Грег Иган «Отчаяние»

Эндрю Уорт, журналист казалось бы средней руки, оказался вовлеченным в борьбу всех со всеми...

Мир недалекого будущего: 100 лет со дня смерти Эйнштейна. К этому дню приурочена научная конференция математиков, физиков, теоретиков. Ожидают великого откровения от Нобелевского лауреата Вайолет Мосалы, которая решила провести конференцию на территории островного «Безгосударства», расположенного в Тихом океане. Остров необычный: выращен учеными-генетиками из модифицированных кораллов, полипов, материал они своровали у одного из концернов генетики, которые по сути управляют миром 2050 года...концерн хочет вернуть себе собственность, наказать за неповиновение... Высылает войска.

Кроме того за Мосалой охотятся всякие фанатики, ожидающие апокалипсиса, который неизбежно наступит после публикации её работ по Теории Всего (ТВ). И случайно (а может и не случайно) журналист оказывается в самом центре этих событий.

В этой книге невероятно много идей (а может прозрений?), здесь и редакция мусорных ДНК, и оживление покойников с целью допроса, и движение асексуалов, и генномофицированные вирусы, и гаджеты, вживленные в пупок, в мозг, мгновенная сеть, контролируемая со спутников, и теория общего поля, которая не даёт покоя современным физикам, и идеи переустройство государств, от народовластия до анархии...

».. Неужели вы не устали жить в обществе, которое беспрерывно говорит о себе – и поминутно лжет? Которое определяет все стоящее – терпимость, честность, верность, справедливость – как «исключительно австралийское»? Которое делает вид, будто поощряет многообразие, но без устали болтает о своем «национальном единстве»? Неужели вас никогда не мутило от бесконечного парада шутов, говорящих от вашего имени: политиков, интеллектуалов, знаменитостей, комментаторов – определяющих вас во всех подробностях, от вашего «чисто австралийского чувства юмора» до долбаного «коллективного бессознательного»… и которые при этом все до одного воры и лжецы...»

Почему книга названа «Отчаяние» немного не понятно. Я б назвала«Эволюция» или «Революция»... ведь заканчивается всё хорошо.

Правда 9 миллионов умерли разом.

Зато 10 миллиардов стали почти богами.

Рекомендую тем кто любит научную фантастику. Можно конечно придраться к тексту, к некоторым нелепостям, но не хочется.

Идей тут — на 10 книг хватит. А уж футурологам точно рекомендую. Я в восторге!

Наконец-то преодолел «Отчаяние». Я бы, пожалуй, поставил эту книгу в один ряд с «Ложной слепотой» П. Уоттса и «Радугой тяготения» Т. Пинчона. Правда, поставил бы куда-нибудь с краю, потому что понимать идеи Игана все же проще, он более снисходителен к читателю.

Итак, у романа есть два основных пласта, которые неравноценны, но существовать друг без друга не могут: сюжет и идеи, – причем второстепенным является именно сюжет. Если берете в руки эту книгу впервые, будьте готовы к тому, что разобраться во всей научной составляющей романа станет первоочередной задачей. А намешано тут действительно много чего. Давайте просто пробежимся по поверхности того, что затронуто в романе и видно невооруженным взглядом:

- вживление в человеческий организм различных гаджетов (привет киберпанку);

- развитие фармакологии и общедоступность ее наработок (иметь дома фармаблок – это круто);

- идеи био- и генной инженерии, которые уже можно было бы использовать как основу романа, но тут они лишь на периферии;

- идеи антропокосмологии;

- теория всего, которая в центре всего и которую можно понять без специального образования (правда надо приложить определенные усилия);

- гендерная революция (серьезно, откинуть деление на два пола и сделать их аж семь... при этом уделить еще и внимание аспектам любви в таких условиях – это очень и очень здорово);

- остров с новой формой правления «Безгосударство»;

- развитие геоинженерии;

- развитие журналистики;

- социальные последствия почти каждого научного открытия, каждого фантастического допущения, все рассмотрено со стороны не только науки, но и общества;

- философские последствия;

- проблемы сексизма, шовинизма, расизма, да практически любого притеснения одной группы людей другой группой.

Думаете, всё? Как бы не так. Книга как минное поле, где идеи заменяют мины. Не на всех читатель подорвется, но уж если рванет, то рванет как следует.

А теперь давайте вспомним о сюжете, который является проводником между идеями и не более того. Перед нами журналист Эндрю Уорт, который зарабатывает себе на хлеб, снимая различные научные передачи. Ему поручают снять фильм про новую жуткую болезнь Отчаяние, однако он перетасовывает карты, забирая себе задачу снять фильм об одном из ученых, вот-вот расскажущих миру о новой теории всего. Эндрю еще не знает, какая встряска его ждет. Благодаря тому, что наш герой журналист, большинство идей нам так или иначе становятся понятнее, т.к. разбираемся во всем происходящем мы вместе с ним, читая научные статьи, слушая доклады, размышляя и ища информацию.

