Каждый месяц Алекс Громов рассказывает о 9 книгах
Каждый год все обыватели до единого сдавали нелегкий, в неделю длинной, экзамен, подвергались проверке, не отклонился ли кто от установленных норм…».
Филип К. Дик. Вторая модель
В первый, большой том коллекции рассказов, вошли ранние, написанные в 1947—1952 годах, в которых присутствуют все его основные темы: пришельцы и роботы, путешествия во времени и тотальный контроль над обществом, иллюзии и те руины, которые остались от мегаполисов. Сборник сделан тщательно, с авторским предисловием и введением, в котором рассказывается о литературной карьере Дика (он долгие годы жаждал признания, восемь не пристроенных реалистичных романов) и наборах применяемым им мотивов. В предисловии Дик дает определение научной фантастики, «объяснив, чем она не является». По словам самого Дика, «в научно-фантастических рассказах происходят научно-фантастические события, а в научно-фантастических романах изображаются вымышленные миры. Рассказы, собранные под этой обложкой, есть не что иное, как череда событий. Ключевая вещь в написании рассказа создание кризиса….»
Сам рассказ, давший название сборнику, включен в книгу предпоследним. Пугающая, завораживающая история, полная атмосферы обреченности и недоверия, давнего 1953 года написания, и спустя 70 лет выглядит, к сожалению, реалистичной. Для того времени это было слишком необычно, для нашего времени – вызывает вопросы и даже выглядит отчасти издевкой, если не сказать пародией на некоторые стереотипы. Но прелесть творений (особенно если учесть экранизации) – в визионерстве, стремлении заглянуть за грань скучного бытия, а не в романтике и сентиментальности, которая ему совсем не свойственна. Скорее – ирония с примесью паранойи…
Что ценно – сей фолиант завершают примечания самого Дика, частично – объемные, остальные – увы, нет. Так к «Любопытствующим» прилагается следующий комментарий: «Под маской прекрасного прячется отвратительное… В этом довольно-таки примитивном рассказе явственно видны зачатки мое главной темы: все вокруг не то, чем кажется. Считайте его чем-т наподобие репетиции…»
Кстати, и ко «Второй модели» есть комментарий: «кто человек, а кто только выглядит…». В 1995 году в Канаде вышел основанный на тексте произведения фильм «Крикуны». Мир после ядерной войны, все более совершенные роботы и прочие приметы постапокалитики.
«Мне с детства хотелось узнать, каким был наш мир до войны. Конечно, документальных пленок осталось немало, однако пленки – дело совсем другое. Хочу сам побывать там, погулять лично.
Знаете, говорят, будто до войны вокруг не было пепла! Повсюду пышная зелень. Пройди хоть десять миль, нигде не встретишь развалин. Вот на такое я очень, очень хотел бы взглянуть… В моей семье сохранилось несколько иллюстрированных книг, рассказывающих о былом…»
— Благополучно, — вздохнул Громострел с облегчением. — Я уже начал было тревожиться!
Соколиный Клюв соскочил с коня, быстрые пальцы разорвали лепесток надвое, он лизнул края, закрыл глаза, долго вслушивался.
— Ну что? — спросил Яфет нетерпеливо.
— Это первые цветы, — отозвался волхв. Увидев непонимающие лица, пояснил: — Не первые вообще, а первые этой весной. Последние горчат, а в этих слышится свежесть подземных вод…
Громострел сказал нетерпеливо:
— Ну и что?
— А то, — сказал Яфет резко, — что скачи обратно как можно быстрее! Пусть загонят всех коней и заморят волов, но чтобы завтра были здесь! А лучше сегодня к вечеру.
Волхв кивнул, в глазах тихая радость, что не понадобилось объяснять вождю подробно. Громострел послушно повернул коня, но все же спросил ошеломленно:
— Но зачем?
— А затем, — крикнул Яфет свирепо, — что это дерево, если его можно назвать деревом, будет сыпать лепестки еще с неделю! И тогда нам уже не пройти.
Громострел присвистнул, а конь под ним сорвался в галоп, будто был его продолжением.
