Не верьте тому, кто скажет, что идеальный мир полон красок. Нет, идеальный мир – серый, такого же цвета, что и осенняя грязь или книжная пыль. Но, знаете, серость – это даже хорошо. Серость редко вызывает эмоции. Когда вокруг всегда всё одинаково, не плохо и не хорошо, ни шатко, ни валко – это очень даже здорово. Никаких эмоций, эмоции – это зло, их нельзя допустить…

Только мир вокруг меня не был идеально сер и бесчувственен. Стеклянные шпили, дырявившие бирюзовое небо и желтоватые облака, покоились на стенах из красного кирпича с чёрными прожилками. На фронтонах уже который век скалили морды горгульи и драконы, грифоны и мантикоры. На лицах их было запечатлено то выражение ужаса, то ярости, то веселья…

Нет, нельзя смотреть туда, особенно на пятую горгулью слева, такую смешную и одновременно страшную…Нет, не думать о ней, мне нельзя ничего чувствовать! За прошедшие годы уже привык к этому, но держать себя в руках было слишком трудно. И всё-таки, если я сорвусь…

В привычку стало и месить грязь на улицах. Да пусть их и мостили досками, впитывавшими влагу, но коричнево-серое «тесто» всё равно оказывалось на обуви, пятнами засыхала на одежде, а ещё жутко хлюпало под ногами…Нет, не думать об этом, ни в коем случае не думать, вокруг же люди, уйма людей, если я не сдержусь…

Людской поток привычно обтекал меня, словно бурная речка – скалистый остров. Этот город давным-давно запомнил, что случается с теми несчастными, кто приблизится ко мне. Пусть люди и не знали, из-за чего те ужасы происходят на самом деле, и всё же, всё же…

Но что это? Какой-то новичок! Глупец, уйди же от меня!

— Пойди прочь, — бесчувственный, стальной голос. Мне всё время казалось, что это не моё горло произносит слова таким тоном, а чужое. Я никогда не любил сталь. А в последние годы она была мне ненавистна…Проклятье! Не думай о чувствах – иначе почувствуешь! Нет! Но мне мешает этот попрошайка.

— Господин, монетку, всего одну монетку. Я так давно не видел хлеба…- карие глаза, полные надежды и слёз. Ломающийся, трескающийся от мольбы голос. Изорванная одежда, всклокоченные волосы. На губах застыла мольба. Если бы мне удалось хоть что-то сделать для этих несчастных…Нет, не надо!!! Поздно…

— Господин, прошу, хотя бы одну… — и тут горло нищего сдавила невидимая рука, а сердце будто бы пронзил нож изо льда. Лёгкие его наполнились жаром, а лицо застыло маской смерти. А в карих глазах…В карих глазах жизнь потухла. Навсегда.

— Зря ты так, — а что я ещё мог сказать, что? Почему проклятье, сперва показавшееся даром, выбрало именно меня? Почему? Почему?!! – Прости…Но я не виноват…Я не виноват…

А поток людей и внимания не обратил на смерть нищего, приблизившегося к Пьянице, выпивавшему человеческую жизнь…Ничего не менялось в этом мире…

Проклятая грязь. Нет, не чувствовать, не чувствовать, не думать…

Для фанатов или просто желающих прочесть продолжение.

Судя по всему, издание романа "За славой, маг!", продолжения вот этого произведения

http://fantlab.ru/work118343

откладывается на неизвестный срок. Во всяком случае, в "Лениздате" книга не выйдет. Главред Александр Сидорович не заинтересован в издании продолжения. Другое же изд-во, с которым вел переговоры, похоже, отказалось от идеи сотрудничествоа со мною.

Приношу свои извинения тем, кто ждёт книгу, и прошу набраться терпения.

P.S. Мне это самому здоровья не прибавляет, но таки что делать...

По просьбам некоторых фантлабовцев попробовал составить "классические" комментарии к собственному роману. Перед Вами- первая страничка тех самых комментариев...Надеюсь, что получилось более или менее...

Комментарии.

С. 5. Аркадская империя – отсылка к империи Византийской. Аркадия – область в Греции, чьи земли входили в состав Византии.

С. 5. «Живите долго, я приказываю вам это…» — отсылка к ставшей уже крылатой фразе «приказал долго жить».

С. 6. «Королевство мне дороже!» — отсылка к словам Аристотеля «Платон мне друг, но истина дороже!».