Иган рисует очень правдоподобную картину мира, основанную на фронтире науки двадцатилетней давности, однако, несмотря на давность, очень сложно сказать, что описанное уже не актуально. Просто человечество пошло немного другим путем и идеи автора получили иное воплощение, а большинство еще только готовятся получить. Читать книгу интересно, но это очень долгий и кропотливый процесс, а для тех, кому сюжет первичен, и вовсе непреодолимый. Но если дочитать до конца, то пласт научных идей и сюжет сливаются в одну, поистине впечатляющую картину.

Рекомендую книгу всем тем, кто не боится твердой НФ и готов потратить свое время и силы для того, что разгрызть гранитный пласт повествования.

Как в одной песне пелось: «Я надену всё лучшее сразу». Так и здесь автор попытался запихать в одну книгу все известные ему и все вымышленные им теории из области физики, космологии, физиологии, социологии итп (список далекооо не полный)... Обычно из такого полная ерунда получается, но нет справился неплохо. Текст ловко разбавлен приемлемым количеством экшена, детективными загадками, сюжетными твистами и всё как-то органично получилось. Немного раздражает ГГ, который с одной стороны в состоянии «с листа» разбираться в сложнейших научных вопросах человечества, а с другой — безбожно тупит в простейших житейских вопросах, впрочем я и в жизни таких людей знаю.

«Твердую» НФ я одновременно люблю и боюсь. Мне нравится этот жанр за возможность поскрипеть мозгами и залезть ту область науки, в которой ты ничего не понимаешь. И ровно этот же факт вызывает у меня боязнь за то, что я что-то совсем не пойму, поэтому потеряю главную суть романа.

В этом плане «Отчаяние» был для меня чуть более комфортным романом, потому что в нем Грег Иган взял за основу не физику, а метафизику. А мне философия все же ближе точных наук. В 2055 году ученые подошли вплотную к тому, чтобы объявить Теорию Всего. То есть они смогут объяснить существование Вселенной. После этой Теории в мире не останется тайн. Журналист-документалист отправляется на искусственный остров-государство, которое живет по анархическим законам, поэтому называется Безгосударство, на котором должна состоятся конференция ученых. Среди участников есть 27-летняя ученая, которая как раз и занимается Теорией Всего.

Как быстро выяснилось, у этой теории есть как сторонники, так и противники. Причем противники прямого действия, которые слова подтверждают делом (читай, практически что терроризмом).

В этом противостоянии, лично для меня, кроется странность романа. То, что лежит в основе теорий, описываемых в романе, находится на уровне утопии. Это все интересно, но не более чем словоблудие. И для меня очень странно было читать о реакции на эту «туманную» теорию. Даже главный герой говорит: «Ну почему вы решили, что объяви Теорию Всего, Вселенная самоуничтожится?». И у меня точно такой же вопрос.

С другой стороны, я всегда считал, что на любое неожиданное открытие может быть получена негативная реакция. Вечный двигатель или дешевая замена нефти кому-то будут в радость, а кто-то решит убить ученого, придумавшего все это, и его записи, в которых он делает открытие.

Поэтому как раз научная составляющая романа была для меня не совсем убедительной. никаких доказательств теории нет и в помине, просто слова.

Но на роман можно посмотреть и с другой стороны. Как развилось человечество к 2055 году? Процветающая журналистика, 5-минутное воскрешение трупов, но самое для меня интересное — это расширение двух полов до пяти. Есть мужчина, женщина, сменивший пол мужчина и женщина, а также асексуал, который отверг вообще какое-либо понятие чувств и отношений. И как же здорово Иган показал отношение мужчины к асексуалу — просто сказка. Честно, хотелось бы про это прочитать целую отдельную книгу=)

Местами очень интересный и необычный роман, написанный несложным языком. К сожалению, чуток не дотянул до 8-ки, потому что люблю, когда теория подтверждается практикой. А рассуждать о том, как влияет шахматная доска на фигуры — это не более чем слова, после которых странно хвататься за штамм вируса...

«Отчаянье» — книга про инженерное дело.

В отличие от ученого — создающего новое знание об устройстве мира — инженер использует это знание для созидания материальных артефактов. В отличие от произведений искусства, создания инженера имеют непосредственные практические последствия. Очертив таким образом границы инженерного дела, можно отправляться на поиски его в различных слоях романа.

Биотехнологии — центральная тема первых глав романа — помогают исследованию одного из главных вопросов всего цикла «Субъективной онтологии»: что делает человека человеком, личность личностью. В своих мысленных экспериментах Иган меняет различные аспекты своих персонажей, а затем наблюдает за их реакцией друг на друга и на самих себя. Хотя фокус в последующих главах смещается на фундаментальную физику и онтологию, мистику и политику, биотехнологии остаются главным рычагом шевеления сюжета. В романе описывается, упоминается и подразумевается довольно широкий спектр биотехнологий: генная инженерия, создание болезней и лекарств «настроенных» на индивида, экологическая инженерия — создание управляемой экосистемы, искусственный медико-фармакологический интеллект: домашний доктор-аптекарь, био-химическое управление ритмом сна и бодрствования, комплексные гормональные и соматические изменения в телах половых мигрантов, жизнь построенная на альтернативном репертуаре аминокислот, нейро-хирургическая модификация личности и, наконец, киборганический симбиоз человека и машины.