Волхв указал на дальнюю гору, вершина которой терялась в низких тучах:
— Видишь?
— Гору, похожую на гриб? — уточнил Яфет.
— Нам несколько дней ехать под сенью Мирового Дерева. Оно цветет раз в тысячу лет, но зато засыпает лепестками всю долину. Я читал про это в древних книгах, когда еще был учеником. Кто бы думал, что сам проеду близ этого древа!»
Юрий Никитин, Юрий Молчан. Яфет
Бывший правитель Вавилона Яфет со своим народом идет в земли гипербореев. Люди измучены, но останавливаться нельзя – за спиной враги, преследователи. С небес сыплются лепестки, благоухающие ароматом роз, но здесь не на что выменять драгоценное масло, которое из них сочится.
Более того, приходится спешить, чтобы не увязнуть в огромных, выше человеческого роста, кучах тех самых лепестков и не увязнуть в застывающем масле. Великое Мировое Дерево, его ветви заслоняют небо, наводя постоянный зеленоватый сумрак… Оно цветет так редко, надо же было столь неудачно попасть в эти места.
Хотя с другой стороны, хорошо, что только лепестки цветов, а не плоды падают сверху. Впору задуматься, стоило ли затевать строительство той самой башни? И Яфету приходится искать ответ на такие вопросы.
Рубежи этой странной земли охраняют великаны, с одним их которых беглецам приходится сражаться. Водятся здесь и другие странные создания. Например, грандиозные волны океана выбрасывают на берег загадочных рыб с головами, похожими на человеческие. Но нет времени разбираться с такими тайнами – враги настигают. Те, кто идете им навстречу, знают, что направляются на верную гибель. Но они спасают остальных.
Роман вышел в серии «Трое из леса возвращаются» и содержит множество отсылок к другим книгам о «Троих».
«Внезапно из воды с ревом взметнулось длинное скользкое тело. Стоящий у самой кромки воды Яфет едва успел выхватить меч, как оно тут же рванулось к нему. Огромный и толстый в обхвате змей оглушительно ревет. С чешуйчатого тела во все стороны летят брызги.
Голова с раскрытой и полной зубов пастью оказалась прямо перед Яфетом. На миг тцара парализовал накативший ужас. Но потом сердце принялось учащенно биться. Меч в его руке ожил, стальной клинок образовал вокруг полупрозрачную стену. Он рубанул, метя прямо в эту уродливую темно-зеленую морду.
Краем глаза заметил, как рядом оказался Громострел со Львом и Шатур с остальными воинами. Кто-то бросился вперед и встал между Яфетом и змеем, но морская тварь отшвырнула бедолагу в сторону, и пасть на длинной толстой шее рванулась к тцару.
Его сбило с ног, сверху накрыла ледяная вода. Вокруг туловища резко обвилось и сдавило, подняло в воздух. Меч вырвало из руки, он камнем рухнул в воду. С высоты Яфет узрел всполошившихся соратников, все спешат ему на помощь. Шатур ревет как медведь, размахивает мечом.
Наконец по ушам ударил исполненный боли крик змея».
все мы существовали на самом деле.
По ночам, когда работа прекращалась, некоторые из нас вставали вокруг ее головы и смотрели в ее огромные круглые глаза. В них читалась печаль. Или печаль с примесью ярости. Глаза ее были намного больше человеческой головы. Ее лицо не напоминало ни мужское, ни женское, а может, наоборот, сочетало в себе и мужские, и женские черты. Ее взгляд заключал в себе весь наш труд, но также нашу потерю, нашу любовь, наши жизни. Порой, находясь рядом с ней, мы думали или чувствовали мама, но вкладывали в это слово иной, новый смысл, дотоле неведомый.
Мы были невозможно возможным голосом тел.
