Оскар Уайльд «De Profundis»

Тюремная исповедь — если озвучить одной фразой, то для меня идеально подходит «от любви до ненависти один шаг», так и тут, единый монолог в виде письма от Оскара Уайльда из застенок камеры тюрьмы к близкому другу, лорду Альфреду Дугласу, благодаря которому он оказался за решеткой,... почему так вышло, подробно от и до, воспоминания о нем, и к тому времени сколько где и когда они провели вместе, как жил, а жил не так то и хорошо, тот момент когда один любит, а другой позволяет себя любить, когда один транжирит деньги как пиявка, присосавшаяся к жертве, а второй не может оттолкнуть от себя раз и навсегда, и любит и ненавидит, и уходит и прощает, и так до беконечности, злится на друга, что тот транжирил его деньги, но сам не мог запретить ему это делать, потому что вот так бывает, один прожил жизнь на закате, а другой в самом ее рассвете, молод и свеж, от чего и бесконечные ссоры с моментами страсти после, и снова пару недель счастья, а потом по новой ссоры, это и есть жизнь пары из разных поколений, но тут она гипер максимально мучительная и губительная для писателя, вот и выходит крик души к тому любимому человеку, который его посадил не желая, но так вышло законодательно, Уайльд его ненавидит и любит, пишет письмо в виде исповеди, в надежде что тот прочтет и раскается, но нужно ли тому молодому лорду, когда человек разорен в конец, имущество продано с молотка за долги, нужен ли теперь такой тому человек, и самое обидное, что это настоящая реальная история из жизни Оскара Уайльда, о чем в конце указывают сноски и примечания по тексту, объясняя суть и смысл некоторых фраз и имён, бесконечно печально, жалько и обидно за автора, и главное так откровенно признаться в своих чувствах к тому, кому тогда запрещалось, а уж теперь то и снова запретная тема, опасное издание,... хотя судя по аннотации ничего другого и не должно было быть в книге, но почему то думалось, что это образное название, но нет, исключительно тюремная исповедь от униженного человека в мир людей на волю, дабы услышали правду в последний раз, хотя срок отсидки всего 2 года, но как будто пожизненный, боль такая сильная,... отчего очень много мыслей от того, кто попал за решетку в первый раз, к чему приходят люди запертые неожиданно, в одно мгновение, резко, сначало непоняв как так случилось, а потом наступает смирение и принятие ситуации, что он вот здесь один без всего того, что было до этого, а они все там на свободе уже без него, и он вынужден быть взаперти, понять эти мысли близко смогут лишь те, кто хоть раз побывал там,... PS: однако неожиданное продолжение знакомства с писателем после «Портрета Дориана Грея».

Наверно одно из самых тяжелых произведений у Уайльда, если не самое тяжелое. А «наверно» — потому, что дочитав (скорее осилив) имеющийся у меня томик его избранных (лучших?) произведений, дальше я ничего из его творчества читать не планирую, так что наверняка уже вероятно ответить не смогу. Кроме того, что тяжелое для чтения по форме, тяжелое своим содержанием, мраком который сквозит из тюремной камеры, мраком, как мне показалось, души автора.

По форме эта исповедь — это письмо, без глав, разрывов, пауз, длиной более ста страниц монотонного текста с беспрерывным излиянием автора, того, что ему наболело. Да, этот текст позволяет лучше понять автора, можно сказать, заглянуть ему в душу и не только познать вехи и мотивы его творчества но и его, как человека. И лично я, после такой исповеди, не скажу, что стал относиться к автору хуже, но скорее укрепился окончательно в своем отношении к нему, как личности, которое у меня уже сложилось исходя из других примеров его творчества. Так что ничего нового, я можно сказать для себя не открыл, зато основательно упорядочил то, что уже имелось.