Следующий тип инженерии в романе — социальная. Анархисты, пытаясь создать своё общество на искусственном атолле, строят его с нуля, без предшествующей истории, без социальной эволюции, основываясь лишь на сознательно отобранных принципах. Очевидная аналогия из реальной истории — попытка построения большевистского государства на принципах марксизма-ленинизма, отчего Эндрю, поначалу пытающийся «смотреть на события с точки зрения добросовестного журналиста, заинтересованного в установлении истины», но в конце концов вдохновлённый увиденным и сочувствующий персонажам своих репортажей, начинает напоминать Джона Рида. Замечательной метафорой его «объективности» является Свидетель — вживленный в организм компьютер, способный под мысленным контролем журналиста записывать то, что он видит и слышит. Кровавую же сцену выдирания Свидетеля из живота можно интерпретировать как символ утраты этой — мнимой или реальной — объективности.

Другим примером социальной является инженерия психо-лингвистическая: попытка общества переварить явление половой миграции с помощью нового грамматического рода — нейтральных местоимений «ve, ver, vis». Наиболее очевидным образом новые слова используются применительно к сексуально-нейтральным «асексам», но внимательный читатель заметит, что персонажи используют их во всякой ситуации, где пол описываемой личности ещё не известен (например, из-за недостаточного освещения). Таким образом, мировое (или, по крайней мере, англоязычное) сообщество «Отчаянья» пытается изменить себя через язык, объединяя постулаты феминизма и Сепир-Уорфа.

Наконец, апофеозом инженерии является центральная субъективно-онтологическая идея романа: сотворение мира посредством описания его законов. Соединив поиск законов мироздания с их созиданием, Иган заставляет исчезнуть в личности творца грань между ученым и инженером. В отличие от рекурсивных деизмов «Города пермутаций», деизм «Отчаянья» — герметичный, ибо создатель мира — его Краеугольный Камень — обитает в своём творении и поэтому кроме всего прочего создаёт и самого себя.

Инженерия не представлена в романе исключительно в розовом цвете: изменивший собственную биохимию биллионер-эксцентрик оказывается автором био-террористического заговора, любимым оружием мистических экстремистов являются искусственные болезнетворные организмы, а главным врагом анархистов-идеалистов выступают биотех-корпорации. Тем не менее наиболее заметными антагонистами книги являются иррациональные «культы невежества», противостоящие абсолютному знанию. Подобно Китсу, обвинившему Ньютона в том, что, объяснив природу радуги, тот разрушил её поэзию, они опасаются за судьбу сакральной мистерии мироздания в свете грядущего объяснения всего сущего. На что наука даёт единственный возможный ответ: «вот, поглядите: объяснили, и ничего страшного».

Я наконец-то дочитал «Отчаяние» Игана, хотя он всячески сопротивлялся. Теперь, после двух книжек, могу точно сказать: обвинять автора в том, что он производит сухой картон, а не живое слово — никак нельзя. Да, персонажи Игана не более чем антропоморфные функции сюжета, в которых человеческого не больше, чем в шахматных фигурах, но к этому я худо-бедно привык, в конце концов, большинство ныне живущих писателей-фантастов в детстве протащились от Берроуза, Гамильтона и тому подобной пульпы, и теперь занимаются манифестациями своих детских импринтингов. Но Иган-то не сочиняет тупо беллетризированную футурологию, как многие, на слой сюжета он накладывает ажурную схему псевдопублицистики, в которой последовательно, подчиняя чёткому ритму, излагает естественнонаучные, гуманитарные и философские идеи. Эти два слоя не просто параллельны, они взаимодополняют друг друга, резонируют или диссонируют, и совместно образуют очень своеобразный рисунок бытия. Третьим слоем идёт движение мысли. Точнее, конструирование осознания (читателем? автором? надсюжетным виртуальным персонажем, который смутно подразумевается, но не явлен? — вот это последнее дъявольски интересно ощущается) некоторых особенностей Жизни, Вселенной и Вообще. Научный метод мышления и процесс развития какой-то идеи в качестве литературного приёма — это самое сильное изобретение научной фантастики. Но, к моей досаде, Иган вводит в этот механизм в качестве важнейшей детали метафизику. Меня она не то чтобы коробит, она просто неправильно, на мой вкус приготовлена. Скажем, у Савченко в «Испытании истиной (История Тобольского антиметеорита)» метафизика вполне органично легла в естественнонаучный контекст (возможно, потому, что он не был слишком глубок), у Игана же фантастика слишком твёрдая, чтобы безболезненно скрещивать её с метафизикой, отчего последняя постоянно выглядит притянутой за уши. Притом, как мне кажется, обоснование можно было бы обрядить в какие-нибудь псевдонаучные одежды, несостоятельные для вдумчивой логики, но вполне правдивые с литературной точки зрения. Но Иган этого не делает. Он апеллирует, скажем, к квантовому принципу «измеритель влияет на результат измерения» и считает это достаточной лазейкой для того, чтобы протащить волшебство в сконструированную им картину мира. Я тут вижу некоторое шулерство, которое можно было бы благопристойно прикрыть десятком-другим тщательно подогнанных слов. В общем, читая «Отчаяние» ко мне впервые пришло осознание, что писателю НФ, особенно твёрдой НФ, как никому другому, нужно владеть искусством логического подлога и литературной престидижитации — с тем, чтобы в нужный момент сделать несколько отвлекающих пассов и незаметно засунуть кролика в шляпу. Иначе беспощадная логика, взнузданная и спровоцированная у читателя научным методом мышления, которым наполнен весь предыдущий текст, тут же ухватит автора за рукав — и волшебства не произойдёт. Нет, я не хочу сказать, что всё плохо — наоборот, всё у Игана отлично — кроме пары мелочей. Осадочек некоторой неудовлетворённости, и правда, остаётся, но, по сравнению с «Карантином», в «Отчаянии» Иган вырос на целую голову. Местами это сплошной кайф и фейерверки в мозгу, как будто ребёнка запустили в магазин игрушек или кондитерскую лавку. Иган отлично овладел искусством «сделайте мне разбегающиеся глаза». В отличие от Хайнлайна, который в какой-то момент упёрся в невозможность охватить и осмыслить расширяющийся ареал современной науки, и потому забил на НФ, Иган прекрасно имитирует энциклопедические познания и формирует в тексте ударный фронт интеллектуальной волны (что-то наподобие звуковой волны в музыке, изобретенной Филом Спектром). Он может показаться литературно-кособоким, но это не так. Это не баг, это фича, нужно просто понять, как эта птичка устроена.