Некоторые из нас родились здесь, другие были сыновьями и дочерьми матерей и отцов из далеких мест. Наши матери и отцы бежали от голода, нищеты, оккупации, войны и зверств. Они бежали оттуда, где оставаться было нельзя, и потому пересекли океаны и пустыни. Они рассказывали о преследованиях и бедности, а еще – о бескрайних холмах, закатах над песками и об экзотических цветах с названиями, хранившимися в наших сердцах. Покидая свой край, они испытывали грусть и облегчение, но прибыв сюда, чувствовали то же самое. Мы говорили о жестокости и красоте и вспоминали красоту родных мест, но крошечные ручки родившихся на новой земле младенцев тоже были красивы. Чтобы приехать сюда, мы разомкнули объятия со своей прежней родиной".
Лидия Юкнавич. Потрясение
Роман, в котором обстоятельно (хотя и своеобразно) рассказывается о близком грядущем, в котором все-таки случилось глобальное потепление, уровень вод на планете ощутимо поднялся и часть суши оказалась затопленной. Да, вода в этом варианте незаменима, это жизнь и смерть. Затонувшие города, зато – говорящие киты. Ну на те месте, которые не залило, стали прибывать беженцы и жизнь большинства людей сильно упростилась и озадачилась по сравнению с прежними донаводненными временами. Вот такая не перспективная антиутопия.
Героиня книги юная Лайсве, лишившихся части близких родственников, искренне хочет помочь тем, кто ещё жив. Странствуя сквозь водные глади, общаясь с совершенно разными персонажами (среди них те, кто возводил статую Свободы, ставшую подводным чудом света) и те, оказался в подводной тюрьме) и даже с говорящей морской черепахой. Наш прежний мир непоправимо изменился, на месте нью-йорских покоев идут облавы. Книга — как мозаика, читателям приходиться справляться с разнообразными событиями и временам, с кучей новых проблем и несправедливостей. Но называть это просто антиутопией — будет несправедливо, роман — о реальном и нереальном, причём то и другое причудливо переплетено. Наверное, именно выражение "причудливо" наиболее точно характеризует сам роман. Хотя текст местами изыскано поэтичен, а с другой стороны – для лучшего понимания – лучше знать предысторию того реального, что по-своему обыгрывается в романе.
«Монетка была сложным предметом, артефактом. Не первый раз в её голове промелькнуло слово вор. Это слово использовал отец, но она бы не стала так называть своё занятие. Чтобы она не держала в руках, отец всегда доставал это из её ладони и внимательно осматривал, опасаясь, что она навлечет на них беду.
Она называла себя другим словом: курьер... Лайсве считала, что ношение предметов делало её участницей так называемой "подпольной экономики", о которой она читала в разрушенной библиотеке. Именно из книг она узнала, что люди тоже иногда переносятся вперёд и назад во времени. И что некоторые иногда попадают в неправильное время: таких людей нужно перенести в нужное время…»
Фарид Асадуллин. От Кучки до Гайнутдина: мусульманский мир Москвы
Столица России – древний город, изначально и всегда бывший многонациональным. Эта книга посвящена истории мусульманской общины Москвы с момента ее основания до наших дней. Автор уделяет внимание в первую очередь тем, кто жил в Москве из поколения в поколение. Но также он рассматривает различные аспекты городской жизни, связанные с тем, что Москва традиционно имела прочные торговые и культурные связи с восточными государствами.
На эту традицию накладывались волны увлечения восточной экзотикой в позднейшее время. Множество архитектурных памятников, в особенности эпохи модерна и близких к ней периодов, украшены орнаментами-арабесками, арками в восточном стиле и в целом напоминают о далеких восточных краях. Также в Москве традиционно существовали подворья для купцов, приезжавших с Востока.
В книге, изданной в серии «Московская библиотека», рассказывается о том, как выходцы из мусульманских земель приезжали в Москву по торговым делам, а иной раз и искали здесь спасения от бедствий и гонений. Их потомки становились коренными москвичами, сохраняя при этом важные черты своей традиционной жизни, умножали неповторимое многообразие облика и обычаев великого города.