Начало этого мега-письма напоминает переписку между возлюбленной парой в период разрыва их отношений. При чем сложно позиционировать, какое место в этой паре занимает автор. То он с позиции мужчины упрекает: «Ты пользовалась мной как кошельком! Ты меня разоряла! Неблагодарная! Ты использовала меня, пока у меня были деньги, а стоило мне заболеть, заразившись, от тебя кстати, как ты упорхала развлекаться в другом месте и не хотела даже подать мне стакан воды! От потакания тебе и твоим капризам у меня все беды». Но далее, когда, по идее, мужчина отвердевает в своем сердце и жестко говорит «Поди прочь, стерва! Все кончено меж нами!», автор в своем письме начинает пресмыкаться, нет, не как женщина, но как малолетняя по уши влюбленная дура, с нотками мазохизма, в духе: «Ты вытирал о меня ноги, ты помыкал мной, мой Любимый Лорд, я осознаю, что ты наступил на горло моему Искусству, я много раз говорила свое категорическое нет, но всегда прощала. Прощу и теперь. Только вернись, Любовь всей моей жизни, ну или хотя бы напиши хоть одно письмо, я уже два года в этой тюрьме жду его от тебя... А помнишь как ты мне писал, пока у меня были деньги? Как просил, чтоб я тебя простила и я всегда прощала, даже когда ты чуть не застрелил меня больную в очередном своем припадке? И теперь обещаю простить, несмотря на то, что это по твоей прихоти я попала в тюрьму, я разорена, унижена; но я все равно тебя прощу только попроси меня. Я здесь уже два года жду, ну почему же ты еще не просишь? И даже не буду обижаться...»

Выглядит все это как дешевая слезная мелодрама, аж противно, а когда осознаешь, что это не выдуманная автором история, а реальная история вроде бы не глупого человека, то противно вдвойне; а если учесть что эта пара повздоривших голубков — оба мужики — то и втройне. Кстати мне почему-то кажется, что автор в этом дуэте занимал место «слабой» половинки. У героев О.Генри или например у такого персонажа как О.Бендер, был такой принцип, что если обыватель настолько глуп, чтоб самому добровольно отдать вам свои деньги, — то грех этим не воспользоваться, иначе деньги, которые просто так валяются, подберет кто-нибудь другой, и не видел в этом ничего предосудительного. Вот с таких позиций видится мне прежде всего любовник Уайльда. Нет, я его конечно ни в коей мере не оправдываю, но он мне видится прежде всего в таком амплуа.

Сам же автор то пытается выставить себя эдаким обиженным ягненком, типа никто не в состоянии оценить его Любовь и те поступки, которые он в состоянии совершить ради этого «высшего чувства». То невзначай признается, что к такой любви его толкнуло пресыщение всеми остальными испробованными удовольствиями, а так как в душе автор большой экспериментатор, то он свои эксперименты проводит не только в творческом плане, но и так сказать в полевых условиях. То вдруг заявляет о себе: «моя жизнь была полна извращенных наслаждений и странных страстей...». О себе и о своем «Искусстве» Уайльд тоже крайне высокого мнения. Себя он прямым текстом в своей исповеди называет Гением, при чем сравнивает себя с Байроном (не в пользу Байрона) и говорит, что другим для признания надо было сначала умереть, он же гением был признан при жизни; без стеснения называет (признает) себя «символом искусства и культуры своего века» (Вот только в «любви» ему видно не повезло; жена и дети тут не в счет — видно «гении» на таком останавливаться не должны.)

Чувствуются аллюзии к Портрету Дориана Грея. При чем в роли Дориана выступает легкомысленный и вздорный, но такой прекрасный и притягательный лорд, а сам автор в роли художника погубленного этой страстью — Уайльд в своем письме не однократно повторяет, как много он всего сделал для своего лорда, начиная еще с его студенческих проблем.

Но в конце Остапа/автора еще больше понесло и ожидаемо понесло в религию. После всех передергиваний и авторских выкладок красивым литературным языком извращающих христианские тексты приходится признать талант автора, а если представить его живущим в наше время — думаю злой гений Уайльда кроме литератора позволил бы ему успешно реализоваться в качестве псевдопастора и основать собственную успешную секту. Автор восторгается Христом в качестве поэта и деятеля искусства (???) и видит его как «молодого поселянина из Галилеи». Вводит Христа в искусство в роли «одного из» значительных поэтов, себя же в том же искусстве обозначает как художника, таким образом приближая себя, ставя на один уровень со Христом. Маленькая цитата из собственной новой религии автора про себя же: «Тело ребенка — то же, что тело Господне; я не достоин ни того ни другого» — что хотел этим донести автор, я до конца не познал, возможно то, что удовлетворен сравнением себя со Христом, сыном Божьим, но до уровня Господа, признает, пока не дотягивает... Так или иначе, в деле основания новой секты, чем нелепей тезис — тем больше у него должно быть уверовавших твердолобых поклонников. И еще цитата про Иисуса: «Нет ни малейших сомнений, что символом веры Христа есть грех и страдание — это нечто само по себе прекрасное, святое, исполненное совершенства.» — Видно и в религии автор решил сказать свое новое веское слово гения. Ну что ж, с ним все ясно: советовать его кому бы то ни было не собираюсь, но его популярность у меня удивления теперь не вызывает, тут уж все становится на свои места...

