Джо Курц. Боб Ли Суэггер. Патрик Кензи. Теперь отряд «крутых» вояк пополнил детектив Эш Хендерсон.

Издательство РИПОЛ Классик месяц назад выпустило книгу шотландца Стюарта Макбрайда «День рождения мертвецов». Со времён «Детектива» Артура Хейли я не встречал более напряжённого триллера про маньяка. Казалось, что «круче некуда» после одноимённого романа Дэна Симмонса, но... Эш Хендерсон будет покруче Джо Курца. Правда, крутость вынужденная — маньяк-убийца похитил его дочерей. Первую — ещё пять лет назад. Тогда ГГ скрыл случившееся ото всех, представив всё так, будто девочка сбежала из дому. Ход оправданный: в противном случае детектива отстранили бы от поисков серийного убийцы как лицо заинтересованное. Эш переносит горе утраты в одиночку и соблюдает незаметный окружающим траур.

Маньяк по прозвищу Мальчик-день-рождения похищает жертв накануне их четырнадцатилетия и имеет обыкновение в канун дня рождения замученных девчушек присылать их родителям отвратительные открытки. Эш перехватывает эти открытки, чтобы не увидела жена. Поначалу я даже решил, что он сознательно разрушил семью, дабы отдалить жену от почтового ящика, где один день в году оказывается фотография окровавленного тела дочери. Но герой всё же не настолько суров. Семья распалась сама. Пропавшее чадо и ушедший в себя муж — достаточные причины.

Нынче Эш ютится в муниципальном доме-развалюхе посреди криминального района и привечает в своей постели стриптизёршу. Его бывшая не хочет даже слышать имени «неблагодарной» старшей дочери и всячески холит, лелеет и разгуливает младшую, чтобы тоже не ушла жить на улицу: «Солнышко, вот тебе на день рождения подарки, прогулка на пони и вечеринка с клоунами, только не бросай мамочку».

Пять лет Эш Хендерсон рыл носом землю. Залез в долги у местной мафии, чтобы оплачивать услуги осведомителей. Угробил несколько подозреваемых (не сказать, чтобы совсем уж ни в чём невиновных). Один из помощников Эша принял всю вину на себя и мотает огромный срок в тюрьме. Другой — ушёл со службы и терзается из-за прошлых ошибок. За излишнее рвение Эш разжалован в констебли. Дело так и не сдвинулось с мёртвой точки. А между тем загадки множатся. Откуда на книжной полке одной из похищенных девочек взялись экземпляры первых изданий знаменитых детских книжек, подписанные авторами? Отчего в одно лето своей «трудовой» деятельности маньяк никого не похитил? Неужели ещё кто-то скрывает факт похищения дочери?

И тут маньяк похищает младшенькую Эша, капризную кровиночку. Эш Хендерсон буквально слетает с катушек: достанется всем.

Концовка — шокирует. Поневоле воспоминаешь эпилог гениальных «Бесов» Достоевского: все сошли с ума или умерли, а кто всё же уцелел — тем ещё хуже.

Впрочем, за Эша Хендерсона переживать не стоит. Сил у него ещё хватит на вторую книгу именного цикла. Как же иначе? Крутые герои никогда не оставляют незаконченных дел.

Неожиданно неплохо! Напоминает «Штормсвет» Брендона Сандерсона: магические бури, от к-рых нужно спасаться за толстыми стенами; дикие духи стихий – фурии.

История камерная, дело происходит в долине Кальдерон и её окрестностях на протяжении двух-трёх дней. Много равноценных героев: сельский паренёк Тави, его дядька Бернард и тётка Исана, спецагент Амара, её наставник-предатель Фиделиас, мечник со своей любовницей водяной ведьмой. Из главы в главу автор переключает внимание на другого героя («меняет POV», в терминах юных обзорщиков).

Книга очень целомудренная, и это вызывает недоумение: кое-где были бы уместны сексуальные сцены, кое-где таковые буквально напрашивались, но… низзя! Курсор Амара – спецагент Первого Лорда, ради гос. надобности такие должны быть готовы на всё, в т.ч. торговать своим телом: соблазнить того, другого, третьего. Помани она Тави обнажённой грудью, он скорее пошёл бы за ней, когда надо было спасаться из Бернардгольда от троицы убийц. В мавзолее она могла согреть замерзающего Тави и согреться сама, ну хотя бы лечь в обнимку и так согреться, даже у Э.Р. Берроуза в «Земля, позабытая временем» была такая сцена; замерзала она и вдвоём с Бернардом (этот ещё и привлекает её физически).

Последняя четверть романа – невероятно эпическая оборона крепости от накатывающих орд дикарей. Пожалуй, в десятке лучших описаний битвы в фэнтези; давно не встречалось такой красочной и разнообразной битвы. Прочитал эту битву залпом.

Серия «Национальный Bestселлер» пополнилась романом французского детективщика Лорана Ботти — мастера в деле тщательного обоснования действий каждого персонажа. Тома Миньоль жаждет раскрыть настоящее преступление, чтобы перейти из опостылевшей Службы внутренних расследований в уголовную полицию. Мафиози-трансвестит Клео ди Паскуале мечтает о деньгах на операцию по перемене пола. Безумец Жозеф Кольбер грезит закрытием старого гештальта, которое неминуемо обернётся кровавой баней. Адепты общества Астрософии вынашивают план похищения мальчика, проявившего паранормальные таланты. Но никому из них не покажется лишним выигрышный билетик евролотереи, заполненный накануне главной героиней произведения Анн Шарль. А сама Шарли хочет только уберечь от множества опасностей сына. Идеальным вариантом было бы вывезти маленького Давида заграницу, однако враги обложили со всех сторон. Каждый намерен поживиться за счёт маленькой семьи Шарли. Как ей быть? Конечно, сражаться и искать союзников.

Кому в итоге достанется билет в ад, а кому — в тропический бразильский рай?

Роман крепко скроен, ладно сшит и добротно переведён, недаром выдержал три русских издания. Остро чувствуется принадлежность книги именно к французской литературе, а не англо-саксонской. Особый, незнакомый островитянам тип изящества проявляют даже бандиты. Ну а мадемуазель Шарли продолжает череду независимых и самостоятельных женщин французской литературы, подобно созданной пером Анн и Сержа Голон «маркизе ангелов» Анжелике и бесстрашной медсестре Фрикэт из приключенческих романов Луи Буссенара.

Это книга о самом великом и ярком чувстве.