«Особый научный интерес вызывают византийские серебряные монеты с изображением византийских императоров, а также монеты сасанидских царей, в которых присутствовало имя халифа или его наместника и какое-нибудь известное кораническое изречение вроде «басмалы» («во имя Аллаха»). В 1837–1838 гг. при рытье котлована под здание храма Христа Спасителя на глубине 5 метров были найдены отчеканенная в Мерве в 862 г. тахиридская монета с упоминанием имени халифа аль-Мустайна и аббасидский дирхем, датированный 866 г. Аналогичные находки материального характера (металлическая посуда, образцы оружия и др.), арабо-мусульманская атрибуция которых не вызывает сомнения, были обнаружены в слоях IX–Х вв. и в других уголках Москвы, на границе Московской и Тульской областей, а также в Ярославском Поволжье. В статье «Начало Москвы» (1946) М. Н. Тихомиров отмечал, что «люди, владевшие арабскими монетами, жили в разных концах обширной территории, занятой современным городом». Можно резонно предположить, что среди первых жителей Москвы арабскими монетами, кроме московских купцов, торговавших с Арабским Востоком, владели и их прямые пользователи — люди тюрко-исламского либо персидского происхождения. Добавим, что в запасниках Государственного исторического музея Москвы и в Государственном Эрмитаже находятся попавшие в Россию разными путями уникальные монеты, например, омейядского периода, чеканеные в 104 г. х.* (722–723 гг. н. э.) в г. Васите (современный Ирак) халифом Язидом II, или аббасидские дирхемы багдадской чеканки при халифе ал-Мансуре 149 г. х. (766–767 гг. н. э.) и при халифе Харуне ар-Рашиде 184 г. х. (800 г. н. э.). Именно эти данные нумизматики как важного направления изучения истории Москвы дают основание говорить о более древнем, чем сегодня принято, возрасте столицы».
«Слава Богу! Все у нас в Москве хорошо и спокойно. Хлеб не дорожает и мясо дешевеет. Одного хочется, чтоб злодея побить, и то будет… берегитесь одного: пьяниц, да дураков: они распустят уши, шатаются, да и другим в уши в расплох надувают. Иной вздумает, что Наполеон за добром идет; а его дело кожу драть: обещает все, а выйдет ничего. Солдатам сулит фельдмаршальство, нищим золотые горы, народу свободу; а всех ловит за виски, да в тиски… Государь изволил приказать беречь матушку Москву; а кому ж беречь мать, как не деткам!»
В другой «афишке» Ростопчин клялся своей жизнью, что Наполеон никогда не войдет в Москву, и призывал не поддаваться панике и не покидать город».
Владислав Аксенов. Война патриотизмов: Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи
В начале книги кратно рассказывается о понятии патриотизма и его возникновении. В Античной Греции предтечей патриотизма был идеал «аретэ» — доблесть, добродетель, т.е. воспитание человека, готового пожертвовать жизнью и имуществом ради своего отечества. Особенно если это касалось нашествия чужих войск и установления чужой власти. Древние греки именовали патриотами своих соотечественников, а поскольку страна состояла из отдельных государств – полисов, то патриотизм представлял себе любовь к Родине в локальной форме – как малому отчеству, своему родному «очагу».
Расширенная трактовка патриотизма возникла и стала распространенной в эпоху Просвещения.
Патриотизм именно как государственная доктрина стал популярный и почти повсеместным во время Французской революции, появления «Марсельезы» и государственного флага. Позже французский патриотизм стал консервативной идеологией.
В 1901 году была опубликована статья Герберта Уэллса «Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль», в которой Уэллс утверждал, что патриотизм разжигает национальные конфликты и провоцирует войны.
В годы Первой мировой войны в Российской империи пропаганда рассказывала о немецких зверствах, пугая тыловое население. В газетах император Вильгельм II представал перед читателями в качестве Антихриста, русская армия – как святое воинство, а сама война – как решающая битва грешников с праведниками.
На отечественных плакатах Вильгельм II был изображен в виде чернокнижника. Так на плакате «Германский анархист» германский император был нарисован едущим на борове с саблей, а за спиной Вильгельма II сидел бес. На плакате Н.К. Рериха «Враг рода человеческого» Вильгельм II был изображен с хвостом и копытами, и держал в руках черепа.
