Рецензия Михаила Яцко на книгу Г. Л. Олди «Свет мой, зеркальце»:

Предупрежу сразу — буковей много, смысла — для несведущих вовсе нет, а знающим может и пригодится.

Не секрет, наверное, что сэр Генри Лайон Олди давно и прочно числится среди любимых моих авторов. И в последние годы возглавляет сей список.

Только что закончил их относительно новую книгу, "Свет мой, зеркальце". Далась она мне нелегко. Месяц читал. Хотя книга таких объемов мне обычно на три дня, не больше. Почему так? Не знаю сам. Вроде и интересно, и написано хорошо (Олди плохо не умеют, believe me) — но не могу. Три абзаца — и будя, до завтра. Вы когда-нибудь загоняли себе в палец рыболовный крючок? Я — да. И доставал его сам. Вот приблизительно те же ощущения от книги. Хочется быстро и резко, рвануть раз — и пусть с мясом, пусть с криком, но закончить. Но нет. Надо медленно, понемножечку, потихонечку, бородкой вперёд, шипя от злости на собственную косорукость, тащить острую железку на выход из собственного тела...

Писатель, остывший и исписавшийся, нелюбимая жена. Опостылевший дом. Драка с собственным отражением и провал на ту сторону. Ямщик, Зинка, небогатая, в общем-то, событиями (но щедрая на опасности) жизнь по ту сторону зеркала. Двойник — брат мой, враг мой, сука-мечта недосягаемая. Вера — лучик света в темном царстве, невинное дитя, играющее с зеркалом, не ведающее, что творит... И Легион. Тот самый, из Евангелия. Который в свиней и с обрыва. Лично. Ну как, лично... Один бес-хитрец, чертушка с обаянием гопника из подворотни после третьей ходки. И исполнительных идиотов без счета, разменного материала, сдох — не жалко.

К каждому герою — один немой вопрос. Зачем ты? Зачем это все? Ведь бред же. Бессмыслица. И сделка с дьяволом. С тем, чье имя означает Лжец. Чья сущность — обман и погибель. Отдать душу, которой нет, чтобы вырваться из бессмыслицы в серую обыденность, где дом-работа-пиво, и девочке бы позвонить, спасла же, с Нечистым на пару, но как-то, пардон, ссыкотно номер набрать... Там, в Зазеркалье, хоть было опасно, был какой-то экстрим и Ямщик был ну почти что героем, а дома — тьфу, рохля, позорище...

До самой последней страницы. На которой к герою приходит обманутый обманщик, легион из одного легионера, случайно спасённый старым больным котом.

"— Ты верь мне, или не верь. Сегодня верь, завтра не верь. Мучайся, терзайся, давись сомнениями. Так и должно быть, приятель. Ты с кем сделку заключил? Добро пожаловать в ад.

— Ад? — Ямщик хрипло засмеялся.

— Тебя что-то не устраивает?

— Где сомнения, там и надежда. Это не ад, это чистилище."

И мир снова обретает подвижность. Зеркало больше не давит на то, что оно должно отражать. Оно безопасно. Оно послушно и готово отвечать на вопросы. "Свет мой, зеркальце..."

Книга дочитана. Крючок вышел. Это не ад, это чистилище.

Рецензия Ростислава Маркелова на книгу Г. Л. Олди "Свет мой, зеркальце". Оригинал по ссылке: https://www.goodreads.com/review/show/207...

Мой отзыв на эту книгу порядочно запоздал. Уж не знаю, что помешало мне его составить сразу после прочтения, или хотя бы после перепрочтения, но так уж сложилось, что вспомнил я о нем только когда собрался писать про другую новинку любимых Олдей — Бык из машины. И при этом поймал себя на мысли, что "Свет мой, зеркальце" понравилось мне гораздо сильнее, а значит где-то закралась несправедливость...

Что привлекло меня в этой книге, учитывая, что жанр (ну, насколько можно говорить о жанровых границах, когда за дело берутся Олди) совершенно не мой? В первую очередь, конечно, протагонист. Созданный авторами образ антигероя книги попросту очаровывает. Своей приземленностью к жизненным реалиям, мелочностью, изъянами характера той или иной степени тяжести — всем тем, что напрочь отпугнет тех, кто читает книги для того, чтобы ассоциировать себя с кем-то крутым и классным. Тем не менее, многие забывают, что антигерой, это не обязательно какой-нибудь циничный убийца, безжалостный к плохим парням или романтизированная нечисть, а зачастую обычный человек с обычными недостатками. Не герой. И посмотреть на такого персонажа в исполнении Олди было более чем интересно. Развитие характера протагониста, разумеется, тоже не подкачало. Ни к геройству, ни к исправлению всех недостатков, но все же к обновленному себе. Тому, который со временем сможет спокойно взглянуть на себя в зеркало. Тяжелый моральный выбор в финале и переживание его последствий вышли очень удачной "точкой" в его истории.

