Май запускает вьюгу за окном:
Цветущей сливы облетает облако...
М. Ларионов


Холодный май...
                       Но помыслы благие
Всё держат нас корытом на плаву.
Опять весна. Но мы, мой друг, другие —
Сложней вписаться в общую канву.

И снова пышно вырядилась слива,
Как золушка мечтает выйти в свет.
К окну ветвями тянется игриво,
Что серебрятся облаком манжет.

Зелёный цвет листвы теснит упрямо
Застывший чёрно-белый зимний фон
В очах и душах и в багетных рамах,
Что обрамляют хмурый вещий сон.

Но сны — что мрак, навеянный гадалкой.
То не от Бога — от дурной хандры.
Меньшая дочь* склоняется над прялкой -
Всё тянет нить до сроку, до поры.

Коварна хворь, противиться ей трудно.
Больная память сердце рвёт в куски.
Но пред Творцом придётся всем в День Судный
Предстать в слезах. И нету в том тоски.

А коли так, живи с улыбкой в мае!
Мы родились в благие времена
В стране большой — другой такой не знаем,
Где у людей в сердцах цвела весна,
Где мирный труд всегда был атрибутом
Той красной даты в том календаре...

А эти дни эпохи сучьей, лютой
Минуем...
                Вспомнив сливу в серебре.

24.05.2020.
...................................................... .......................
*Клото — в др.греч. мифологии младшая из Мойр, сестёр, дочерей Нюкты (Ночи), прядущих нити человеческих жизней.

Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
                                        А.С. Пушкин
От чего умирают шуты ?
От обиды, петли и саркомы,
От ножа,
От презренья знакомых,
От упавшей с небес темноты.
                                        Г.Л. Олди

О реальном доме на Тучковской, бывшем детском садике.
...................................................... .................................
В этом доме за старым забором с щелями бойниц
Не живут, не сидят за столом за игрой в дурака.
Стёкла выбиты ветром у окон потухших глазниц.
Но пожарная лестница так же, как раньше, крепка.

Баллюстраде облезлых, лишённых заботы, столбов
Впору быть молчаливым упрёком о прошлых годах.
Недостаток любви у отеческих нынче гробов,
Да и с пеплом родня почему-то давно не в ладах.

Серебристую жесть водосток — чем богат, тем и рад —
Бережёт, да и вряд ли допустит малейшую течь,
Украшая собою изысканный прежде фасад,
Что роняет пласты штукатурки с натружённых плеч.

Он стоял как Атлант средь унылых бараков и хат,
Чтобы детские руки тянулись в небесную высь.
А теперь небеса на плечах небоскрёбов лежат,
Недоступны и холодны стали, тянись — не тянись.

В этом доме, забытом давно, не слышны голоса.
Дверь за смехом закрыв, поселилась внутри тишина.
Только ленты казённой барьером висит полоса,
Да причудливо смотрится арка пустого окна.

Я безмолвно за ленту шагну как трагический мим,
И в сценическом жесте поднимется строго рука.
Будто на смех зевакам, в поклоне согнусь перед ним...
Словно призванный вечно играть роль шута-дурака.

12.05.2020.
...................................................... .......
Фото мои.

Он видел разные моря,
          Но помнил свой причал.
В портах, бросая якоря,
            Все флаги различал.

Завидев новый галеон,
             С командой заодно,
Догнав свой «приз», стремился он
             Пустить его на дно.

С «испанцем»** сблизиться пора б,
             Войдя в лихой кураж.
Цепляясь крючьями как краб,
              Он шёл на абордаж.

Залп корабельных батарей
              Победу приносил.
«Весёлый роджер»***, гордо рей,
               Пока хватает сил!

Берегового братства**** стяг –
             – знаменье сатаны.
Его заметив, всякий враг
                 Наделает в штаны.

И верил каждый флибустьер*****
                 Среди семи смертей,
Что не видать ему галер,
                 Три тысячи чертей!

Любой был рад хвалу воздать
                 Такому кораблю –
– надёжней судна не сыскать,
                 Послушного рулю.

Но как-то раз пришлось ему
                 Вступить в неравный бой.
В густом пороховом дыму
                 Жужжал картечный рой.