В полицию поступали многочисленные доносы на соседей, знакомых и не знакомых лиц, среди которых были и те, кто «устраивал ночные оргии употреблением немецкого языка». Соседей массово подозревали как в рытье подземных ходов (к стратегическим объектам, заводам и складам), так в использовании таинственных шпионских механизмов. К шпионским атрибутам, по народному мнению, относились фотокамеры и бинокли с подзорными трубами. Также были доносы на появление антенн шпионской радиотелеграфной станции, откуда немецкие агенты передавали сообщения прямо в Берлин. Подземные ходы обычно при обысках подозрительных мест так и не обнаруживались, хотя бдительные «очевидцы» постоянно слышали шум производимых подземных работ.
В газете «Петроградский телефон» в октябре 1914 года была опубликована статья «Поголовное сумасшествие немцев», где ссылаясь на французского ученого-психиатра доктора Тулуза было сказано. Что весь германский народ во главе с кайзером заболел опасной душевной болезнью – особой формой массового психоза.
«Историк, археолог В. А. Городцов отмечал диссонанс, порожденный видом «народных» (стихийных) и «союзнических» (организованных) манифестаций в Москве. Первые отличались тревожным настроением и сосредоточенностью; вторые — не только лучшей организованностью и оснащением (флагами, портретами, лозунгами), но и хулиганским поведением: мальчишки-оборванцы, подстрекаемые черносотенцами, во время пения гимна подбегали к прохожим и сбивали с них шапки. «Вообще все манифестанты-флажники производили на меня нехорошее впечатление и казались собранными черной сотней для проявления их гнусного патриотизма, приведшего Россию к настоящим дням», — записал ученый в своем дневнике 20 июля 1914 года.
Следует также учесть, что в рядах искренних патриотов оказались те оппозиционно настроенные россияне, которые приветствовали войну как начало конца самодержавной России, предчувствуя, что она породит революцию. М. Палеолог обращал внимание на то, как по-разному представители власти и общества объясняли природу патриотизма: в то время как министр внутренних дел Н. А. Маклаков радовался тому, что война положила конец рабочим забастовкам, другие объясняли это переходом протеста на новый уровень — в результате национального единения должна была расшириться социальная база противников самодержавного строя».
Нестор Махно. Воспоминания
Нестор Махно – человек, в 29 лет создавший уникальную повстанческую республику Гуляйполе и прозванный «батькой». Еще при жизни о нем ходили самые невероятные слухи, позже превратившиеся в легенды и мифы. В советские времена, повторяя «Краткий курс истории ВКП (б)», многие считали, что Махно – бандит с большой дороги, грабитель, убийца, оборотень, вдохновитель погромов. Как анархист, Махно выступал за равенство всех народов и пресекал проявления антисемитизма
Крайне драматична история взаимоотношений Нестора Махно с большевиками, которые решили для совместной борьбы с Врангелем заключить договор с «батькой». Махно в свою очередь рассчитывал на то, что после разгрома белогвардейцев большевики, оценив по достоинству его военную поддержку, разрешат махновцам создать автономию на родной украинской земле на основе самоуправления. Нестор Махно не желал договариваться и помогать белым, возвращая прежние царские порядки. Он говорил: «Золотопогонники чуть было не вошли в Москву. Если бы не повстанцы, то над революционной Россией уже давно развивался бы трехцветный самодержавный флаг».
Кавалеристы Махно, вместе с красной конницей, форсировали Сиваш. После победы над белыми начался террор против них. Махновцы были следующими… Обманутый советским правительством, после совместного разгрома Врангеля, с остатками своей армии Махно вынужден был уйти за границу.
При этом со временем совершенно забылось то обстоятельство, что Махно бывал в Кремле и встречался с Лениным. Подробности этой встречи и разговора с вождем революции, а также свои эмоции и впечатления, «батька» изложил в «Воспоминаниях».
«- Анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы, но близорукие фанатики, пропускают настоящее для отдаленного будущего... — И тут же просит меня не принимать это на свой счет, говоря: — Вас, товарищ, я считаю человеком реальности и кипучей злобы дня. Если бы таких анархистов-коммунистов была хотя бы одна треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы идти с ними на известные условия и совместно работать на пользу свободной организации производителей.
