Типичное девичье фэнтези. Героиня школьница-тусовщица из нашего времени, и она же супер-воительница в фэнтезийном мире. Всё повествование на сугубом надрыве, героиня страсть как стремится положить живот свой на какой-нибудь алтарь. И ей это вполне удаётся.

Мир абсолютно не прописан, о нём не сообщается ничего, кроме того, что там есть враги. Язык повествования бедный, с большим количеством ляпов и неточностей.

Не следует организовывать рассказ с помощью текстов бардовских песен или стихов собственного сочинения. Хорошие стихи раздавят рассказ, плохие -- испортят окончательно. В данном случае стихи плохие. Прозаическая часть также изобилует ляпами.

Рассказ чрезвычайно небрежно написан. Масса ляпов, непростительных даже для Самиздата. «Надоедят битвы», «дочь окрестного лорда», «Воин дернул за веревку, так, что она едва удержалась на ногах». Автор вообще хоть раз перечитала, что она сама написала? А ведь по этим перлам будут судить о всём, что сделала автор. Тексты выложены в открытый доступ, их уже не спрячешь.

Система уголовного судопроизводства середины 20-х годов прошлого века, с различным подходом к выходцам из разных классов и беспочвенными надеждами на «исправление» растратчиков и казнокрадов, была такова, что и впрямь нетрудно было представить этакую очередь явившихся с повинной. Булгаков пишет типичный сюр, но, как обычно бывает, каждая деталь этой нелепицы, узнаваема.

Тяжёлый рассказ, мутный. Сам Булгаков рассказом гордился, обещая, что сюжет его непредсказуем. Но уже с первых строк, как только начинается описание усадьбы, становится понятно, что дому гореть. Мне не хочется спорить, на чьей стороне правда, имел ли право князь уничтожать бывшее своё добро. Думается, что не имел. Уж если ты представитель рода, то должен понимать, что это не твоё достояние, даже собственная твоя жизнь принадлежит не тебе, а пятисотлетней истории. Прототип героя рассказа князь Феликс Юсупов это прекрасно понимал, а тут... Бунтующие мужики ничего не разграбили и не сожгли, сжёг автор рассказа, показав себя в данном случае далеко не знатоком человеческой души. Должна же быть разница между кулаком, зарезавшим в своём хозяйстве племенных баранов, и образованным человеком, которого с младых ногтей воспитывали, как полагается воспитывать аристократа. Провинциальный доктор Михаил Булгаков не был вхож в круги дореволюционной русской аристократии, и в рассказе показал не аристократа, а мелкого провинциального обывателя, описав поступок, достойный мещанина.

Сначала я хотел срочно выходить на автора, чтобы он успел, пока роман не опубликован, изменить название. Нельзя же делать подобный ляп прямо на обложке. Вряд ли в романе рассказывается о баграх, топорах и прочем пожарном инструменте. Но потом прочёл пару рассказиков Абояна, прочёл первую главку этого романа и понял, что всё закономерно. Автор попросту лишён чувства слова и закатывает багры, не понимая, что сам же пишет.

Бедный язык, непродуманная идея, непрерывные аллюзии к творчеству Лукьяненко. В целом очень и очень слабо. И, разумеется, никакого киберпанка.

Велели написать для газеты, при которой кормился. Отказать было нельзя, и Булгаков написал, как было принято писать в ту пору революционную прозу. Только вместо подписи потавил под статьёй инициалы: М.Б.

Профессионал...

Практически перед нами черновик одной из сюжетных линий повести «Собачье сердце». Вот только хозяин квартиры, Александр Палыч, ничуть не похож на профессора Преображенского и выглядит полным ничтожеством.

Разумеется, это никакая не статья и тем более, не фельетон, разве что в первоначальном значении этого слова, от французского feuillette -- листочек (мелкий газетный материал на одну полосу). Перед нами жанр практически умерший к началу ХХ века, физиологический очерк. Разумеется, он приветствовался под пером революционных демократов, но был недопустим в отношении советской действительности. По счастью, в пору НЭПа писателям дозволялось публиковаться в белоэмигрантской прессе и даже получать оттуда гонорары. Таким образом сохранился и дошёл до наших дней и этот элегантный feuilletton.

Прочесть стоит, хотя никакой фантастики кроме гиперболизированного описания московской непогоды здесь нет.

В начале двадцатого века действительно была такая методика изучения иностранных языков: в самоучителе задавались совершенно идиотские вопросы, которые надо было прочесть вслух, а затем ответить на них полностью, развёрнутыми предложениями. Кто справлялся с заданиями, в конце-концов язык выучивал в совершенстве. Хотя, конечно, это была задача непосильная для металлиста Крюкова, равно как и для Щукина.

А читается рассказ лучше большинства нынешних юмористических рассказов.

