| |
| Статья написана 20 декабря 2010 г. 16:05 |
Из аудитории: (Слышно очень плохо, общий смысл: спрашивают, почему выбрал именно Гуситские войны.) А. Сапковский: Знаете, это очень интересная тема, история Европы, история Польши — и всей Европы. Я так думаю: если б не было тогда Гуситских войн, если б они этих войн не выиграли, — никогда б не было Мартина Лютера. Если б не было Мартина Лютера — не было бы Реформации. А если б не было Реформации в Европе — то мы до сих пор сидели бы в ямах каких-то и молились богу, грязные и... Это моё мнение. Не хотите — не соглашайтесь, пожалуйста, но моё такое мнение: что Ян Гус, когда его там сожгли в Констанце, он открыл ворота, и если б эти ворота не были открыты, по ним никогда не пошёл бы Мартин Лютер. А Мартин Лютер по ним — именно по этим воротам — пошёл. Он перевёл Библию на немецкий, и он сказал Папе Римскому, что у него монополии на религию не будет — и не будет никогда. Согласны вы или нет? Если нет — пожалуйста... ...
Из аудитории: В вашем произведении Католическая церковь, она выступает с двух разных сторон. Вы поддерживаете точку зрения, что в средневековой Европе (...) церковь в определённом смысле являлась централизующим фактором? А. Сапковский: Это вопрос трудный... Что мне сказать, чтоб не быть... Ну я так и думаю, действительно. Я вам как на духу — что не надо так. Теперь что, Польша — стала теперь страной католической, и к тому же не только то, что католической, она стала даже официально католической. Платила деньги большие на Ватикан. А зачем? Если спрашивать меня, если я анти-, если я антиклерикал... Но вопрос такой: я не анти-, это они анти-, а я про-. Всё. Из аудитории: Пан Анджей, скажите, пожалуйста, а верующие в Польше, когда вышла ваша трилогия, — они не возмущались, не протестовали, не говорили, что презренных еретиков изобразили?.. А. Сапковский: Да ещё как. Конечно, (неразборчиво) что антиклерикал, говорили даже, что злостный коммунист. (Смех в аудитории.) Что он не любит костёл, он не любит Ватикан... Но я это всё выдержал, спокойно, я это выдержал. Ну, потом со «Змеёю» у меня тоже так было. Из аудитории: А «Змею» будут переводить на русский или на украинский? А. Сапковский: Контракт подписан, с русскими. Из аудитории: А когда? А. Сапковский: Этого не знаю. Конечно... я уже говорил, они спросили: «Есть ли эта книга анти-?» Я им сказал же, что: люди, что я, «угодник черни буйной»? Я не «угодник черни буйной», и я не пою ненависть. Для меня книга это книга, это история, это просто книга. Из аудитории: Пан Анджей, скажите, вы принимаете какое-то участие или контроль... к иллюстрированию ваших книг? Вопрос: ваше отношение к тому, как книги иллюстрируются, вы это как-то контролируете? А. Сапковский: (Смеётся.) Нет, нет, абсолютно нет. Это невозможно. Я думаю, что это могло быть возможным, если б я это как-то взял и сказал: надо так, я прошу!.. влияние... Никто этого не делает, никто. А жаль. Потому что некоторые мои обложки — просто ужас, ну просто ужас. Я уж не буду говорить про “Narrenturm” русский и этих самураев... (Смех в аудитории.) Но в Польше тоже бывает. Один единственный раз мне захотелось, чтоб польского “Narrenturm”-а... это трилогия эта гуситская... там моё вмешательство в обложку — было. И потому обложки, по-моему, “Narrenturm” и так далее, — неплохие. Но, знаете, у русских это самый первый том “Narrenturm”-а с самураями... он, конечно, хуже всего... ну хуже всего, это ужас, это жопа (...) (Смех в аудитории.) Но потом тоже не было лучше, эта последняя — Робин Гуд и его друзья. Мама! Почему же не умеют они рисовать обложек, мать!.. Ну это ж такое простое дело, я вам сам нарисую, дайте мне карандаш. Но, оказывается, нельзя. Ну что делать? Плевать только, что ли... Из аудитории: Пан Анджей, с чего вы начали писать? А. Сапковский: Ну вот вопрос... Значит, муза, муза летит над городком — на одних спускается, на