Конечно же, о мести.

Герой продан в рабство в 11 лет, взросление его прошло в шахтах и забоях. Не выработалось у него той слепоты к окружающим несправедливостям, которой поражены 99% взрослых. Каждому преступнику Арлиан хочет воздать полной чашей. Счёт к миру всё растёт: шесть мародёров — Хромой, Кнут, Кулак, Колпак, Игла и Красотка во главе с лордом Драконом, работорговцы, надсмотрщики Бык и Маслолей, лорды-садисты Каруван, Хорим, Дришин, Торибор и Стиам из тайного Общества Дракона. Обложку книги можно было бы оформить в виде прикреплённых к стене портретов негодяев (тем более, каждый описан в подробностях), часть отметив красным крестом. Вместо этого на обложке маячит какой-то мужик на высоком каблуке.

Во время чтения не отпускало чувство: что-то мне это напоминает. Да ведь это наши 90-е: время хапуг, рвачей и шакалов, ради сиюминутной копеечной выгоды способных похоронить «труда бездушный кокон» тысяч людей, а ля «сдам на металлолом приборный завод». В мире, где стоят драконьи погоды, мародёры за 12 дукатов продают на рудник мальчика — единственного выжившего в первом за 300 лет драконьем налёте, хотя могли бы передать уникального свидетеля властям; на руднике оказывается и схваченный на дороге разбойниками посол, хотя за него можно было бы просить богатый выкуп; в элитном борделе отрубают стопы женщинам — «чтобы не сбежали».

Первые главы как будто не обещают многого, но лишь только судьба забрасывает героя в бордель, от книги уже не оторваться. Как случалось в 90-е, бессердечию соседствует крайней степени жертвенность: проститутки прячут юного героя в своих гардеробах, кормят и учат, выправляя задержку в развитии, причина коей — многолетнее рабство. А после «бордельных» глав наступает время мести.

Я гадал, к какому финалу приведёт автор. Было бы правильно, если бы герой, Арлиан, обуздав драконов, выжег бы посредством них зло с лица планеты. Драконы убивают без разбору, они что-то вроде природного бедствия, вроде извержения вулкана или землетрясения. Так можно ли таить на стихию обиду? Другое дело — люди. «Уж лучше с драконами, чем с этими». Истинные драконы здесь не крылатые, плюющиеся огнём, а — люди. Люди, или уже... НЕЛЮДИ, переходя на стилистику аннотаций АСТ классического периода?

Конечно, совпадение с 90-ми — случайность. Уотт-Эванс всего-то хотел изобразить запредельное беззаконие. А позже становится ясна подоплёка событий и каждое бессмысленное преступление получает обоснование. Наверное, и наши 90-е были не капризом «невидимой руки рынка» и не «исторической закономерностью»; и у них была подоплёка. Наверное, и в нашем мире три десятка лет тому назад затеяли свои игры люди, испившие драконьей крови. До сих пор мы можем об этом только гадать.

А ведь этот рассказ завершает цикл «Марсианская археография», являясь своего рода дополнительным эпилогом к роману «Штурм бункера». Помимо ряда свадеб, в рассказе происходит то, к чему автор потихоньку подводил на протяжении всего романа:

Чужая планета («бинарная» в терминах романа) подцепила и унесла Землю в глубины космоса. С Земли периодически забирают людей, чтобы использовать в качестве компонентов компьютера. Подключённые электродом, они плавают в питательной жидкости. (Ничего не напоминает? Да, это пре-текст «Матрицы». Можно вспомнить, что в ранних сценариях фильма имелись поработившие человечество пришельцы.) Есть тут и буддийская тема: инопланетяне предпочитают забирать людей, достигших «просветления» в медитациях – не нужно тратить время на очистку их разумов. В финале герой – Избавитель и Спаситель человечества – традиционно, как и всякий справившийся со своей миссией Избранный, становится Изгоем. Он изранен душой и телом (как и все Избранные, от Мерлина до Фродо). Он выбирает участь «компонента» – так он вернёт себе распробованное могущество и сможет помогать землянам дальше. Светлый лучик – жена идёт с ним в камеру с питательной жидкостью – покажется памятливому читателю не таким уж и светлым: герой – «волк», т.е. эгоист и манипулятор, как и в начале романа подталкивает жену следовать за собой.

Становление городка — аналога «Сайлент-Хилла». От обыденности через «мягкую посадку» всё дошло до «зоны» и сталкеров, а закончилось гекатомбой. Одна из лучших глав про рожениц-комарих, устроивших резню (точнее, сверлильню) в больнице. В финале умело нагнетается саспенс: троица выживших идут по спиральной улице, образованной длинным домом (а внутри сросшиеся телами жители), наконец, спуск в ад. И это тоже лучшие страницы манги.

Всё-таки можно было вывести на положительную концовку. Например, герои выбираются из города хитростью (так Алиса приближалась к цели, двигаясь задом наперёд). Или герои спускаются в подземный мир и уничтожают сердце Спирали. Возможно героям надо было срубить столбы со странными мегафонами и посмотреть, как на это отреагирует Спираль. Что-то подсказывает мне, что возможно было сопротивляться и превращению в улиток, и срастанию с другими жителями, – ведь удалось им избавиться от шипов на теле, ведь умудрился уцелеть почти до финала персонаж, расчищавший от трупов спиральную улицу, и оседлавшие ураган молодчики тоже долго продержались, – просто герои не сумели найти разгадку шарад, которые подкидывала им Спираль.

Сколько мы знаем женщин — полицейских? Клэрисса Старлинг из «Молчания ягнят» Томаса Харриса, Амелия Сакс из «Собирателя костей» Джеффри Дивера, Джейн Риццоли из «Хирурга» Тэсс Герритсен. Два-три профайлера женского пола действуют в остросюжетных повестях начала 90-х. Неужели этим перечень и ограничивается?

Писатель Максим Шаттам создал образ детектива Аннабель О'Доннел. Её специализация — загадочные исчезновения людей. Аннабель занялась ими под влиянием личного несчастья: супруг героини пропал спустя несколько месяцев после бракосочетания.

Однако совсем без мужчин в этой истории не обошлось. У девушки двое друзей. Напарник — Джек Тейэр, и нечаянный помощник — частный сыщик Джош Бролен. Если Тейэр немного простоват, то Бролен — обладатель кристально чистого аналитического ума.

Аннабель и Бролен — многообещающий дуэт. Харизмы у них несомненно хватит чтобы поддерживать интерес читателя на протяжении череды романов, если Шаттам продолжит описывать быт охотников за маньяками.