Это такой махровый реализм, что любой сюр по сравнению с ним покажется верхом традиционности, и всякая антиутопия будет уютнейшим местечком. А ведь всё это было, я сам жил в подобных уплотнёнках, где по четыре человека ютилось на девяти квадратных метрах. Помню подвалы в деревянных флигелях, где с полов не уходила вода, картонные перегородки между комнатами-сотами, сквозь которые было не только слышно соседей, но и видно. А дети читают это как фантастику. Так вот, читайте и знайте, что это правда.

Как всякая юмористическая история, серьёзной критики этот рассказ не выдерживает. Скажем, если бы ускорение развития осуществлялось не при помощи идиотских СОР и СИИП, а по уму? Скорей всего, всё было бы иначе. Впрочем, какая разница? Главное, перед нами симпатичный рассказ, который, несмотря на ожидаемую концовку, приятно читается. Я не перечитывал этого рассказа лет двадцать и, хотя в общих чертах помнил, о чём так говорится, сейчас перечитал с удовольствием, чего желаю и всем любителям коротких рассказов.

Никогда не поверю, будто герой рассказа слесарь-профессионал. Так варварски обращаться с победитовым сверлом может только писатель-фантаст. И объяснения происходящему у него тоже приличествуют фантасту, а никак не слесарю. Клонирование, размножение в дубликаторе, путешествие во времени и, наконец, параллельные вселенные... -- российский слесарь только об этих вещах и думает.

Впрочем, пусть его, рассказ включён в юмористический сборник, а там может быть всякое. Хуже, что юмористический рассказ ни капли не смешной. Ну, встретился человек с самим собой из параллельного пространства, получил от него в подарок шильдик... а дальше что? А дальше ничего. Юмористический рассказ без концовки, это и не рассказ вовсе, а так, печатное недоразумение. Словом авторы владеют, но больше ничем: ни сюжетом, ни победитовым сверлом.

Несмотря на избитость темы, начиналось очень неплохо. Читать было весело, отдельные моменты чудо как хороши (лучшее оружие ближнего боя -- крокодил!). К несчастью автор, похоже, увлёкся придумыванием приключений и пародия на боевичок стала всё больше боевичок напоминать. А что касается концовки, когда начинаются описания мытарств литературного негра, то она оставила меня в тягостном недоумении. Именно из-за неудачной концовки оценка сползла так низко.

Если верить фантастам, всё на свете, начиная с египетских пирамид и кончая Останкинской телебашней, построено инопланетянами, и все события мировой истории, равно как сказания и мифы, были спровоцированы вмешательством инопланетян. В данном рассказе заявляется, что легенда о «Летучем Голландце» также дело инопланетных рук.

Ну, хорошо, предположим, что инопланетный эксперимент заколдовал капитана Ван-Страатена и его корабль. А дальше-то, что? А ничего. Дальше можно говорить: «Ух, ты!» -- и приниматься за следующий рассказ. А если кто-то ищет в рассказах ещё и содержание, то этот рассказ он может пролистнуть, не глядя. Не потеряет ничего.

Читал у думал поставить за рассказ пятёрку. Конечно, это не Гоголь, но с горчичкой сойдёт. Но концовка меня попросту убила. Интересно, какие такие смертные грехи были на душе у старого слуги, что он немедля после смерти попадает в полное распоряжение нечистого? Ведь Андрей долгое время лежал в горячке, наверняка был соборован и уж до страшного суда мог бы лежать спокойно. Но автору просто в голову не вошло, что крепостной мужик это тоже человек и какие-то там права имеет хотя бы после смерти. Как писал Некрасов: «В кромешный ад провалишься, так ждёт и там крестьянина работа на господ». Конечно, год написания 1834, до освобождения крестьян ещё целое поколение, но ведь это не Салтычиха какая-нибудь рассказывает, русский писатель, совесть нации.

Когда-то в юности довелось мне прочесть массу сочинений господина Загоскина, и я был поражён, как много у него фантастики, и сколь она уныла и неинтересна. Так и хочется повторить вслед за Толстым: «Пугает, а не страшно». Долгий обстоятельный зачин, какой разве что в неторопливом девятнадцатом веке читать станут, а там и до сюжета дело дойдёт. И вся суть того сюжета проста и примитивна: «Ой, батюшки, черти! Страшно-то как!» Нет, не страшно. И красот стиля не видать: усреднённая проза первой пловины XIX столетия. И мыслей хоть каких, тоже не обрести.

Белинский некогда, вспоминая роман Загоскина «Рославлев, или Русские в 1812 году», говорил, что роман вызывает то уважение, которое испытывают люди при виде заслуженного старца. Вот и тут то же самое. Но если «Раславлев» -- начало русского исторического романа, то фантастические повести Загоскина -- начало развлекательной фантастики, фантастики облегчённой, бульварной. Недаром Гоголь в «Ревизоре» с усмешкой поминал «господина Загоскина сочинение». Читатель XIX века всё понимал без слов. А мы пытаемся относиться серьёзно к постаревшим образчикам лёгкого чтива.

