Наставница довела до героини закон космоса: “любой подобный – межзвездный! – шаг неизменно влечет за собой «скатывание в каменный век»”. Когда Лиса поняла, что на подготовку нового шага может уйти миллион лет, она ещё не могла отойти от инерции, заданной её целью, всей жизнью. И потому не сказала правнуку то, что хотела сказать позже молодой девчушке: “… уходи отсюда. Разворачивайся и уноси ноги!”

Конечно, довольно спорный закон космоса действует в рассказе. Но автор вправе, ему виднее. Этот закон позволил ему подвергнуть испытанию лозунг: к цели – любой ценой. Жалко Лису – она заплатила потерей семьи. И личным счастьем. Оказалось (в данном случае) – не стоило это делать. Себе я задал вопрос: есть ли цели, к которым – любой ценой? Пока склоняюсь – нет.

Может потому, что я не потратил жизнь на достижение цели.

Героиня потратила, и поэтому так трагично звучит её мысль в самом конце: миллионы жизней еще уйдут на подготовку следующего шага звёздного ходока. В молодости она придумала теорию кругов для развития их племени. Но другой берег, к которому надо стремиться, выбрала неправильно. И всё-таки не смогла это признать, всё-таки следующий шаг – это шаг звёздного ходока. Но почему именно этот шаг? Почему в небо? – Так уж человек устроен, что не может признать, что ошибался всю жизнь.

Формально тема присутствует – героиня сначала стремилась найти место происхождения фотки, потом всю оставшуюся жизнь провела на этом месте. Но всё-таки рассказ не про женщину и старое фото, а про женщину и её цель.

В принципе рассказ понравился, так как заставил размышлять. Но последняя его треть потеряла интригу и динамизм.

ГГ из зимы девятьсот двенадцатого года попадает случайным образом в лето девятьсот шестого. Знакомится там с барышней, фоткается с нею и опять случайным образом возвращается в зиму девятьсот двенадцатого. Встречает эту барышню, она его не узнаёт. Могла ли в её комнате на прикроватном столике стоять их совместная фотография?

Барышню убивают. ГГ опять куда-то переносится. Куда? – Туда, где барышню находят мёртвой, и на её прикроватном столике стоит их фотка.

Возможны два варианта описанных событий: ГГ переместился во времени или попал в почти такое же, но другое пространство (и в другой год).

В первом случае – наблюдаемые им изменения (вместо доходного дома – трактир, не было революции пятого года, русско-японской войны) – результат его перемещения. И тогда получается забавная история.

Предположим, ГГ не на шесть лет назад занесло, а на пятьдесят. И нескольких дней с барышней ему хватило зачать ребёнка. Возвращается он назад к себе в двенадцатый год и случайно узнаёт (например, по той же фотке), что его папа – его сын, которого он зародил в восемьсот шестьдесят втором году.

Такого рода временные парадоксы уже давно известны и пишущие на тему перемещений во времени всегда могут в них угодить. В принципе такой парадокс может кого-то не смущать. А вот меня коробит.

Но, похоже, в рассказе всё шло по второму варианту, так как в концовке рассказа автор говорит, что фотка во всех мирах стояла на прикроватном столике барышни.

Тогда получается, что ГГ попадает сначала другой мир, в девятьсот шестой год. В этом мире он фоткается с барышней и перескакивает в третий мир, в девятьсот двенадцатый год. Встречается с барышней. Она его не узнаёт. Значит, в третьем мире она не встречалась с Алексеем этого мира. Но совместная с Алексеем (из нашего мира) фотка на ее прикроватном столике стоит (автор утверждает!). На глазах ГГ барышню убивают.

Алексей возвращается в наш (первый) мир. Где барышню тоже убивают. Но в этом мире барышня с ГГ не встречалась, а фотка у неё на столике тоже стоит. Иначе и рассказа бы не было.

Хи-хи, мне смешно. В минимум двух мирах, парень с девушкой не встречался, а совместное их фото стоит у девушки на прикроватном столике. Как представлю, как девушка по вечерам смотрит на фотку и млеет, так не могу удержать губы – растягиваются в улыбке. Забавная получилась история.

Но оценка будет низкая.

Застаю ГГ за шаг до эвтаназии. Ещё и пятидесяти нет. Как дошёл до жизни такой, бедолага? Cудя по Берегу принцессы Люськи Олега Куваева, лучший год жизни ГГ — 1959-й.

Середина оттепели. Но партии ещё не до БАМа. Зато поисковики рыщут по северу. Время костров под гитару, патриотизма молодёжи (верю в это, мало кто знал правду).

22 года ГГ матерел в крепчающем застое. Видно перенастоялся в нём. И подошёл вплотную к финишной черте. Всё равно не очень понятно – почему?

Кратковременная отсрочка – фотография с друзьями-геологоразведчиками с Чукотки 59-го года. И ещё девчонка с ними. То самое лучшее время. Значит – туда, а потом…

А там… Ничего не изменилось. И память всё помнит. Неожиданная встреча с погибшим было товарищем, потом с другим. Что создаёт в голове ГГ, да и в моей, кашу – что же происходит? Хрен знает как – друзья стали Горным Обходчиком и Тундровиком, этакими бажовскими героями. Столь же фантомными. Хранителями. А вот фантомна ли общая тогдашняя любовь – Люська? Скорее нет – ведь герой видит её уже в бреду, в сиреневом тумане. Но её речь для него, возможно, решающая.

Можно понять отъезд ГГ с Чукотки – после гибели друзей-то. Но почему ушёл с профессии? И почему не доехал до Люськи? По сути – предал дело и предал любовь. За всё надо платить. И он уже у черты.

Мишкины шелестящие горы вернули ГГ в его настоящий мир. И когда его тащил по тундре Лёха, да ГГ беседовал в бреду с Люськой, пришло очевидное – надо возвращаться. Как, куда?

Понимай, как хочешь. Туману автор напустил. Сиреневого. В любом случае уже не вернуться в те бесшабашные годы. И ты уже не двадцатипятилетний покоритель мира. А может мир не так уж материалистичен? И вернуться всё-таки можно? Постаревшим, но туда, где не предавал, где всё впереди.

И где остались друзья. Фантомные или живые – так ли важно (фантомный – не эфемерный. В чём убедился ГГ. Фантомный – значит: вот он есть, а вот его уже нет)? Как доказал Лёха – как только он понадобится, так сразу и будет.

И всё-таки без мистики – никуда. По мне, автор использовал её не для усиления фантдопа, а потому, что человеку, близкому к пятидесяти, очень тяжело кардинально изменить свою жизнь. В обычной жизни так не бывает. Почти. Так что всё непонятое я отнёс к мистике.

Отметил бы ритм. Не маршевый — трусца песца. И ГГ подпадает под этот ритм. И он уже не у окна, безнадёжно разглядывающий фотографию. И я с ним трясусь на волокуше к…

Жизнь здесь и жизнь ТАМ. Приветствую подход автора – на заданную тему сделал достаточно свежую и интересную версию. Не хочется разбирать на элементы. Раскрывая идею, автор осветил только работающее на неё, остальное – полутонами. Чтобы не рассеивать внимание ярким, нестандартным показом бабушек, туалетов и так далее, автор пользуется клише. Чтобы показать, что ГГ – не божественное существо, а такой же, как все мы, бедная Эллочка почти что людоедочка.

Разъяснения мира ТАМ – минимальны, только чтобы как-то двигаться вперёд. Некоторая недосказанность вполне обоснована: мир там – не просто жизнь в избранной фотографии. Он гораздо сложнее, вариативнее. Есть о чём подумать, хочется попробовать несколько развитий.

Мне понравилось.

Вы бедный студент и не прочь приобрести задёшево эксклюзивную вещь – устройтесь мыть туалеты, убирать мусор, в крайнем случае – официантом в ресторан. Большие шансы, что к Вам подкатит чувак и предложит эксклюзив. А там – как повезёт. Если самопальный пистолетик, то может он самонаводящийся. А если фотик, то с флэшбеком – обратным кадром. Можно прошлое фоткать. Очень удобно: надо компроматик собрать – легко. А есть компроматик, то и подлюга-коп не страшен.

Вот как бы и весь рассказ. И еще две любовные линии, пунктиром обозначенные.

Так нечестно: студенту – фотик, а мне ничего — ни эмоций, ни мыслей. Только вот этот странный набор кадров. То, что такие фотоаппараты возможны – верю. Средненький такой фантдоп. Но что запросто они в подворотне продаются – ни в жизнь. А бедный студент, трясущийся над каждым центом, у “грязного бомжары” взял и купил?

Вроде бы писать автор умеет. Но головой работать совсем не захотел. Вот какую мысль с этим фантдопом связал? Хотя белые нитки – из всех щелей.

Да и скучно читать мысли такого вот ботана-студента.

Кукушка летела в космосе, ища гнездо. Ей приглянулась голубая планета, и она сделала кладку. Через некоторое время кукушонок (или кукушата, не суть) вылупился и принялся за своё извечное дело. Людям на Земле стало хреново, но среди них, как всегда, нашлись герои, которые решили взорвать кукушонка. Дело это было непростое, и такой конец романа вызвал восторг у ряда читателей – тех, что любят открытые концы.

Концовка, конечно, интересная, но никак не открытая. Все факты в романе говорят однозначно – ни хрена у героев не выйдет. Пусть удастся заложить взрывчатку. Чем часовой механизм лучше ракет на понтонах? Кукушонок нашёл управу на ракеты, найдет и на часовой механизм. Чуть интереснее сложилась бы ситуация, если б герои решились на подвиг камикадзе. Но тогда кукушонок придумал бы, как нейтрализовать взрывчатку.

А интересна концовка тем, что люди в ней вели себя естественно. И герои-камикадзе тоже. То есть тупо, со слепой верой, что на каждый … найдётся … В отношениях между людьми это работало. Здесь – нет. Потому что не надо, как говаривали АиБ, навязывать инопланетному разуму человеческую психологию. Пришёл человечеству конец. Кому такая концовка интересна?

Мне – нет. Но автор честно продолжал развивать мир Стругацких. Найдя, как и положено, другое объяснение Зоне. Да не просёк момент – слишком крутой вариант он избрал, и методами из боевиков из него не выбраться. Мощной инопланетной Силе могла противостоять только… Правильно – Сила Земли. Та, что всегда Иванушкам-дурачкам помогала. Которая со всей своей живностью заодно. И никакая хитрость без Силы не поможет – враг разумен. Мысли героев читает легко.

Мне кажется, что автора подвел первоисточник. Зона там благоволила сталкерам – особым Иванушкам-дурачкам. Но в Пикнике Зона не проявляла агрессивности за своими пределами. Она была тайной, и таинственная атмосфера пропитала всю повесть (роман). От неё исходило ожидание чуда. А в романе автора Зона – Кукушонок, выбрасывающий из гнезда всех землян, а значит – угроза и самой Земле. И пусть избранные Зоной люди были ей нужны для нехороших дел. Они оставались землянами, и вполне могла матушка Земля кого-то из них своей силой наделить. Представляю, как Сажа с Мартышкой Зону укрощают… Шучу.