И вот остался сиротой
                 Отчаянный фрегат,
Смотря, как души чередой
                 Безмолвно сходят в ад.

И яростью рождая взрыв,
                 Свершил морской закон -
— товарищей похоронив,
                  Как верный компаньон.

* Частное морское судно, во время войны нападавшее на суда неприятеля с ведома или разрешения своего правительства, а также занимавшееся морским разбоем.
** Наиболее частой добычей каперов были испанские суда, поскольку Испания долгое время являлась основным соперником на море других держав.
*** Общепринятое ироничное название флага, используемого пиратами.
****свободная коалиция пиратов и каперов в XVII и XVIII вв.
*****Французский вариант голландского vrijbuiter и англ. freebooter, переводящегося как «вольный добытчик».

Фон пастелью, тушью штрих
На холсте в оконной раме.
Мир прерывистых прямых
Схож с осенними дождями.

Выступят из темноты
Окна, тени, силуэты.
За стеклом в горшках цветы
В комнатах и кабинетах.

Капля пишет на стекле
Знак вопроса без причины.
И морщина на челе
Старит этого мужчину,
Что на покрывале тьмы
Отразился бликом глянца
За решёткою тюрьмы
Затянувшегося транса.

Волосы его седы,
Пряди падают рядами.
Как от скальпеля – следы,
Нанесённые годами.

Тих, но собран и суров,
Словно перед трудным боем.
И красноречив без слов,
Будто призванный судьбою
Бороздить морской простор
Дух «Летучего голландца»…
Или как тореадор,
Смерть ведущий в парном танце.

Не прочесть и не понять,
Тёмен взгляд как дно колодца.

Что тебе пришлось познать? –
– Видно, то и мне придётся:

Как что смолоду беречь,
Как узнать, с судьбой играя,
Стоит ли игра та свеч,
И зачем скользить по краю.
А, спалив в игре свечу –
– Как во мгле блуждать по кругу…

Но молчишь, и я молчу,
Нечего сказать друг другу.

Долог тягостный дурман.
Но, разбуженный рассветом,
Я усядусь на диван.
Призрак вещего портрета
Отряхну с усталых век,
За прозрение радея.

Густо выпал первый снег, –
– Осень старится, седея...
...................................................... .....................
Картинка из интернета, в свободном доступе.

Из старого, навеянное настроением осени

Напомнила осень о хрупкости жизни.
Я времени пастырем стал бережливым.
И в буйстве по лету справляемой тризны
Природа укажет мне путь прозорливо.

И я тороплюсь средь листвы под ногами.
И грудью широкой толкаю прохладу.
Я меряю время как землю – шагами:
Секунда, минута, неделя, декада.

В тугие узлы снова собраны нервы,
Репьём остроиглым щетинясь, возропщут.
Я снова не третий, не пятый, но первый.
Я дикий бурьян, но меня не затопчут.

И тело послушно как горное эхо.
И разум звенит чистотою хрустальной.
Залатана старая в сердце прореха,
Хоть стёрся с лица след улыбки опальной.

Пускай расступаются люди как тени,
Что прочь убегают от «дальнего света».
Дорога сокрыта во мраке осеннем,
Но путь нахожу я, читая приметы.

Сквозь стынущий сумрак они проступают
Подобно диковинным рунам на скалах, –
Веками прибой их упрямо стирает.
Но камень порой непокорней металла.

Мой путь созерцает, нахмурившись, небо,
Сдвигая мохнатые тучи как брови.
Но нет, не сверну я толпе на потребу.
Им – хлеба и зрелищ, им – плоти и крови.

А мне их потешить нельзя, да и нечем.
Я лишь открываю финальную сцену.
Но зрительный зал – не народное вече,
Не кровью вскипает – пузы́рится пеной.

А осень, наполнив дыханием смерти
Земное любовное летнее ложе,
Закончит виток суетной круговерти, –
И тем её миссия горше и строже.

Весна воскрешает умершую веру,
И призвана осень расчистить ей место.
А я – бить набат, как расстрельную меру,
И колокол греть для весны-благовеста.