С. 7. Андроник Ласкарий – отсылка сразу к двум историческим личностям. Андроник I Комнин (годы правления 1183-1185) – император византийский, последний представитель династии Комнинов. Известен своею необычайной судьбою. Соблазнитель княгинь, вдовствующих королев – и борец со взяточничеством и излишней пышностью императорского двора. Храбрейший человек, покровитель торговли и ремесла – и одновременно один из самых жестоких василевсов в истории Византии. Свергнут в ходе переворота. Брошенный на растерзание народа, он до последних мгновений жизни не терял присутствия духа.

Феодор I Ласкарис (годы правления 1205-1221) – первый император Никейской империи, одного из осколков Византийской империи. Враги и друзья были схожи в описании этого императора: «…То был царь стремительный и неудержимый боец, он подвергал себя опасностям во многих битвах…Но нередко он омрачал свою славу, поступая неосмотрительно…»

С. 7. Иоанн Дука Ватац – отсылка к никейскому императору Иоанну III Дуке Ватацу (годы правления 1221-1254). Зять Феодора Ласкариса, «собиратель земель византийских». Использовав экономический потенциал государства, сказочно обогатил казну (на эти деньги в дальнейшем обустраивали Константинополь, точнее, те руины, в которые он превратился). «Ничего не делал, не обдумав, не оставлял ничего, не обдумав…Не любил пользоваться чужими советами»…

С. 10. «А тебя попрошу задержаться, Николас Датор» — отсылка к фразе Мюллера в многосерийном фильме «Семнадцать мгновений весны»: «А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться».

С. 12. Реджинальд Людольфинг – отсылка к династии Людольфингов, правивших Священной Римской империей с 962 по 1024 гг. н.э. Основатель этой династии, Оттон I, большую часть своего правления подавлял восстания в империи и попытки отделения тех или иных феодалов от государства.

С. 13. Артуа – отсылка к названию области на севере Франции, на протяжении двенадцати веков пять раз переходила из рук в руки различных хозяев (поочерёдно королей Франции, герцогов Бургундских, императоров австрийсих, королей испанских, штатгальтеров голландских и снова – королей французских).

Странные люди: они говорят, что тьма – чёрная. Нет, тьма – это тьма. Она не чёрная, не красная, не синяя и даже, к сожалению, не оливковая в жёлтую крапинку. А как было бы увлекательно вглядываться в бездну, скажем, малинового или лазурного цвета! Это был бы бесконечный сад, где ягодные кусты- до неба и дальше, повсюду — или море, бесконечное, без конца, без краю – море…

Так вот, тьма – это тьма. У неё свой, ни на что не похожий, особый цвет. Наверное, это похоже на новенький, только что уложенный асфальт, который плавится из-за нестерпимой жары, оплывает, так и норовя хватануть прохожего и отнять его ботинок или туфлю. А ведь никто не знает, что там, за этим тоненьким слоем битума, будто бы тающего, норовящего подделаться под вкусное эскимо – и так им и не ставшего.

Да, тьма – это тьма…Она повсюду, она всеобъемлюща…Но как же она оказалась вокруг?

Помню…

Детство помню. Песочница. Соседские дети играют. И только захочется присоединиться к ним, тебя отталкивают, колотят по макушке пластиковой лопаткой, кидают песок в глаза и говорят: «Уйди отсюда! Ты – плохой! Ты плохой! Я не буду с тобой иглать!». Они ведь ещё не знают слова «странный», «не такой, как все», в отличие от взрослых. Да и мысли у них другие. У детей цвета, цвета, цвета! Краски, красная, синяя, фиолетовая – и ещё тысячи других, названья которых даже ещё не выдумали. Мысли детей — это водовороты, тайфунчики, ураганчики, в которых краски мешаются с лицами, звуками, словами и немножко – с конфетами и мороженым. Да, совсем чуть-чуть, ведро-другое. Разве это много? Ну мам, разве это много?

Школу помню. Скрип мела о доску, шершавое дерево только что сделанной на уроках труда указки. Спринты, подтягивания, отжимания…Пытайте меня лучше десятью контрольными по алгебре или геометрии, чем сдачей нормативов по бегу! Да, в школе дети, превращавшиеся в подростков, мыслили иначе. Всё меньше цвета и красок, всё больше лиц, всё больше предметов – но всё более тусклых, серых, невнятных. А ещё – девочки (или мальчики), поцелуи, портфели, которые обязательно нужно помочь донести до дому (но ведь портфель – это совсем не главное, только бы хозяйка его об этом не догадалась). А ещё учителя…Их мысли были похожи на мысли моих родителей: вечный вопрос «Сколько осталось до зарплаты», «Как мне это надоело!», «Сколько же меня будет мучить этот проклятый Сергеев!». Да, взрослые мыслили словами, фразами, лицами, и лишь иногда – красками, совсем-совсем редко.