Это не обязательно показывать явно. Наметить контурно, применить штриховку, как любит автор. Но показать.

И даже в таком виде роман вполне заслуживает восьмёрки. Читался легко, на одном дыхании. Слегка угасшая в начале третьей части интрига потом вновь набрала обороты и прибавляла до самого конца. А какие герои! Чего стоит одна Мелисса. Какое отвращение она у меня вызывала! Я и сейчас думаю – всё-таки что объясняло её поведение: одержимость идеей или мутация – врожденное предательство? Прямо Миледи.

Что-то раздражало. Не сразу понял источник. Ной. Он то приближался, почти до слияния, то чужой, незнакомый смотрел, посвистывая в окно. Все-таки големы отличаются от нас, людей. Хотя… Я представил себя в комнате с негром, или китайцем. Ощущение разности усилилось. Пусть лучше Ной.

Другой. Но я принял его. К нам вместе вернулась память. Ко мне чуть позже. Я среагировал не на скрип половицы, лишь на надпись на стене. Зато быстрее Ноя понял, что людей больше не осталось. Среди големов. Может их не убивали, изолировали и лечили. Может…

Наверное, големы не такие живучие как тараканы. Но выжили в том безумии, что сотворили люди. И даже случаются дети. И начали появляться лучи солнца. Жизнь продолжается. Без нас, людей. И с нами. Со мной и Ноем. И нашим оловянным летчиком.

- Ной, поговорим, брат? Почему голем?

- Не знаю. Фратер Павел сказал – символ он. Пробуждающейся стихии народной массы, пытающейся порвать с прошлым и жить собственной жизнью. Отдельно от создателя. Во время амнестической поправки и назвали. Ты понимаешь?

- Ну да. А почему город единственный остался?

- Ной думал — единственный, а я помню и другие. Я и…

- Да не волнуйся, брат. Всё хорошо. Всё будет хорошо. Ты ещё полетишь.

Мурашек не было. Совместное существование – да. И раздумья — после.

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ — от автора, ценителя жизни, и потому часто смотрящего на нее с позиции смерти, мастера по наполнению жизнью героев, будь то кольт, робот, смерть, шимпанзе, зек, ну и конечно – обычный человек.

ЗАЧЕМ МЫ СОКРАЩАЕМ ЖИЗНЬ ДРУГ ДРУГУ?

Названием сборника автор выделил “Миротворца 45 калибра”, герой которого кольт Миротворец любил человечью жизнь сокращать. Может кольт — случайный попутчик Дакоты Смита, а может авторская подсказка: в каждом из нас сидит воин. И время от времени требует выйти на тропу.

Что разделило мир на Верх и Низ (“Под землей и над ней”)? Я переживал и за верхних и за нижних. И думал – неужели дело только в начальниках? Что достали нас своей глупостью, жадностью, беспощадностью, равнодушием. Уже потом, когда высохли слезы, вспомнил про тропу воина. Глупые и беспощадные умудряются сталкивать нас лбами. Значит, умеют нажать на нужные наши точки, и мы уже на тропе войны. Почему мы так управляемы, так легко находимы эти точки?

Ну а мир в “Чертовых куклах”? Самый страшный, что мы позволили создать. Не похоже, что использовали дух воина в нас. Испугали миражом: слишком много нас развелось, скоро будет негде жить, нечем дышать и нечего есть. И мы позволили окончательно посадить всех на поводок – смертельный поводок регулирования жизни.

И “Чертовы куклы” и “Под землей и над ней” – повести из 2007-го и написаны не для конкурсов. Автор бил в колокол. И я не пришел к единому ответу на выделенный вопрос. Но осталось: что-то такое в нас есть, что позволяет кому-то за нас главные вопросы решать. Что делает нас же расхлебывающими все.

Автор пошел дальше в этом направлении. В 2008 – “Там, на юго-востоке”. Мы доигрались. Идут по дороге роботы и ищут хоть кого-то из нас. И еще вариант постАпокалипсиса: опять роботы, но теперь пытаются спасти хотя бы пару детишек (“Каждый цивилизованный человек”).

Похоже, будущее не радует автора. Развитие науки и техники, изобретения и открытия – ни к чему хорошему не ведут. Сам автор считает своим лучшим произведением “Свеча горела” (2011). Стало некогда читать книги, вымерли пишущие. А как же духовность? Что ее теперь будет питать? И лишь никому не нужный учитель литературы да робот-гувернер озабочены этими вопросами. Благодаря им свеча горит и передается в руки детей. Это манифест: тревога, набат и надежда – свеча еще горит. В сегодняшнем тотальном увлечении компьютерными играми автор видит грядущую опасность. Один из редких случаев моего несогласия с автором. Считаю ситуацию с духовностью глубже и не сводящейся только к литературе или крену в науко-технику, игры.

И ЧТО В БУДУЩЕМ? Изобрели мотиватор, привлекли к работе ясновидящих – в результате преступность пошла вниз (“Одна шестьсот двадцать седьмая процента”). Хорошо же?! Но ясновидящий с мотиватором и пультом – не регулировщик на дороге. Здесь не просто выбор безопасного варианта будущего, но и формирование этого будущего. Безопасное будущее маловероятно. Почему-то. И нужен мотиватор, меняющий поведение людей, чтобы невероятность превратить в реальность. Получили мотиватор – манипулятор.

Открыли пси-связь (“Ромб”), и военные тут как тут. Стали из людей делать боевые звенья. Я вообще симбиотов не люблю и боюсь. И еще раз в этом утвердился. Стереть из памяти семью, родину, друзей?! Поменять личную индивидуальность на коллективную?! — Бр-р-р.

Изобретение ментоскопа (“Первоапрельская шутка”) вроде бы только на пользу: преступность снизилась, скрыть преступление стало невозможно. Но люди ведь ушлые создания. Особенно женщины. Всегда придумают, как из общественной пользы личный интерес сцедить, заодно чувствам выход дать. Замочить и спрятаться. Или подставить. И что ментоскоп? – женских ручек-то и не заметил.

НЕ ВСЕ ТАК БЕЗНАДЕЖНО. Во-первых, не всякое будущее мрачное. В “Интуите” землян, если и ждет неприятность, то извне. В ”Человеко-глухарском” – идиллия и благодать. Славные роботы даже помогли инопланетной жизни в цивилизацию развиться (“Поговорить ни о чем”).

Во-вторых, есть палочки-выручалочки – герои. Их – на любой вкус. Они или выруливают ситуацию или дают надежду. И само собой, каждому приходится решать проблему выбора. В первую очередь я бы выделил Смерть – ту, что на шестерых. Не палач. Не приспешница разных мастей убивцев и душегубов. А кто она? Не знаю, как было в начале времен, но за эти годы она насмотрелась всякого и не скрывает уже, что ей не все равно, что происходит, что ты делаешь и как. Сочувствует тебе, помогает, чем может, устало несет свой крест. Самое яркое впечатление из всех героев. С такой Смертью я начинаю думать, что и впрямь могу влиять на ход событий, на судьбу…

К Смерти автор не равнодушен. Под разными углами на нее смотрит. Совсем другая Смерть приходит в цирк (“Канатоходец”) отдохнуть пару часов, самой выбрать жертву. И старый Беппо, больной, злой, много раз битый шимпанзе пытается ее обмануть, спасая друга. Подставляется сам. Потому что в конце жизни ему повезло – нашел друга, встретились два одиночества. И случается история, от которой ком в горле. И еще долго грустно и светло на душе.

И даже если герой мне не понятен, как мальчик-даун в “Ангеле-хранителе”, он все равно нацелен на добро, спасает две жизни. И этим занимается большинство героев, потому как кто-то должен. И когда в нужном месте не оказывается людей, выручают роботы, еще одни любимые персонажи автора.

НЕ СМОТРИ, ЧТО ЖЕЛЕЗКА. Еще один робот-гувернер (“Устаревшая модель, одна штука”), и опять мальчик и девочка. Что-то есть в этих железках, что делает их верными, а зачастую единственными друзьями. Из тех, что не предадут, всегда рядом, подставят плечо. Тема детей явно беспокоит автора. Они часто мешают нам, взрослым, требуют слишком много внимания, терпения, любви. И находят у роботов, бездушных, кажется, железяк. Даже любовь.

И совершенно замечательные роботы в “Поговорить ни о чем” — для меня. Но для автора они обычные, то есть не просто сделанные людьми, а получившие от них каким-то образом нечто большее, чем программы Защитника и Распределителя. Что создает в них трогательные потребности, в том числе — поговорить со своими мертвыми наставниками. Пару минут. Ни о чем. Но обо всем. Это, оказывается, очень важно. Только ли для них?

Для меня особенно важно, что роботы наделены еще одним редким среди людей качеством – несут всю свою жизнь благодарность к тем, кто вкладывал в них душу. Самих же роботов больше всего беспокоит ненужность людям. Я, наверное, робот. Меня это тоже сильно беспокоит.

Трогательно, до пронзительности, проявляется в роботах ВЕРА. Очень важное понятие для автора. Так или иначе присутствует в каждом рассказе. Мнение большинства: что в роботов вложили, так они себя и ведут. Вот только – что вложили? Не покидает ощущение, что вложили и часть своей души, и она отзывается, проявляется по-человечески. За глуповатым, с дырявой памятью роботом Томом пошли остальные роботы. По сути – в никуда. Но так сильна вера в Томе – все пошли на этот неведомый юго-восток. Думаю, не случаен именно Том – няня-гувернер. Вера в светлое будущее детей – главная в каждом из нас.

И НАКОНЕЦ, МЫ … Впечатался в память почти потерявший рассудок еврей (“Однажды в Беэр-Шеве”). Потрясение, когда я понял, кто его семья. Зачем же мы убиваем друг друга?

Очень рад знакомству с Маратом из “Человеко-глухарского”. Лидер по натуре, яркая цельная личность. Так уместно звучит его “согласен”, развеивающее даже намек на конфликт, окрашивающее диалоги легкой иронией и юмором. Позитив, находчивость, оптимизм. На таких все и держится. Я б с ним и в космос полетел.

Еще одна авторская особенность: зеки у него часто проявляют лучшие человеческие качества. Вот и Валет (“Чертовы куклы”) таков. Он точно не марионетка, потому что привычный ему мир блатных устроен очень жестко. И он умеет в нем выживать. Знает, что делать в любой ситуации. При необходимости – повести за собой.

И лагерник Алесь Бабич (“Смерть на шестерых”) — не только разбитной и бесшабашный — он сохранил невыжженной душу. И там расцвела нежность. Пока Смерть ждала. Еще один яркий герой.

