Именно благодаря этому рассказу Владимира Георгиевича можно смело назвать основоположником жанра бирчпанк.

Наверное, это такое представление всей перестроечной эпохи, когда жрать было нечего (почти), одна идеалогия протухла и воняла, другая никак не могла появиться, вокруг всякие религиозные кружки (аум синрикё). Каждый что-то делает, смысла в этих действиях для постороннего немного. В общем, книга, пожалуй, морально устарела. Может быть ценной для негативно ностальгирующих. Как «Слово Пацана» на максималках

Рассказ, который напомнил мне, за что мне не нравится творчество Владимира Сорокина. Хочу подчеркнуть, что я не преуменьшаю его гениальность — писать настолько странные и необычные истории действительно требует большого таланта. Но могу ли я субъективно оценивать его работу? Думаю, что да.

Рассказ, который я прочитал, был о странном и страшном сне в альтернативной истории России. Он был абсолютно абстрактным, сюрреалистичным и необычным даже по меркам тех снов, которые могут присниться нам. В этом сюрреализме мне хотелось найти какой-то скрытый смысл, глубину или иронию, спрятанную в посыле автора. Я уверен, что этот смысл там есть, и он не был написан просто так, ради забавы. Но, возможно, я просто недостаточно умен, чтобы его понять.

С другой стороны, средняя оценка этого рассказа не такая уж высокая, так что, вероятно, я не одинок в своём непонимании. Мне было бы интересно почитать мнения людей, которые разобрались в этом произведении и смогли найти в нём глубину. Это действительно любопытно.

Интересная пьеса от классика русского постмодернизма, стебущая русских банкиров нулевых годов, когда банки, пережившие 90-ые активно разбогатели и заняли свою нишу.

Интересна также упоминаемая в тексте игра «Ходор»,

Поправьте меня, если я не прав и что это может означать на самом деле.

Можно сказать, что здесь Сорокин продолжает сатиру над российским обществом, начатую ещё в Дне Опричника. Однозначно, рекомендую.

Эпатажный и запутанный сюжет заставляет обратить внимание на интересный исторический феномен. В разных культурах самым распространённым способом общения с божеством является подношение пищи. Как вера в могущество богов и духов сочетается с убеждением в том, что им необходима материальная еда — это большой вопрос.

Второе замечание касается не только этого рассказа, но и произведений Конкретные, Ю. Оно состоит в том, что доминирующим государством в будущем становится Китай. Конечно, это не фантазия одного Сорокина, идея о китайском мире широко распространена. Но, если этого не случится, образ Китая может повторить судьбу образа Японии из киберпанка 80-х. Та страна тоже считалась одно время грядущей сверхдержавой, но сегодня это представление выглядит нереалистичным.

Трется реплика — про «гнойный бокс». Его описание — это злая сатира, как минимум, над сумо, а как максимум — на физический спорт вообще, где на потеху публике люди фактически калечат своё тело непомерными нагрузками. Идея спорная, но имеющая право на жизнь.

Роман «День опричника» Владимира Сорокина оставил на меня двойственное впечатление. Я оцениваю его на 7 из 10, что означает, что он не плох, но мог быть лучше.

С одной стороны, роман имеет яркий и интригующий сюжет, который захватывает внимание и не отпускает до конца. Сорокин блестяще играет с языком, создавая сложные и интересные характеры. Яркость и интригующая загадочность книги делают ее по-настоящему увлекательной.

С другой стороны, я не могу не отметить, что некоторые сцены в романе могут быть шокирующими и неприятными. Некоторые читатели могут найти их избыточно жестокими и неуместными. Кроме того, развязка романа несколько неуклюжа и очень странная(прям культурный шок!!!).

Отчего так в России березы шумят?

Маленький мальчик нашел пулемет.

Больше в деревне никто не живет.