Говорят, что отечественная литература отстаёт от зарубежной на несколько десятилетий. Между тем в романе «Живописец теней» можно при желании разглядеть отражения значимых русских текстов 90-х годов. В произведении скандинавца Карла-Йоганна Вальгрена сорокинская телесность сочетается «алхимическим браком» с узаконенным бездельем а ля «Духless» Минаева и с философской проблематикой «Generation П» Пелевина. Поэтика телесных выделений соединена с проблемой современного «лишнего человека» и увенчана темой мучительных поисков отличия между оригинальным предметом искусства и его точной копией.

Как всегда и бывает в алхимических штудиях, «философский камень» остаётся недостижимой мечтой: «Живописец теней» немного не дотягивает до высокого звания «роман идей». Конечно, идеи здесь использованы своеобычные. Прямо скажем, далёкие от классических. Лучше всяких определений будет перекличка основоположников: Артур Данто, Фуко, Сартр, Бодрийяр, Маршалл Маклюэн... Ирония судьбы: текст, который изо всех сил тужится деконструировать постмодернизм, сам оборачивается постмодернистским. Более того, даже отзывы на этот роман часто страдают тем же пороком!

Тем не менее автор подводит читателя к мысли: не только герой, но и весь современный мир насквозь лжив. Современное искусство — подделка. Современная философия — надувательство. А счастье можно обрести, лишь вернувшись к Платону и традиционным ценностям.

Часто упрекают старую фантастику за наивность, устарелость. Вот, например, в финале данного рассказа герой делает предложение малознакомой девушке, и она соглашается. Наивно? Как будто да! А если присмотреться? Этот рассказ (и другие рассказы Вейнбаума, относящиеся к «планетарной фантастике») схожи с каноном классического «колониального» романа: молодой человек из уважаемого, но разорённого семейства отправляется инкогнито искать удачи в ещё мало освоенную колонию, после череды приключений обретает богатство и женится на спасённой им девушке — дочери какого-нибудь местного генерал-губернатора или коммерсанта. В «колониальном» контексте такой быстрый брак является совершенно логичным: мужчина делает торопливое предложение, потому что девушка в ходе приключений зарекомендовала себя сообразительной, бойкой, знающей местную обстановку помощницей, кроме того ему нужно упрочить своё положение в колонии, заручиться поддержкой отца девушки для сохранения и вывоза капитала. Девушка соглашается, потому что в глуши такая партия есть большая удача (человек из метрополии, да ещё из высшего общества, образованный, снова богатый), которую упускать нельзя.

Книги по писательскому мастерству указывают, что герой важнее сеттинга и важнее даже сюжета. Мол, автору нужно в первую очередь выписывать фигуру, которая станет протагонистом читателя. Что ж, здешний герой удался на славу. Бравый ротмистр Ерёмин, гусар и бахвал, всегда «лёгко небрит и умеренно пьян», галантнее самого поручика Ржевского («Мадам, разрешите вас финтифлюхнуть!»), в душе — склонный к рефлексии почитатель Бродского и Мандельштама, ранимый, скрывающий неуверенность за грубоватыми хохмочками. На протяжении четырёхчастной структуры романа Ерёмин проходит путь от «как вино впивал он воздух сладкий» до «я лишился и чаши на пире отцов».

Достоинством книги является редкое в жанре фантастике обращение к шпионской тематике. Приходят на ум Ф. Форсайт и Р. Ладлэм, Ле Карре и Гришэм. Шпионская экзотика: явки, пароли, «легенды», работа под прикрытием, дипмиссии, банановые республики, «эль президенто», «хвосты», «кроты», провокации, многоходовки спецслужб, — разнообразит, говоря суконным языком книжного обзорщика, рацион любителя фантастики. А фантастика, собственно, есть в романе? Волноваться не нужно, перечень фантдопущений внушительный: эксперименты над сознанием, «универсальные солдаты», межзвёздная экспансия, уход в сингулярность и крах постчеловека.

Нельзя пропустить геополитическую составляющую книги. Автор изображает ряд раскладов: «Литвиния» на месте восточно-европейских лимитрофов (это не ругательство, а термин политолога Цымбурского) как спутник Российской Империи, расползание ЕС; осторожно предлагает рецепты госстроительства: «мягкая сила», дублирование важнейших служб и ведомств для здоровой конкуренции между ними. «Закат Европы» и всего коллективного Запада по сюжету обусловлен уходом значительной части населения в «зачеловечество» (подданных реставрированной Российской Империи постгуманизм не прельщает: «знающий о бессмертии души не стремится к бессмертию тела»).

Кто-то сгоряча упрекнёт автора за одинаковую речь всех персонажей. Но «это не бага, это фича», ведь вся книга — расшифровка диктофонного монолога ротмистра Ерёмина, который ожидает смерти в рубке неисправного боевого модуля. Герой вспоминает места, встречи, людей, передаёт былые разговоры как может, своими словами. (Имея честь лично знать автора, утверждаю: голос ротмистра Ерёмина наполнен интонациями, тональностями, паузами г-на Игоря Прососова.) Нарратив романа пропущен через фильтр восприятия ротмистра, через его эмоции — их наличие выгодно отличает «В тенях Империи» от других текстов с повествованием от первого лица. Голос и эмоции главного героя — главные удачи книги. А теперь время сказать об её упущенных возможностях.

Автор вскользь объясняет ренессанс материально-бытовой культуры времён Российской Империи. Почему у межзвёздных колонистов одежда «под старину», самовары и конные экипажи? «Принцип сверхсветового движения: чем тяжелее груз, тем дольше летит судно и тем больше горючего ест». Едва оклемавшихся с анабиоза колонистов выгрузили в чём мать родила посреди голого поля. Им пришлось создавать технологические цепочки с нуля. Конечно, темпы взяты ударные, но всеобщей электрификацией ещё и не пахнет. Отсюда — домотканая одежда, самодельные шарабаны, самовар вместо электрического чайника и русская печь вместо мультиварки. С колонистами всё ясно. А вот трансформация культуры метрополии не комментируется, хотя обосновать возвращение в моду стильной одежды и изысканных манер начала XX века легче лёгкого — привлечь хотя бы феномены косплея и субкультур. Отдельный упрёк автору за то, что не упомянул возврат к традиционной русской орфографии (таковой наверняка произошёл, иначе и быть не может, ибо заявлен всеобъемлющий откат от нынешней похабели, дирижируемой «прачечной», к великой дореволюционной культуре). Хотя бы несколько «еров» и «ятей«! Вывеска, заголовок, гриф на документе или табличка в транспорте, попадающиеся на глаза ротмистру. Почему-то традиционная орфография, которой были написаны 99% важных русских литературных произведений, раз за разом выпадает из поля зрения авторов — реконструкторов Российской Империи.