Будущее по Грегу Игану выглядит одновременно блестящим — благодаря передовым научно-техническим достижениям, но также и мрачным — ведь у каждого открытия или разработки есть оборотная сторона, способная нанести чудовищный ущерб при легкомысленном или злонамеренном использовании. И социальной стороне также уделяется немалое, а порой и наибольшее внимание. Программируемые фармблоки и работа с ДНК, появление новых гендеров, а именно асексуалов, у-/и-мужчин и у-/и-женщин, опустевшие небоскребы деловых кварталов, вездесущая Сеть и гигантские искусственные острова. Основной акцент, однако, делается на биотехнологиях — краткосрочном воскрешении, тонкой работе с мозгом, генерации уникальных лекарств и вакцин, управлении биоритмами и даже полной перезаписи ДНК с новыми основаниями. Казалось бы, поистине прекрасный Новый мир!..

История начинается, как производственный журналистский роман-расследование, причем первая часть служит своего рода введением-экскурсом в этот исподволь отчаивающийся мир. Экскурсом необходимым, чтобы создать представление о социальном и этическом устройстве общества, наглядно проиллюстрировать достижения биотехнологий. Журналист, работающий над документальными фильмами, отлично подходит, чтобы подать читателю массу насыщенных суховатой информацией лекций, диалогов и отступлений. Закончив очередную работу, Эндрю Уорт приступает к новой, посвященной гениальной ученой-физику Мосале, претендующей на создание Теории Всего, а потому ему придется совершить поездку.

Вот так Уорт и попадает в Безгосударство, где проходит Эйнштейновская конференция. Безгосударство — самый большой биоинженерный коралловый остров, на котором устанавливают правила, а также их отсутствие анархисты — это территория вне международных правил и законов, осажденная экономическим и политическим бойкотом. Осажденная, поскольку создатели Безгосударства принципиально не соблюдают патентов, нарушают международные законы, а также служат убедительной витриной неповиновения государственной власти. Судьба и борьба за выживание этого необычного социума также сыграет не последнюю роль в сюжете. Но основная интрига закручивается вокруг разработки Теории Всего, поскольку часть фанатичных исследователей уверены, что ее создание повлияет на объективную реальность, зафиксировав конкретные тонкие космологические параметры.

Отсюда проистекает слабость романа, делающая его уязвимым критике. В основу научной части Иган закладывает антропный принцип, утверждающий, что наблюдатель влияет на мировые константы и даже необходим, чтобы Вселенная обрела бытие. Подобные гипотезы являются более философскими и умозрительными, поэтому плохо стыкуются с твердой НФ. Также автор описывает сами версии Теории Всего и разницу между ними качественно, но зачастую использует слишком общие слова, больше похожие на наукоподобные подражания. Пожалуй, честнее было бы вывалить на читателя с пару десяток или даже сотен формул, чтобы при желании можно было проверить выкладки и поиграть с уравнениями. Третий же недостаток романа заключается в слишком специфичной культурно-социальной модели, которую продвигает Иган, где гендер партнера менее важен, чем душевная близость. Далеко не всем читателям будет симпатична утопия, которую проектирует автор, поэтапно создавая ее из диалогов, сводок и размышлений.

Итог: материалистическая утопия в формате журналистского расследования.