ЗАГЛЯНУТЬ В ПАМЯТЬ. Это мне особенно нравилось – посидеть с героями, повспоминать: атмосферу, эмоции, самому побродить по памяти, заглянуть в пыльные ее уголки, приблизиться к детству, а то и войти в него. Со звуками колес повозки, ночными шорохами, возгласами цирковых. Под музыку колоритных еврейских слов, экзотичных с Дикого Запада. Порыться в забытых книжных полках: Хемингуэй, Маркес, Пастернак…

ВОТ ТАКОЙ СБОРНИК. Рассказы за 2007-2014 гг. Меньшая часть. Но взгляды автора на жизнь (и смерть!) передавшие. Жизненные ценности отразившие. Боль и пожелания нам транслировавшие. От прямого манифеста до намеков.

Пять десяток и три девятки на 22 рассказа (треть!) – столько в сборнике рассказов уровня победителей конкурсов Фантлаба, Колфана… На мой взгляд.

Еще бы. Прекрасный язык, живые и столь разные герои, оригинальные и понятные идеи. Картинка действия всегда четкая, объемная, со звуками и запахами, эмоциями и смыслом. Остальное – штрихами, тенями, в которых иногда таятся нестыковки. Порой автору не до них. Иной раз специально, чтобы все внимание – на сцену.

И все эти девятки, десятки бьют по нашей броне и пробивают ее. Пусть не все, не у всех. От кого мы закрываемся? – вопрос, оставшийся во мне.

Несколько рассказов удостоил пятерками и шестерками. Но это не мешает мне оценить сборник по максимуму.

Я прочитал рассказ поздно вечером. Неожиданная концовка до мурашей взбодрила придремывающий организм. И даже что-то с глазами… Обида. Гордость. Надежда. С этим и уснул.

Наутро прочитал еще раз. Никаких мурашей, куча вопросов. Вспомнились “Отцы и дети”. Вечная тема. Но…

В рассказе вроде есть факты, против них не попрешь. “Но и в электронном варианте спрос на литературу падал – стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем – люди перестали писать”. А потом Андрей Петрович продолжает: “Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно…”

По прочтении я узнал, что Свечу автор считает своим лучшим произведением. Значит, это его позицию озвучил никому не нужный учитель литературы. Значит, Свеча – его манифест.

Люди перестали писать, и дети растут бездуховными. Первое, с позиций сегодня, ужасает. Второе кажется концом.

Андрею Петровичу, с его затворническим образом жизни, беда виделась в кризисе, из-за которого стало некогда (?). В победном наступлении техников на гуманитариев. В смещении интересов на компьютерные игры.

А если сейчас посмотреть на приоритеты, что выделяется? Да, читают все меньше, играют все больше. Но абсолютным королем стало общение. Мобильники и социальные сети. Это происходит на наших глазах. Уровень общения все время растет. Кто считает, что сейчас духовность падает? Вспоминаю вновь Отцов и детей. Этой теме тысячи лет. Нравственность уже давно в глубоком минусе должна быть.

Куда сместятся приоритеты через сто лет? двести? Бог знает. Я думаю, что Андрей Петрович не все сказал про свое время. Отметил только то, что его долбило. А многое не заметил, потому что рак-отшельник.

А робот-гувернер? Он-то не прятался, его мнение не в счет? – В счет. Только интересно мне – как он понял, что дети растут бездуховными? С чем сравнил? Откуда он знает, какие они – духовные, откуда берется духовность? Я, к примеру, не знаю. Но не взялся бы называть бездуховными миллионы крестьян, живших при царях и вряд ли что-то читавших. В те времена были свои приоритеты общения.

Боль и тревогу Андрея Петровича и автора понимаю, но не разделяю. Получилось плосковато.

А как же дети? Ведь “Свеча горела на столе, свеча горела”. Да, эту свечу они пронесут и, уверен, передадут. И вообще:

“…не все еще пропало,

пока не меркнет свет, пока горит свеча”.

Вечером, перед прочтением, заглянул в отзывы. Один товарищ спрашивал: почему Смерть подыгрывала нашим, какое имела право? Я удивился — такой явный косяк?!

Рельсовая война времен Великой Отечественной. Диверсионная группа на задании. Тысячи произведений на эту тему. Всех жанров и форм. Этот рассказ выделяется. Уж больно главный герой необычен. Смерть. Много кто пытался ее использовать. Почти все образы выветрились из головы. А этот запомню, потому, что необычный. Пристрастная. Со своим отношением ко всему происходящему на Земле. Но тогда почему она не влияла на исходы исторических событий? Столько наших полегло в войне, из них больше половины – не на поле боя. С другой стороны – мы же войну выиграли. Так может все-таки повлияла?

Так можно до опупения сидеть и перебирать: с одной стороны, с другой…. Но я теперь всегда буду думать, что Смерть за наших, за моих. Подсыплет деньков, если для дела. Эх, дело бы еще…

Предвзятая Смерть, да еще умеющая соврать или передумать. Кто-то на самом верху определяет ход событий, а Смерть уже действует по обстоятельствам. Как бы так.

Но рассказ не прост, хотя сюжет – прямая, вроде, линия. Ясно дело – пуля ее (Смертушку) не берет, пространство не удерживает. И всех нас она прибирает. Ключевое звено мироздания. А вот она у ног израненного Бабича: “сидела, согнувшись, скорчившись, едва не свернувшись в клубок. Брошенный Бабичем шмайссер лежал на траве у её ног.

- Стреляй, падла! — заорал на Смерть Алесь. — Что расселась, сука, стреляй!

Смерть резко выпрямилась, её шатнуло из стороны в сторону.

- Я не умею, — прошептала Смерть горестно. — Мне нечем стрелять.

- Чтоб тебе сдохнуть, — Алесь вновь припал к ручнику.

- Я бы не прочь, — отозвалась Смерть. — Но не могу вот”.

Этот ключевой момент рассказа я вообще только с третьего чтения разглядел. Скорчившаяся, спрятавшаяся в клубок – это ведь она от стыда, что не может помочь. — Смерть со стыдом! Офигеть. А вот это “Я бы не прочь” – так она такая же заложница судьбы, как и я. Вот бы с кем за жизнь перетереть. С Черненькой под беленькую. И даже без Черненькой есть о чем про жизнь под таким углом подумать.

Весь рассказ под Смерть заточен. Смерть сразу всех профильтровала, передо мной распахнула. До чего разношерстная группа на дело шла. Единственный специалист (подрывник) оказался единственным слабым звеном. И — блеклый образ. Потому и красавчик.

Докучаев о деле просил. Ну да – командир, коммунист. Всё внутри выжжено? Красной линии эквивалент. А слезы, навернувшиеся от обещанной Смертью поддержки их Делу? Слишком много ему довелось пережить, и он знает, что только Дело может сплотить всех, осмыслить все потери, не дать потерять человечий вид.

Отпетый уголовник Бабич просить не привык. Сыграл за жизнь какой-то соплюхи, душу на кон поставив. Ну ладно, понты у блатных – любимое дело. Но ему-то зачем за чье-то дело так стоять? Сначала я подумал – упростил автор, подыграл времени. Но нет, как раз у Бабича душа не выжжена. В ней нежность робкий росток пустила. В самый жгучий момент он и распустился, расцвел. Не зря именно Бабича Смерть выделила. На коленях пред ним стояла.

Потерявшие семьи старик Лабань и смертник из гетто Левка, да семнадцатилетняя Янка, успевшая хлебнуть горюшка – ядро воюющего народа, ничем не выделяющаяся часть. Они притушены, лишь Янка выделилась своим спасением. Что и понятно – на молодых девушек у Смерти особые права, иначе кто рожать будет.

Слезы Докучаева, молитва Левки, любовная сцена, высоко держали тонус. Но на одном уровне, чуть-чуть повышая. Короткая схватка у железной дороги резко его подняла. Столь яростной, беспощадной была. Смерть, скорчившаяся возле умирающего Бабича, – высший подъем. Зашевелились мурашки. И вдруг – сброс. Тонуса, мурашек. Почему-то спасение Янки сработало в минус. Жаль. Сразу вспомнились мелкие зацепки типа истлевших пальцев Смерти (сколько можно), пустые глазницы (то же самое), выплеска семени (перебор)…

Подытожу. Ум блаженствовал. Написано классно. Чувствовал себя очень комфортно. Глубина и продуманность оказались выше чувства. Эмоций маленько не хватило до пробоя. По сути 10-ка, но без мурашек.

Смерть еще, кряхтя, возилась на помосте, как опустилась Ностальжи, цилиндром нежного тумана накрыв место действия. У волшебства своя обитель.

“Ностальжи, как во сне к тебе взываю” – сладкий голос Хулио наполняет туман.

Да, и голоса у волшебства свои. Ночь разделяет меня с последней страницей, а волшебство все не уходит. Сказочно скрипят колеса повозки. Легкая тряска способствует воспоминаниям. Но туман не рассеивается, и все призрачно. То ли там я был, то ль слышал что-то, а может где встречал… Совсем далекие полочки памяти, все в пыли. Цирк… далеких краев имена… забытый запах зверинца… Так то не туман?! — Пыль. Поднятая до боли знакомыми фигурами. Вечными спутниками. Призрачная Удача – как всегда со спины. Навязчивая Невезуха с пьяными объятиями. Отвязная блонда Беда – отворяй… Ну и эта, всё кряхтит, но уже рядом с моими полочками, пыль сдувает. Ну-ну.

Прибрала уж Беппо. Беднягу Беппо. Красавца шимпанзе. Вынула кусок сердца Луи, зацепив и кусочек моего. Да-да, Луи, тяжело. Зато теперь он не облезлый, злой на весь мир обезьян. Память о прекрасном Беппо все затянет. Так, так, Луи.

А вот и волшебник. Не грусти, посиди со мной, повспоминаем вместе. Раз ты так все организовал, раз все разбередил. Пока звучит Ностальжи... Эта сказка тебе удалась.

Тему конкурсную не выбирают. Что бы вы написали на тему День десантника? Автор пошел очень оригинальным, необычным путем. Было все время интересно и неудобно. Все-таки переживать за нечто (человекоподобное ли?) – непривычно. Иногда я попадал внутрь ромба, что-то вроде бы начинал чувствовать. И тут же выпадал. Было непривычно и неудобно не только мне. Но и автору. Интересно, он себя внутри ромба как ощущал? Что-то подсказывает – когда он выпадал, тогда и я. Мы с ним на время чтения дуэт образовали.

Ощущение недополученности. Больших возможностей от ромба, что ли, ожидал? Действий, вызвавших бы сопереживание? Вот летит по штольне четверка, боевой мощностью, утверждает автор, эквивалентная космодесантной роте. “Ромб прокатился по ней огненным шквалом, на пути подавляя, сжигая, аннигилируя очаги сопротивления”. И чем наши рязанские десантники отличались бы?

Что-то не припомню ни одного случая демонстрации боевой мощи ромба. Семеро человек в парке отметелили Запад. А говорили – рота. Но может ромбовский эффект только при наличии всех четверых реализуется? С зэками опять не увидел – две ракеты из леса, и флайер подбит. Бесстрашие Юга подвело – хотели уйти от ракет, вовремя не катапультировались. Еще мозги и трезвый расчет нужны.