Библиографии Осипова всегда отличались тендентиозностью отбора данных и неполнотой. Достаточно сравнить их с библиографиями Виталия Бугрова, Игоря Халымбаджи или более ранними библиографиями Бориса Ляпунова. Но именно Осипов становится в это время штатным библиографом «Молодой гвардии».

Автор старательно выдавливает из читателя слезу, но добивается только чувство неловкости из-за чудовищной фальши, которой пропитан весь рассказ. Суконный язык, непременная лекция, адресованная читателю, но которую автор заставляет произносить своего персонажа в разговоре с матерью. Все худшие признаки ранней НФ, вдруг ожившей в конце семидесятых. Очень средний рассказ; в том смысле, что написан он средне между плохо и очень плохо. Единственное достоинство: он короток.

Из пункта А в пункт В по неизведанной планете едет вездеход, сильно напоминающий «Мальчика» из «Страны багровых туч». Правда, этот вездеход называется не «Мальчик» а «Мастифф». Кругом пересечённая местность, сильно напоминающая Зону из «Пикника на обочине». Сорок страниц экипаж «Мастиффа» едет, мужественно преодолевая препятствия и наконец прибывает в пункт В, где инопланетный голос сообщает им: «Разумные! Ступайте домой, вам сюда ещё не по разуму соваться», -- после чего уцелевшие члены экипажа ступают домой, на что им отведено ровно полстраницы. За все эти сорок с половиной страниц я так и не научился отличать одного доблестного космопроходца от другого, не научился различать ужасные препятствия и окончательно обалдел от переизбытка самопальных фантастических терминов.

На языковые ляпы, которыми традиционно изобилует проза Головачёва, я старался не обращать внимания, но в одном месте остаться безучастным не сумел. Василий Головачёв не раз говорил, что не вычитывает свои творения даже для исправления грамматических ошибок. Где уж ему обнаружить внутри строчки паразитную звукопись. А читатель, если он действительно читатель, а не глотатель словопомола, видит вдруг вот такое:

Приятного чтения, друзья!

Прочитал и стало жутко. Вся страна, по мнению Велимира Хлебникова покроется «станами Радио». Все люди мира будут слушать единые новости, читать единую книгу, любоваться общей выставкой картин. Их будут учить по Радио, лечить и воспитывать по Радио. «Железный рот самогласа сурово и чётко» станет приказывать всем и каждому. Радио будет внушать тем, кто ест грубый обед, «призрак совершенно других вкусовых ощущений». «Люди будут пить воду, но им покажется, что перед ними вино». А в дни «обострения труда» Радио будет рассылать по всей стране особые сигналы, которые заставят людей работать в шестьдесят четыре раза быстрей и больше.

«Так Радио скуёт непрерывные звенья мировой души и сольёт человечество», -- заканчивает свой страшноватый очерк Хлебников. Что верно, то верно: скуёт и оставит скованным, покуда всё человечество не окажется куда-то слитым.

Первый раз вижу у Велимира Хлебникова связный текст. И хотя количество каламбуров и словотворчества зашкаливает все мыслимые пределы, но и уровень фантазии, что особо ценно для фантаста, также зашкаливает всё мыслимое. С трудом представляю человека, который стал бы читать это для собственного удовольствия, но понимаю, что такая вещь должна была быть написана, что без неё нельзя. Потому и оценку ставлю высокую. Но при этом говорю: если вы не литературовед или историк, если вы не изучаете историю фантастики или не пытаетесь писать фантастику сами, читать это эссе вам не стоит. Темна вода во облацех.

Автор курит восхитительную мысль с обаятельным запахом. И разум его окутан точно простынёй.

Современный молодёжный сленг сделал общеупотребительным то значение глагола «курить», что некогда подразумевал один только Хлебников. И он же низвёл возвышенный бред короля поэтов до уровня бреда обыденного. И ничего, кроме этого бреда не осталось. «Обыденный бред» -- прилагательное здесь убийственней существительного.

Разницы нет, выпендрёжник или безумец, ассоциативный ряд столь же рван, что и ритмический. Будущее не воспел, оставшись в сдохшем декадансе. «Неформальный формалист», -- так я ругаюсь. Не стихи в наволочке -- это Велимир Хлебников. Оценка три, она оскорбительней единицы.

Казалось бы, так, анекдоты к случаю, а ведь нан самом деле Евгений Лукин на собственном примере учит, как нужно читать книги: внимательно, вдумчиво, запоминая не просто общую канву, а едва ли не каждое слово, вчитываясь в звучание фразы и воспринимая скрытые смыслы. Именно поэтому настоящий читатель не может читать окололитературную однодневку, одноразовое чтиво. Лишние и не подходящие по глубинному смыслу слова воспринимаются словно песок, подсыпанный в пищу, единственное, что может сделать разборчивый читатель, поскорей отбросить поделку.

