Перевод вот этой небольшой вещицы . Около 8000 тысяч знаков, щедро нашпигованных инверсиями, сравнениями и метафорами. Богатый образный язык оригинала. Не уверена, что вышло достойно. Форма в этой вещице первичнее содержания. А содержание довольно незатейливое: сказка о Золушке на новый лад.
Я прикрепила внизу поста оригинал. Критика и советы приветствуются.
Большое спасибо Anahitta за помощь в редактировании.
Полночь
Танит Ли
Под сводом роскошной, отделанной мрамором бальной залы зловещим светилом висели золоченые часы. Было без десяти минут полночь.
Только десять минут, и все. Затем придется исчезнуть. Но девушка… разве тут можно уйти?
Она перевела взгляд с циферблата на лицо молодого принца, своего партнера по танцу. Пара подходила друг другу, словно две половинки. Оба такие юные, такие красивые и так богато одетые, ведь не только принц был облачен в привычные шелка и бархат, но и девушка выглядела как особа королевской крови.
Она отвела взгляд от циферблата и вновь поглядела в лицо молодому принцу, что кружился с нею в танце на мраморном полу. Пара подходила друг другу, словно две половинки. Оба такие юные, такие красивые и так роскошно одетые, ведь не только принц был облачен в привычные шелка и бархат, но и девушка выглядела как особа королевской крови.
До чего же странное начало у этой истории! Была старуха, девушка ей иногда помогала, делясь объедками с кухни и, по возможности, принося еду получше, хотя и сама бедствовала. И вдруг, в ту самую ночь, когда злобные деспотичные хозяйки упорхнули в вихре оборок на бал, старуха зашла к ней — не через дверь, а прямо из камина — сбросила с себя лохмотья и годы и превратилась в прелестное, лучезарное создание.
— Пойди искупайся, — велело создание изумленной девушке, — и сажу из волос вымой. Как станешь чистой, найдешь наряд и все остальное. Явим всем твою истинную красоту.
Ошеломленная девушка повиновалась, не иначе как под влиянием чар. Шагнув из ванны, она тут же оказалась сухой и благоуханной, а через миг ее облекли белоснежнейшие шелка, что светились в темноте ярче свеженачищенных звезд; в косы вплелись бриллианты. А на ногах возникли туфельки такой необычайной красоты, что не отвести глаз.
— Они не хрустальные, в них удобно танцевать, — сообщило прелестное создание, неожиданно возникнув рядом.
Тут девушка увидела, что туфельки просто расшиты мириадами крошечных кристаллов, рассыпающих радужные всполохи. А сделав шажок, заскользила, танцуя, словно во сне.
— Снаружи, — молвила ее благодетельница, — тебя дожидается экипаж. Я его сотворила, — последовал тихий, возможно, хвастливый смешок, — из тыквы, но теперь он золотой. Шесть белых рысаков — мыши, но о том не знают даже они сами. Отправляйся во дворец и завоюй сердце прекрасного принца. Тебе нынешней не составит труда.
— Но это дары фейри. Утром они исчезнут, — пролепетала девушка, которую в последние ужасные годы насмешливо называли Пепелушкой, держали в рабстве и всячески унижали.
— Верно. Только не просто утром, а в первое же мгновение после полуночи, когда одни сутки сменяют другие. Ты должна уйти прежде, чем пробьет роковой час, иначе тебя увидят в лохмотьях, и ничего не получится.
— Но… — прошептала Пепелушка, бледность которой не смогла скрыть вся ее красота, — зачем тогда вся эта затея?
— Принц влюбится в тебя. Верь. Любовь не слепа, отнюдь. Он найдет тебя даже после того, как часы пробьют полночь. Понимаешь?
— Нет, госпожа, — начала было Пепелушка, но вдруг вспомнила свое настоящее имя: Эльвира.
Она поклонилась былой нищенке, которая умеет выходить из огня.
— Но все равно благодарю вас. Даже если эта ночь закончится для меня плачевно, возможность вкусить радость стоит любой боли.
Во дворе Эльвира обнаружила упряжку белых лошадей и невероятную золотую карету, села в нее и помчалась ко дворцу принца чуть ли не со скоростью света, на который сейчас походила сама.
Королевский сын сразу выделил ее из толпы. Эльвира его — тоже.
Обоих притягивало друг к другу как магниты: один из звездного серебра, другой из огненной стали.
— Я было подумал, на террасу упала луна, — сказал он, ведя ее по отполированному до блеска полу. — Но это оказались вы.
О чем они беседовали после? Началось с куртуазных любезностей, а потом, когда опьянели друг от друга, с губ срывались подобные стрелам фразы, в которых сквозили страстное желание и глубокая нежность, которой оба мгновенно прониклись друг к другу. Позабыв о мире вокруг, они кружились в гуще танцоров и разговаривали о любви — бесстыдно, порывисто, искренне.
И все же, несмотря на всю их искренность, Эльвира ничего не рассказала ему ни о себе, ни о том, что с нею случилось, ни о завистливых кознях приемной семьи. Ни слова о своем положении вечно грязной рабыни, днями копающейся в золе.