Мало того, что не рота, так и не все качества симбиота работали на пользу. А может автор и хотел – показать глупость затеи с этими пси-звеньями. Если и не хотел, то рука художника сама рисовала правду. Какая большая идея больших начальников и стратегов может оправдать Восток? Хорошо, что еще краснеет от стыда: “Все эти годы он старательно пытался стереть из памяти родину, семью, друзей – всех”.

А Запад слушал девушку и тоже думал о долге: “Сношаться, совокупляться, трахаться — да. Но не любить”.

В конце рука художника дрогнула и слепила треугольник – почти корейскую триаду. Две девушки, наверное, олицетворяли Природу и Мать. А кореец – Братство.

Как говорится, дело … живет и побеждает. Занавес.

Все ж выйду: написано живо, динамично. Идея очень интересна и оригинальна. Большой потенциал. Но не зацепило.

Ведь не скажешь, что Деф и Расп особо напрягались, помогая, а по сути — создавая Цивилизацию на далекой планете. Оказывается для этого не надо сверхразума, сверхмощи. А что надо? – Толчок, просто постоянная помощь, знания, участие, общение? По одиночке ничего из этого не сработает. Не факт, что и все вместе даст результат. Так что сработало?

Расп уже учил крылатых писать ДЕРЕВО, когда Деф жаловался мертвому своему наставнику: “Плохо дело, Уокер... — Я опять не сильно-то и нужен”. Еще жаловался, что обходы делать перестал – так город разросся.

Достаточно оказалось робота-защитника и робота-распорядителя, единственно выживших из экипажа. Их невеликих узкоспециализированных умений и еще чего-то вложенного людьми, как при их создании, так и при дальнейшем общении. И еще у них было время. Примерно пять тысяч лет.

Уже который раз автор обращается к теме роботов. Они у него как собаки – не предадут человека, благодарны хозяевам, друзья. И все время оказывается, что в них есть еще что-то, что проявляется неожиданно по-человечески. Да так, как хотят женщины увидеть это в настоящем мужчине, — с достоинством, надежностью, обязательностью, нежностью, добротой, силой, пониманием.

Чую – со всех сторон зашелестело: все это невозможно, одни хотелки, что запрограммировано, то и делают, нечем им чувствовать, нежность проявлять…

А тем не менее цивилизацию вместе с крылатыми создали. Память оставили на века. Да еще постарались на первое место нас, людей, выставить.

У меня щемит сердце, как вспоминаю Дефа, беседующим с Уокером. Ни о чем. Но обо всем. Тысячи лет эта потребность общаться с наставником, другом жила. Как мало в моей жизни благодарности от людей. Как хочется иметь рядом Дефа.

А почему не Последний бог? Не силен я ни в истории вообще, ни в мифологии в частности. Лишь застряло в памяти: Афродита, Гименей – из мифологических богов. Герой говорит: “Моя сестра Афродита”, а еще: “Когда-то моя раса была многочисленна”.

Боги, раса, вампиры – от этих перекрестных по челюсти я сник. Потом от дикой идеи воспрял: так автор же новую историю написал. Человеки и вампиры одно время рядом проживали. Это как бы и научно уж доказано, всякий фант.чел знает. Только кровушкой не красненькой вампиры (или как их там?) питались, а голубой. Чувства наши – ея голубенькой компоненты. Человечий народ с первородства прост: у него голубенькую отсасывают, маленько кого-нить взад одаривают. Остальные-то все опустошенные. А все глупыши радуются, храмы строят, богами называют.

Но даже богов злая молва сгубила. Сначала вампирами и упырями обозвали, а потом – осиновыми кольями, да серебряными пулями... Не повезло вампирам с соседями. Простые смертные, а простыми палками поистыкали, и перевелись бессмертные. Почти. Автор последнего нашел. Дал слово ему.

Страшное существо, если вдуматься. Особенно для нашей страны, перераспределениями доведенной, да несвободами умученной. Вот ведь гад! У всех забирает, а потом хрен знает как распределяет. А кто ему позволил? Тем более – на самое святое покусился, на любовь. Жаль, автор никак его не контролировал, интересный сей вопросик не задал.

Я вот теперь думаю, что от него, последнего этого, все наши беды. Ведь его методами и живем. А потому осерчал я на автора – упустил, уважаемый, шанс. Я б еще спросил у этого – а чо делать-то теперь нам, перераспределенным? И кол осиновый как бы между прочим показал. Как есть раскололся бы бессмертный, твою…

Странное ощущение после первого прочтения. С одной стороны – какое-то тепло исходило от взаимоотношений робота-гувернера с детишками его любящими. Да и в любом случае мои симпатии на стороне устаревшего робота – почему так бездушно с ним поступили? С другой стороны – мало что понял. О чем речь?

Попробую еще раз. Может сбивают с толку новые роботы? Тем более что меня сразу настроили против: был гувернер, станет комбайн? Неприятно представить ходячий пылесос воспитывающим моего ребенка. Да еще с повышенным самосохранением. Как-то сразу в голове щёлк – а если выбором его припрет: сохраниться самому или выручать, спасать ребенка?

А разве не подозрительно прозвучало: “ он способен на ложь, если того требуют интересы ребёнка”. Наверняка ведь возникнут ситуации, где красавец с бесшумной походкой и доброй улыбкой соврет, чтоб себя сохранить и… Не указан же приоритет: себя сохранять или интересы ребенка отслеживать. В общем сведется все к предыдущему варианту. И что за добрая улыбка на лицевой панели?

Тут и без вируса ясно – добром это не кончится. А если некоторые все же не поняли? — Автор грустно сообщает: “…вспышки неконтролируемой агрессии. Несколько сотен детей по всей стране погибли”.

Ну хорошо, тут все очевидно – новые роботы не задались. И что? Наверняка — не первый раз. Что ж теперь – под корень домашних роботов? Надеюсь, не к этому автор вел.

А может надо было законодательно признать гувернерами только действующую модель? Тогда бы Пит триумфально вернулся. Шутка.

Еще мне не понравилось поведение Настиной мамы – Даши. С чего она решила, что Пит устарел? Почему решила консультироваться с представителем компании? Почему ей наплевать на дочкино мнение? — Здесь уже теплее. Ветер вполне мог с этой стороны дуть. Но тогда причем новые роботы? Они могли и очень даже успешными оказаться. И тогда замена Пита оказалась бы оправданной?

Как ни верчу, всё одно две разные истории получаются. Одна – про милого, доброго робота-гувернера Пита. Ставшего другом сначала девочке Насте, потом мальчику Пете. Что, быть может, привело их к супружней жизни. Робот действительно устарел, пардон – постарел. Гибкость там, реакция – не те уже. Так ведь можно было все подновить. Ведь его полюбили Настя, потом Петя. Может надо было эту линию и вести? Куда жизнь пришла, что дети с роботами дружат, а не друг с другом? Конфликт настоящий был бы.

Вторая же история – с новыми роботами, новыми законами – как бы сама по себе, и даже не параллельна или перпендикулярна первой. Просто аморфна.

И опять я не свел концы с концами. Осталось впечатление – автор находился в цейтноте, что успел, то и слепил.

В первый раз я читал и отмечал: как прикольно звучит текст с еврейскими словами, именами, праздниками. И когда понял, кем были дети и жена ГГ, то не смог дальше читать. До конца прошел только со второго захода.

Для меня этот рассказ – не против войны. Его место – в скромной часовне, для всех несчастных, раненых в сердце – вестями с войны, с авто-и прочих-аварий, с торнадо-цунами-ураганов, с больниц всех мастей и так далее и так далее. Все перечислить – солидный том наберется. Не надо тома, достаточно нескольких этих страниц.

А как насчет Б-га? – Если вы еще не разобрались, то вам как раз в часовню, пробежите еще раз эти строчки, и послушайте себя еще раз. Эфраим пришел к своей формуле жизни с этим Б-гом: сначала — забыть, потом – поверить. Вернее: заставить себя забыть, заставить себя поверить. Вы найдете свою. Нашел ли я? Пожалуй, пора уединиться в часовне.

Сколько ж не своей смертью погибает людей! Почему столько горя? Почему я перестал пускать в сердце горе? Что делать, когда настигнет? Уже без часовни вижу – один вопрос отвечает на другой. А если еще посидеть в тишине и уединении?! И может тогда, встретив неизбежное, мы не потеряем рассудок, как несчастный Эфраим, оказавшийся не готовым. А может только так и можно жить – балансируя на грани, когда у тебя вырывают сердце?!

Так пришел ли к своей формуле Эфраим, взрывающийся при всяком касании к тонкой пленке, прикрывающей дыру в груди? Смог ли себя заставить? И можно ли себя заставить? – Посидите, подумайте в тишине.

Вот такой текст. Почти библейская притча. Современная во все времена. Не библейская — без нравоучений, без надежд на… Памятка проживающим в опасной зоне. Памятка проживающим на Земле.

Прелестная вещица в излюбленном авторском стиле. Основное – ярко, сочно — в маленьком круге света, остальное – штрихами, тенями, логическими лакунами и разрывами. Вряд ли дело в нехватке сил все прописать. Скорее – в осознанной позиции: штрихи, тени, лакуны помогают мне, читателю, сконцентрироваться на главном, и тогда почти наверняка меня пробьет эмоционально, до мурашек, до слез. Или, как в данном случае, адресат – мозг. Омываемый юморком диалогов, он отдыхает, я наслаждаюсь. И мозг делает вид, что не замечает странного способа передвижения Антея, класса гамма: до недалекой планеты ему надо полпрыжка, а до базы – шестимесячный рейс. Хрен с ними – прыжками, рейсами.

Колоритная личность — Марат Гуляев. Наверняка прошли времена тщательного подбора экипажей – вон их сколько бороздят просторы. А может и подбирают. Но в паре Марат – Поль вся спайка на нем. Они могут говорить друг другу что угодно, иногда весьма эмоционально, но Марат знает, как гасить:

“Марат ткнул пальцем в сторону Поля. — Уродливо, — прокомментировал он.

- Ну, ты и скотина.

- Согласен”.

Это Согласен умиляет меня, кого-то может раздражает, но работает без сбоев. И не только с Полем. Им заканчивается большинство диалогов, собственно и составляющих ткань рассказа. И диалоги получаются упругими, краткими, смешными.

И женщины выделяют его – “сильного и красивого”, явного лидера. Конечно, спят не только с лидерами, зачастую – не с ними в первую очередь. Но любят…

Ха! Вот и меня занесло. Как и автора перед этим (на мой взгляд). Целая планета без половой любви. Без мало-мальского обоснования. Что-то Марат невразумительно проблеял в конце. Хотя хитрый автор валит по привычке на шахматы, не все нюансы передающие.

Да, сей ход с отсутствующим понятием любовь придал колориту, добавил дровишек в костерок. Но любовь – святое. Колоритно, прикольно, интригующе – да, но без опор. На чем же мир на Сване держится? И кстати, у самого-то Марата любовь когда возникла? Кто заметил? Уж не это ли начало: “Теперь скажи-ка мне, Бло, какого чёрта ты ни хрена не жрёшь?”