Я лично почувствовал, что начинаю благоговеть перед Лениным, которого недавно убежденно считал виновником разгрома анархических организаций в Москве, что послужило сигналом для разгрома их и во многих других городах России…»
«Оказывается, местный житель Лео Миноза отправился в пещеру, где постоянно находил различные керамические изделия, принадлежащие древним индейцам, а потом продавал их коллекционерам. Направляя умерших в загробный мир, их снабжали различными бытовыми предметами, к том числе и керамической посудой с едой. За ней и охотился Лео. В свой последний заход он нашел особо ценный предмет – керамический кувшин с зерном, однако вынести его он не успел. Кусок скалы, служивший пещере потолком, рухнул и придавил ему ноги.
Местные жители боялись спускаться в пещеру, которую, как они полагали, охраняли духи умерших индейцев, наславшие кару на Лео за то, что он грабил умерших.
Но Чак был чужд этим предрассудкам. Прихватив тяжелую камеру, он спустился в пещеру и быстро нашел Лео, придавленного обломками скалы. Сфотографировав беднягу, он выбрался на поверхность и описал все произошедшее на бумаге… На следующий день о происшествии в Эскадеро узнали жители Альбукерке, а после того, как статья была перепечатана другими газетами – и вся страна.
Люди, узнав о случившемся, стали прибывать в забытый богом поселок. Вскоре вся площадь перед скалой Семи Ястребов была запружена автомобилями…»
Гарена Краснова. Часы отчаяния: классический нуар и его герои
Так начали развертываться события фильма «Туз в рукаве» (1951), ы котором описывались деяния скандального и циничного. журналиста Чака Тейтума, сыгранного Кёрком Дугласом.
Сам термин «нуар», появившийся после окончания Второй мировой войны, были придуман французскими критикам. Но долгое время этот киножанр оставался вне внимания критиков, анализировавших и разбиравших такие популярные жанры как криминальный фильм и мюзикл. «Нуар появился на исходе целой серии обрушившихся на Америку кризисов, включая Великую депрессию, Вторую мировую войну, «холодную войну», значительно поколебавших веру в американскую мечту».
Режиссер Эдвард Дмитрык в 1945 году снял фильм « Загнанный в угол», в котором рассказывал историю канадского офицера, вернувшегося из лагеря военнопленных в деревню, где его должна ожидать невеста. Но ее убил палач, который сотрудничал с немцами. Официально это негодяй умер, но главный герой в это не верит. Чтобы отомстить за любимую, он становиться частным сыщиком, отправляется в Аргентину, где обитают как беглые нацистские преступники, так и охотники за их головами. Ре находит жену палача, надеясь через нее выследить его самого, но оказывается, что их брак был фиктивным. Найдя палача и убив его, он видит, как подъехавшая «жена» с интересом рассматривает лицо мужа, которого она раньше никогда не видела.
«Дмитрык снял немало нуаров, в том числе знаменитый фильм «Убийство, моя дорогая». Он превосходно использовал многие средства из арсенала нуара, например, игру теней, которая придает колорит этому несколько суховатому фильму».
В издании рассказывается о 60 фильмах-нуаров, созданных в 1940-1950-х годах. Среди их создателей – немало немецких кинорежиссеров, которые после прихода к власти Гитлера уехали в Америку, где и снимали свои картины, использовав при этом художественные принципы немецкого киноэксперессионизма. По словам автора книги, нуар не является жанром, а особой презентацией сюжета.
«Нельзя не отметить, что режиссеры нуаров очень любили снимать дождь, придавая этому природному явлению определенное символическое значение. Блестящие от дождя улицы создавали особую тревожную атмосферу, особенно если съемки проходили в ночную пору». В большинстве нуаров есть флешбэков, повествующих о прошлых событиях. Часто прошлое является подлинным ключом к настоящему. Сюжеты классического нуара по-прежнему востребованы кинематографистами.