Она была не в силах признаться. Слишком боялась. Любовь не слепа? А как же платье из лунного света, бриллианты в волосах и туфельки, что кажутся волшебным образом сделанными из хрусталя? Принц счёл ее дочерью короля, своей ровней.
Эльвира все тянула с признанием, пока до полуночи не осталось лишь десять минут.
И вот — о боже! – стрелки золоченых часов неумолимо приближались к роковому мгновению. Восемь минут из десяти уже прошли. Осталось всего две. Она должна бежать… бежать так, будто спасает свою жизнь.
Позвольте мне остаться еще на минутку. Лишь на…
Ведь потом… О нет, прекрасный принц никогда ее не найдет. Каким образом? Ее же вновь упрячут в темноту. А со временем он и вовсе о ней позабудет. Иначе его сердце разобьется, как это уже случилось с ее собственным при мысли о голой пустыне отчаяния, что ждет ее после этой ночи.
Всего минутка, и уже полночь. Как медленно ползут стрелки часов… и как стремительно.
Ах, если бы Эльвира могла остановить время! Взять последние полминуты и растянуть их еще на одну ночь, еще на один час… ну, или хотя бы еще на десять минут…
— Любовь моя, — обратилась Эльвира к принцу.
И вот пара, что кружила по блестящему полу, не замечая толпы, прервала свой танец. Другие, видя это, последовали примеру. Оркестр внезапно замолк, но в зале еще какое-то время таяли призраки звука.
— Любовь моя, я должна…
Часы пробили. Первый удар из ужасных двенадцати — топор, что расколол ночную гладь.
Эльвира посмотрела в лицо возлюбленному. Его радостное веселье сменялось недоумением и тревогой.
Она высвободила свою руку из его и отстранилась.
Часы пробили. Второй удар. Ночь, уже расколотая вдребезги, рассыпалась черно-золотым снегом.
— Я... — продолжала Эльвира.
— Не покидай меня, никогда, — попросил он.
— Я...
Часы пробили. Третий удар. Дворец и сам город будто вздрогнули.
Собственные ноги в хрустальных туфлях показались Эльвире свинцовыми. Она должна подобрать свои мерцающие лунным серебром юбки и бежать, бежать во всей славе своей красоты, пока иллюзия не развеялась.
Часы пробили четыре, пять, шесть, семь…
Эльвира стояла как истукан. Будто и впрямь превратилась в каменную статую.
Возможность исчезнуть была упущена. Слишком поздно.
Сокрушительные удары топора превратились в тонкий отточенный меч, что вспорол созданный чарами образ.
Выпотрошенное белое платье вспенилось точно пух и растворилось без остатка, бриллианты пролились дождем и высохли напрочь, даже несравненные туфли… Да и как они могли остаться, если все, что было волшебным, исчезло? Туфли превратились в две зеркальные лужицы. Затем в сдвоенную тень от зеркала. А затем — в ничто.
Восемь, девять, десять, одиннадцать.
Двенадцать, проревели часы, возвещая приговор. Двенадцать. Двенадцать. Двенадцать. Казалось, эхо никогда не затухнет, но, спустя вечность снова воцарилась тишина.
Эльвира не убежала. И теперь стояла в толпе незнакомцев, за спинами которых, как она знала, скрыты ее врагини. Все эти люди не утратили своего лоска. Великолепный, прекрасный цветник, в чьих глазах расцветали потрясение, отвращение, а, может, и страх.
А прямо перед нею он… ее возлюбленный, ее принц, тоже обратившийся в бледную, каменнолицую статую.
На девушке была только грязная рубаха в пол. Волосы, пропитанные кухонным жиром и гарью, свисали на спину. От нее пахло уже не цветами и благовониями, а потом и тяжелым трудом, пеплом и агонией.
Любовь не слепа. Нет, любовь видит слишком многое. Любовь видит и становится шипованным хлыстом. О да, Элвира уже прочувствовала это в полной мере, когда мачеха и сводные сестры впервые набросились на нее, словно стая голодных крыс.
Эльвира ждала, не опуская головы, слишком пристыженная, чтобы стыдиться, и слезы были ей единственным украшением.
А он, принц, выбросил вперед руку, словно хотел оттолкнуть, но лишь сжал ей ладонь. Посмотрел в лицо, и в его глазах внезапно вспыхнуло солнце.
Он улыбнулся ей и со всей серьезностью произнес:
— Теперь я понимаю.
— Но… — Эльвира запнулась, — ты все еще желаешь со мной знаться… даже сейчас?
— Я понял, какая ты, с первого взгляда. И ты все еще ты. Какая же ты смелая, что осталась. Должно быть, очень меня любишь… возможно, сила твоей любви даже не уступает моей. Дамы и господа... — Принц повернулся к своим изумленным придворным, крепко сжимая почерневшую от грязи руку Эльвиры. — Вот моя будущая жена.