Всего Евгений Лукин рассказывает три читательских истории. Разумеется, я не читал «Единственного и гестапо», имя Георга Борна мне ничего не говорит. А вот Диогена Лаэтрского читал и до сегодняшнего дня полагал, что читал внимательно. Однако, удивительных совпадений, подмеченных Лукиным, не заметил. Учиться мне ещё и учиться. Зато самая первая история, рассказанная Лукиным, один в один произошла и со мной. Я тоже в начале семидесятых прочёл «Балладу Редингской тюрьмы» и с первого прочтения запомнил её почти наизусть. Однако, время шло, и я решил освежить в памяти поблекшие строки, и тоже выяснил, что книги такой в природе не существует. Теперь, благодаря Евгению Лукину, я знаю разгадку этой тайны и навсегда запомню имя на которое тогда не обратил внимания: Нинель Воронель. Звучит также странно и таинственно, как строки баллады.

Евгений Лукин написал прекрасную статью, которую нельзя прочесть между делом, но нужно читать медленно, вдумчиво, вчитываясь в звучание строк и вглядываясь в потаённые смыслы.

Очень много умных и даже отчасти непонятных слов для того, чтобы высказать парочку совершенно банальных истин. Сказать всё то же самое простым человеческим языком, так никто и читать не станет, а так... у-у!... супер... приобщение к научной мысли.

Ложно понимаемая толерантность велит называть такого рода произведения памфлетами, то есть, произведениями, осмеивающими в резкой форме то или иное явление общественной жизни. Но на самом деле перед нами типичный пасквиль, то есть, памфлет, не брезгующий откровенной клеветой. Однако, по порядку...

Памфлеты в советскую эпоху дозволялось писать либо на капиталистические державы, либо на те страны, что по каким-либо причинам не угодили советскому руководству. В конце семидесятых годов это был в первую очередь социалистический Китай. Андрей Аникин попытался в своей повести идти сразу по обеим дозволенным дорожкам, отправив позаимствованного у Свифта героя в два государства Пекуньярию и Эквигомию. Устройство первого государства должно было пародировать капиталистический строй, второго -- маоистский Китай. Судя по всему, издатели потребовали у автора сократить повесть, так что мы не узнаем, как именно Андрей Аникин бичевал буржуев. Описанию Пекуньярии посвящено всего полторы страницы, после чего герой попадает в царство всеобщего равенства. Аллюзии автора совершенно прозрачны: цитатники, бесчисленные портреты вождя: широколицего человека, которому все поклоняются, но которого никто не видит, многочисленные эксперименты в масштабах всей страны. Но вместе с тем, стремясь усилить впечатление, автор живописует массу мерзостей, которых в Китае не было и быть не могло. Одно дело преувеличение, другое -- прямая клевета Именно это переводит сочинение Аникина из памфлетов в разряд пасквилей. Я никоим образом не сторонник Мао, но надо же соблюдать какие-то приличия. Подробных примеров приводить не буду, это заняло бы слишком много места. Скажу лишь об одном: Эквигомия -- страна всеобщего равенства, «все эквигомы равны, но некоторые равны более других». Вам ничего не напоминает эта цитата? «Скотный двор» Оруэлла написан на тридцать лет раньше и в середине семидесятых его перевод широко распространялся в списках.

Сюжет повести незамысловат: герой быстренько знакомится с разными формами принудительного равенства, а потом странно и нелепо возвращается домой. Собственно говоря, по этому же принципу построены и подлинные путешествия Гулливера, но там, где у английского писателя видим сатиру на современное ему общество, на недостатки своей страны, Аникин бичует соседей, причём делает это достаточно неуклюже. А это уже совсем иное дело.

Все пасквили устаревают очень быстро. Устарел и этот, так что, думается, мы никогда не прочтём «Пятое путешествие Гулливера» в полном виде. И слава богу.

В конце семидесятых Дмитрука я уже не читал, заранее полагая плохим автором. А теперь, вот, решил ознакомиться.

Технически написано очень плохо, в худших традициях молодогвардейской школы семидесятых годов. Штампы пополам с красивостями, движение от слова, а не от образа. Психологически написано ещё хуже. Негоже паразитировать на таких вещах, как Великая Отечественная война. К тому же, это паразитирование абсолютно не оправдано. Прилетает на Землю высокоцивилизованный инопланетянин, а его хватают и первым делом тащат осматривать печи Освенцима. Вот, мол, мы какие!

Чрезвычайно неприятное произведение.

Есть такой стандартный постмодернистский приёмчик: взять известное, классическое произведение и опошлить его максимальным образом, плотоядно приговаривая, что вот так оно и было на самом деле. От Гомера не убудет, а вот авторы и впрямь показали себя большими пошляками.

И ещё такое недоумение... Зачем рассказу предпослано обширное на треть всего рассказа рассуждение о боге и возникновении людей? К остальному тексту оно не имеет никакого отношения, по содержанию -- безграмотно и попросту глупо. А ежели авторы воспринимают это серьёзно (что кстати, не исключено), то тогда, вообще, беда.