Ближе к выпускному дети, давно ставшие подростками и вот-вот готовые превратиться в юношей и девушек, забыть, что значит – мыслить красками. Многие из них думали о будущей работе, об учёбе в ВУЗе, о соседках по парте или девчонках-парнях из параллельного класса. Так смешно думали, что я краснел и больше не хотел видеть их мысли – а потом всё-таки становилось интересно и чуть-чуть, единым «глазком», снова смотрел эти образы и картины, подёрнутые туманом неизвестности, неопытности и недосказанности.

А потом, на самих экзаменах, и мысли путались, теперь думали только словами или, хуже того, датами событий, примешивая к этому страхи и переживания. Зато, отмучившись, как им было хорошо! Ни единой мысли, только слово «Отдых!». Нет, даже так: «ОТДЫХ!!!».

Выпускной…Помню его так, будто он не просто случился секунду назад – а всё ещё «случается» со мной. Душный, битком набитый зал, отовсюду мысли-краски, мысли-слова, мысли-образы, радость на лицах и – уже появлявшаяся тоска: «Мы ведь можем больше не встретиться!». Многие так и не увиделись после того дня…

А потом был университет. Там я кое-кому решился сказать, что вижу все эти краски, слова, образы, имена в чужих мыслях – мне не поверили. Меня сперва проверили…А потом – то же выражение на лице, что и у детей в песочнице: «Ты плохой! Я не буду с тобой иглать!». А ведь…я её любил, этого ребёнка, которая считала себя взрослой, но ведь мысли её были детскими. Краски…Они ведь такие красивые – мысли-краски…

Большой мир. Он не был таким уж большим, на самом деле. Работа, комнатка в родительской квартире, однокурсники, встречи выпускников в первую неделю каждого февраля. И – серость. Серые мысли, серые люди, серые звуки, серый мир. Он не большой, мир, он – серый. Он просто серый…

Только раз мысли стали цветными, цвета рождающегося солнца. Какую-то штуку где-то создали. «Конец света!», «Прорыв в науке!», «Лишняя трата денег!», «Бред!», «Брехня!», «Зелёные человечки уже замыслили его взорвать!» — такие мысли-слова были в каждой голове. И всё из-за какой-то штуки, названия которой-то и не выговоришь.

А потом, резко, из ниоткуда, раз и навсегда – тьма. Всюду – тьма. И ни одной мысли. Даже мысли-слова! Даже мысли-буквы! Холодно. Одиноко. Скучно. Очень-очень-очень скучно…

Надо было что-то делать, надо было что-нибудь придумать, дать первую мысль-краску этой тьме…Но с чего начать? Надо думать…

— Я не хочу быть один! – и тьма вспучилась светом, распадаясь хлопьями под напором красок. Красный, оранжевый…Фиолетовый….Здесь были все-все цвета! Я столько никогда не видел сразу! И водоворот этих мыслей-цветов увлёк меня: я начал рисовать ими компанию себе. Я начал рисовать мир…

1. Сдать сессию.(Ибо или она меня , или я ее)

2. Выспаться после сессии.(иб...(храп-храп)

3. Закончить работу над вторым в «Цикле Беневалей и Буатов» романом «За славой, маг!», до середины марта. Сдать его в издательство.

4. Окончательно поверить читателям и критикам в том, что создал своим циклом новый поджанр фэнтези, иронический эпик. Ибо все-таки думаю, что все это больше похоже на самую изощренную шутку)

5. Доработать дилогию «Рыцари Белой мечты», романы-альтернативы о Первой мировой и Февральской революции. Ибо...иначе нельзя.

6. Прочесть столько книг, сколько смогу. Ибо mon credo.

7. Закончить чтение «Десять лет спустя», ибо дал зарок, жалкая тысяча страниц все никак не дается. Ибо, вообще, стыдно! Четвертый год не пересилю себя...

8. Завершить чтение трудов Льва Николаевича Гумилева о Степи и кочевниках. Ибо потрясающе!

9. Приняться за Вальтера Скотта и Генриха Сенкевича на пару с Шекли и Хайнлайном. Ибо давно пора!

10. Сдать ещё одну сессию. Ибо надо...

11. Выспаться после неё. Ибо..(.храп)

12. Составить план на 2010 год. Ибо...(придумайте сами)

13. Где-то в промежутках отдыхать и смотреть любимые фильмы и аниме. Ибо -жить-то надо?