В зачине книги героя, завалившего выпускной экзамен военно-космической академии, бросает девушка. Такая вот меркантильная сука. Знакомо по современной жизни. В имперском же будущем хочется наблюдать более тонкое, психологическое объяснение. Скажем, барышня «заточена» быть офицерской женой. У неё профессия — сопровождать супруга на офицерские собрания, принимать участие в комитетах офицерских жён, наконец, щипать корпию. Она к этому с девчачьих косичек готовилась. И выйти замуж за человека, который не сдал экзамен на чин, будет чудовищным мезальянсом, каковой в будущем неминуемо обернётся двумя сломанными жизнями. Точно так же девице из епархиального училища или регентской школы, т.е. будущей «матушке», странно венчаться с отчисленным за атеизм семинаристом. А купеческой дочке — с мотом и картёжником. Поэтому прости-прощай, «ничего личного» — чистое ratio. Предельно взрослый, уравновешенный подход к жизни. К сожалению, автор не увидал здесь — и в ряде других мест, — как имперский сеттинг может дать мотивацию поведению персонажей. Ну, ничего, дай Бог будет переиздание!

Учебники по писательскому мастерству часто содержат главу о критике. Один из декларируемых там принципов: заканчивать «на позитиве». И в соответствии этому принципу я вспомню эпизод, где казаки в бронескафандрах под водительством ротмистра ведут разведку боем в коридорах неопознанного мегакорабля: странные интерьеры, саспенс, наконец, ужасные картины и ураганный экшн!

Худший перевод, несомненно, сделан В. Штенгелем: изъята целая страница рассуждений А. К. Д. о современной науке и её типичных деятелях. Впрочем, лакуны допущены по всему тексту.

Всякий может легко убедиться в этом, отыскав в сети оригинальный текст повести.

Рассказ-метафора концепции «примирения» между «белыми» и «красными», каковую концепцию частенько обсуждали в Интернете ещё в 2010-е годы. Показана полная невозможность такого «примирения» в силу крайней агрессивности идеологии одной из примиряющихся сторон. В данном случае «примирение» закончилось убийством едва-едва взошедшего на восстановленный российский престол монарха.

Далеко не наивная вещь.

Вор и обманщик Лампвик перед казнью наложил проклятие: за теми, кто потревожит его прах, явится демон Гримшо.

Множество людей уже мертвы. Следующий в списке — мальчик по имени Рыбка Джонс. «Рыбка» — потому что этот мальчик большую часть времени предпочитает молчать. А ещё он обладает сверхчувственным восприятием — потусторонние существа перед ним как на ладони. С таким талантом не пропадёшь. Впервые за столетия «трудового стажа» у демона возникают проблемы с выполнением миссии.

Как же убить Рыбку Джонса? Направить с орбиты старый спутник? Взорвать бензоколонку? А может быть, чтоб уж наверняка, целую атомную электростанцию? Ответ Гримшо пытается найти в Чистилище и нашем мире. Но, как это часто случается, путешествие меняет путника...

«Убить Рыбку Джонса» продолжает традицию гуманистической литературы, в которой шанс на исправление даётся каждому, будь он даже демоном. Книга читается быстро, её буквально проглатываешь. Лёгкий и красочный язык, удачные метафоры и сбалансированный сюжет завладевают вниманием взрослого и ребёнка. Финал вводит читателей в состояние светлой грусти, не уступая в силе продуцируемого чувства «Винни-Пуху» и «Хроникам Нарнии».

Необычный апокалипсис. Вирус побуждает живую плоть производить зловонный газ, который разумен! В паре с вирусом действуют механические машины, присасывающиеся к естественным отверстиям заражённых организмов и двигающиеся от давления газа. В финале автор даёт человечеству шанс: группа выживших благодаря иммунитету собирается запустить в атмосферу планеты антидот.

Рассказ — переосмысление идей Чарльза Форта (создателя теорий палеоконтактов, криптоистории, «полой Земли» и многого другого), которыми вдохновлялась американская фантастика первой половины XX века.

Я и подумать не мог, что это «крутой детектив», со всеми маркёрами жанра: герой – частный сыщик, принимает заказы в своём офисе; только «крутой детектив» в антураже фэнтези, с эльфами и магией. К герою приходит мафиози с заказом найти и убить другого мафиози, скрывшегося с кассой клана. Написано бодренько, читается с интересом.

Много мелких стилистических ляпов. Бронированные вагоны вообще-то принято называть блиндированными и т.п.

Милая Бретань, край фейри, устричных садков и доисторических кромлехов. Именно здесь разыгрывается история о том, как один глупый поступок способен причинить уйму неприятностей и загубить не одну дюжину жизней.

Смертельно оскорблённый рыцарь проклял сира Эрвана де Керморвана. Никому из его потомков в ближайшие 450 лет не видать ласковой жены. И вот череда жестоких, вечно сердитых дам дефилирует по страницам книги. Впрочем, читателю не придётся подолгу терпеть злодеек. Время в романе быстротечно — к следующей главе неприятный персонаж скорее всего состарится и умрёт.

Книга создана в традициях литературной сказки с элементами стилизации под рыцарские романы. Между прочим, некоторые критики уверяют, будто Елена Хаецкая лучший в нашей стране стилист.

Роман, на который ушло восемь лет работы, писательница безвозмездно передала издательству, оказавшемуся в затруднительном положении после известных событий на Донбассе. Авторский гонорар составил символический рубль.

Маленькая девочка с вражеской планеты, чудом уцелевшая под бомбардировкой, тронула сердце диктатора и тот согласился на мирный договор... Сейчас такое невозможно — князья мира сего научились игнорировать жертв. В ходу «гуманитарные бомбардировки», всевозможные приёмы расчеловечевания противника, мантра «они сами себя обстреливают», и многое иное. Наивный рассказ из сравнительно вегетарианских времён.

Очень трогательный рассказ, у меня к развязке даже сердцебиение участилось.

И за это я срежу балл.