других талант. Из аудитории: А в каком виде она к вам явилась, ваша муза? (Продолжительная тишина, в аудитории начинают смеяться.) А. Сапковский: Давайте, давайте, давайте. Пока сижу. А то отойду. (...) Из аудитории: (...) Скажите пожалуйста, вот это действительно исторический роман, огромное количество исторических подробностей, и бытовых, и речевых, и ещё каких-то. Скажите, у вас много времени заняла подготовка материалов? Долго ли вы готовились, много ли... перелопатили? А. Сапковский: Очень, очень. Что-то... пять лет, затем я начал писать эту книгу. Пять лет — подготовка. Из аудитории: Если можно — вопрос-продолжение: говорят, у Сенкевича в исторических романах не все подробности, которые он может обосновать. Некоторые он просто литературно домыслил, исходя из контекста, просто для колорита. У вас есть такое, то, что вы сами... предположили, сделали предположение? Может быть, лингвистическое, речь отдельных персонажей, или какие-то подробности архитектуры, одежды, отношений? А. Сапковский: Не знаю. Честно, не знаю. Потому думаю так: то, что мне надо было узнать, чтоб писать дальше, чтоб сочинять сюжет, — я нашёл всё, что надо. Но конечно, я думаю, что есть ещё многие вещи, которых я не нашёл. Если бы я их нашёл тогда, мой сюжет был намного получше. Но не получилось. Это же история, там же фабула, что там творится... Смогу ли я взять все эти подробности? Не смогу, абсолютно не смогу. Но если читатель этого не заметит, этих тонкостей, — хорошо. Он даже не может их заметить. А если заметит, он скажет: «Я поумнее автора». Пожалуйста. Ну что делать. (...) Говорил: коньяк, а принесли чаю... (Смех в аудитории.) Из аудитории: Отношение к оформлению ваших книг? Если бы вы могли руководить этим процессом, какую бы стилистику вы выбрали? Что вам близко из визуального искусства? А. Сапковский: Из визуального, да?.. Из визуального... Не знаю. (Смех в аудитории.) Нет, правда, правда, правда, так говорю, как на духу: не знаю. Из аудитории: (Спрашивают по-украински, верит ли Сапковский в прогресс.) А. Сапковский: Слушайте, вы мне философские вопросы задаёте. Что ж я, мудрец какой-то?.. Откуда мне знать? Не знаю! Мужики да бабы! Я не какой-то пророк здесь! Я просто простой автор. А вы мне задаёте такие вопросы, что будет, чего не будет. А хрен с вами, что будет, а чего не будет, наплевать мне на это. (Сапковскому принесли коньяк.) (...) Ну ладно, ещё, давайте, давайте, только не про что будет. Ничего не будет. Из аудитории: Пан Анджей, вот вы сказали только что, что если читатель придумал за вас сюжет, то он умнее вас. Вот вы сейчас вернётесь после трилогии, вернётесь опять к «Ведьмаку». И окажется, что ваши читатели, пока вы писали трилогию, уже за вас придумали продолжение «Ведьмака», и когда вы им предложите свой вариант, они скажут: «Как же так? Всё должно быть по-другому!» Как вы будете вообще с ними (дальше неразборчиво)? А. Сапковский: Проблема есть, проблема есть. Я забыл про это, что теперь уже продолжение пишут всякие. Есть фанфикшен, пишут продолжения. (Смеётся.) Ну что делать. Но — есть ещё оригинальный писатель. (Смех в аудитории.) Оригинальный. И его не солгать (звук открываемой бутылки), он будет всегда оригинальным. Вы моё чтение, вы мою фразу — вы поймёте сразу: это же оригинальный Сапковский! Это не подделка! (Смех в аудитории, аплодисменты.) Из аудитории: Скажите, пан Анджей, русские нашли переводчика, достойного ваших произведений? А. Сапковский: Русский переводчик умер, пусть земля будет ему пухом. Но жаль, что есть его, скажем, наследники... Нет, не хочу про это. Из аудитории: Скажите, а вы довольны качеством украинского перевода? А. Сапковский: (Перебивает.) Не хочу про это. Знаете, итальянцы говорят: “traduttore — traditore”, это обозначает: «переводчик — предатель». И так всегда получается. Переводчик — он тебя предаст. Ты никогда не будешь таким же, как в переводе. Жаль, жаль