Тьфу ты! Опять алкоголик, в сильном запое спасающий землю от нехороших инопланетян. Ну, сколько можно? Надоело, сил нет.

Благородные жулики в космосе. При этом автору до О Генри, что мне до звёзд. Скучно и безбожно затянуто (целых десять страниц!). Чем кончится дело я понял на двадцать третьей строчке, когда герой объявил, что будет охотиться с товарищем. Остальные девять страниц интереса не представляют. Удивляет только, почему герой не взял со своих нанимателей аванс? Интересно было бы посмотреть, как они попытались бы вытребовать его обратно.

В классификаторе пришлось писать, что произведение представляет собой пародию, хотя ничего пародийного там нет, рассказ представляет собой подражание марсианским рассказам Бредбери. Очередная экспедиция, закончившаяся очередной неудачей. Алексей Корепанов очень старался сымитировать стиль Бредбери, но сумел сымитировать лишь не очень хорошие переводы. Страшно перегруженные фразы, большое количество мусорных слов. Впрочем, некоторый внутренний ритм чувствуется, поэтому оценка выставлена достаточно высокая. Представляет ли рассказ самостоятельную ценность? Вряд ли. Но как эксперимент получилось довольно любопытно.

«Марсианские хроники» Рея Бредбери объединены в первую очередь поэтичным изложением историй туда вошедших. Поэтика текста напрочь отбрасывает самую возможность какой-либо научности. Ракеты громадны и пышут огнём, в них может поместиться всё, что вздумается, и это будет немедленно доставлено на Марс. Марсианские города волшебны и насквозь хрустальны, Марс то пустынен, то плотно заселён. И читатель, околдованный поэзией, всё прощает гению автора и всё принимает как должно. В рассказе Владимира Ильина, входящем в антологию «Новые марсианские хроники» нет и следа той поэтичности, зато есть попытка писать убедительно. И, значит, его следует оценивать совершенно по другим законам. И оказывается, что проверки на убедительность он не выдерживает. Каким образом в ракету могло поместиться всё, что туда засунуто? Еда и воздух на полсотни здоровых мужиков на несколько лет. Ведь даже гвозди привезены с Земли, и их хватило на десятилетие! И неужто весь этот склад не был обнаружен опытными взломщиками в первую же неделю? И никто в течение многих лет не заметил, что ежедневно на корабле срабатывает катапульта, выбрасывающая дневной паёк?

Не верю, что бандиты и убийцы, ни один из которых никогда не занимался производительным трудом, сумеют наладить системы жизнеобеспечения: добычу воды из подземных линз, утилизацию отходов, регенерацию воздуха и пр. и т.д. Совершенно непонятны планы Земли на этих людей. В тысячу раз дешевле было бы держать их до скончания века в комфортабельных одиночках, чем так мучительно зашвыривать на Марс без каких либо шансов на успех. И непонятно, как именно шестнадцать выживших собираются начинать на Марсе новую жизнь. Ну да, у них есть дома и оранжерея. Но для нормальной жизни требуются жёны, дети, связь с Землёй. Ничего этого нет и не предвидится. Миллиарды, потраченные Землёй вбуханы в песок и там сгинут. И, вообще, зачем нужен Земле полученный такой ценой Марс? Автор предлагает использовать Марс в качестве сырьевой базы и полигона для хранения отходов. Оба варианта никуда не годятся. Бриллиантовым будет это сырьё и эти отходы.

Впрочем, всё это ерунда. Главное -- неоправданное чувство оптимизма, которое пытается внушить автор. Ничего, кроме как подохнуть, герои рассказа не смогут. А будут ли они при этом до последнего стучать молотками или нет, уже совершенно неважно. Должны же когда-нибудь кончиться гвозди привезённые с Земли.

Бывает проза мужская, бывает женская, а бывает и девчоночья. Сколько приходилось читать, в основном у самопальных, непубликующихся авторов женского пола и юного возраста, рассказов, повестей и толстущих романов, где главным героем выведена сама авторша, а вокруг тусуются её подружки и пара приятелей. Причём автор может возвести себя любимую в ранг эльфийской принцессы, супервампирши, рыцаря Света, великого мага, адского князя и вообще кого угодно, наделённого неимоверной силы магией. Подружки и приятели также наделены всем этим, но в меньшей степени. А суть рассказа/романа в том, что героини тусуются и прикалываются совершенно также, как и в нынешней скучной реальности. Случается, эта убогая писанина бывает опубликована (имён называть не буду). Казалось бы, плюнуть и забыть, в надежде, что авторесса повзрослеет, выйдет замуж и тоже забудет грехи молодости.

