Владимир Набоков «Пнин»

«Пнин» — роман, написанный Набоковым на английском языке. Благо, мастерство переводчиков дало в полной мере насладиться неповторимым авторским стилем, благодаря чему можно смело утверждать, что смена кириллицы на латиницу не смогла умалить таланта великого классика.

Данное произведение рассказывает о жизни преподавателя по фамилии Пнин. В первую очередь, следует рассказать о персонаже. Он необычен в первую очередь своей заурядностью. Он не герой, не страдалец, не злодей, не псих, но всё же не совсем обычная личность. Прелесть его образа раскрывается автором в мелочах, точно подмеченных и тщательными мазками собранных в одну из самых ярчайших личностей в литературе. Этот пожилой мужчина чудаковат, у него есть своя история, привычки, уникальная манера общаться. Набоков здесь грамотно копирует жизнь: есть человек, и множество самых полярных мнений о нём у окружающих, чьи точки зрения разняться в зависимости от личной истории персонажа, степени их близости к протагонисту и многих других нюансов, формирующих общую картину. В итоге на страницах не столько протагонист, сколько реальный человек.

А почему собственно не протагонист? А потому, что в «Пнине» Набоков постарался показать жизнь, как она есть: чреда событий, иногда являющихся причинами и следствиями, иногда нет. Реализм в данном романе вытеснил типичную цепочку: «Цель — средства её достижения», сотворив из произведения своего рода биографию русского эмигранта. К слову, сама тема эмигранства, не единственная из регулярных и присущих здесь автору. Имеется и традиционный тиф, и измена — не менее частый гость на страницах классика.

Возвращаясь к сюжету: его, как чёткой событийной линии в романе нет. Нечто подобное было и в «Подвиге», но если в последнем такой подход придавал тексту невнятную аморфность, то в «Пнине» это выглядит более чем уместно. Автор не то, чтобы не знал, что хочет рассказать, а намеренно завязкой продемонстрировал читателю свою способность построить последовательную событийную историю, а потом резко её отчленил от общей линии событий, как нечто ненужное и неубедительное в реалистичном мире данного художественного произведения.

И хотя Пнин номинально является протагонистом и даже борется с некоторыми жизненными трудностями, его образ не обрисовывается как нечто центральное, аккумулирующее происходящее вокруг. Стареющий преподаватель ничего толком не совершает, а провоцирует действия побочно, своей неуёмной харизмой. Ему подражают, его передразнивают, о нём говорят. Сам того, не ведая, он никогда не обделён вниманием, и данные события играют с ним злую шутку: образ шута идёт впереди человека, самим Пнином, как личностью, никто не интересуется, а он, почти до самого конца остаётся в неведении относительно посредственности своей личности для окружающих.

Необходимо отметить, что помимо восхитительного стиля, убедительности и детализированности, произведение обладает ещё одним уникальным свойством: его звуковая направленность. В творчестве Набокова уже встречался «визуальный» роман «Камера обскура». «Пнин» продолжает намеченную линию работ о восприятии, концентрируясь на сей раз на звуках. Слышимое, недослышанное, услышанное и ещё не оформившееся в звуки — всё преломляется через авторскую метафорическую призму. Звукоподражания, исследования в акустике — всего это встретится в «Пнине», с присущей автору глубиной.

Таким образом, «Пнин» не сюжетный роман о жизни. Он оформлен как биография и обладает яркой стилистической формой. Особого внимания заслуживает главный герой, только одно присутствие которого в данном произведении, является отличным поводом рекомендовать его к прочтению.

Признаться, я с некоторым предубеждением отношусь к англоязычному творчеству Набокова, возможно, несправедливо. Но в данном случае по мере чтения (а я его чуть было не бросил) этот «бэкграунд» русскоязычного Сирина постепенно исчез и не повлиял, я думаю, на окончательное суждение о «Пнине».