просто. Я сам же лингвист, я... языков... Я вам уже говорил, сколько я их знаю? Двадцать пять, да? Я бы сам охотно переводил себя (смеётся), но не получается. Надо же, чтоб был переводчик, который меня переводит. Жаль, что есть такие, которые тебя вообще не спрашивают. Я ж употребляю иногда слова польские, про которые я прекрасно знаю, что не каждый будет их знать. Переводчик не спрашивает, что они обозначают. Для меня это обозначает просто: он их просто... вот над ними переводит. Жаль. Жаль потому, что вы именно, люди, с языка чужого для меня, вы не понимаете меня вообще. Потому что вас переводчик обманул. Из аудитории: (Очень плохо слышно, спрашивают что-то про сериал, снятый по книге, и про то, удалось ли воссоздать атмосферу.) А. Сапковский: Можно второй вопрос? А то мне, знаете, употреблять буквы (sic) на четыре буквы не хочется. (Смех в аудитории.) Тем более на три. Из аудитории: Пан Анджей, скажите, пожалуйста, как вы работаете над характерами своих персонажей, есть ли у них прототипы? А. Сапковский: Нет, прототипов там нет и карикатур тоже нет. Они исполняют свою роль в сюжете, и всё. У меня есть сюжет, да? — и все там исполняют роли, в сюжете. Конец. Из аудитории: Ну хорошо, пан Анджей, если они исполняют роли, то расскажите нам, как вы это делаете? Вы всё-таки мужчина, да? Как вы... (окончание вопроса тонет в хохоте слушателей, Сапковский тоже смеётся). А. Сапковский: Но как мне... доказать, что ли? Из аудитории: ...вопрос у меня такой: как вы ухитряетесь так точно описывать женских персонажей, женское поведение, женский образ мысли, будучи сам мужчиной? С кого вы списываете это? А. Сапковский: Ну, я бы очень охотно вам ответил, что у меня опыт большой, но это неправда. Поверьте, что персонажи (...) они есть такие, потому что я их очень люблю. Они из любви делаются такими, какие есть. А во-вторых это просто соображения. Соображения, абсолютно не опыт, я признаюсь вам как на духу. Я не такой уж Казанова, абсолютно нет. Ну бывало там... (смеётся) что бывало. (Продолжение следует.)
|
| | |
| Статья написана 20 декабря 2010 г. 15:53 |
Собрался, наконец, прослушать киевскую беседу Сапковского, аудиозапись которой Мартин выкладывал в своей колонке. Запись оказалась на удивление чистой — гораздо чище, чем то, что мне обычно приходится расшифровывать — и я решил сразу перегнать её в текст. А то, знаете, не люблю я информацию в звуковой форме — ни промотать, ни поиском воспользоваться, неудобно. Думал управиться за пару часов, не рассчитал — ушло полдня. Но таки закончил. Читайте, кому интересно. А. Сапковский: Так. Позвольте сказать вам, кто я такой. Шляхтич польский, герб — Łodzia, писатель... считаю себя неплохим писателем, уже прошло более двадцати лет, как пишу, и зарабатываю только как писатель, full-time writer. Многие вещи мои были переведены на русский и на украинский, так что я думаю, что про это даже не надо, вы это прекрасно знаете. (...) Есть вопросы? (Тишина.) Я на них, конечно, отвечу, — если захочу. (Смех в аудитории.) Потому что я читателей своих очень уважаю. Из аудитории: Пан Анджей, можно вопрос? А какой ваш любимый писатель? А. Сапковский: Мой? Из аудитории: Да. Вот мы сюда пришли, потому что вы наш любимый писатель, — а у вас какой любимый? А. Сапковский: Надо подумать. (Пауза.) Хэмингуэй. Эрнест Хэмингуэй. Из аудитории: А что именно? А. Сапковский: Всё. Всё-всё-всё, всё у него. Это самый великий писатель — по-моему. Я от него учился, кстати, — я от него учился, как можно сообразить многое, употребляя самые простые слова. От него я учился, что можно показать такое! — с употреблением только нескольких слов. Конечно, англичанам проще, они: “he said” — “she said” — “he said” — “she...” Им проще. Нам, славянам, потруднее. Но всё равно, он — мастер. Хэмингуэй, он — мастер. Великий. Есть ещё другие, конечно, есть ещё другие. Из аудитории: А из славянской литературы?