Безусловно, конкурсная тема (языковые проблемы контакта) раскрыта — оригинально, ярко. Хотя я сомневаюсь, что смог бы овладеть человеко-глухарским.

Замечательный язык. И вообще впечатление общее – яркое, бодрое, юморное. Но без мурашек. Поскольку автор целил в мозг. Он туда попал.

Не удивлюсь, если автор принял участие в конкурсе (с ключевыми элементами: мистика и зеркало) лишь потому, что нашел красивый образ – шахматная доска как зеркало. Ребенок-даун спасает девочку и мальчика – тоже очень красиво. А в завершение – уже сын повзрослевших спасенных девочки с мальчиком спасает от насилия еще девочку. С малиновым звоном в голове иду пить кофе – очень во рту приторно.

Малыш-даун спас второго ребенка, и я подумал, может в этом идея: дауны на Земле – чьи-то ангелы-хранители. Но вспомнил – ангелы почти у каждого из людей есть. Где ж столько даунов…?

А вот третий спасенный ребенок реанимировал первоначальную мысль. А что если главный здесь Руслан – дитя спасенных Тима и Салли? Может таким образом мессии на Земле появляются? И тогда рассказ получает совершенно другое звучание. Может и сладостный колокольный звон в моей голове не случаен? Но почему эта тема никак не развита? Даже если знаки почти все истратил, хотя б намек то можно?

Если ничего такого в рассказе нет, то что есть? – Красивые образы и хорошо написано. Да еще мистический туман: как же через доску-то спасать удавалось? И только ли через шахматную доску сие возможно? И кому? Идеи вообще не увидел. Не примитив же: хорошие дела подхватываются и продолжаются?! Пятерка максимум.

Будь реализован потенциал — не пожалел бы и десятки. А так лишь балл добавлю за потенциал.

Финальная сцена, конечно, запоминается – несущийся по ночной улице ботаник с арматуриной в хилой ручке. Летел он, накачавшись под завязку каким-то мощнейшим стимулятором. Накачался, чтоб хоть как-то приподнять с почти нуля свои шансы. Чтобы в увиденную могилу лег не он, а этот урка. А если доведется лечь самому, так ведь не деду-филателисту.

Вообще-то ничего не предшествовало такому мачизму. А может и да, но я-то точно не привык чувствовать себя богом, “вынужденным принимать решения, влияющие на человеческие судьбы. А иногда и на жизни”. Герой же устал им быть. Но некая пафосность и еще что-то неуловимое – и я не чувствую его, я не с ним, а сбоку, смотрю, что дальше будет.

И поэтому замечаю непонятки, коплю вопросы. Индикаторы агрессивности вживляли зекам – это понятно. А вот мотиватор, тот, что накачал героя-ботаника хлеще наркостимулятора, — он на всех действует? И как? – Лояльный к автору сам себя уговариваю: как-как? – просто! Усиливает именно ту линию вероятности в близком будущем, что гасит красных. То есть накачивает тех, кто на этой линии оказался. Как? Ну это не так и важно.

С другой стороны – секунду назад не было любви, а теперь есть, да такая, что ради нее – все…

Это смущает. Как-то по-другому к любви отношусь. И сразу недоверие к мотиватору. А ведь есть умельцы шестого уровня. Те, поди, разглядят вероятность в одну миллиардную процента. Нешто и эту вероятность мотиватор сумеет реализовать?

Хороша задумка с линиями вероятного будущего, с ангелами-хранителями, с тем же мотиватором. Но реализована так, что мотиватор оказывается круче любой волшебной палочки. А еще важнее другое – в каждом превращении красного в зеленый участвуют посторонние люди, у которых мотиватор усиливает не только лучшие их качества. В результате они попадают к ментам, ломают машины, есть подозрение, что и теряют жизни. Ведь, к примеру, в случае с Ёршом предотвратить можно было, только ставя под угрозу жизнь постороннего человека, пусть в данном случае – самого героя. Маленькая вероятность и потому бывает маленькой, что в некоторых случаях на бугая выходит хиляк. Значит смерть вполне реальна. И все права на выбор варианта предотвращения преступления – у ангехранцев. И кто их им дал?

Любопытно – почему герой говорит: работа врачей во много раз хуже моей? Что такого особенного во вживлении заключенным индикаторов агрессивности? Вроде ерунда, а доверие к герою падает. Он что – весь в комплексах?

В однозначном плюсе остается только образ: “крича на ходу, бежал, нелепо размахивая зажатой в руке железякой, очкастый, тщедушный задохлик”. Интересно – кто победил в их схватке. Сценку запомню. За это от меня доп. балл.

Абсурдный гротеск. Так бы я назвал способ, выбранный автором для реализации своей идеи. В совершенно нереальном мире происходят совершенно заурядные события. Лишь ударная концовка выделяется из множества разговоров – соло, вдвоем, втроем… вшестером. В небольшом круге света поочередно появляются герои в разных сочетаниях. И я не могу оторваться от разговоров, разговоров. В первой главе комментирует происходящее автор, грустно и любовно знакомя с персонажами. Со второй главы он отходит в тень, уступая сцену героям в полное распоряжение.

Мир, доведенный либералами и демократами до гротеска, — кошмарен. Беззащитность, дошедшая до предела, — палачом выступаешь ты сам. Ни соломки, ни ковриков-подушек. Неосторожность, необдуманность – и твоя жизнь скукожилась до обрывка шагреневой кожи. А не повезет – так и сразу хана. Мир без права на ошибку. Тираны наблюдают с раскрытыми ртами: во как!

Может, это правильно, что мир сей в принципе невозможен. Сколько тираний и диктатур ни старались, сколькими эпидемиями и морами смерть ни косила, но численность росла, то быстрее, то медленнее. И срок жизни потихоньку рос. А здесь упал ниже сорока. И если учесть, что каждому какая-то хрень вживлялась под сердце, то ясно, что давно бы уже снесло такое жизнеустройство.

Невозможность мира не раздражает. Он за сценой, смутно проступает странными тенями. И небрежность в его начертании вполне к месту – детали не важны. Мы поняли, в каком болоте оказались. Так близко с героями, что слышны шорохи втирающихся тел, словно пытающихся спрятаться друг в друге от этого… А их переживания, страхи просачиваются сквозь мои поры. И уже не всегда разделяю, где я, где они. Чувствую, как уходит страх, уступая место чему-то еще более глубокому. Что всегда со мной, но где-то там, далеко. Так далеко, что уж и забываешь о нем.

Какой же молодец Валет! Давно чувствуется в авторе неравнодушность к зекам, ну и ладно. Его (Валетова) среда издавна приближена к сварганенному миру. Он знает – что делать, как выкарабкиваться. И пусть этот представитель человеческий выдвинулся вперед, именно он пробудил во мне, в нас то забытое. Отчего мурашки, отчего гордость.

Идиллия в конце, где-то на склоне у ручья пасутся хороводом кудрявые барашки. Ну да, ну да – это мне отдышаться, я и не успел подумать плохого.

Спасибо, автор. Встряхнул, пробудил.

Не удивлюсь, если рассказ увидел свет 1 апреля или в его окрестностях. Тогда все сходится. Первая реакция по прочтении: “Уф-ф, вот это да! Но почему шутка? С 1-м апреля понятно – в рассказе имел место розыгрыш в этот день. Но розыгрыш и шутка – не одно и то же”. Я даже заглянул в Вику: “Розыгрыш или шалость отличается от разговорной шутки тем, что основным её компонентом является юмор физический, а не словесный (например, положить соль в сахарницу)”.

Окончательно же понимание пришло после знакомства с отзывами. Тиань очень качественно разобрала все логические проблемы рассказа. Но этот автор не мог совершить столько ляпов. Стало ясно: он над нами, читателями, пошутил. Сотворил иронический ТриДе (триллер-детектив). С магистральным и теневым уровнями.

Со мной его затея сработала на все сто. Влекомый интригой, я не замечал ничего по сторонам, мчась по магистрали вперед и только вперед. Лишь в финишном створе чуть не сшиб лбом плакаты с надписями: “Классно!”, “Оригинально!”, “Как тема раскрыта!”

И только необходимость писать отзыв заставила напрячь мозги. И потихоньку выцепить все логические несуразности. Но это было после. Которого обычно не бывает у обычного читателя.

За плакатами угадывался ухмыляющийся автор: вы что-то заметили на такой скорости? Вглядывались в тень? А оно вам надо? — Тогда – с 1-м апреля.

Рассказ закинул меня во времена Артура Кларка. В цене были идеи. Любые. Самые мелкие тоже шли на ура. Потому как целина. Почти не тронутая. В смысле — фантастика.

Вы знали – мир можно познавать интуитивно? – Да-нет?

А кто такие интуиты знаете? – Да-нет?

Люди это такие, для них мир сплошь да-нет. Двоичный мир. Как и компьютерный. По сути они – компьютерные придатки. Найди, каким местом к компу подключать, и тогда можно на бесконечность вопросов влет получать да-нет.

Но это моя идея. Хиленькая, но какая есть. Автор пошел дальше, на то и автор. Он придумал комбинировать. Если вы выбираете нужного человека, и никто не подходит, то что? — Так не есть хорошо. Враг-то не дремлет. Научится по космосу летать, и копец всем. Полные кранты, если не выбрать. А что если выбирать комбинировано: этот с этим пойдет? – нет. А этот с этой? – да. Осталось чуток – этот пусть чудиком будет, тот самый придаток. А эта – несчастная-несчастная женщина, никому в наших временах не нужная.

И когда она его робко вопросила: а может у нас с тобой…, то он, конечно, робко откликнулся – семя в пробирку, сам в казино – семени на будущее денежек нагрести.

Во времена Кларка классный расск получился бы. А то!

Не понял я, конечно, чем возбудила автора идея сия. Вроде не к конкурсу. Но любители найдутся. Да-нет?

Поинтуичу напоследок: знает автор теорию вероятностей, хоть чуток? – Нет.

Много времени уделил рассказу? – Нет.

Залетевшую идею проще выплеснуть на бумагу, чем…, чтоб…? – Да.

Практически до самого конца мне казалось – понимаю суть происходящего. И выглядела она так:

Мир, живущий по программе, но рукотворной. И были то руки умельцев типа Странников от Стругацких.

Странники заложили общество из таких, как мы, людей, но внесли изменения на генетическом уровне, которые включались на голосовые сигналы выделенных людей, по сути – сущностей: Видящей и Кругосчета. Генные изменения в Видящей позволяли ей видеть многочисленные варианты будущего и выбирать из них тот, что вел общество мимо войн, эпидемий, к относительно безбедной жизни. Это достигалось так: по достижении молодым человеком определенного возраста, Видящая в очередной раз определяла самый оптимальный вариант будущего и срок жизни человека в этом варианте.

Ее голосовое сообщение встраивало в гены человека срок его жизни. А голосовое сообщение Кругосчета – ежедневно вело отсчет этого срока. Это была программа развития общества через контроль срока жизни его членов. Кто-то уже с довольно юного возраста был потенциально опасен обществу. И он удалялся. А кто-то – наоборот – был нужен долго. Такое безопасное существование, с очень медленным развитием.

