайным знанием, разжечь в себе «божественную искру». Это поэтому Ихезал говорит Марку: «Этот Бог, Он в тебе». А Победоносец следует за этой мыслью. Мотив Ихезал, внучки главного жреца Малахуды, проводится режиссером иначе, чем в книге. В романе – это эфирная красавица, безнадежно влюбленная в Победоносца. Когда тот отправляется за море в страну шернов, Ихезаль переживает бурю чувств и, будучи отвергнутой Марком, дает опутать себя плененному Авию. В соответствии с поэтикой своего творчества режиссер заменяет платоническую связь физической, заставляя своих героев заниматься сексом уже при первой встрече. Несмотря на дословность, Жулавский представляет связь, объединяющих этих двоих, как взрыв настоящей любви, чувства, способного их спасти. Эта любовь, чистая и невинная, в фильме противопоставляется дикой страсти, чистой биологии, которую пробуждает в Ихезал шерн Авий. Параллельно этой линии режиссер строит связь Яцека и Азы. Яцек – астронавт, который на космической базе ожидает вестей от Марка. Его связь с Азой переживает кризис. Нафаршированный теми же наркотиками, которыми он потчует окружающих его аборигенов, Марк мечется, подвергая свою жизнь переоценке. Он не верит в любовь Азы. Помня о том, как она отвергла Марка, он полагает, что является лишь игрушкой в ее руках, которая рано или поздно разделит судьбу предшественника. К сожалению, эта линия – самая слабая во всем фильме. Лишенная драматургии, она ограничивается неустанными метаниями героев с места на место и извержением потока слов, из чего мало что следует.
Не известно, каким образом Яцек попадает на Луну и становится свидетелем казни Победоносца. Возможно это лишь сила отуманенного наркотиками воображения подсовывает ему такие картины? Возле креста, на котором висит Марек, стоит в белом одеянии Ихезал, подобно Марии Магдалене, которая не познала искупления своих грехов. Подойдя ближе, Яцек обнаруживает, что это уже не Ихезал, а Аза. Режиссер ставит знак равенства между судьбами обеих женщин, подтверждая таким образом справедливость сомнений Яцека.
В завершающих сценах (описанных за кадром Жулавским) Яцек снова находится на базе, где испытывает сердечный приступ и умирает. Одновременно он становится свидетелем своей смерти и, никем не обеспокоенный, удаляется из помещения, где лежит его тело. Что должны означать эти сцены? Может, то, что Яцек, в отличие от Марека, познав бренность этого мира, обрел эту самую вожделенную героями Жулавского гнозу. Высвободился из ловушки злого мира?
К висящему на кресте Марку подлетает освободившийся уже шерн Авий, который, усевшись на вершине столба, насмехается над несостоявшимся Избавителем. «Кто я?» — спрашивает его Марк. «Вот это» — отвечает шерн, показывая ему грязь, зажатую когтями. «Эта тьма, выйду ли я из нее когда-нибудь?» — спрашивает Марек. «Тебе больно, брат, не так ли?» — иронически спрашивает Авий. Видящий это Яцек стреляет в шерна. Тот, умирая в песке, повторяет: «…любовь, любовь…». Парафразируя слова Христа, умирающий Марек кричит: «Сила! Моя сила! Ты меня оставила». Он имеет в виду любовь? Если да, то Жулавский, хотел создать историю о бренности человеческой формы, из которой единственный путь спасения – это любовь.
Дилеммы Жулавского
Когда смотришь фильм «На серебряной планете», в голову закрадывается мысль о том, что режиссер так и не решил окончательно, какой фильм он хочет снять. Это должен был быть зрелищный научно-фантастический фильм или философский трактат в научно-фантастической оболочке? Сохранившийся 2,5-часовой обрывок (определение самого Жулавского) слагается прежде из наполненных экзальтированной поэтикой монологов. Кажется, что проблематика произведения захватывает художника, вынуждая его дописывать очередные сцены во вред для драматургии фильма. Несомненно, Анджей Жулавский, чего ему еще не доводилось испытывать на своем творческом пути, столкнулся с ограничениями киноформы, не способной удержать тяжести вкладываемой сути. Сам Жулавский в борьбе с «Лунной трилогией» видит окончательное определение собственного стиля. В его книге «Zaułek pokory/Переулок смирения» читаем: «Серебряная планета была концом школы. Никто и позже этого не понял: мои фильмы были по-прежнему чем-то особенным, но их свойства стали обретать отчетливую точность…» К сожалению, фильма в его окончательном, планировавшемся виде мы ни, черновик никогда не увидим. Остался эскиз, черновик намеченного фильма.
«А малая драма этого фильма и большая, желательно бы благородная драма нашей жизни будут сплетаться и дальше в общую сеть взлетов и поражений. Меня зовут Анджей Жулавский. Я режиссер фильма “На серебряной планете”»
Это последние слова, звучащие с экрана.
цитировать