Но сам по себе протагонист, конечно, книгу не вытянет, вся соль во взаимодействиях с другими персонажами. А их у нас раз два и… соответственно и ответственность на каждого ложиться не малая. Но они справляются, что центральные, что второстепенные – каждый на своем месте. Не буду особо распинаться про целительное – для обоих – общение протагониста с Верой, про это и без меня есть кому написать, скажу только, что верю (не так-то это просто описать ребенка) и что благодарю за совет. Книга и впрямь оказалась полезная и интересная. Антагонист вышел убедительным и отчасти даже симпатичным. Быть может и хорошо, что нам не предоставили экскурс в его прошлое и мотивацию. Может статься, симпатии читателя окончательно бы ушли от главного героя… Впрочем, о чем это я, главный герой книги это безусловно кот! Шутки шутками, а за Арлекина в сцене с овчаркой переживал больше чем за всех персонажей вместе взятых.

В форме же, в которой выполнена книга сокрыт хитрый фокус. Будучи мистикой, она тем не менее старательно маскируется – стилизуется – под столь модный сейчас жанр выживания в постапокалипсисе. Ну сами посудите – все стандартные сцены и тропы на своих местах! Тут и рейды по супермаркетам, и обустройство «базы», и встреча и конфликт с другим «выжившим», перерастающий в разговоры по душам. Да и множество других мелких деталей. И пусть все это внешнее, суть книги не задающее, все равно эта стилизация, словно насмешливая ухмылка, остается с нами до самого конца. И это классно.

К сожалению, всех стилистических изысков я не смог оценить по достоинству. Это, разумеется, не вина книги, просто я все же из другого поколения и не могу полноценно воспринять все отсылки. Не могу не признать, что прослушивание Van der Graaf Generator, в особенности «the plague of lighthouse keepers», было крайне интересным и расширяющим кругозор опытом, но все же для меня это слишком.

Тем не менее, даже с учетом этого в книге нашлось много пришедшегося мне по душе и в этот отзыв не влезла и половина.

Январь начался с премии – роман Г. Л. Олди «Свет мой, зеркальце» признан журналом «Мир фантастики» лучшей фантастической книгой (на русском языке) 2017 года. Также «Свет мой, зеркальце» вошел в пятерку лучших книг в номинациях «Мистика и хоррор года» и «Книга года».

Полностью здесь: https://www.mirf.ru/book/luchshie-knigi-2...

Очень любопытные размышления Ольги Введенской о романе Г. Л. Олди «Сильные»:

Недавно прочла «Сильных». Благодарю авторов за прекрасную книгу!

Одно из ее достоинств – она набита загадками, которые интересно разгадывать.

Когда-то уважаемые авторы написали, что автор может позвать читателя в путешествие.

Так что перед вами своего рода путевые заметки. Извиняюсь перед авторами, если мои домыслы идут вразрез с авторским замыслом.

Приглашаю читателей к обсуждению.

1. Почему боги в «Сильных» такие странные, сонные? Почему их нужно будить, чтобы в них включалась человеческая личность?

Тот, кого в Осьмикрайней называли Сиэр-тойоном, нервно поправляет галстук и снимает с лацкана несуществующую соринку.

-- А вам нравятся греческие отморозки? Нет? Вот первое, что мы сделали – застраховали себя от злоупотреблений служебным положением. Ненавижу самовлюбленных ничтожеств, упивающихся властью! А перерождение в таких было бы, увы, неизбежно.

Поэтому я голосовал за реттийскую метафизику души. Слышали о такой? Имя Клофелинга вам о чем-нибудь говорит? Вот и хорошо, тогда поймете. Тень, сияние, имя – три проекции души на мир. Имя у бога гипертрофировано, расширено до пределов небес и краев земли. Тень получает дополнительные возможности, наподобие визга, слышного свозь слои мира. А вот сияние от всего этого рассеивается, распыляется.

-- У нас самые дисциплинированные боги, у них просто не возникает желания чудить! -- восклицает Сиэр голосом рекламного диктора. И продолжает нормальным тоном:

-- К сожалению, это имеет свои минусы. Вы думали, богом быть легко? Да, на мускулы нагрузки нет. А на душу? Чувствуешь себя каким-то гребцом на галере – ничего, кроме работы, в голову не вмещается. Не потому, что сил нет – души не хватает! Превращаешься в функцию. Какие там друзья-знакомые – себя с трудом вспоминаешь. Родных еле узнаешь: живые? Ну и славно.

[Так вот что происходит с рабами помпилианцев в «Ойкумене», -- подсказывает кто-то во мне, -- У них страдает сияние! Богам Осьмикрайней хорошо, у них есть подпитка энергией от Нюргуна. А бедняги-рабы все тянут из себя -- и утрачивают салгын-кут... то есть, сияние, то есть эмоции и самосознание, и превращаются в роботов.]