На фоне очередного витка скандала с запретом «Наследия», недоумеваю. что такого крамольного нашли в этом романе охранители скреп, чего не находили в прежнем Сорокине, где вы были сорок лет, господа, просто не читали? Сегодняшний Владимир Георгиевич куда спокойней и сдержанней себя молодого, красноречивое тому подтверждение «Роман». Всякий новый Сорокин давно в числе моего must read, но за раннего не взялась бы без внешних мотиваторов, хотя бы потому, что имею представление об уровне его экстремальности, а «жидкая мать»,, сорокин-стайл антитеза «пеплу Клааса», до сих пор плещется в районе диафрагмы. И никакие стилистические красоты, не компенсируют мне вывертов его Музы. На сей раз мотиватором стал вопрос о романе от любимого чтеца Игоря Князева,; дополнительным фактором — аудиокнига в исполнении Михаила Горевого, тоже любимого; и где-то смутно, чувство, что уже наталкивалась недавно на упоминание сорокинского «Романа». Решено, беру — это вступление к тому, что писалась книга в 85-89 годах.

Конец позапрошлого века, тридцатилетний Роман сходит с поезда где-то в Средней полосе России, здесь рядом имение его дяди и тетушки. Они заменили рано осиротевшему Роме родителей, но в последние три года, занятый адвокатской карьерой в столице, в Крутой Яр он не приезжал. Сейчас, оставив юриспруденцию и намеренный сделаться вольным художником, приехал сюда. Отчасти ощутить тепло родного очага, частью «на натуру», а также в чаянии возобновить роман трехлетней давности с соседкой Зоей. Связь оборвалась с его отъездом. Родственники встречают его радушно, имение снаружи выглядит лучше, чем оказывается внутри, Зоя нашла ему замену, жених обещает увезти ее за границу. Но Роман патриот России, с мучительной нежностью размышляющий о своей любви к ней, об особенной стати и особом пути, о крестьянах, которые вот вроде свои люди, а по-настоящему своим он им никогда не станет, и о прочей интеллигентской лабуде в духе Клима Самгина. Хотя стилистически роман скорее не горьковский, а гончаровско-тургеневский. Такое, с пейзажами, с яркими описаниями помещичьего быта и крестьянского труда a-lа «в самом разгаре страда деревенская» Некрасова.

Сорокин блистательный стилист, и у него все эти пасхальные бдения, неспешные трапезы, рыбалка, застольные беседы с тяжеловесным остроумием, сенокос, записки охотника — замечательно вкусны, пока не становятся приторными до тошноты. На Пасху в церкви герой впервые встречает приемную дочь лесничего Таню, еще не зная, что полюбит ее, но пораженный необычайным благочестием девушки. А отправившись по грибы, натыкается на волка, задравшего лосенка, омерзительность волчьей трапезы оскорбляет его эстетическое чувство, он вступает со зверем в единоборство, убивает его. но и сам изрядно покусан. Находит его и приносит к себе домой именно лесничий, Таня ухаживает, они влюбляются друг в друга, он говорит о своих чувствах отцу девушки, тот сначала отказывает, но пораженный героизмом Романа на деревенском пожаре, дает согласие, сразу за помолвкой следует пышная свадьба, и ты уже думаешь: ну когда же начнется привычный сорокинский трешак? Он начинается на последних семнадцати процентах текста (букмейтовский проигрыватель позволяет отслеживать соотношение прослушанного и оставшегося).

Возможностей интерпретации много, от постмодернистского тезиса о смерти романа и деконструкции русской классики, к которой и я склоняюсь: зато у нас есть наша Духовность. Ну как, что такое? Маяться несовершенствами этого мира, доходить до глубин отчаяния, а потом взять топор, да и отправиться убивать.. До гипотезы о бешенстве от волчьих укусов, не вступающей у автора предположения в противоречие с им же скрупулезно подсчитанными «предметами», какими тот осквернил алтарь: 40 от крестьянских дворов и 9 от помещичьих — сакральные числа. А может быть Сорокин просто хотел доказать всем, что умеет «в Тургенева». но желает делать свое.