Но вот Юлия Галанина показывает, что из любого сора, не ведая стыда, может вырасти удивительный цветок. Тавлейская жизнь, пустая и никчемушная, наполненная туснёй и девчачьими приколами, перемежается с описаниями каторги, куда героиня попала уже не по приколу, а вполне серьёзно. И мир, что тавлейский, что каторжный, придуман оригинальный, не повторяющий бесчисленные фэнтезийные миры. И медленно, очень медленно, вместе с героиней, читатель начинает въезжать в непростые проблемы тавлейской жизни. Конечно, то, что героиня страдает амнезией и не может вспомнить, как и за что она попала на каторгу, приём избитый, но в данном случае он оправдан. У Желязны, в «Принцах Эмбера» герой очнулся в амнезии и уже через десять страниц всё вспомнил. Тайны как таковой нет. Героиня Галаниной помнит достаточно много и постепенно вспоминает подробности своей жизни, которые и составляют канву романа. И по мере проявления воспоминаний вся девчоночья тусня оборачивается тем, чем она и является в действительности -- девчоночьей туснёй, а на свет являются настоящие проблемы. Отлично, просто отлично! Не так просто заставить современного читателя переживать: а что же будет дальше?

Теперь о недостатках или о том, что кажется таковыми.

Эротические сцены, откровенные, до грани порнографии, но нигде эту грань не переходящие. По нервам бьёт сильно, но при этом ни единого пошлого слова. Надо было суметь так написать. Я понимаю, девчонка-тусовщица выросла, и в жизни её появилось такое. Но вот беда, книгу, вся первая часть которой словно адресована девочкам-подросткам, теперь этим самым девчонкам не порекомендуешь. Придётся прятать её на верхнюю полку, чтобы внучки не достали, лет хотя бы до шестнадцати. А я уже похвастался, какую интересную книгу читаю, даже пару отрывков вслух прочёл, так что девочки ждут, когда книга перейдёт к ним. Претензия здесь одна: очень уж неожиданно, без предупреждения, упали на голову читателю эротические сцены. В теле романа они выглядят чужеродно, особенно, если учесть, что письма героини и её возлюбленного обильно украшены смайликами, не очень уместными в антураже условного средневековья.

Второй недостаток: провисшая концовка. Едва ли не самый симпатичный герой -- гном Выдра, совершенно неоправданно исчезает из романа. Всё время было убеждение, что он здесь не просто так, либо, если Айю и Выдру свела случайность, эта случайность сыграет на сюжет. Однако, этого не случилось, носок остался недовязан, Выдра ушёл своей дорогой, Айя -- своей. Жаль. Эти два момента не позволяют мне выставить роману заслуженную десятку.

В данном произведении чётко виден общий недостаток всех научно-фантастических рассказов, являющихся иллюстрацией к тому или иному утверждению естественных наук. В данном случае, Фриц Лейбер описывает свойства газов при сверхнизких температурах. Но то, что изящно получается в колбочке, никогда не получится при вымораживании атмосферы целой планеты. Не будет ровных слоёв, куда можно было бы ходить за воздухом словно в подвал за углем. Тем более не появится тонкого слоя сверхтекучего гелия, он практически мгновенно испарится и улетучится в межпланетное пространство, а следом начнёт испаряться затвердевшая атмосфера. Ничего не попишешь, лиофильная возгонка идёт в сотни раз быстрее, чем обычная.

Это ошибки основного научно-фантастического предположения. Но ведь есть ещё и путь, как люди дошли до жизни такой. Некая чёрная звезда вторглась в пределы Солнечной системы и уволокла Землю с собой. Это означает, что фактически две звезды столкнулись. Можно представить, какие возмущения произойдут на Солнце, да и на незваной гостье. Катаклизмы при этом будут таковы, что вся Земля попросту сгорит. К тому же, помним, что нутро у Земли тоже достаточно горячее, а земная кора очень тоненькая. Если Землю начать снимать со своей орбиты, мало что уцелеет на поверхности. Что не зальёт магмой, то зальёт водой. При этом, может быть, уцелеют споры низших растений и некоторые микроорганизмы. Но людям не останется ни одного шанса.

Так что, с точки зрения науки, этот научно-фантастический рассказ оказывается полностью провальным.

И всё же, рассказ читается, и неплохо. Фриц Лейбер использовал беспроигрышный приём, сыграв на детском желании читателя спрятаться от опасности под одеялом. Кто из нас в детстве не представлял, скажем, всемирного потопа, от которого мы спасёмся с помощью плота или подводной лодки, сделанных из пары бочек и десятка ящиков со двора соседнего магазина? Или такого же самодельного, но абсолютно несокрушимого дота, в котором мы дадим отпор проклятым фашистам... Когда я читал описание «гнезда» меня не покидало ощущение, что Фриц Лейбер рассказывает мне о моих же собственных мечтательных играх, которым я предавался в шестилетнем возрасте. Удивительно уютный рассказ, если, конечно, слово «уют» может быть применено к постапокалиптике. И я всегда вспоминаю историю о вселенском холоде с самыми тёплыми чувствами.