У кого-то встречал такую притчу. Молодой ВГИКовец принёс своему наставнику сценарий про лишившегося ног танцора. Профессор, читая, пустил слезу. Просморкавшись, сказал: «А зачёт я вам не поставлю». Студент: «Но почему? Вы же — заплакали». Профессор: «Так ведь кто ж тут не заплачет: танцор, отрезанные ноги. Вот вы сумейте выдавить слезу без этих ужасов!..»

Автор не сумел. При помощи очевидных слезодавительных ходов склоняет читателя сопереживать героине, считая, что читатель не заметит нежизнеспособности мира рассказа.

Корпорация «Социум» использует мощности человеческого мозга для решения инженерно-математических задач. Для отвлечения сознания работников эмулируется построенная по законам соцсетей виртуальность, а тело пребывает в камере сенсорной депривации. Двухлетний контракт растягивается на десятилетия, так как работники совершенно задурены.

Понятно, что в сбалансированном мире началось бы... Митинги вокруг зданий корпорации. Коллективные иски от родственников и общественных активистов. Обвинения в мошенничестве, незаконном удерживании силой и рабовладении. Требования независимых экспертиз виртуальной среды. Требования признания работников недееспособными. Требования будить работников и при свидетелях спрашивать их согласия на продление контракта. Десятки юридических подходов! И, конечно же, погромы, попытки силового вызволения. Главное: мимо не прошли бы политики: благодатная тема для популизма!

И даже если бы юристы корпорации выстояли в судах... Постепенно в общественном сознании метод корпорации и само её название были бы стигматизированы. Стало бы позорно иметь деловые связи с корпорацией, она лишилась бы заказов. Но почему-то корпорация — всесильна. И героиня лежит в саркофаге уже пятнадцать лет.

И в финале — апофеоз мечтаний женщины за сорок с отсутствующей личной жизнью: появляется Он — герой-любовник с романтическим именем Казимир, некогда бросивший героиню, но раскаявшийся и теперь страдающий от любви, несчастный, безнадёжно пытающийся вернуть любовь.

Автор использует приём «роман в романе», чередуя главы старинного испанского манускрипта с комментариями переводчика. Пока упорный конкистадор прорубает себе путь в тропических зарослях, наш современник в поте лица трудится над расшифровкой насыщенного анахронизмами текста.

Роман скроен согласно методикам создания коммерческой литературы и неизбежно увлекает. Глуховский многое взял из подзабытых жанров, благодаря чему неискушённый читатель ощущает как бы дуновение свежести. Однако стилизация под «колониальные» романы удачной покажется лишь тем, кто не знаком с творчеством Буссенара и Хаггарда.

Писатель позиционирует «Сумерки» как «роман-манифест», а от данного жанра странно ждать высоких литературных достоинств — они должны брать за душу содержанием. Впечатляют ли идеи и сюжеты, предложенные автором? Глуховский начинает игру на чужом поле и проигрывает. На фоне «Валиса» или «Паразитов мозга» его работа выглядит бесцветной, как и всё в сумерках.

Под влиянием давным-давно прочитанных статей, где имя Роэна ставилось в одном ряду с именами Джордана, Гудкайнда, Г. Кука, считал, что это значительный автор. Оказалось, посредственный.

Роман скучноват, в отдельных местах непроработан. Описываемый мир мал сам по себе — узкая полоса между ледником и пустынями. Особого разнообразия локаций читатель не увидит. Психологизма как такового нет, хоть основания для него имеются, и приложи автор усилия... Духовную связь между кузнецом-наставником и ГГ можно было бы прописать детальнее, чтобы страдания ГГ, когда он узнал что наставник — «плохой», выглядели бы достоверней.

Автор имел шанс сделать редкий в жанре «производственный» роман, тем более, описания ковки в первых главах были гипнотически хороши. «Фишки» «Наковальни льда» — многообещающи: разумный «Лёд» — ледник, ГГ — кузнец, набеги морских разбойников... Но Роэн пошёл стандартным путём. Получилось то, что получилось...

Ну да ладно, прочитал — и хорошо, одной строчкой в списке «на прочтение» меньше. И ещё одно недоразумение развеяно.

Атмосфера книги какая-то «детская», вроде баркеровского «Абарата» – кажется, всё это не всерьёз.

Об интригах автор, кажется, не имеет представления. Эмиссар Иеросоли попросил принцессу в счёт выкупа за пленённого короля. А ведь это оскорбление – уравнивать принцессу с денежной суммой. Ладно, если бы враги хотели оскорбить. Но они действительно хотят союза через брак. Принцессу они могли бы попросить, но отдельно, безотносительно выкупа, а про деньги потом попросту «забыть». Так был бы соблюдён этикет, и никому не было бы обидно. Далее, реакция на предложение эмиссара. Вместо того, чтобы выкатить список требований и начать торг (численность и состав свиты принцессы, её месячное денежное обеспечение и т.д.), принц-регент «обижается». Эмиссар наглеет, а регенту не хватает ума его «срезать» – включить в требования, например, пункт о постоянной миссии с эмиссаром во главе – вряд ли тому окажется приятно сидеть десятки лет на далёком севере, в отрыве от родной Иеросоли.

Венценосные подростки – брат с искалеченной рукой и сестра, которая пеняет ему за взгляды на хорошеньких служанок. Да ведь всякому наследному принцу в самом начале полового созревания подкладывают опытную служанку, чтобы та научила его всему, что нужно уметь мужчине. Таким образом у принца формируется правильное восприятие плотской любви – мол, это не сверхценность, а легко доступное, рутинное занятие, что-то из области личной гигиены. И подосланная вражеским королевством авантюристка не сумеет опутать правильно воспитанного принца.

Далее, на совете регент и придворные обсуждают ситуацию. Главный вопрос у них: не поддельное ли предложение? Послать морем или сушей посольство в Иеросоль им в голову не приходит. Они всерьёз намерены отправить принцессу одну, без сопровождающих, по первому требованию эмиссара!.. Феодалы хотят отдать принцессу, чтобы сохранить свои деньги. И регент в ответ что-то мычит, вместо того чтобы с улыбочкой сказать, что тогда собранные деньги придётся отдать на оснащение корабля принцессы и её свиты.

В королевском дворце нет лекаря – за ним в случае нужды посылают в город. Случилось недомогание у королевы, которая скоро разрешится бременем, или ранен регент – бегут в город. Как же так? Ведь здоровье короля – дело государственной важности! Например, при Людовике XIII неотлучно находился Эроар, сохранился его журнал. Вот запись о первой брачной ночи короля:

Далее, у венценосных брата и сестры нет наставников! Если принца хотя бы обучают фехтованию, то принцесса как будто неприкаянная бродит по замку. А как же искусство политики, управления людьми, дипломатия?