Восхитительно вкусная книга. Её не портят даже регулярные научные выкладки, поскольку читаются они на одном дыхании. Но всё же есть у неё пара отрицательных моментов. Во-первых, герои получились слегка тусклыми, даже в своей выпяченности они не стали мне какими-то родными, чувствовалось, что автор писал не о людях, а о мире в целом, раз за разом вставляя в него всё новые и новые идеи, забывая (а точнее, не ставя перед собой цели) при этом очеловечить персонажей. Как и для них самих – наука автору важнее. Во-вторых, терминология. Да, я написал, что выкладки читались легко, и это правда, но, увы, при попытках что-то сформулировать самому себе, объяснить иными словами, нежели в книге, какую-то идею – мой мозг автоматически впадал в депрессию из-за неразберихи в подходящих терминах. Вот такое же чувство, как и у главного героя на конференциях: показываются кучи графиков, слов, мыслей, а ты в них теряешься, в непостижимом круговороте идей. Всё же читателю хочется быть немножечко умнее, чем он есть, а подобные книги этому пусть и помогают в итоге, но как бы и не церемонятся с ним. В этом их прелесть, конечно, но многих подобный подход отпугивает.

Тем не менее, книга прекрасна, особенно меня приятно удивило, что она как будто вне времени: вроде и написана почти двадцать лет назад, а такое чувство, будто всего лишь вчера, ни капли архаичности, которую я отметил, например, в «Запретном районе», где каждую главу то и дело настигало ощущение ветхости и штампованной архаики, чьи времена уже далеко позади. В «Отчаянии» же море свежих идей, так или иначе до сих пор актуальных, а где-то даже опередивших и наше время; чувствуется, что если когда-нибудь ещё лет через 20 я надумаю перечитать книгу, она по-прежнему будет поражать своей своевременностью.

И ещё. Я не представляю, каких переводческих трудов стоило это все грамотно подать русскоязычному читателю, поэтому просто скажу «браво» людям, ответственным за это дело. Получилось очень здорово, минимум канцелярщины, много живого языка, даже скобочки у асексуала не раздражали и не запинали (впрочем, для меня он(а) на протяжении всего времени был(а) только мужчиной, поэтому ближе к концу было даже как-то неловко), а все многочисленные идеи донесены отлично.

В фантастике последних лет много о будущем. Об освоении планет, колонизации, звездных войнах. Но, как правило, ничего о том, в каком обществе нам предстоит жить. А если и рассматривается этот вопрос, то предлагаются лишь варианты уже существующих или еще хуже — существовавших — социальных решений.

Это всегда меня смущало — упорное воспроизведение пройденного. Неужели, общественные институты, форма управления, принятия решений и воплощение их в жизнь останутся прежними, когда измениться практически все: технологии и сама биология, отношения между людьми и их взаимодействие? Уже сегодня заметны изменения: сетевые и информационные технологии, биомедицина и другие достижения дают такие возможности, которые еще десять лет назад представить себе было невозможно.

Иган — редкий писатель, берущий на себя смелость рассматривать социальные и философские проблемы, которые порождают научные и технологические достижения. И не просто их обозначает — рассматривает различные возможности и варианты решений, ищет «подводные» камни и расставляет флажки, предупреждающие об опасности.

А их на нашем пути становится все больше. Казалось бы, наука и технологии должны облегчить нашу жизнь. Но они же порождают и новые опасности. «Баланс может разрушиться тысячей разных способов: появятся мутанты, искусственные жизненные формы вытиснятся природными, фаги уничтожат бактерий, климат изменится и покачнет экологическое равновесие. Весь невероятно сложный механизм нужно постоянно проверять. Его нужно понимать».

Об этом понимании во многом и говорится в этом романе. О глобальном — о Вселенной и ее законах, о том, как законы Мироздания влияют на обычную жизнь. О частном — технологиях и их влияниях на все современное общество и жизнь отдельных людей. О том, что есть цивилизация и какие пути открывают перед ней научные достижения, и стоит ли нам упорно цепляться за свое биологическое наследство в виде древних инстинктов и впечатанных в генотип программ поведения. Все это подробно, с различных позиций и точек зрения.

Все это интересно, поскольку описанное «близкое» будущее может наступить значительно быстрее, чем мы ожидаем. Но вот подача материала мне не понравилась совершенно.

Мне оказались глубоко чужды рефлексии, фобии и истерия главного героя, его метания, странные этические решения и муки самоидентификации. Меня не убедил рассказ о перерождении эгоистичного, лишенного четких моральных принципов, избалованного технологиями героя в способного сознательно рискнуть своим благополучием и жизнью «ради блага всего человечества» Создателя целой Вселенной/Большая неудача для Вселенной — Создатель — журналист! А мы то мучимся, почему все такое... э-э-э.. странное, какое оно есть!/. Как и не смогли меня увлечь проблемы взаимоотношений полов, столкновения религиозных и политических сект, терроризма, в основу которого положены философские разногласия. Все это возможно, но выведенное в первые строчки хит-парада стоящих перед человечеством проблем, воспринималось, как то, что обычно определяется, как «с жиру бесятся». Тем более, что только часть из поднятых проблем четко определены. Большинство же лишь обозначено — схематично и кратко.