Думаю, истина где-то посередине, но Владимир Сорокин дьявольски талантлив, и «дьявольски» здесь не только определение.

В этой книге абсолютно всё ужасно, от начала и до самого бессмысленного, глупого конца.

Удивляюсь, как некоторые пытаются отыскать смысл. Это тоже самое, как искать смысл в куче дерьма. Так и здесь. Оно есть, жутко воняет, собирая мух и больше ничего. Просто бред сумасшедшего, я бы так это назвал, потому что к литературе это никакого отношения не имеет.

Мне вспомнилась другая книга, Калугина, Город крыс. Так там главный герой, который являлся писателем, решил специально написать какую-то бессмысленную белеберду, которой принялись все восторгаться. Вот примерно и здесь также. Правда, по мимо бессмысленности, здесь куча мерзости, мата и извращений. Одним словом, такое чтиво я бы никому не стал советовать. И на этом, пожалуй, моё знакомство с Сорокиным закончилось.

Жестокая, яркая сатира. Скучаете по сильной руке? Даже сейчас, при ВВ, всё ещё скучаете? Так вот вам — новая опричнина. ГГ повезло, попал в вертухаи. Однако, автор ясно показывает, как короток путь на дыбу, в таком обществе. (Целевой аудитории читать не советую, берегите нервы).

Кроме линии памфлета, в романе есть и своя, драматическая линия, вызывающая не меньше интереса.

Роман захватил, прочёлся на одном дыхании.

владимир сорокин «день опричника»

антиутопичная повесть от выдающегося русского пост-модерниста.

целостная, динамичная, довольно мягкая и лайтовая (в сравнении с «голубым салом» контраст велик).

написанная 18 лет назад, сейчас, с учетом нынешней конъюнктуры, она не вызывает шока, а воспринимается вполне обыденно.

много динамики, драйва, местами смешно, местами напоминает атмосферой «заводной апельсин» берджесса.

euphoria helicopters

сорокин «сахарный кремль»

продолжение того, что было начато в «дне опричника».

15 рассказов, где автор ловко меняет слог, стили и жанры, чтобы очередной своей книгой превознести величие русского языка.

и, возможно, продемонтрировать собственный пост-модернистский инструментарий. одно другому не мешает.

из такого количества рассказов запомнились мне всего два, а именно «кочерга» и «опала» (финальный рассказ цикла).

они хороши и действительно ощущаются пророчески важными. написанное много лет назад воплотилось.

а это ли не главное?

euphoria helicopters

теллурия. монументальность русского слова, заключенная в одну из главных книг владимира георгиевича.

невероятный уровень владения словами, контекстами и жанрами.

новые смыслы, постоянно видоизменяющийся на протяжении пятидесяти глав текст.

памятник, обелиск и надгробная плита всей современной литературы.

euphoria helicopters

Какой нехороший Сорокин, как он мог такое написать аж в 2008 году! Мы до такого дойти никогда не сможем, такого и близко не будет!

Бред и сюр из книги, каким он представлялся лет десять назад, теперь с пугающей скоростью двигается в разряд реальности...

Одна из лучших книг Сорокина. Ему очень часто не хватает драйва, а тут темп очень быстрый, нет затянутости.

И как к нему не относись, Сорокин лучше всего описывает атмосферу СССР и современной страны. Он все это прочувствовал, прожил и передал настроение. Валенки, в которые щедро насыпали хлебных крошек. Ватники. Доброе, душевное население. И конечно же — вкуснейший пломбир, которому аналогов на свете нет... Вот бы назад в СССР, хотя и сейчас мы живем просто великолепно, мечтать особо не о чем.

Если дети спросят меня, что такое Россия и как было тогда — я просто положу перед ними несколько книг Сорокина и молча выйду из комнаты.