Такое недомыслие – в каждом абзаце книги, буквально. И это – великий Тэд Уильямс?.. Кажется, автор не имеет ни малейшего понятия о дипломатии (даже такого, которое можно составить, просто наблюдая политические блоки теленовостей), не представляет себе жизни, быта, психологии Средневековья – даже не Средневековья, а каких-либо, отличных от американских. Все герои романа имеют сознание американцев XXI века. Более того, автор – определённо болен антиаристократизмом, но при этом берётся изображать жизнь и обыкновения аристократов!

Типичный конкурсный рассказ с очевидными сюжетными поворотами и неудавшейся попыткой эффектной концовки.

Шпионский роман. Фантастический элемент — не фантастичнее тех, что встречаются в книгах и фильмах о Джеймсе Бонде.

Удивительно, почему восторженные читатели до сих пор не объярлычили этот рассказ ещё и «лингвистической фантастикой». По-моему, это типичная женская проза с элементами меряченья — в самый раз для женского журнала («Крестьянка», «Работница» и т.д.). Хороший текст — утомлённые офисом и семьёй читательницы проплачутся.

Хотя нет. Токарева, Рубина и Улицкая делают слезодавильню на два-три порядка лучше. И язык у них качественный.

Неверно определять язык этого рассказа как новаторский; здесь — рваный журнальный стиль, таким писать — халявить. Штука банальнейшая; это не Джойс и не Саша Соколов.

Ломаная речь в начале рассказа настраивает на ожидание чего-то вроде «Цветы для Элджернона» Киза, «Безатказнае арудие» Иэна Бэнкса или «Урот» Врочека. Не тут-то было! Это искусственный приём героя — мальчика: так он обращает на себя внимание прохожей женщины. Что ж, может быть рассказ обернётся «Языками Пао» Вэнса? Отнюдь нет. Тема текстового воздействия на человека ускользает от автора. Так ли нужно было начинать рассказ письмом-обманкой? Ведь в дальнейшем оно никак не отзывается. Название рассказа апеллирует к косноязычному письму, и в отрыве от него не несёт смысла, не озаглавливает рассказ. Но и письмо, как было сказано выше, не работает на рассказ. Напрашивающийся пандан «без» — «бес» никак не обыгран. То есть, всё — мимо цели.

Рассказ бесструктурный, рыхлый, рассыпается.

Можно наблюдать странную страсть автора к экзотическим именам: Далия, Марик.

Автор создаёт из героини «Мэри Сью» со знаком минус. Мало того, что у Далии выявили ЗБ — замершую беременность, ещё и мужа расстрелял офисный террорист. С лихвой хватило бы одного факта, но автор, не чувствуя меры, накликает беды на голову Далии.

А в финале читателей ждёт трюизм! «Горе надо пережить».

Рассказ чрезвычайно слаб, даже обидно, ведь все предпосылки сделать хорошую вещь у автора были. НФ составляющую автор обосновать не смог. Разгадка подана самым банальным образом из возможных — из уст персонажа. Не хватило у автора смелости использовать имя прототипа героя — Ландау. Автор даже в мелочах провалился: в реальной истории Ландау лёгкий удар по виску привёл к фатальным последствиям, что гораздо художественнее многочисленных травм, которыми автор награждает героя рассказа.

Вы слыхали о феномене продакшн-музыки? Это смикшированный по заветам Аристоксена аудиофон для кульминационных моментов в блокбастерах: погонь, сражений, открытий, счастливых воссоединений и чудесных спасений.

Существуют библиотеки треков, откуда продюсеры и берут музыку для своих фильмов. И там — нет слабых композиций. Сплошь шедевры. Оркестровые аранжировки. Бурные мелодии. Пронзительные, трогательные звуки. Они берут за душу. Взывают к лучшим чувствам. Настраивают на героический лад.

Ты обновляешь содержимое плеера. И вот: пять часов вдохновляющих саундтреков, семь часов... Ты слушаешь, слушаешь, в какой-то момент понимая: определяют шедевр не способность будоражить, не пафос и не украшательные финтифлюшки. Всё это признаки скорее ремесленой работы, чем произведения искусства. Конечно, товар качественный, сработанный по древней науке — гармонике. Но невозможно слушать продакшн-музыку дольше часа-двух: становится невыносимо скучно, даже тоскливо. Не достаёт ей глубины.

Я не смог заставить себя дочитать этот великолепный, красочный и яркий сборник.

И мне не стыдно.

Роман состоит из двух частей, между собой не связанных. Первая – раскопки затерянного города и обнаружение двухтысячелетних свитков. Вторая – текст из этих свитков, где описаны крах и разрушение города. Зачем мне читать после первой вторую часть – не ясно. Известно же, чем дело кончится: вот руины, вот мумии в гробнице... Попытался читать, и не смог.

Правильнее было бы, раздели автор книгу на два тома. Кто-то прочёл бы только основную часть, кто-то — только приквел. Либо можно было предпослать историю из свитков современной части.

Автор предлагает поверить, что археолог Бен Кайзин и магнат Лорен Стервесант – реинкарнации жреца Хая и царя Ланнона Хикануса. Стервенсант «вспоминает», как откупорить гробницу своего предшественника и… заразившись ядовитыми спорами, умирает. Открыть чужой склеп, чтобы умереть от «проклятья фараонов» – такой поворот событий не вызывает вопросов. Но открыть СВОЙ склеп – то есть склеп своей версии из прошлого и умереть… Это неправильно.

В сюжете без развязки остаётся линия Тимоти – бывшего ученика археолога, предателя, ныне вождя «лесных братьев». Видимо, он тоже реинкарнация — губителя древнего царства, и если вспомнить, что оный губитель остался единственным выжившим в финале «свитков» (да, я заглянул в конец), то намечается некое сходство: тот выжил, и Тимоти ушёл в леса. Но и это выглядит слабо. Лучше было бы, закончи современные реинкарнации дела давно минувших дней, восстанови они справедливость, покарай негодяев и т.д.