Но это только часть претензии. В конечном счете, это право автора и его восприятие мира. Но вот с чем не могу согласиться, так это с без альтернативностью решений. Наличие Единственно Возможного Пути, как и Ключевой фигуры в любом ее воплощении, настораживает и ввергает в настоящее Отчаяние. Мне было бы ближе расширение возможностей и открытые пути, чем жестко застывшее и неизменное прошлое, настоящее и будущее. Хотя автор и попытался откреститься от этого — «Воспринимать единую истину ТВ можно по-разному – вариантам несть числа», но опять через абзац — «Ничто не оставалось непонятым. Никаких загадок, никакой магии». И это выход? Или это и есть Отчаяние? По мне, так вопросы порой важнее ответов, путь — достижения цели. Но это уже мое мнение и мой взгляд на Вселенную.

Иган в этом произведении, похоже поймал ту неуловимую штуку, которая из аморфной идеи материализует нечто такое же прозрачное, но заставляющее забегать мурашкам по коже. Ловишь кайф на чем-то, но до конца так и не осознаешь, какие именно абзацы и предложения настолько «вштырили». Наверно, про ту самую Теорию Всего. А вообще — очень атмосферная книга. Чувствуешь, что наше (или, если не наше, то австралийское — точно) близкое будущее будет выглядеть примерно так. За это «погружение» можно простить даже обрыв некоторых сюжетных линий (к чему в процесс включен этот репортаж об оживлении убитого парня, и зачем конкретно был нужен в тексте тот самый буржуй, который превратил себя в существо, способное выжить в атмосфере Юпитера?).

«Отчаяние» это представитель достаточно редкого на текущем книжном рынке жанра — твердой научной фантастики . Грег Иган является одним из лидеров этого направления , и это всего лишь второй официально переведенный на русский язык роман (не считая малотиражек)

Представитель очень достойный . Но ... Возможно это не совсем корректно , но мне достаточно трудно оценить этот роман без сравнения с другим произведением , которое я считаю эталонным в жанре твердой НФ — «Ложной слепотой» Питера Уоттса .

И в том и другом произведении огромное множество идей , причем достаточно сходных — гендерный трансферинг , модификации сознания , биотехнологии пронизавшие все общество , киборгизация и т.п. . Причем взгляд на эти проблемы весьма часто достаточно схож . Я почти уверен что Уоттс был знаком с этим романом и в своем произведении увидевшем свет десятилетие спустя в чем то решил поспорить , в чем то углубить а где то рассмотреть проблему с другой точки зрения . Действие в романе Игана происходит в 50-е годы 21-го века . В романе Уоттса в 80-е . Мне кажется, что если бы не Слияние, мир Игана в конце концов пришел бы к тому что показывается в «Ложной слепоте» , но по желанию автора переход в Технологическую Сингулярность перешел раньше , и в общем достаточно мягко

Но огромное количество идей заложенных в «Отчаяние» сыграло с романом и пару плохих шуток

«Алмаза» не получилось ... Количество не перешло в качество , и вопрос не в том что некоторые идеи не проработаны недостаточно хорошо , просто внимание распыляется между ними , не очень хорошо получается воспринять целостную картину .

Ну и во многом наверное дело в том что роман дошел до нашего читателя почти двадцать лет спустя после написания . При чтении постоянно ловишь себя на мысли что все это , где то , у кого то уже читал . Вопрос даже не в плагиате или в том что кто то позаимствовал идею , а в том что «Отчаянии» этих идей слишком много , и просто из статистики кто то об этом писал (рано или поздно) . Кстати собственно Слияние очень напомнило мне формирование Локона Ампары в последнем романе Сергея Павлова (изданном примерно в то же время) . Вероятность того что авторы были знакомы с произведениями друг друга нулевая .

Не смотря на отмеченные недостатки (а недостатки ли ?) , «Отчаяние» очень достойное произведение и рекомендуется к прочтению каждому любителю твердой научной фантастики

Грег Иган не очень обласкан российскими издателями и с его творчеством, в основном, можно ознакомиться в малотиражных изданиях. Этому есть объяснение: произведения автора — чтение не легкое.

Фирменный стиль автора — детальные описания научных теорий и гипотез и их воплощения в будущем. Все рассуждения автора базируются на реально существующих современных научных концепциях и тенденциях, которые экстраполируются Иганом на века вперед. В послесловиях к романам автор делает ссылки на мнения тех или иных ученых, дополняет научные теории различными нюансами, приводит нелегкие в восприятии графики взаимодействий математических и физических величин, объясняет некоторые свои допущения. Для пытливого читателя, интересующегося научными концепциями, и взглядами автора на развитие прогресса — это плюс. Но для тех, кто любит стремительное развитие сюжета, так сказать, без долгих рассуждений — это минус, читается довольно тяжело. Поэтому важно знать читателю, впервые берущему в руки книги Игана — надо набраться терпения. Невозможно читать его романы, игнорируя научную составляющую, потому что смысл сюжета выхолащивается, книга становиться пресной, практически невозможно понять о чем идет речь.