Вроде бы функция Кругосчета лишняя – программа и сама могла легко отслеживать дни. Но если Видящая задает порядок и стабильность, то Кругосчету дана возможность свободы выбора. Он может внести хаос. Зачем?

По мне – это самое интересное.

Любовь. Каждый человек в этом мире может любить, что приводит к рождению детей и существованию мира. Но пары избранных – Видящая и Кругосчет занимаются воспроизводством себе подобных без любви. Почему? Потому что любовь – это всегда СВОБОДА. Свобода выбора. И у Видящей ее нет совсем. А в Кругосчете эта свобода заложена, но так, что сработать должна, когда общество созреет, будет готово жить без войн, не управляя искусственно сроком человеческой жизни, и при этом развиваться.

И такой момент настал – один Кругосчет влюбился. И не умерла в срок Ива. Чем нарушила прогноз Видящей. Неисправленный сбой привел к смерти Видящей, а в скором — и влюбленного Кругосчета. Дальше в этом селении пошло беспрограммное, свободное развитие. Без Видящей и Кругосчета. Заменит-то кто? И должна развиться цепная реакция: другие Видящие уже не могли выбирать безопасные сценарии. Система быстро сломалась бы. Без войн. Началось бы беспрограммное развитие всего общества.

И в этом я расхожусь с автором в трактовке конца истории.

Не понятна война Календарей и Кругосчетов. Кто воевал на стороне Календарей? Но это не так важно. Куда более принципиально несогласие с тезисом, что если календари вновь станут стабильными, то все вернется на круги своя. Автор, уверяю — не вернется. Главными были не календари, а регулирование срока жизни людей. Общество вышло на свободный этап развития. Безвозвратно.

Кругосчет пропустил один день, и старый Камыш не умер. Почему? – Потому что гены не получили сигнал к смерти. В генах людей этого общества заложена программа – умирать по получении сигнала. Календари – всего лишь часть программы. Если какие-то части программы нарушились (стали умирать Видящие и Кругосчеты), то одними календарями программу не восстановить.

Почти весь рассказ оцениваю очень высоко. Но концовка показала, что я видел что-то свое, автор же показывал другое. Поэтому оценку снижаю. Скорее — себе.

Сначала я написал так:

Типичный конкурсный рассказ. Из тех, что проходят во 2-й тур, но не побеждают. Слабое звено – идея. Хотя мне замысел понравился. Переполненные ад и рай. Излишки выпадают на Землю. Сомневаюсь, что эту благодатную почву никто не пахал. Но если нет, то автор молодец. Казалось, чего проще – порыть здесь. Но по мне – не дорыл автор. Слишком простенькая идея вышла, не развитая почти за пределами замысла.

А ведь объем конкурсный позволял. Мир с насыпавшимися мертвяками предстал зримо, ярко, сочно. Написано замечательным языком. Но интрига к концу слабеет, так как замысел становится ясен еще страницы за четыре до конца. И хотя выбранный Босяком путь – не просто скользить меж разными группами мертвяков, а рулить ими – лишь в конце предстает, но эта конкретизация уже не так важна. Наверное, автор думал эффектной концовкой придать неожиданный поворот истории. Задача немногочисленных оставшихся людей – выжить, выбранный Босяком способ эффектен, но очень опасен. И этот выбор не особо влияет на восприятие рассказа. Если только не начать додумывать – к каким следствиям может этот путь Босяка привести.

В этом месте летун тюкнул меня в темечко – а нужно ли додумывать? Почему я решил: задача выжить — главное? Эта задача как бы всегда стоит. Но мы не знаем – как она решалась в давние времена. Зато знаем, как сейчас. (На самом деле, может и не знаем — не суть). Каждый день борьба. С собой, с окружающими, со средой, с хаосом, в конце концов. И чем больше борьбы, тем ускоряется темп развития. Миллионы при этом гибнут, но чуть раньше, чуть позже... Босяк-то нашел правильный путь – ускорить развитие мира, что вновь образовался. (Не первый, поди, раз на Земле.) Это действительно начало новой истории. Не только Босяка с Аленкой, но и всей Земли.

И совсем по-другому зазвучал рассказ. Никакой прямой линии. А кажется – все просто. И правда – Просто. Тогда и нелепое раздевание Босяка с Аленой в конце перестает быть нелепым. Надо ж было выделиться из толпы, как положено вожакам. Как еще они могли?

И почему из ада-рая народ мертвяками ссыпался? Разве мы там в таком виде представлены? – Там нет, а здесь – да. Пока летели – приняли привычный вид, с учетом наклонностей.

Все же слишком серьезно к описанному миру относиться не стоит. Потому как автор сразу расставил акценты: Путь Босяка. В фокусе мы – обычные люди, в необычных условиях. Хотя поначалу кажется, что весь цимес – в этих условиях.

Я сижу на краю и завороженно смотрю вниз. Прямо сейчас это — край всего. И бесшумно скользят внизу тени-облака. А под ними – Здец. Полный. Такое вот развитие получилось на Земле, в мире, показанном автором. Та дорога привела сюда.

Почему? Что делалось властями неправильно? Зоны заражения огородили, в зонах все уничтожали. А как иначе? Раненых с положительной реакцией на вирус – тоже кончали. А можно иначе? Цена жалости – вымерли бы все. Почему эта дорога привела сюда?

Я сижу у входа в шахту, на границе миров. Это сейчас она проходит здесь. А 9 лет назад она проходила по городу, изолированному и разбомбленному. Так почему надо было бомбить? Почему как всегда – уничтожить? А если все силы – на изоляцию? На создание буферной зоны? На помощь тем – в изолированной Зоне? Да, вирус разделил мир на два. Но почему отсюда сразу агрессия ко второму миру? Ведь там остались не прокаженные, а не заболевшие, пусть и носящие в себе смерть. А разве остальные, нормальные, не носят ее в себе?

Ответ прост – так всегда на Земле было. Потому что все в броне, в кольчуге неприятия чужого горя в себя. — Спаси меня бог. – Ага, именно так, именно меня. И моих близких. А за остальных пусть бог хлопочет.

Я сижу в Смрадном Туннеле и думаю, что не важно, кому как повезло – слева оказаться, или справа. Сверху или снизу. И там и там нашлись Иван и Светка. Один принес к врагам девочку. Потому что увидел – врагов нет. А есть такие же. Которым не повезло. Другая ударила по стреляющему стволу, потому что Палыч стрелять не стал бы.

И там и там нашлись Павиан и Ленка. Одному все равно – сколько останется живых. У него приказ. А другая подумать не успела. Сработал рефлекс, палец нажал на спусковой крючок. Потому так воняет, что всегда там и там такие находятся.

Я сижу перед компом. По щекам течет. Автор пробил мою броню. Пусть на пять минут. Но ему это удалось. И не хочется думать – как? Хотя поотмечал красным пробивающие строки. Многие об этом писали. И слава богу – пусть чаще пробивают. К сожалению, пишут многие, пробивают единицы.

И отскакивают подсовываемые мозгом мыслишки – как же мало их внизу было! Разве могли они столько верхних перебить? При чем тут это? – мысль стыдливо отлетела. А за ней и вторая – чего за них так переживать, все равно вымрут.

Пусть на 5 минут, но я задумался, расслабился, и дала брешь оборона. Плохо ли это — открыться? А может это единственный вариант, чтобы дорога не привела туда, к краю?!

Спасибо, автор. Мне хватило пяти минут, чтобы вспомнить – не нужна кольчуга. От кого закрываться? Эти пять минут длятся уже второй день.

Может этих пяти минут всем хватит?

Достоверность. Ее столько, что заливает мои глаза, и я не вижу интригу. Вообще последнее должно тревожить. Но не тревожит. Потому что уже со второго прочтения это абсолютно не важно. А на второй круг меня погнало любопытство – откуда это ощущение достоверности? Вряд ли автор — дока жизни на Диком Западе. В лучшем случае посмотрел и прочитал много всякой хрени. А я — тем более. Клинт Иствуд – это все мое знание. Да Джек Лондон. Но это когда было?

Может достаточно время от времени запускать слова-реперы: шериф, кольт, покер, конюшня, девки, стадо, виски, патроны? Да иногда извергать ругательства, что звучат так романтично, как и имена: Костлявый Бад Покер, Безголовый Джим Тернер, Линда из Литтл-дог. И уже слышится стук копыт, беспорядочная пальба, женские вскрики. И все это – в пыли, в клубящихся облаках пыли. Вообще Дикий Запад – это сплошь пыль. Поэтому уже не дикие американцы в первую очередь взялись за дороги.

А в раске пыли нет. Ни разу нет. Проливной ливень есть, Кактусовая пустошь есть, но даже в ней пыли не замечено.

Зато есть монолог Линды, и я сразу верю, что Придурок действительно поехал сражаться с Костлявым Бадом. Хотя трусоват. Так как сказано было: “Кому ты нужен?” И значит – надо доказать. Этой Линде худосочной, да и себе-замухрышке.

И еще было сказано: “Дерьмо ты, Том…Засохшее на солнце коровье дерьмо”. А это обидно. Кто-то должен за это ответить – или тощая Линда, или таинственный Бад Покер. Том выбрал, что проще.

Том тоже хорошо говорил. Настолько, что я верил ему, ибо приучен верить Слову.

Вот как бы и все, что осталось в памяти, что хотел отметить.

Про идею помолчу. Человека просили написать вестерн со счастливым концом. Он и написал. И я не собираюсь докапываться.

Ум мой наслаждался, но мурашек не было и близко. Поэтому только 8.

Странной конструкции рассказ. Идея проста – в неком необычном обществе (может вылупившемся из нашего лет через сто) конституционной нормой стало преступление. Ценности общества, вернее – опчества, поменяли знаки. Милиция – изгой опчества, низшая каста. И вот в таком опчестве герой решается на отчаянный поступок – записывается в менты. Потому что любит, и только так может жить дальше вместе с любимой. Идея сводится к морали: даже в таком вот обществе любовь превыше всего. Ради нее можно поступиться всем.

Так я про странность: практически весь рассказ посвящен описанию некоторых порядков и элементов этого опчества. То есть все декорации возведены. Я пытаюсь в них ориентироваться. И вдруг крик Костяна: “Слышишь, ты, мусор! Я иду на это по любви…”

Понятно, автор хотел, чтоб я, читатель, проникся и в полной мере оценил героизм Костяна. А так ли они необычны? Эти порядки, элементы, героизм. Согласен, в таком обществе такое крикнуть – дорогого стоит. А в нашем — дешевле? Я не увидел ничего в опчестве, что говорило бы о том, что в нем такие поступки необычнее, чем у нас.

Да и само опчество не так уж и отличается от нашего. По морали. Что — у нас менты в почете? То, что для большой части нашего населения является понятием и неформальной нормой, в опчестве конституционно закреплено. Ну и что? К каким интересным следствиям это привело?