А. Сапковский: Булгаков. ( Тишина.) Ответ простой: Булгаков. Из аудитории: А вы читали в оригинале его? А. Сапковский: Я читал много... даже с утра. (Смех в аудитории.) Из аудитории: Пан Анджей, вы в общении очень весёлый, ироничный, иногда саркастичный человек. В ваших книгах этого не так много. Почему? А. Сапковский: (Смеётся.) Хотите — будет! (Продолжает смеяться, в аудитории тоже веселье.) Ну, конечно, мальчики, девушки, мужики да бабы... Я ж человек такой, как он и есть. Я способен, конечно, писать, что хочу, — и пишу, что хочу. Но не вяжите, пожалуйста, меня с тем, что пишу — я совсем другой человек, совсем другой. Из аудитории: Можно вопрос? А. Сапковский: Пожалуйста. Из аудитории: Скажите, пожалуйста, читали ли вы о приключениях... А. Сапковский: (Перебивает.) Читал. Из аудитории: ...о приключениях Геральта в Большом Киеве и продолжения, и как вы оцениваете эти книги? (Смех в аудитории.) А. Сапковский: Нет, не читал. Признаюсь как на духу, что не читал. Но помню как сегодня, как подошёл ко мне этот самый и спросил: можно ли писать про ведьмака в Великом Киеве и так далее. Я тогда был, скажем... очень весёлый (смеётся, в аудитории аплодируют). Я сказал: пожалуйста! давай! бери! Если б был я даже не весёлый, был бы даже очень серьёзный, — я бы то же самое ему сказал. Почему? Ну пусть делает. Какая для меня разница? Какая для меня проблема? Пусть пишет, если хочет. Бери! Он и взял. Читать, признаюсь как на духу, — не читал. Но я думаю, что он... Но если читатели его не убили — значит, хорошо. (Смех в аудитории.) Из аудитории: А какой у вас свой собственный литературный герой, из вами написанных? А. Сапковский: М-м... надо подумать. Литературный герой, вы говорите?.. (Пауза.) Не знаю. Робинзон Крузо. Из аудитории: Нет, ваш личный. Рейневан там, или... А. Сапковский: Мой личный? Из аудитории: Да. А. Сапковский: Мои личные герои (несколько слов неразборчиво). Мужики да бабы. Я их же сочиняю. Из букв. Как мне любить буквы? Я их сочиняю из букв, они только буквы. (Обращаясь к аудитории) Ну, давайте ещё, давайте ещё, давайте ещё. (...) Из аудитории: Раз никто не задаёт, я задам второй вопрос: вы к компьютерной игре по Геральту и компании относитесь так же, как к фильму — или всё-таки чуть иначе? А. Сапковский: Ну нет, не особенно, не особенно. И фильм ничтожный, и игра тоже ничтожная. У меня к ним никакого прикосновения и не есть, и не будет. Я не хочу к ним относиться вообще. Они есть, пожалуйста. Но чтоб они... Дело такое, послушайте, теперь специалист говорит, великий знаток литературы фантастичной: если есть адаптации повести, книги на фильм — можно это изобразить в виде кривой Гаусса... Знаете, что такое кривая Гаусса? Здесь ничего, потом поднимается к большой сисок, потом падает. Есть книги, которые когда адаптируют на этом уровне — они намного хуже, потом есть ещё, поднимается кривая Гаусса, и там ещё намного хуже, потом кривая Гаусса опускается — и там есть адаптации, которые намного лучше. (Неразборчиво.) Хотите, чтоб назвал? Есть такие, я могу их назвать. Из аудитории: Назовите, пожалуйста. А. Сапковский: Кинга, Стивена Кинга... Автор хороший, абсолютно хороший, но его книга “Shining” («Сияние») — хуже всего, хуже всего. Но адаптация, фильм (...) — блестящая. Это... это... что мы за кривой Гаусса зашли, вот. Не согласны? Из аудитории: (Издалека, очень плохо слышно.) Самому-то Кингу не понравилась эта адаптация. А. Сапковский: Вас не слышу, вообще. Из аудитории: Он говорит, что Кингу не понравилось. Из аудитории: Сам Кинг очень резко отзывался о фильме Стэнли Кубрика, и поэтому он спродюссировал сам мини-сериал, который... (дальше неразборчиво). Из аудитории: А кому нравится, кому нравится адаптация? Мне тоже не нравится. Но фильм — великолепный. Из аудитории: Были такие слухи — о продолжении «Ведьмака». Правда ли это? А. Сапковский: Да. В настоящее время — да. Я долго про это не хотел говорить, потому что мне казалось, что «Ведьмак» — эта история окончена. Она кончилась. Там всё сказано, что надо. Но потом я подумал так, как Роджер Желязны с «Амбером»... (Смех в аудитории.) Нужны же деньги! (Смеётся, в аудитории аплодисменты.) Нет-нет-нет-нет, смеяться незачем, поверьте, — если даже что-то сделаю, то не так, чтоб обидеть читателя. Нет, я его