Что еще дополняет уникальный код автора — оборотная сторона медали. Иган почти всегда описывает и возможные негативные последствия прогресса — моральные, социальные, экономические.

В этом смысле Distress — роман, посвященный биотехнологиям, частично, космологии и теории влияния информации на человеческое сознание — построен по тем же лекалам, что и другие произведения автора. Захватывающие воображение последствия нано-, био-, инфо-, когнитивной революции: продолжительность жизни, смена пола, создание мощного иммунитета, личная медицина (таблетки на все случаи жизни для индивидуальной терапии), фантастические возможности реабилитации... Но здесь же есть и негативные, местами довольно чудовищные последствия: социальные конфликты, экономический диктат, криминал. Сила и возможности человека будущего словно уравновешиваются его новыми слабостями и болезнями, обусловленными этим самым будущим.

Роман рекомендуется терпеливому читателю.

Не плохой роман про будущее. Но братцы, читать-то его совсем невозможно! В свое время я ругал Ложную слепоту, но там хоть текст читабелен. Здесь я продирался сквозь занудные, растянутые монологи различных персонажей, которые говорили совершенно одними и теми же поучительными словами. Я, как и главный герой, местами не мог понять ни одного слова Вайолет Мосалы! На мой вкус через чур все монтонно, заумно и совсем не интересно.

К концу книжки я был в полном ОТЧАЯНИИ. И, честно говоря, просто думучивал текст, ожидая когда эта унылая книга кончится.

Сложный и увлекательный роман.

Не так страшен оказался Иган, как его малюют. Я-то думал будет нечитаемая мутотень. Слегка нервничал. Всё-таки первая встреча с автором. Ну чтож, удачно получилось. Втянулся. Увлёкся. Проглотил. Хочу ещё.

Серьёзные отзывы уже написаны, ограничусь этим.

Забавный момент. Помните Нео? Ну того самого, из Матрицы. Когда он осознаёт себя избранным, и окружающий мир предстаёт в виде «зелёных циферек»? Так и лез этот кадр в голову в момент когда... А, ладно. Без спойлеров, так без спойлеров.

Единственное, что меня интересует сейчас, это понял ли я весь замысел автора в той полноте, как он задумывался. Ибо пораскинуть мозгами есть над чем. Кажется в большинстве своём понял.

Впрочем, возможно, это лишь та самая зона Ламента в действии.

Не знаю, кто придумал переводить homo sapiens как «человек разумный». Ведь разум по-латыни ratio. А homo sapiens должно быть «человек понимающий». Понимание — вот удивительная (Розанов посвятил ей восемьсотстраничный трактат, но так и не понял) способность, отличающая человека от прочих существ. Компьютер играет в шахматы лучше человека, но не понимает этого. Собака, безусловно, понимает, что перед ней хозяин, но едва ли понимает, что понимает это. Настоящее — человеческое — понимание рекурсивно. Я понимаю, что понимаю, что понимаю, что понимаю… И чем больше оборотов набирает этот процесс, тем сложнее ответить на вопросы: что значит понять? откуда берется смысл? как мы понимаем? И тогда нам приходится скрывать свое непонимание понимания за словами «наитие», «озарение», «откровение». Так знание встречается с мистикой. Так рождаются миры.

В мире Игана, как и в нашем, понятно далеко не всё. Конечно, к 2055 году люди в полной мере освоили биотехнологии: микроорганизмы производят пищу и топливо, лечат болезни, строят искусственные острова, совершенствуют тело человека и позволяют ему менять свой пол на один из семи, вплоть до полной асексуальности. Многие осознали, что «моногамия, равенство, искренность, уважение, нежность, самоотверженность — чистой воды инстинкты, естественные проявления биологии пола»; следствием этого понимания стало движение техноанархизма и создание Безгосударства — плавучей территории посреди океана, жителей которой объединяет «недопустимость насилия и принуждения» и желание принимать действительно собственные решения, а не навязанные господствующей моралью, правящими законами, человеческой природой или коллективным бессознательным. Но даже они бессильны понять главное: смысл и суть Всего. Даже они всё еще живут в «Эру Невежества». Поэтому и они подвержены Отчаянию — психической травме «частичного понимания».

Тысячелетиями человек стремился понять себя и Вселенную. Да что стремился — живота не щадил! Ради понимания были придуманы все мифы и религии человечества, ради понимания становились философами, мистиками и учеными. Но в какой-то момент над стремлением к истине возобладала конкуренция за обладание ею — и обнаженную статую Веритас каждый принялся рядить в свои одежды — из лучших побуждений, разумеется. Что же получится, если вечную победу одержит какой-то один модельер? Иган ничтоже сумняшеся утверждает, что лучшая из утопий, идеальное общество, расколдовавшее мир до самого его нутра. И «мимо нас, глядя в безоблачное голубое небо, зачарованные его безупречной логикой, шагали люди» Информационного Космоса… Нетрудно догадаться, что имя того модельера — наука, точнее Теория Всего.