«Письмо отцу» Кафки, теперь «Тюремная исповедь» Уайльда… Что-то мне стали по душе такие вот вещи. Откровенные. В «Исповеди» как и в «Письме» – взаимоотношения, патологичные, но реальные. Реальные на столько, что будь они в каком-нибудь художественном произведении – казались бы невозможными. Но в том и дело что реальность мало похожа на литературное произведение, она то бледнее его, то невероятней. Однако, в «Исповеди» этих отношений больше – тут и семья Дугласов; взаимоотношения настолько патологичные, насколько и реальные, обыденные. И взаимоотношение Уайльда и «Боззи» – губительные, никак не желающие кончаться. Тут и личность этого Дугласа – деструктивная и эгоистичная, но совершенно обыденная (я знаю таких людей, с таким характером). И, опять же, через Дугласа виден и сам Уайльд, его характер. Понимаешь, КАКОВ он на самом деле. Лично я после этой исповеди стал относиться к нему с ещё большей симпатией. К его любви к друзьям, даже тем которые его уничтожают. Они вообще как два магнита притягиваются друг к другу. И Уайльд как частица более хрупкая должна страдать от этого… Да, патологии и патологии. Те самые, из которых и состоит жизнь, которые делают её не похожей на дешевый роман с картонными героями. И всё это, вся история Уайльда, приведшая его в тюрьму, в «Исповеди» развивается от страницы к странице, открывая что-то новое так, что очень интригующе выходит. Да, не так гладко написано, не так динамично, но этого и не требуется. И без того, вдруг, захватывает (особенно когда всплывает пистолет и история после болезни Уайльда). И получается, что здесь есть сюжет – положи его в сценарий фильма и выйдет драма с элементами настоящего триллера (человек превращается в пешку, им играю, а он не может в это поверить). Есть что-то в этом «открывании» истории – в смешанных кусках большой мозаики. В общем, ближе к середине от прочтения я стал ловить настоящий кайф. Тут тебе и глубокий психологизм и самый настоящий саспеновский сюжет (как это не удивительно!). Произведение было лучше моих ожиданий. А что же дальше-то будет? А дальше застряло всё. Пошла философия. Пошли теории об Иисусе и Творчестве (Искусстве, точнее). Да, интересные. Да, необычные. Да, противоречащие принятым мнениям. Но – не мои. Знаю, время пройдёт и в первую очередь именно эта часть, возможно, привлечёт моё внимание, я буду понимать, и вникать в неё. Но не сейчас. Сейчас я с трудом осиливал страницы и с нетерпением ждал: когда же всё кончится… Однако к концу автор вновь вернулся к тому, с чего начал. И после желания прервать эту мучительную дружбу, после желания открыть глаза тому, кто не желает этого делать, да и, наверное, уже и не может этого сделать, он вдруг смягчается и надеется на то, что всё можно вернуть, изменить, и верит, что так будет. И это трогает, так как в этом Уайльд. Это, как становиться ясно, в его характере.

Не знаю, вот полюбились мне вещи такого рода. Здесь и психология. И жизни великих людей (возможно ещё более трагические, чем их произведения); судьбы. И как-то на мир после этого смотришь слегка по-другому. Через призму их жизней и судеб.

В общем, нравится.

Очень горькое письмо лорду А. Дугласу. Как всегда, Уайльд успевает поговорить обо всём на свете. Очень понравилось его обращение к образу Иисуса. В книге Оскар признаёт себя жрецом Страдания. Как пишет он сам, «самое страшное не то, что жизнь разбивает сердце, — сердца созданы для того, чтобы быть разбитыми, — а то, что она обращает сердце в камень». И что ты тут скажешь?..