Как говорится, есть только два гендера. Где бы я не натыкался на Сорокина, всегда рядом следуют два радикально-противоположных мнения: Сорокин – сатирик и пророк и Сорокин – больной на голову и написал говно. Я примерно знал сюжет «Дня опричника», и влезать в эту чернуху желания особо не было. Время шло, мир вроде менялся, причем в последние годы… сами знаете. А что Сорокин? Смешно, но актуальность Сорокин не потерял, или мир поменялся, но не в тех аспектах, которые затрагивает книга.

Что же такое «День опричника»? Название не обманывает – это описание обычного рабочего дня опричника Андрея Комяги. Дня хоть и рутинного, но наполненного большим количеством дел – важных и не очень.

Будущее наступило. После лет смуты в России у власти снова Государь, Кремль стал белым, в магазинах всех товаров по два вида (кроме сыра — он только «Российский»), а все технологии идут из Китая. Сэттинг же, если его можно так назвать, лубочно-православный, но с вкраплениями современных технологий. Старословянский киберпанк, не иначе. Жители России пожгли свои загранпаспорта и стоят Великую Русскую Стену. Матерится разрешено только палачам и армейским старшим, а некоторые наркотики можно вполне легально приобрести в аптеке. Такое себе будущее, не находите?

В центре сюжета – опричники, вернее полная их безнаказанность. Во славу Государя они насилуют и убивают, жгут и отнимают дома и другое имущество, берут взятки по таксе и принимают тяжелые галлюциногены в рабочее время. Все это под крики «Слово и дело!» и «Гойда!». Безнаказанность и чувство собственной правоты сопровождает Комягу. Будь то групповое изнасилование жены столбового (Жены врага Государева! Ее можно!) или полет к гадалке (Опаздываю на самолет? Его можно задержать!).

Сам роман, или это повесть?, очень сильно напичкан отсылками и референсами, из которых я, увы, снял только верхушку.

Написано все это красиво, мастерски. Настолько мастерски, что чувство омерзения и отвращения приходит позже, не в моменте. Но да, советовать «День опричника» я бы никому не стал. Слушал я это произведение в замечательном исполнении Дениса Некрасова. Мой же чисто академический интерес в какой-то момент перерос в интерес искренний – чем же закончится вся череда преступлений Комяги, насколько глубоко он готов нырнуть ради Государя? Оказалось, достаточно. Но книга закончилась, и слава Богу.

Гиперболоид доктора Гарина

И за восемнадцать часов напластовал такую историю: Николай Гоголь просыпается в гробу после летаргического сна. Проснулся в ужасе, естественно, обкакался, описался, потерял сознание.

У нас не сырково-творожное изобретение сорокинского гения Милклит, а по старинке, буквами, и времени на пластование «Наследия» у Владимира Георгиевича ушло явно больше трех четвертей от одних суток. Странно, что на него (роман) так ополчились блюстители, он (автор) другого и не писал. Хотя нет, таким было раннее творчество: предельно эпатажным, шокирующим, выводящим из зоны читательского комфорта. Точнее — вышибающим из нее пинком. «Жидкой матери», кажется, никому не переплюнуть, а было то тридцать лет и три года назад. Хотя, почему странно, прежде написание доносов не способствовало материальным благам и карьерному росту, а также лайкам и рейтингу доносчиков.

Зрелый Сорокин уходил от имиджа похабника и скандалиста, в «Теллурии» каннибализма и копрофагов уже нет (ну, почти), а есть удивительный и разнообразный мир с великанами, лилипутами, «умным» тестом, летающими людьми и всякими чудами чудными, которые как-то ухитряются сосуществовать в этом, далеко не беспроблемном и бесконфликтном мире. Но, дюжину лет назад, когда она писалась, внешняя реальность была иной. Сегодня имеем, что имеем, а писательский талант реагирует на данное в ощущениях естественным для себя способом — кусками парного человеческого мяса, которое закидывают в топку паровоза истории.