«В 1960-е годы у всех на устах была лента «Спартак» (1960), поставленная Стэнли Кубриком. Он познакомился с актером на съемках военного фильма «Тропы славы» (1957). И хотя выбор у него был достаточно широк, он остановился на Дугласе. Имея хорошую физическую подготовку, актер был очень убедителен в роли предводителя восставших рабов.
1970-е годы были отмечены участием Кёрка Дугласа в фильме ужасов «Ярость».
Ибн Сина. Исцеление
В этом двухтомнике представлен русский перевод знаменитого труда Ибн Сины – одного из создателей медицинской науки в современном ее понимании. Этот видный мыслитель средневекового Востока был известен и в Европе, где его называли латинизированным именем Авиценна. Книги Ибн Сины не один век и на Востоке, и на Западе были основными учебниками по медицине.
Но интересы Ибн Сины не ограничивались только медициной. Он был специалистом во многих естественных и гуманитарных науках. В первой книге настоящего издания разбирается объект и предмет первофилософии, описано деление философских наук на теоретические и практические, разбираются вопросы теологии. Во второй том включены разделы, посвященные психологии, натурфилософии и логике, а также очерк о философских воззрениях Ибн Сины. Автор перевода с арабского языка, комментариев и очерка – доктор философских наук Тауфик Ибрагим.
«В авиценновском определении промысла указывается, что Первое наделяет вещи благами «сообразно их возможностям – положение, на раскрытии которого философ здесь не останавливается. Как он разъясняет в разделе «О возникновении и уничтожении», Божья щедрость дарует всякой вещи те [блага], которые сия способна воспринимать, и сохраняет ее [в бытии] столько, сколько она выносит – или в ее индивидуальности, как в случае с небесными телами, или в плане ее вида, как в отношении тел подлунного мира».
— Всё работать да работать. Надоело мне! — ворчит она.
Рассердился охотник, пообещал проучить как следует за такие слова и ушёл диких оленей промышлять. А жене сказал:
— Мусор в реку не выбрасывай, а то гостей накличешь.
Ушёл охотник, а женщина кое-как вежу прибрала, пошла мусор выносить, да и бросила его в воду. По-своему сделала: «Может, кто увидит, да и в гости заглянет».
Поплыл мусор по реке и увидела его чудьюльквик — пешая рать со своим предводителем...»
Евгения Пация, Станислав Панкратов. Саамские сказки
В красочном издании (иллюстрации Ирины Семикиной): предисловие, рассказывающее об этом народе и его традициях, и шесть самобытных сказок саамов, обитающих на Кольском полуострове, в суровом, но чудесном крае, полном разнообразных зверей и птиц. В давние времена не только рыбачили и охотились, но и успешно сражались с неприятелями, и сочиняли замечательные сказки, в котором рассказывали о маленьких волшебных человечках — чхакли,- которые помогают только добрым людям, о Солнце и о чудо-богатыре, который принёс солнце в страну вечной ночи.
«Давным-давно была на севере страна, где не светило солнце.
И луна не светила.
Совсем темная была страна.
Только звезды виднелись в черном небе. Но от звезд какой свет? Почти никакого. Одно мерцание…
Черное небо висело над страной, и так было темно, что люди различали друг друга по голосам.
И огня не знали люди Темной страны.
Жили они в вежах из дерна и прутьев, утепляли эти жилища как могли — землю насыпали, мхом утыкали… Но все равно дрожали от холода, потому что в Темной стране всегда дул лютый ветер с холодного моря, глухо закрытого льдом.
…Но однажды случилось: увидели вежники — едет вдоль высокого черного забора старик на олене. На белом олене, на чудесном олене.
Олень был такой красивый и такой белый, что от него исходило тихое сияние. И в этом сиянии увидели вежники лицо старика, простое и мудрое лицо старого человека, который много жил, много видел, никому не завидует и хочет оставить людям добрую память о себе.
— Здравствуйте, люди! — сказал старик и остановил оленя. — Какая глухая тьма в вашей стране, — сказал старик, и люди увидели его длинную седую бороду, почти до колен. — Неужели вы, вежники, никогда не видели солнца?»
цитировать