абсолютно не обижу, он найдёт там, что надо. Есть ещё у меня способность, есть. Из аудитории: Скажите, тогда ещё немножко более наводящий вопрос: данное продолжение «Ведьмака», это будет непосредственно продолжение — продолжение, или это будет о ранних годах или что-то в этом роде? А. Сапковский: О, слишком много спрашиваете (смеётся), слишком много. На этот вопрос не отвечу. Из аудитории: Хорошо, тогда ещё один вопрос, лично мой. Мой, просто, любимец в вашем цикле, это император Эмгыр вар Эмрейс, — он будет в продолжении? Вы можете ответить? А. Сапковский: Э-э... нет. Вы имеете в виду гуситскую трилогию? Из аудитории: Император Эмгыр, он будет? А. Сапковский: Какой император? Из аудитории (разные голоса): Отец Цири... Отец Цири. (Начинается веселье.) А. Сапковский: Нет, нет, не будет. Абсолютно не будет. Из аудитории: Пан Анджей, а «Змея» — почему Афганистан? История современности (?), там не без истории, конечно, но — почему? А. Сапковский: История... история... Я, знаете, взялся... как эксперимент... фантастика, fantasy — историчное, с историей. (...) Я не знаю, читали ли вы, но там история — она зазубряется, там есть и Александр Великий, там есть и английцы, там есть и Советская Армия. Но для меня это просто история. Конечно, знаете, когда (у) меня взяли эту книгу в русском издательстве, они задали мне вопрос: «Она антирусская или что?» Вы не знаете, что я не «угодник черни буйной»? Никогда я не был «угодником черни буйной» и не буду. Это историческая книга, книга про историю. История: что-то было, и про это даже может быть и забыли. (...) Если вы забыли — я вам припомню. История, ничего больше. История. Из аудитории: Можно вопрос? Мне очень нравятся ваши вещи малого объёма, и равно рассказы и эссе. Фраза «нет золота в Серых горах» стала крылатой в нашей фантастике. В последнее время этого не видно. Может быть, оно не переводится с польского. Но пишете ли вы и собираетесь ли вы писать рассказы и эссе? А. Сапковский: Нет, не видно — потому что их просто нет. И вы назвали это, «Нет золота в Серых горах»... я... знаете, я этим рассказом — или этим эссе — недоволен, абсолютно недоволен. (Мне) стыдно за этот рассказ, я не хотел бы его попомнить (sic) ещё раз и наверное не попомню. Не за что. Я тогда боролся за какое-то дело. И не надо было, не надо. Из аудитории: Ну другие рассказы, другие эссе — вы пишете? А. Сапковский: (Перебивает.) Кстати, рассказ — это мастерство, написать хороший рассказ — мастерство. Тем надо гордиться. Я тоже горжусь, есть у меня такие, есть у меня «Maladie», есть у меня другие, есть у меня ещё «Случай в Мисчиф-Крик» — есть там, чем я горжусь, рассказами. Это — мастерство, рассказать рассказ. Начинается... развивается... кончится... Это мастерство! (...) А. Сапковский: Ну ладно. Если уж... если — уж, про ужей, если вы про рептилиев (sic)... если ужи... если уж... Давайте, я к вам открыт, как на секции (sic), режьте вдоль и поперёк! Из аудитории: (Просят микрофон.) А. Сапковский: А нах... хрен нам микрофон? У меня голос — во-от како-ой! Из аудитории: А вас на английский перевели? А. Сапковский: Конечно, перевели. Ну, спасибо. Есть чем хлеб... есть хлеб, есть масло. Из аудитории: А как вы оцениваете, где ваша популярность больше: в англоязычных странах — или в русскоязычных? А. Сапковский: Знаете, как назвать «популярность»... Из аудитории: Ну вот ваша серия «Ведьмак» прозвучала в русскоязычных странах. А в англоязычных — так же прозвучала, или нет ещё? А. Сапковский: По-моему... считать что, по деньгам? (Смех в аудитории.) Или по тому, как меня там уважают как писателя? Если по тому, как уважают как писателя — то я русским отдаю всю честь, потому что те так любят, что даже до боли... нехорошо... Но по деньгам... а, деньги, деньги нам не нужны! Из аудитории: А чисто количественно, по тиражам? А. Сапковский: То тираж, снова задел тему денег... я про это тоже не хочу говорить. Из аудитории: Это число читателей. А. Сапковский: Не хочу про это говорить, потому что деньги — это вторичная степень. Про это говорить не хочу. Из аудитории: А есть шансы посмотреть на американскую экранизацию, хоть чуть-чуть более лучшую? А. Сапковский: Спрашиваете меня, есть или нет... Откуда мне знать? Может быть есть, может быть нет. (Продолжение следует.)
|
|
|