Ну, согрешил когда-то автор, написал n-ное количество фельетонов на злобу дня. Поставить проблему сколько-то широко автору не удалось, так что, в отличие от произведений настоящих сатириков, рассказики Бушкова устаревали стремительно. Что же, не всем быть мастерами короткого жанра. Но ведь Александр Бушков эти свои творения переиздаёт и переиздаёт, перетаскивая из одного сборника в другой. Скажите, ну кому сейчас может быть интересна сатирка на Брежнева и его окружение, стилизованная под рассказ Тургенева? Он бы ещё министров Александра III продёрнул, там тоже было немало кандидатов в паноптикум. Обидно видеть, как писатель, в общем-то талантливый, плетётся в хвосте сиюминутной журналистики.

Это такой рассказ, опубликованный по меньшей мере в двух антологиях и в виде аудиокниги. Герой рассказа аспирант Пальчиков мечтал узнать свою родословную, но дальше дедовских имён продвинуться не мог. А потом повстречалось ему нечто фантастическое (спойлера не будет!), заточенное специально под составление родословных, и говорит: «Предки ваши, дворяне Пальчиковы, старинный род, известный с XI века». Спросите, что дальше? А дальше -- ничего, дальше точка стоит. Непонятно только почему этот кусок текста назван рассказом, и что может извлечь из него неосторожный читатель.

Верю, что Александр Чаянов был крупным учёным-экономистом, но как писатель он явно не состоялся. Как и всякая другая утопия, картина, нарисованная Чаяновым на редкость отвратительна, да, к тому же и нарисована она неважно. Перед нами якобы крестьянская утопия, но всё действие происходит в Москве. В качестве утопиии видим множество мануфактурного товара (а кто же его делает-то?) и много отличного шоколада. Читаем рассуждения о живописи, видим войну с Германией, которую мужицкая страна одерживает даже не малой кровью могучим ударом, а и вовсе бескровно, за счёт управления погодой. То, что смерчи, уничтожившие германский вермахт должны были сносить те самые сельские хозяйства, о которых печётся автор, в голову ему не приходит. А до этого героя возят по Москве, показывают всевозможные здания, кругом фланирует гуляющая публика, бегают продавцы газет и сбитня, и всё это считается крестьянской утопией. А где же крестьяне? Массы, видимо, на полях, до изображения их жизни Чаянов не снисходит. Зато сообщает, что в качестве контрибуции с побеждённой Германии Совнарком избрал несколько десятков полотен Боттичелли, Доменико и т.д. А мужику оно надо? Он, что, этого Боттичелли в хлеву повесит? Но нет, крестьянин в повести так и не появляется, нам рассказывают о музеях, увеселениях городского жителя, а сельские мотивы ограничиваются ватрушками, которыми главного героя потчуют в Архангельском, и высокими грудями дамы-экскурсовода.

То есть, утопия остаётся утопией: она нежизненна и глупа. Следует отметить, что шоколад и ватрушки для избранных были во все времена. И при чём тут селяне? То есть, подразумевается, что они где-то есть и счастливы тем, что могут ублажать барина. А кто ещё, как не барин, уважаемый наш рассказчик? Не утопию он пишет, а нечто среднее между сном Обломова и мечтами Манилова.

Зато Чаянов сообщает, как именно было достигнуто сие благолепие. А было оно достигнуто военной силой. Крестьянские пулемёты работали не хуже пролетарских, рабочий класс железной рукой был приведён к покорности, после чего все немедленно возликовали. То есть, видим ту же самую идею классовой борьбы, которая никогда не приводила ни к чему, кроме массовой бойни.

Не верю ни единому слову великого экономиста. Забавно, что действие чаяновской утопии происходит всё в том же многострадальном 1984 году. Единственный факт, показавшийся мне интересным. Всё остальное скучно, глупо, отвратно.

Когда вокруг грязь и безобразия, ужас как хочется. чтобы объявился кто-то и всё за нас исправил, а заодно соседей перевоспитал и т.д. и т.п. Вот это халявное желание, чтобы бездельникам сделали красиво и лежит в основе этого рассказа. Рассказ написан как подражание гуслярским рассказам Кира Булычёва (много ли разницы между Мышуйском и Великим Гусляром?), только написано подражание куда как послабее и сама идея оказалась весьма сомнительной.

Типичный пример вырождения сериала. Писать больше не о чем, герои навязли в зубах и давным-давно разрешили все проблемы, ради решения которых явились на свет, но автор всё ещё доскребает ошмёточки недоработанных сюжетов, не замечая, что портит тем самым воспоминание о первом, замечательном произведении. Зачем это делается -- непонятно. Сам Гаррисон объяснял, что делает это исключительно из любви к русской водке. Конечно, это шутка, но, увы, очень похожая на правду.

Очень советская юмореска, старательно высмеивающая неких абстрактных бюрократов. Прочёл и словно окунулся в журналистику тридцатилетней давности. О работе чиновника автор не знает ровным счётом ничего, поэтому в рассказе фигурируют невнятно перечисляемые бумаги, совещания и согласования. Критика в воздух, очень удобная для того, чтобы её не замечать. Ну а то, что этот фельетон попал в антологию юмористической фантастики, объясняется, видимо, тем, что автор является одновременно и составителем сборника. Других причин стряхивать пыль с бесконечно устаревшего текста я не вижу.