Что предлагает миф? Тотальное объяснение (если угодно, «объяснение», но сути дела это не меняет). Что предлагает наука? «Это работает» и «фальсифицируй меня!». Стремление же построить теорию, способную охватить и раз и навсегда объяснить «всё на свете: от бабочки-поденки до сталкивающихся звезд», ничем принципиально не отличается от желания мистика знать «неба содроганье, и горний ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье». Ведя на протяжении всей книги глубокомысленные беседы о Теории Всего (например, о четырех фундаментальных взаимодействиях, о десяти измерениях, о симметрии допространства), Иган так и не признался в главном: Всё — это всё познанное (или хотя бы предполагаемое), однако нельзя построить теорию абсолютно неизвестного, немыслимого, нежданного. А такого — кто возьмется доказать обратное? — полна Вселенная, да с горочкой.

Тем самым Иган переворачивает метафизику с ног на голову. Религиозные сектанты отстаивают у него хоть какую-то трансцендентность (а по сути защищают теорему Гёделя о неполноте любой системы), ученые же придумывают теорию, «которая сама себя доказывает, сама себя защищает от нападок, устраняет конкурентов и никакой критики не допускает». Ясный, последовательный, в чем-то даже героический сциентизм Игана оказывается скроенным по мерке классической религии, так что неудивительно, что понимание главным героем Теории Всего явилось мистическим озарением — «единым вздохом» и «громом с ясного неба». Как, в конце концов, может журналист в одночасье стать физиком? А вот испытать религиозное пробуждение — ничего удивительного.

Что же возвещает нам новый пророк Информационного Космоса? Не более чем старую истину софистов о человеке как мере всех вещей, возведенную в превосходную степень в качестве сильного антропного принципа: наблюдатели необходимы для обретения Вселенной бытия (формулировка Уилера). Понимающие, разумеется, наблюдатели, не компьютеры или собаки. Такой полностью понимающий наблюдатель (я бы даже ввел аббревиатуру: ППН, уж больно идея хороша) «объясняет и тем самым создает» реальность. То есть садится на трон бога-творца. И вновь мы слышим отголоски давней мифомечты человечества быть «как боги, знающие добро и зло» (читай: фундаментальные принципы мироздания).

Психологически это объяснимо: неуютно жить в незнакомом, значит враждебном мире. А понятнее всего то, что тобой же и создано — с нуля, по винтику. На существование же в незнакомом мире — более того, мире, который множит свою неизвестность, громоздит чужеродность и смеется над попытками его понимания — нужно еще отважиться, решиться, выковать волю. Отчаяние и отвага — как далеко оказываются разнесены эти антонимы, и как символично, что свой роман Иган — при всем его техно-оптимизме — назвал именно первым словом! В оригинале, впрочем, distress — страдание, несчастье, но смысл тот же. Страдание требует лекарства, которое тут же появляется под видом Теории Всего, отвага требует сопротивления, неизвестности, бездны. Отвага — вот кисть того творца, который рисует не мир, но миры, причем начинает не с фундамента, а с широко распахнутых окон. Sapienti sat. Прочее дорисует воображение.

По Игану, наука объединяет, культы разъединяют. В этой плоской дихотомии не хватает третьей стороны, дающей реальный объем, — искусства. Девятая симфония объединяет разных людей не хуже, чем ОТО. Рискну утверждать, что она еще и глубже, чем ОТО. С точки зрения всё того же понимания. Ведь в понимании любой физической теории можно выделить лишь несколько ступеней — от проникновения в смысл словесных фиксаций до постижения сути формул и выведения новой теории, делающей старую своим частным случаем; напротив, музыкальное произведение принципиально неисчерпаемо — его освоение может начаться с воздействия на еще неокрепший разум младенца, чтобы продолжиться бесконечным погружением в бесконечный мир художественного творения. Нельзя, однако, написать симфонию, которая бы включила Девятую как свой частный случай. Но можно ввести в свою симфонию ту или иную тему Девятой, дабы отсылки породили новые смыслы, множащие новые понимания.

Нет, я не против Теории Всего (известного). Более того, убежден, что когда-нибудь эту теорию превзойдут Теория Совершенно Всего и Теория Уж Теперь Точно Всего (с дополнениями). Но если Теории Всего и суждено повлиять на всех, не перспективнее ли выразить ее не «хитросплетением слов и уравнений», которые, по мнению нашего героя-журналиста, «без труда выводятся математическими методами», но музыкальной темой, сколь всеобъемлющей, столь и общедоступной (не теряющей при этом своей бездонной глубины)? Фантастика? А все ж не мистика! У Игана четырехлетние малыши, уже усвоившие Теорию Всего, бодро, словно дети Дюны, читают доклады об Информационном Космосе; я не знаю, как впитываются с молоком матери уравнения, но музыка действительно может быть понята сознанием еще и не родившегося ребенка. И пониматься вновь и вновь, по мере его взросления. Так открывается уже не Информационный, но Творческий Космос, в котором есть место всем, а не только физикам (и их поклонникам). Так понимание становится настоящим принципом созидания, а не только объяснения. Так отчаяние от того, что ars longa, vita brevis, сменяется отвагой бесконечного движения навстречу новому.

Ведь понимающему достаточно.