Типичная «моральная дилемма» в исполнении советско-перестроечного автора — на выбор два варианта и оба гибельные. Вспомним, что так выглядит типичное предложение Дьявола. Однако советско-перестроечный писатель заходит дальше Дьявола. Во-первых, в ультимативной форме он требует выбрать наихудший вариант, а во-вторых, когда попавшийся бедолага выбирает менее худший, начинает куражиться: «Да ты струсил, подонок, и за это теперь лишишься души!» Тут ещё одно сходство с Дьяволом, ведь только Дьявол может забрать (после соответствующей сделки) человеческую душу, данную Господом.

В данной повести душу у человека отнимают, если тот отказывается биться с драконом. Если же согласится, то наверняка погибнет, а участь его родных будет трагична: останутся без кормильца, пойдут по миру, а то и погибнут от рук приспешников дракона. Выбор, то есть, «выбор» совершается при помощи некоего амулета, каковой нужно на себя надеть. Амулет возникает ниоткуда, сам собой, зачастую рядом с менее всего пригодными для драконоборчества людьми. Например, рядом с беременной на большом сроке женщиной. Или с задёрганным мужем беременной женщины. Или со стариком. Или с многодетным отцом. «Ну и что? Надо хватать амулет и идти на дракона!» — визжит между строк писатель. Тут уместно будет заметить, что дракон вылезает из башни регулярно, уже сотни лет, то есть забороть его раз и навсегда невозможно. Ситуация напоминает подставу!

Подсовывать людям подобную «дилемму» может только писатель с исковерканными представлениями о порядке и хаосе, добре и зле, норме и девиации. Писатель злой, категоричный и требовательный, для которого всегда «народишко не тот», который не смыслит в мировых религиях, сам себя возвёл на высокий трон «совести нации», но пороху не нюхал и жизни дальше советского НИИ и литмастерской Стругачей не знает. Да, писатель Казменко тяжело болел. Но это, видимо, ещё сильнее отделило его от людей.

В Средневековье понятия «детство» не существовало. «Детство» — выдумка Нового времени. В старину детей считали неполноценными взрослыми и спуску ни в чём не давали. Малые лета были не привилегией, как сейчас, а… отягчающим обстоятельством.

«Ученик рейнджера» — энциклопедия суровой жизни средневекового мальчишки для современных тинэйджеров, изнеженных бездельем. Роман Джона Фланагана — не «бунтарская» проза в духе «Над пропастью во ржи». Это книга совсем другого времени, и посылы в ней совершенно иные. Пока тебе мало лет, тобой будут командовать, тебя будут обижать, нагружать работой и постоянно понукать. Сколько ты ни старайся — всё равно наставнику не понравится. Поэтому стисни крепче зубы и не забывай измерять свой рост по дверному косяку — с каждым новым вершком ценить тебя будут больше, относиться к твоим словам — серьёзней.

Итог: предельно упрощённый «роман взросления» для среднего школьного возраста. Целевой аудитории книга должна понравиться.

Купил бумажное издание за 80 рублей по уценке.

Насквозь повесточная книга. Антитрамповская агитка. И как следствие, бесстыдно расистская:

«Ополченцы были по большей части белыми, по большей части тупыми и все до одного внушали ужас. В пустынном переулке лучше с такими не встречаться, особенно если ты чернокожая женщина».

Тем не менее чернокожую женщину с простым русским именем Таня эти гадкие «откормленные свининой» белые мужики не обидели. Уж как она старалась, насекомила их, никто слова поперёк не сказал. Даже этот, самый гадкий:

«...маленький рыжеволосый парень, по одежде больше напоминающий пастора из захудалого прихода (это впечатление дополнял висящий на шее деревянный крест) и с большим пистолетом на поясе».

А городок-то, городок, куда приехала Таня:

«Вернувшись в кооперативный магазин, торгующий свежими местными продуктами и товарами, Таня осознала, что в городке одни только белые. А если и был кто-то с другим цветом кожи, то они прятались».

Хотя и здесь Таню тоже не обидели.

Первая в бесконечном ряду очевидная сюжетная несообразность: выпускница школы для правительственных агентов со специализацией по ведению допросов Таня сама попадает на допрос к старшим коллегам и моментально куксится: «Мама! Где моя мама?»

Устами городских маргиналов автор клеймит в романе «общество потребления» — так в советской пропагандистской литературе батраки и подёнщики умственной разминки ради рассуждали о коммунизме.

Хиппи из коммуны выжигают поля с целью их «биорекреации». Между тем выжигание — варварская практика, наносящая страшный урон живой природе. Впрочем, чего это я; ясно же, современная политическая экология — совсем про другое:

«В долгосрочной перспективе будущее зелёное. Природе без нас будет лучше, когда это наконец произойдёт».

Бандитский «революционный» отряд, не без инклюзивности:

«...отобрали в отряд двенадцать подростков. Семерых парней и пять девушек».

«Они-же-дети» выходят на гоп-стоп:

«В первую неделю отряд угнал четыре правительственные машины и один грузовик, набитый запасными частями для беспилотников, а также обчистил казино на шестьсот тысяч».

Ангелическим либералам и демократам автор разрешает всё: грабить, убивать, похищать с целью получения выкупа. А отсталые реакционеры и реднеки совершают преступление, даже если: защищаются, косо смотрят, дышат, существуют.

Но сколько верёвочке не виться:

«Ребятам не хватило быстроты. Пролился дождь раскалённого металла. В то утро погибло трое подростков».

Ближе к финалу автор скатывается с телеграфного стиля до твиттерного. Видно, хотел дать поворот в сторону «восстания машин»:

«Когда роботы начали разрабатывать свои собственные новые модели, наступил полный кошмар».

Но редактор сказал «амба», и через девять (я пересчитал) листиков роман был завершён, без описания «полного кошмара». Не считать же за таковой неловкую битву одного из героев с жестоким роботом-убийцей, каковой просматривается насквозь в буквальном смысле слова: «Заглянув в щели между пластинами брони...» Как герой побеждает робота?

«Отодрать стальные панели оказалось нетрудно».

Вот так! Видимо, робот оказался реакционным.

Перлы можно цитировать долго.

Финал романа всецело одобряю. Да и кто я такой, чтобы идти против затаённой мечты американского писателя-либерала? Конец американской государственности:

«После англичан пришли «голубые каски». Французы, голландцы и поляки. ...стали сбрасывать на больших белых парашютах контейнеры с гуманитарной помощью».

А в целом книга... Что мы Гекубе, что нам Гекуба? Зачем расистский, третьесортный, пропагандистский, глубоко провинциальный роман было переводить и печатать?

НедоХармс, недоПлатонов, недо... И если язык Хармса и язык Платонова были живым порождением эпохи, то здесь — какое-то неуклюжее эсперанто.