Автор позиционирует себя как юмориста и КВНщика. Наверное, предполагается, что этот рассказ смешной, тем более, что он включён в сборник юмористической фантастики. Рассказик и впрямь написан так, что его удобно разыгрывать в виде интермедии в КВН. Но мне почему-то жаль команду КВН, которая бы вздумала предложить эту постановку на суд зрителя. Полностью бессмысленно и категорически не смешно.

Есть писатели видение мира которых бесконечно фантастично. Скажем, Гофман или Достоевский, сколь бы реалистическую вещь они ни писали, у читателя в воображении возникают картины одна фантастичнее другой. Эти люди показывают нам фантастичность бытия. Но есть и такие писатели, суть творчества которых -- реализм. И первый среди них -- Джек Лондон. Сколь бы странную, фантастическую, невозможную историю он ни рассказывал, основное впечатление, оставшееся по прочтении, ощущение правды, реалистичности происходившего. Здесь нет места таинственной мечтательности, всё чётко, зримо, фактурно. Данный рассказ не является исключением. Да, перед нами невозможная история, фантастичность происходящего буквально зашкаливает, но, тем не менее, рассказана она так, что самый завзятый скептик верит прочитанному. Я не берусь сравнивать Лондона с Гофманом, не могу судить, кто из них матери-фантастике более ценен. Два мастера удивительно разных, но равно великолепных.

Вот такие мысли вызвало у меня прочтение фантастического рассказа великого реалиста.

Слабый рассказ, рядовая страшилка, какой сейчас уже никого не напугаешь. Из рассказа ничего не следует, автор просто пересказал некое мистическое происшествие. Ну, пересказал, и что дальше? Мне было откровенно скучно.

Года не прошло, как читал этот рассказ, а теперь гляжу на собственную (невысокую) оценку, на классификацию, и не могу вспомнить:кто такая Людмила Макарова, о чём речь шла в рассказе? Даже подробная аннотация не спасает. Нашёл сборник, перечитал рассказ -- ах, да-да, было! И ведь через день снова напрочь забуду, о чём в этом нано-турбо писалось. И что делать? Писать отзыв со спойлером в виде подсказки себе самому? А нужно ли? Лучше изменить выставленную оценку в сторону уменьшения и дать рекомендацию самому себе: «больше не перечитывай», а всем остальным: «и не читайте». Скучновато и пустовато.

Стандартный великий непризнанный изобретатель, стандартно начавший с вечного двигателя и столь же стандартно не нашедший применения своим изобретениям. Согласно ТРИЗу -- самый примитивный метод: «Сделать наоборот». Ничего более оригинального в рассказе нет. Нет также психологии или каких-либо обобщений. Рассказ помещён в сборнике юмористической фантастики, но он ни капли не смешон. Увы, уже не первый раз Ант Скаландис замечен в унылой несамостоятельности.

А ведь если вдуматься, не выдерживает произведение никакой критики. Попадётся такой диверсант в руки профессионалам, выпотрошат его в пять минут за милую душу, применив что-нибудь психотропное -- вот и всё. Действие в будущем, война галактическая, но при этом действуют какие-то конвенции о военнопленных и прочая фигня. Ну, не может такого быть, никак не может.

И всё же, книга читается на ура. Она и смешная и серьёзная, юмор перемежается со злой сатирой, и всё цементируется святым убеждением Эрика Рассела, что тот, кто ставит на войну, не может не быть клиническим идиотом. Убеждение это передаётся читателю, и никакие критические размышления уже не действуют. Это потом, когда схлынет очарование книги, можно поизображать из себя умного критика, во время чтения все критические мысли вылетают из сознания, словно выгоревшая дюза сверхскоростного корабля.

Отличная книга! Главное, что она продолжает быть интересной и при повторном прочтении.

Эту книгу невозможно прочитать, как невозможно прочитать том энциклопедии. Можно найти по индексу в конце книги то или иное громкое имя или название и читать отдельную статью, посвящённую этому человеку или заведению. А можно просто листать страницы, разглядывая фотографии молодых французов в вечерних туалетах и кедах (была такая мода!), выплясывающих буги-вуги, портреты забытых знаменитостей, цирковых эксцентриков или скандальных писателей, сидящих вовсе не в баре, а за письменным столом. И споткнувшись о какой-нибудь особо причудливый снимок, взяться за перевод небольшой статейки и узнать, что помимо скандалов и развлечений было в жизни весёлого парижского квартала немало серьёзного и поучительного. А прочесть книгу целиком, думается, не сможет даже тот, для кого французский язык является родным.

Рассказ забавный и, что является особо ценным, с нетривиальной концовкой. Конечно, второй раз его читать не станешь, но при первом прочтении удовольствие было получено.