Сиэр меж тем продолжает:

-- К сожалению, этот процесс еще и автокаталитический. Сам себя усиливает. Чем больше бог пребывает богом, тем меньше он хочет «просыпаться». В нем остается все меньше личности, он превращается в стихию. Хочешь помнить себя – изволь время от времени бывать человеком. Слабым и убогим. Жадным до наслаждений. Любящим и семейным. Заносчивым. Любым, только бы человеком! Ар-дьялай! Я начал понимать олимпийцев. Презираю! Но понимаю.

Сиэр переводит дыхание. Делает глоток кофе из пластикового стаканчика, морщится и продолжает:

-- Совсем лишаться себя мы тоже не хотели. Поэтому богов и стихий много. Каждый взял себе небольшой кусок мира. Если бы какой-нибудь идиот попытался из человека стать богом всего сразу – его личность просто размазало бы по вселенной, как кота, попавшего под грузовик!

[Привет Кришне, -- шепчет внутренний голос.]

2. Что происходит с боотурами при перековке?

Мастер Кытай грустно вздыхает и поправляет белый халат.

-- Работа с тенью. Вернее, с тенями. Вы думаете, бедняга Эсех был исключением? Только в том смысле, что все его тени были видны стороннему глазу. А так, у каждого боотура в каком-то смысле три тени, три возможных конфигурации тела: человеческий облик, расширенный ... и адьярай Нижнего мира. Да, мы дали нашим детям и такой «скафандр».

Странные существа люди: все удивляются, как в семье адьяраев родился Эсех, которого «заклинило» в человеческом облике. И при этом никого не поражает, что боотуров Нижний мир «переплавляет» в чудовищ. Что их буор-кут, она же умбра, она же тень это позволяет.

К сожалению, дополнительные возможности дались за счет уменьшения салгын-кут.

Никто не придал этому значения. «Временно! – говорили мне. – Это все временно!» Никто не понял, что Нижний мир может стать ловушкой для боотуров. И уж точно никто не предполагал, что после окончания эксперимента умбра мальчишек, прошедших Кузню, останется «перекованной»! Или предполагал? Или это и было целью эксперимента? Я уже всякое подозреваю. Когда засыпаешь в одном мире, а просыпаешься в другом – разное думается.

3. Нюргун сидит на скамейке в больничном саду. Вокруг зеленеет лето. Цветет карагач, который я привыкла называть греческим словом «акация». Нюргун задумчиво отрывает желтый цветок, кладет на ладонь и внимательно разглядывает. Я разглядываю его. Красивый парень в белой больничной пижаме и кожаной меховой безрукавке – для тепла. Умыт, подстрижен – хоть в ЗАГС веди! Осторожно подхожу поближе.

-- Нюргун, ты очень загадочный.

Он не глядит на меня. Как ни странно, это придает мне смелости, и я продолжаю:

-- Ты говоришь, словно расширенный боотур. Словно ума у тебя с хлебную крошку. И своей воли у тебя, считай, вовсе нет. Но при этом ты знаешь что-то, чего не знают твои родные. Чего вообще никто в этом мире не знает. Например, ты знал, что за «черная дыра» была в твоем сердце. Ты очень ждал рождения сына, держался изо всех сил, а когда он родился – спокойно позволил дыре втянуть всех и вся. Почему?

Нюргун молчит. Он оторвал взгляд от цветка, и глядит, вроде бы, в мою сторону, но застывшие глаза смотрят сквозь, на что-то, для меня непостижимое. Ладно, зайдем с другой стороны.

-- Нюргун, я тебе книжку принесла. Почитать. Вот, послушай:

«Только что окончательно затянулась невидимая рана в твоем сердце – то самое отверстие, из которого хлестала сияющая пустота Хумгата.»

[-- Откуда ему знать, что такое Хумгат?! – орет внутренний голос. Торопливо исправляю оплошность.]

-- Хумгат – это такая дырка, через которую можно попасть из мира в мир, понимаешь?

И, не дождавшись ответа, продолжаю читать:

"Дверь, которой ты был, снова надежно заперта. Поэтому, собственно, тебе сейчас так плохо – все твое существо страдает в разлуке с непостижимым, которое еще недавно заполняло тебя целиком. Но такая тоска, поверь мне, целительна. Считай ее чем-то вроде посвящения. Именно с тоски по непостижимому начинается настоящая жизнь."

Нюргун не реагирует. Добавляю:

"Жизни твоей больше ничего не угрожает. Сердце, сперва разорванное, а потом заштопанное самой вечностью – куда более надежная гарантия неуязвимости, чем, скажем, отравленная кровь..."

Нюргун по-прежнему смотрит в пространство. Потом произносит, словно вынося приговор:

-- Фрай. Не люблю.

Ну да, он ведь тоже сын Закона-владыки.

Может ли сын быть сильнее отца?

У богов – запросто.