Придумка с опчеством интересна – факт. Но не доработана. Сидеть до или после. Поменяется и что в результате? Уходя от банального описания опчества, автор ставку сделал на банальную идею с всесильностью любви. Надеясь, что в таком опчестве – прозвучит. Получилось странно.

ГГ, ведущий рассказ, — человек, а конкурсная тема звучала: Я – робот. И как это сочетать?

В главных героях опять роботы, только теперь не ищущие людей, как в “Там, на юго-востоке”, а породившие их в инкубаторе и пытающиеся воспитывать. Неужто других тем с роботами нет?

Рискну предположить, что автор решил развить начатое в “Там, на ю-в”, а заодно и тему конкурсную раскрыть. Если слегка утрировать, то ГГ, воспитанный роботами, решил, что каждый цивилизованный человек должен быть и роботом тоже. А может и не тоже, а в первую очередь. Преданность, стойкость, надежность, любовь… — я не про собак, а про роботов. Тех, что из мира, созданного автором.

Мне б таких друзей иметь, как те роботы. Да и каждый, прочитавший рассказ, тоже право на них поимеет.

Конечно, непросто передавать речь девятилетнего мальчика, одиннадцатилетнего и так далее. Не всегда, как мне показалось, это удавалось автору. Если незнание каких-то элементарных вещей естественно для ребенка, воспитываемого полуграмотными роботами, то “В каждой комнате есть стены, и на некоторых из них – нашлёпки, словно заплаты на штанах” – режет мое ухо. Вряд ли это речь даже двенадцатилетнего.

Видны белые нитки в нахождении героем убежища со всем, что нужно для человеческой жизни. Бац, и повезло Рэму. Бывает.

Но и речь и нитки – ерунда. Мне не хватило эмоций. Особенно если сравнивать с “Там, на ю-в”. Хотя автору удалось создать несколько ярких образов. Два отключенных робота сидят рядышком в темной генераторной. Голова Умника на коленях Рухляди. Это сильно. В моей памяти – навсегда. Или две книги: Справочник акушера и растрепанная, тощая Самого Главврача.

Ну и: “Это Рэм, — сказал я. — Здравствуй, мама. Здравствуй, отец”.

Понравилось, но больше уму, чем сердцу.

Главный герой – робот Том – долго смеялся над анекдотом, в котором ничего не понял – ни что такое кайф, ни зачем его ловят. Но этот анекдот был про подростков. И потому Том смеялся долго и искренне.

Хотя у Тома еще память ни к черту и мозги не очень, именно за ним пошли все – оставшиеся в безлюдном городе роботы. Именно его функция – нянчить детей – оказалась самой важной, самой соединяющей роботов с людьми. И именно его неистребимая вера отразила чаяния остальных роботов, задала направление на юго-восток, то есть куда-то, где могут быть с ничтожной вероятностью люди. И где будут нужны они, помощники.

Каждый читатель сам определит для себя – чаяния ли это были, иль вложенная программа действовала и через 100 лет. Просто железки предстали перед нами иль живые, разумные (пусть и ограниченно) существа? В последнее верится с трудом, но почему же так сжималось сердце при чтении, набухали глаза?

Уже слышу справа, слева – обычная слезовыжималка. Пусть так. Но есть и другой угол зрения: только через эмоции идет духовное развитие, без которого нас и впрямь может ожидать мир из рассказа. И надо уметь эмоции вызывать. Другое дело – не ограничиваться только этим. Иначе через пять минут все выветрится из памяти, как взволновавшие духи прошедшей девушки.

Уверен: за эмоциями должна стоять мысль, образ должен нести смысловую нагрузку. Есть ли это?

Однозначно — да. Как физика, меня учили – все в мире подобно. И пусть роботы, созданные людьми, — бледное их подобие. Но законы едины для всех. И я верю, что если наши бледные подобия пошли за Томом к надежде, призрачным людям, мечте, бросив устоявшийся уклад, значит этот мир не безнадежен. И то, что пошли через 100 лет, когда и роботов почти не осталось, лишь добавляет достоверности – оставшиеся роботы как-то развивались.

Через Тома передано все мастерски. Но автор пошел самым простым путем. Детей и животных не переиграть – говорят артисты. Я бы добавил к этому ряду и роботов-нянек. Осталось послевкусие. Ощущение, что из меня слегка что-то выжимали.

Если этот прием не использован никем ранее, то я рукоплещу автору. Рассказчик – кольт 45 калибра. Это позволило автору решить кучу проблем. Изящно и тонко раскрыть конкурсную тему (необходимость убить). Сделать объемной и неоднозначной тщедушную фигуру второго главного героя — Дакоты Смита. Первый ГГ – конечно, миротворец. Разные во всем (темпераменте, мировоззрении, ценностях), оба ГГ составили удивительно симпатичную пару. При этом каждый сохранил до конца свою индивидуальность.

Миротворец оказался тем еще рассказчиком – лаконичным, с тонким юмором, прекрасно передав атмосферу вестерна – того самого Дикого Запада. И меня не напрягал говорящий револьвер, наоборот. Видно индеец любил поболтать, но статус замком сковал его уста. Натура говоруна проявилась в миротворце, и тот облегченно излился рассказом.

Все развешанные на стенах ружья выстрелили. Каждая мини-история доведена до логического конца. И все удачно взаимоувязались и сработали на создание помянутой выше атмосферы. С тревогой ожидаемый и слегка напрягший хэппи-энд с Дороти тут же сбалансировался развязкой с Матушкой Пэм. До кучи увязав и неизбежный развод героев.

Отдельно хочу отметить динамизм повествования. Ни одной паузы для вдоха, ни на секунду не слабеющий интерес. Хотя как-то выделить интригу не берусь.

Очень и очень.

Если автор – сторонник жизни в гармонии с природой (в крайнем воплощении – в самой природе), то тогда понимаю смысл рассказа – человек презентовал образ жизни. Как смог. Слегка потоптал другие. Убедил ли кого? Не знаю, меня – нет. Хотя сам бы я с удовольствием жил в каменном домике под старой оливой, да еще на берегу моря. После трогательно-любовно описанного огорода язык не поворачивается что-то еще брякать.

Извини, автор.

Очевидно – текст для количества на внексе. Что комментировать – не нашел. Не тему же морали — оставаться человеком, или как все – чо-нить себе привить? И уж тем более – не тему генных возможностей науки.

Несоответствие. Это главное впечатление от рассказа. Начиная с поведения героя – ему мать надо спасать, а он резвится где попало, да юморит с некой воблой. Поэтому и следующий выбор: Земля к хренам иль стрелять в разумное существо, — не кажется трагичным. Ни герою, ни мне. Герой в серьезном переплете, а ведет себя как…

Такому не хочется сопереживать. Скорее симпатию вызывает непонятная сущность Тося.

Тема – за уши притянута, так как возможность героя остаться последним человеком – еще в перспективе.

Идея – размыта, едва угадывается в мареве.

Интерес во время чтения как возникал, так и пропадал. Интрига практически отсутствовала.

Интересно отношение автора к мудрому герою. Ироничное, уважительное, снисходительное. Может потому показалось, что сам я так настроен. Ироничное – никто из окружающих героя в мудрецы не записывал. Что значит – как-то само так сложилось? Сам он себя с подачи автора и провозгласил.

Уважительное – еще бы, коли практически со всем сказанным согласный с ним.

А почему ж снисходительное? – “Ежели Господь вразумил тебя одного – разве не должен ты светом мудрости делиться с заблудшими?” По мне это главное – навязывал наш мудрец свои знания другим, полагая, что в этом его предназначение. Тут бы ему и определиться: иль мудрец иль распространитель? Чтоб других поучать, надо божественну природу иметь. Ибо кто может знать замысел создателя, кроме него самого иль им наученных. Навроде Христа. А иначе конфуз неизбежен. И отчуждение.

Не мудрость это, а прямая глупость – человеков в непринятии мудрости винить. Ведь все Майтрейи говорят, что люди лишь то воспринимают, к чему готовы, до чего доросли.

Чудик наш мудрец – вот и весь сказ.

Концовка. Здесь я автора маленько недопонял. Решил так фантэлемент да тему ввести? Да заодно показать, что у героя крыша поехала. Или во сне бедолаге привиделось? Но ты тогда, автор, тоже определись: первое иль второе-третье?

Если первое – то шито оно белыми нитками. Зачем ты, автор, сюда пришел? Как и герою – любая трибуна сгодится?

Пообещав герою перейти в другую форму жизни, старуха, чтобы ускорить процесс, отрубила ему руку и ногу. И помогла – наутро в лесу были только шепчущиеся деревья. Наверное, братья общались. А может старушка просто поужинала, как собиралась, а деревья ветром раскачивались. Да нет, автор не стал бы так мозги мои наивные морочить – не зря ж люди в лесу пропадали. Значит, сами шли, чтоб хоть в дереве иль цветке болотном продолжиться.

Сразу и не соображу, что сказать. Дико. Неправильно. Не верю, что нормальный человек, чтобы вернуться к брату, согласится превратиться в дерево. Теперь в лесу меня может посетить мысль, что вот эта березка – бывшая старушка. Автор, зачем ты это сделал?

Вся страшилка написана мрачным, угрюмым слогом, с соответствующей атмосферой. Почему-то вспомнился волк от Александра Иванова. Больной размягчением мозга он встретил Красную Пашечку, сказал ей: “Поздно”, прислонился к березе и дал дуба.

Очень опасно в лесах. Все эти дубы, березки – те еще…

Папа Карло, Бураттино, владелец театра, ну и полицейский агент-писатель. Все красочные. Автор предложил свою версию появления сказки про Буратино–Пиноккио. Мастер изготовил деревянную куклу, но не живую, а механическую. Для мести. Кукла, как могла, отомстила. Это так зацепило героя, что он вынужден был написать сказку.

Я протестую: или шестеренки, или фант элемент.

Впрочем, не так важно – живописно, но примитивно. Одни картинки.

Черт. Уже 5 минут как прочел и все не могу закрыть рот от улыбки. Очень круто. И необычно. Самое оригинальное раскрытие темы. Единственная история, что раскручиваясь, все набирала обороты. И даже не затормозила в конце, как у всех.

Шел по списку Панченко вниз. Почти у дна. Ни на что больше не наделся. И вдруг. Такое чудо. Что-то не помню, чтобы кто-то еще от этого тащился.

Автор, наши изгибы сошлись. И в этом, наверное, все дело. Не хочу ничего разбирать.

Нет, не могу не отметить героя. Я про таких любил смотреть. И в Ричарде Гире и в Бельмондо, то ли прожигающих жизни, то ли убегающих от них. Но этот герой еще круче. Хотя установка тоже проста: “Так, чтобы «Раз!» и ты уже хозяин своей жизни. И все двери, открываются, впуская тебя великолепного, и все женщины улыбаются тебе… Всего один шанс. Один маленький шанс…”

Зато рассказ не прост. Все ли заметили в рассказе вторую часть? Ту, что с конца третьего часа. Поняли, куда все подевались? И темп, темп…

Соплежуй ли Сержи? Если б только парабеллум, а потом – тело на кровати, то да. Но действо ж продолжалось! Вы не заметили?