Крайне слабо.

«– Отнюдь, – возразил грешник с легкой улыбкой.»

Я уже смирился, что у современных авторов то и дело встречается огрызок «отнюдь» (это равносильно тому, как если бы персонаж на вопрос «Когда ты вернёшься?» ничтоже сумняшеся отвечал: «Нибудь»). Но автор путает глаз с глазницей:

«Теперь его правый глаз был пустым, а левый покрывала молочно-белая пелена.»

Это особенно странно, ведь автор — дипломированный юрист и не может не знать, как важны предельно точные формулировки.

Но дело даже не в этих орфографических и смысловых ляпах. Входящие в роман повести почти нечитаемы — из-за гипертрофированных эмоций персонажей («От переполнившего ее восторга она едва не воспарила над землей»), из-за несоответствующего размаху произведения трагического пафоса («Она не выбирала свою судьбу. Она не заключала договор со Спящим Медведем и не платила чужими душами за сохранность собственной. Она никому не желала зла. «Я хочу исчезнуть. Пусть все решат, что меня никогда не было». Если картина не удалась, ее стирают…»), наконец, из-за непроработанности мира...

В этом мире имеется городская цивилизация выше уровня Средних веков (упоминается «огнестрел»), но при этом царит полнейший юридический беспредел. (Поскольку автор — юрист, не могу не рассмотреть повести с этой точки зрения.) В Ки-Алире правит некий «достопочтенный» герцог Аладоре. От скуки он сделал городским ремесленникам невозможный заказ:

«И захлопнулись для нас ворота Ки-Алиры, закрылись навсегда. Был город – стала тюрьма. Через три месяца нас начали уводить во дворец по одному, и никто не вышел обратно. Созвали совет Гильдии, да только что могли предложить перепуганные мастера? Никто не хотел умирать...»

Один мастер вызвался поработать:

«...то и дело требовал новые ингредиенты, один чуднее другого, поэтому неудивительно, что по дворцу поползли слухи: говорили, что юный мастер на самом деле обычный пройдоха, который сумел обвести вокруг пальца самого повелителя Ки-Алиры. Аладоре, конечно же, не мог оставить это без внимания и потребовал от искусника объяснений. Тот долго упирался, но потом – не без помощи герцогских палачей – все-таки согласился объяснить и показать, что именно он создает».

«Уводили по одному», «никто не вышел обратно», «палачи»... Немыслимое ни для Средневековья, ни для Античности, ни для Бронзового века беззаконие. На первом курсе юридических университетов даётся краткий обзор истории права начиная с Кодекса Хаммурапи, и автор-юрист наверняка в своё время историю права изучала, но почему-то не проверила своё творчество через призму своей профессии.

Очередной «пикник на обочине» случился не где-нибудь, а в российской столице. И теперь каменные джунгли, насыщенные убийственными аномалиями, стали ещё опаснее.

В Новой Зоне разбился самолёт, оборудованный перспективной системой маскировки. К нему сразу же устремляются наперегонки конкурирующие группы наёмников. Невольно отмечаешь, что автор знает и любит Москву, разбирается в городской топографии. Он уверенно прокладывает маршрут отрядов через лабиринт улиц, от одной архитектурной вехи к другой.

Герои дебютного романа Григория Елисеева страдают шаблонным поведением и ведут схематичные диалоги. Однако это «родовая травма» всего сериального чтива. Огорчает иное: персонажей невозможно различить, настолько они похожи друг на друга. Кроме того, большинству читателей покажутся чрезмерными акценты на оружии и технике. Впрочем, наверняка фанаты серии «Сталкер» воспримут эту особенность на ура.

В финале сюжетные линии так и не пересекутся — развязка отложена до второго тома.

Уткнувшаяся в своём развитии в тупик инопланетная цивилизация хочет вспомнить исконные чувства, для чего похищает двух самых красивых земных особей и наблюдает за их жизнью в искусственном раю. Одна особь — высокоморальный советский паренёк-технарь, другая — Святая Иностранка: француженка. Когда ещё советскому пареньку доведётся любить иностранку? Это привилегия разве что для знаменитостей. Высоцкий любил Марину Влади. Гагарин — английскую королеву... Тут, казалось бы, лови момент! Однако высокоморальный советский паренёк считает, что любовь в данных обстоятельствах будет искусственной, т.к. у девушки «нет альтернатив», и вообще неприлично заниматься тем, чего в СССР нет, под инопланетным оком (герой специально уточняет у алиенов, видят ли те в темноте — да, видят). Он напускает на себя холодность к девушке (в которую между тем влюбился). Инопланетяне решают, что эмоция потери тоже годится, и умерщвляют девушку. Советского паренька с трупом на руках выбрасывают на земную помойку (буквально: электроды, строительный мусор, кучи песка). «Сам себя обслужил». Финита ля комедиа.

Блестящий стилист Майк Гелприн вложил в уста современного шестнадцатилетнего подростка слово «натюрлих». Этим фактом достаточно отзыв начать и закончить.

Раннесоветский роман-истерика. Хорошие метафоры, неплохой язык, но пошлый пропагандистский напор. «Капиталистов» автор бичует за внешность, за привычки, напрочь забывая, что советские читатели тоже могут иметь такую внешность и привычки. Автор не в курсе иностранных реалий и даже ценности долларов (называет дикие суммы взяток).

Часто автор ступает по тонкому льду: «Бессмертие? Коронованные выродки создавали подделку бессмертия, путём бальзамирования своей миропомазанной мертвечины». Во-первых, нет. В Европе не бальзамировали правителей. Во-вторых, Ленин. Или вот, автор случайно признаётся в бессилии большевиков: «Выпуск акций в самых мелких купюрах. Рабочие трёх самых мощных трестов делаются акционерами. Конечно, это – горе-акционеры, но… Рабочий, получающий дивиденд, негодный материал для идей… Можно сколько угодно долбить о коммунизме, в голове у рабочего будет “дивиденд”».

Похоже, общее место футурологов того времени: «Весь мир, кроме миролюбивой Америки, вооружён до макушки». Они ещё какие-то надежды возлагали на американских рабочих!

Жуткий мир с принудительным гипнозом, одинаковой одеждой, обликом и бритьём голов для мужчин и женщин, запретом семьи и какой-либо собственности, детдомовским воспитанием детей, убийством больных детей автор считает утопией. А ведь в т.ч. и из этого романа выросли Ефремов и АБС.