И вот он едет, поезд, в котором сегодняшние пассажиры могут оказаться завтрашним топливом, а в поезде девочка Аля, которая разыскивает брата близнеца Оле, не однофамильца Оле Лукойе, а скорее все-таки Олега. Потеря целой буквы из имени лишь примета ущербности мира, где разворачивается действие. Мира, из которого выбиты краеугольные камни, а на фоне тотальной утраты смысла, потеря фонемы в имени не стоит и внимания. Аля говорит на русском с сильным китайским акцентом и употребляет рот главным образом не для говорения (и не для еды, если что) — просто такой способ выжить и найти единственного родного человека, который остался у нее на свете. Гениальный стилист Сорокин предельно примитивирует этот новый мир, заставляет изъясняться на смеси блатного жаргона, армейского уставного языка, матерных частушек и твоя-моя-понимай.

Впрочем, в полном соответствии с заветами Сёрена нашего Кьеркегора о человеке эстетическом, Аля всякого, готового пойти навстречу, просит почитать книгу «Белые близнецы», повествующую о жизни и приключениях брата и сестры, рожденных женщиной-альбиносом из племени болотных чернышей от некоего человека Платона, сгинувшего прежде, чем малыши появились на свет. Вы уже поняли, что речь в романе о плодах материнства, подаренного доктором Гариным болотной женщине во второй книге трилогии.

Реальность, в которой разворачивается действие истории белых близнецов, одновременно та же, что Алина, и не та — абсолютный хардкор здешней постапокалиптики смягчен у благородных дикарей сеттингом скорее теллурийским, вернее — антуражем «Доктора Гарина», многое оттуда позаимствовавшим. И да, чтобы два раза не вставать, великанша, мать Али и Оле, объявленная врагом народа — это вторая женщина, делившая с ним постель не из любви, а потому что надо было от хорошего человека родить. А безногий контуженный инвалид-частушечник (тут меня бойцы со спойлерами должны бы тапками закидать, но они такого не читают) — это сам доктор.

Третий мир «Наследия» рафинированная утонченность русского поместья начала прошлого века, в котором любитель иностранных слов повар потчует хозяйских гостей стерляжьей ухой из очистившейся от радиации Оби, а Вера Павловна, говоря с мужем о поугасшей эротике их супружества употребляет обороты, вроде: «Отчего ты не орошаешь меня своими драгоценными сливками?» В этом, в высшей степени благополучном новом мире, люди радуются жизни, говорят о литературе — ну а какой без того постмодернистский роман? Удивительно, что все три реальности существуют одновременно, хотя скорее не удивительно, разве не то же сейчас и всегда? Как неудивительно и то, что книгу «Белые близнецы» пластает сливочный муж Веры Павловны.

Milklit самое интересное в «Наследии», ну не ради же партизанов-за.банов его читать, в самом деле. Ах да, о партизанах, если это пропаганда нетрадиционных отношений, то я Илон Маск. Реально, после таких описаний никому не захочется. Сорокин — это Сорокин, не читали его прежде, с этой книги не стоит начинать, а если читали, то милклит с пахтаньем и пластованьем — это круто. Как и в целом, про «этот поезд в огне».

Сорокин пародирует набившие оскомину рассказы о победе, войне, падших в этой войне и т.п. Эти стандартные советские рассказы однообразны и набили оскомину. Трагедия войны превращается в них в будни, они используют настолько одинаковые словосочетания и фразы, что превращаются в обыкновенные лозунги и фарс. Трагедия войны и сама тайна исчезновения человека как личности, тайна насильственной смерти, они отступает перед натиском оскомины казенного советского, газетного, псевдо-литературного языка.

И тут, в этот затхлый литературный кабак, выбивая ногой дверь врывается Сорокин и начинает хулиганить. Ничего святого! — завопит читатель. Правильно, скажу я. Если вы поставили литературу на конвейер, то ожидайте противодействие и протест. Иногда протест выражается в форме Сорокина. Тут уж ничего не поделать.