Я прочел этот роман в переводе Г. Барабтарло и В. Набоковой (СПб.: Азбука-классика, 2007 г., «Белая» серия (мини)) с предисловием и послесловием переводчика. Похоже, в целом перевод оказался удачным, хотя меня несколько раздражает манера писать русские слова как «безспорно», «безконечно», «фамилья», «плэд» и т.д. Но это мелочь, которую, мне кажется, можно «оправдать» стилистикой рассказа о русском профессоре, совершающем не меньшие прегрешения в отношении английского языка. А вот что касается предисловия и послесловия, озаглавленного «Разрешенный диссонанс», то опять возникает впечатление, что Набоков и «набоковеды» образуют прочный симбиоз и что не только последних не было бы без писателя, но даже и сам писатель как будто не существует без развернутой интерпретации своего творчества. Сами по себе эти интерпретации важны и небезынтересны. Но проблема в том, что они весьма заметно влияют на восприятие авторского (именно набоковского) текста.

Г. Барабтарло пишет, что ни в каком другом аспекте Набоков не ушел так далеко от других писателей, как в выстраивании композиции романа. Пусть так, но в моих глазах ценность романа отнюдь не повышается от того, что он превращается в «рекбус», «кроксворд» (сам Набоков будто бы называл кроссворды крестословицами) и головоломку. Как тут не вспомнить С. Моэма, который отмечал, что роман должен прежде всего доставлять интеллектуальное удовольствие (удовольствие, а не работу для ума). И в конечном счете именно это удовольствие, а не совершенство композиции или чего-либо еще определяют читательскую оценку любого произведения беллетристики. К счастью Набоков, по-видимому, писал романы не только для своих профессиональных интерпретаторов, но и для «простых» читателей. (Хотя его собственный «Комментарий к «Евгению Онегину»» чем-то напоминает комментарии, подобные опусам Г. Барабтарло и пр.)

Я бы не отнес «Пнина» к лучшим произведения Набокова, но и неудачным назвать его не могу. Это история из которой можно, например, почерпнуть что-то о жизни русских и не только эмигрантов в США в середине двадцатого века, о том как там была устроена университетская жизнь и т.п. Разумеется, «почерпнуть» в данном случае вовсе не означает получить документальные сведения. В этом небольшом романе довольно много персонажей со своими характерами и своими историями и взаимоотношениями, и это тоже интересно. Начало романа, посвященное исключительно «злоключениям» героя мне показалось скучноватым. Дело, может быть, в том, что я сразу почувствовал, что ни «курьезная» внешность Пнина, ни его «курьезные» ошибки в английском языке, ни его неловкость и т.п. не имеют на самом деле никакого значения для сути романа, всё это только фон. В целом же и самом общем суждении я вижу здесь еще одну вариацию на тему тщеты и бессмысленности человеческого существования и одновременно отрицания такой бессмысленности (что очень «по-человечески»). В определенном смысле «Пнин» — более философская книга, чем другие романы Набокова. Стареющий Пнин трогательно ищет (и в каждой главе и в романе в целом) свое место в жизни, свою точку опоры, свой дом, наконец. В итоге все его надежды рушатся, он не находит ничего (что очень «по-набоковски»), но(!) продолжает жить, уходит не в небытие, но в неизвестность. Роман действительно кажется логически и композиционно завершенным. Впечатление остается несколько «по-чеховски» беспросветным, но всё же не таким мрачным как, например, от «Ады». Переводчик настойчиво советует перечитывать и пере-перечитывать роман. Возможно, он прав...

Ну, это же Набоков. Что тут можно сказать. Даже переведённый с английского мастер прекрасен, тягуч, занимателен, ироничен и изящен. Профессор Пнин впитал, как мне показалось, черты самого Набокова, но при этом Пнин гораздо более прозаичен, более уныл, более шаблонен, нежели его автор; и всё же он сохраняет некое очарование, которое эмигранты обычно теряют в чужой стране. Пнин живёт прошлым и не хочет в настоящее — а если и хочет, то в какое-то другое, и это почему-то не раздражает, не удивляет, а по-доброму умиляет. Это грустная и по-своему смешная книга. Но что тут говорить. Это же Набоков...