Жду теперь твоего разоблачения, автор.

О чем это? Почему после общения с землянами инопланетяне впадают в тоску, тревогу? Может это герой такой уникальный товарищ? А что тогда с мечтами, куда подевались?

Можно домыслить что угодно. К примеру, инопланетяне эти мечты себе присваивают, у людей забирая. А может — учатся говорить на человеческих языках, а прибор с циферками – ретранслятор, и люди слышат инопланетян через него.

Самый же простой вариант – герой в психушке, и к нему ходят врачи. Остальное он напридумывал. А чтобы еще и тема была – герой остался последним на Земле, остальных инопланетяне уже забрали. Герой же наш им чем-то не угодил. Может, нудный такой – хуже татарина?

Только началось, и… закончилось. Полное впечатление – рассказ написан для увеличения внекса. Все не просто банально – примитивно.

Больше сказать нечего.

Земля конца ХХI века, пережившая еще одну мировую войну. Рыцарско-христианский мир, новые разумные существа – черные львы. Для посвящения в рыцари молодые кандидаты выбирали себе достойного противника. В Йоханнесбурге собрались три кандидата. Каждому надлежало убить черного льва и привезти домой его голову. В результате два кандидата и один черный лев погибли. А оставшийся в живых кандидат узнал, что черные львы не просто разумны, а достаточно высоко разумны. И черный лев просит человека: передай своим – не надо нас убивать. Давайте жить в мире.

Концовка подкачала. И сразу полезли в глаза красивости и неестественности. Голова черного льва на поясе человека. Представляете голову почти трехметрового льва? И она висит на поясе человека? А обращение льва к человеку: неужели лев думает, что один молодой парень может на кого-то повлиять? Можно ли будет спутать голову льва и человека?

Еще больше разочаровал черный лев. Как-то примитивно решен.

И все-таки читалось с интересом, интрига гнала к концу. Что перевесило (или хотя бы уравняло) минусы? Во-первых, интрига. Я до самого конца гадал, что же на самом деле хочет каждый из троих? Концовка ожиданий не оправдала. Все решилось банально.

Во-вторых, атрибуты. В целом они создавали соответствующий фон и атмосферу. Сочетания были довольно экзотические. Это тоже вызывало надежду на нестандартное развитие.

Общее впечатление: ярко (порою – слишком), недоделано-недодумано, не вычищено, но интригующе.

“Сами захотели, сами и наколдовали.

- Зачем?!

- Затем, что нету такой магии, которая вас, обалдуев, от кружки оторвёт и по домам погонит”.

Это ось рассказа. И никаких боковых побегов, тайных смыслов, ухищрений. На ней держится некая интрига. Кому — достаточная, мне — нет. Подобные рассказы называю прямолинейными. Ничего плохого в этой прямолинейности, понятности, однозначности нет. Автор берет другим. И неплохо это делает – читалось с интересом, до поры. Потом — некоторое разочарование. Без изысков и глубины в идее — добавь хотя бы приправы чуток (юмор ли, иронию, иль перчика – как некоторые предлагают). Это замаскировало бы изъяны в логике (теперь мужики будут по вечерам дома сидеть?).

Но это от моей испорченности – хочется чего-то большего, чем просто – вдоль по Питерской.

Не уловил насчет неожиданного гостя – кто им был? Танцор? гость городка? но тогда – для женщин он ожидаем каждую ночь.

Последний абзац придал осмысленность и законченность рассказу. Случайным образом земляне выясняют, что инопланетяне все-таки есть. Что все у них там организовано, поддерживается некий космический порядок. И что нам пока в космос рано. Слишком мы агрессивны.

Обычная земная история с обычным поведением военных и властей. Мне интересно – что сказали бы про нас, если б поближе с земной жизнью познакомились? Из разряда агрессивных перекочевали бы мы в монстров?

Тема есть, идея понятна. Но слишком простовато и ничего нового. Даже ребенка много раз боялись – кто ж их, негуманоидов, разберет.

Образно, поэтично, красиво. То, что показал автор, — не мир. Все непонятно. Откуда это, почему, как? — Это – музыка, дождь, танец, шепот. Вернее, пока автор крутил ручки, — его мир жил. Но как только он остановился… Чтобы этот мир ожил, теперь мне надо крутить ручки. Или, откинуться в кресле, закрыть глаза и...У каждого из нас мир будет получаться своим. Оказывается, все просто – тебе хочется играть в созданную автором игру, или нет.

Получился рассказ-игра. В которой я с удовольствием жил, а думал – играл.

Спасибо.

К гениальному Мишке приставлен агент Хранителей Равновесия – некой суперцивилизации. К потере равновесия во Вселенной (и концу мира), приведет потеря целей любой цивилизацией. А это — из-за обретения цивилизацией абсолютного знания. То есть Хранители Равновесия знают о существовании абсолютного знания. И либо владеют им, либо пытаются других не допустить. Скорее первое, ведь кристаллики Истины витают в воздухе. И как считает ГГ – достаточно двух неосторожно оброненных слов, чтоб в пытливом уме сложилась полная картина. Но почему к потере равновесия не приводит владение Хранителями абсолютным знанием? И разве абсолютное знание не подсказывает, как решать такие проблемы?

Не люблю внутренне противоречивые рассказы. Они — признак спешки автора, небрежности. О чем свидетельствует и концовка – упавшая картина выбила из Мишки гениальность, решила проблему. Значит, все хорошо, прекрасная маркиза?

Для меня такие рассказы – в самом низу.

“Направление «техновикинг» довольно редкое” – нет оснований не верить эксперту. Но это не побудило меня принять прорву невыговариваемых, незапоминаемых слов, стилизацию ради стилизации. Особенно если в результате – читать скучно, интриги никакой, идея малопонятна.

Некое устройство из странных движущихся механизмов обладает замечательными свойствами:

- само черпает энергию из окружающего мира;

- обладает огромным объемом разнообразных знаний и опыта;

- создает сферу удачи, в которой клетки делятся почти без ошибок и в которой можно жить очень долго. Люди сами, того не ведая, отдают ему удачу — в обмен на полученные знания;

- умеет думать “тягучие, многослойные мысли”.

Поскольку весь рассказ об этом чуде, то мне в первую очередь хотелось бы знать – откуда оно взялось? какова его природа? Конечно, фантазия заработала: некто добыл его из сталкерской зоны (привет от пришельцев); оно существует с начала времен – как двигатель прогресса; оно ждет своего настоящего хозяина, который сможет использовать все его возможности…

Второй попавшийся мне рассказ из серии универсам: обслужи себя сам.

Наверняка есть любители этого. Жаль, я не из их числа. Высоко ценю мастерство автора, но оценку высокую не поставлю.

Еще один вариант конца света. Не из-за природного катаклизма. Хотя люди наверняка воспринимали некоторые вмешательства Вершителей как природные катаклизмы. Люди игнорировали указания Вершителей, а те все пытались сделать их хорошими, изжить гнев, корысть, злобу, ложь. Тщетно. И вынуждены были Вершители всё это прекращать. Радикально.

В каком-то смысле Автор нарисовал перспективу нашего общества. Где-то под землей (не в небесах, но принципиально ли?) существуют Вершители. Их три. А можно назвать их Богами. Или одним Богом. Что изменилось бы – один или три? Бог или Вершитель?

В этой картине мира всё те же непонятки, что и в современной: кто создал этот мир, зачем, почему именно так? Но разница есть. В этом мире Боги-Вершители – из людей. Может поэтому крахом все и закончилось у автора, что замысла–то (настоящего, божьего) он не знает и нам не предложил.

Чего вдруг древние люди решили перейти к такой структуре общества и управления? Ответ, конечно, напрашивается: человек становился все хуже и неправильнее. Решили его улучшить.

Был бы исход таким же драматичным, если бы не пытались люди Богами стать?

Кто знает? Автор дал только одну версию.

Зачем автор так подробно расписывал картинки? Чтоб мы прочувствовали? Чувствую – прочувствовал бы, даже лучше, если б все ужать раза в два-три. А тогда что останется? В картинках была жизнь. Но они как бы сами по себе. К выводам Вершителей можно было бы прийти и без них.

Тему не понял.

Концовка разочаровала.

А главное – не за кого было переживать.

“Суть моя, дурная и ветреная, привычно катилась…”

С первой же строчки – что-то совсем необычное. Герой-то застрял, а меня понесло. Потеряв ориентиры, я не мог ни за что зацепиться. Смешное-несмешное, суразное-несуразное, логичное-нелогичное – катились колобком вместе со мной. Пока тоже не вляпались…

В этом мире живут вегетарианцы корсаки (степные лисы), перекати-поле (образования из отмерших частей растений)… И это не странно, как не странно и то, что все они люди и у каждого появилась своя неприкосновенная территория. Так повелел Закон. Так и хочется поддержать: “О, Аллах!”

Аллах с тобой, автор. Ты улыбнул. И за то спасибо.

Рассказ – цветок. Растущий и распускающийся. От сюжета-стебля могли исходить и новые побеги. И это его еще украсило бы. Место позволяло.

Несмотря на незавершенность описания мира, осталось полное ощущение пребывания в необычной реальности. Конечно, этот мир фантастичен, хотя автор не использовал ни одного придуманного слова или слова из фант лексикона. Разве что – нижняк. И это слово показалось инородным. Как и то, что оно несет – новое направление, никак больше с текстом не связанное. Резанули слух и: программа терраформирования, система наведения комплекса. По мне – лучше бы выдержать стиль обыденных слов до конца.

А еще не понравилось – Большой Крах. Как уже надоели все подобные названия!

Зато какие новые образы подарил автор. Горные семена, созревшая гора, вонзающиеся в землю зерна гор. Мед на крови, сосунки вместо пчел. Племя пепельноволосых конокрадов.

Тему последнего человека автор раскрывает через вампира – последнего из настоящих людей. Достаточно затасканная тема подана свежо и ярко.

Читал не отрываясь. Жаль — суховато. Слишком правильное построение фраз. Получается дистиллированный текст. И концовка -? Не сказка все же.

Один из лучших для меня рассказов конкурса.

С нетерпением ждал – ну когда же, когда же станут иногда исчезать и мужчины? Автор интригу сохранил до конца – но все-таки внес справедливость.

Как я понимаю, автор использовал фантэлемент (Великую Войну) в качестве пресса – сжал пригодную для проживания территорию до минимума. И людей вышел переизбыток. Оказалось – некуда пар людям стало спускать. Это, наверное, основная идея: ежли людей спрессовать на небольшой территории, то они сами начнут численность свою уменьшать.

Идея, конечно, не новая, но свежо поданная. Не все, к сожалению, продуманно: как можно в квартире с ребенком супругу расчленять? Ведь кровь, говорят, тяжело полностью смыть. Можно травмировать ребенка.

Читалось легко и с интересом. Интрига, жаль, быстро пропала.