То ли Чжуан Цзы снится, что он бабочка, то ли бабочке снится, что она — Чжуан Цзы. Так и здесь, сон Михаила оказывается реальностью водителя, тогда как сон водителя оказывается реальностью Михаила. Но Сорокин не был бы собой, если бы попутно не деконструировал русский язык, начиная с употребления слова «занос» в разных значениях, заканчивая малопонятной речью силовиков, смысл которой будто бы понятен, не ускользает вследствие своей бессмысленности.

Нет, ребята, читать на пяти страницах с подробностями, как партизаны дрючат (жаль, нельзя, как в романе) пассажиров поезда, независимо от пола и возраста — выше моих сил. Читать через пару глав, как другие партизаны на еще пяти страницах дрючат первых партизан — невозможно. Видеть практически на каждой странице маты в промышленных масштабах — смерти подобно.

То, что 30 лет назад производило впечатление чего-то свежего и оригинального, сейчас иначе как насильственный и убогий эпатаж, не воспринимается. Насильственный же он потому, что именно этого публика ждет от Сорокина, который бы и рад сойти со своей наезженной (и засиженной!) колеи, да не может.

Поэтому и описывает в мельчайших подробностях всякие мерзкие штучки вроде паровоза, топливом к которому служит свежая парная человечина, ради чего комиссары недалекого будущего с легкостью кладут штабелями на допросах новоявленных врагов народа, начисто распиливая их лазером напополам. Поэтому здесь есть отсасывающие малолетки, которых кто только не пользует по дороге к миру и спокойствию, члены со вставками, за...нные насмерть враги народа и конкуренты по бандитской экономике, наркотик под названием «газ» — о, как сразу возбудились на этой теме многочисленные искатели тайных смыслов и скрытых метафор! Вы не понимаете, газ и смерть, газ и кровь, ведь это так символично!

И даже благопристойная третья часть не добавляет плюсов книге, поскольку написана она полностью в парадигме раннего Сорокина и оттого просто-напросто бессюжетна.

Из антиутопии здесь только унылый распил Сибири на многочисленные одичавшие республики да парочка довольно примитивных новшеств, кои направлены исключительно на членовредительство себя или других. По сравнению с этим романом творения незабвенного Вилли Кона вроде «Похождений космической проститутки» воспринимаются не иначе как утонченные шедевры.

Сорокина, в целом, я перерос. Я повзрослел, а он как был помешанным на говне и членах постмодернистом, так и остался.

Да, поставил 7, потому что мне нравится как пишет Сорокин. Всем, кто читает по-русски, надо быть знакомым с его творчеством. Классически выверенная стилистика, отличное владение оборотами и языком. Сюжетно, правда, тянет на 5-6 из-за вялой динамики.

Сама книга «Наследие» совсем не эпохальная и особенная у ВГ, мне она показалась как бы выстраданной событиями 2022-23гг...., высказаться хочется, но очень чувствуется безысходность, желание и ожидание какого-то конца.

Читать «Наследие» желательно тем, кто привык к каноничному Сорокину — расчлененка, веселая содомия и другая жесть, резкие повороты и фантастические сюжеты воспринимаем художественно:))

В самом романе наблюдаем апогей мира Дня Опричника и Доктора Гарина, все разрушено, обрушено и непонятно как собрано на некогда монолитной и привычной нам 1/6 части суши. Наиболее близкий образ — всеобщая анархия и развал Гражданской войны 1918-21гг. Но здесь нет никакого Центра, столицы и/или какой-то партии, власти и идеи, стремящихся к доминированию. Только война всех против всех, бессмысленная и жестокая. В этом мире нормальными кажутся только сломленный инвалид, мутанты и аутисты, которые только и смогли увидеть хотя бы свою именно цель.

Прекрасное и грустное завершение трилогии

История о том, как зародилась идея написать либретто «Дети Розенталя», и о нюансах его написания.

Внезапно так понравилось, прям очень понравилось. В этой небольшом рассказе, как-то много уместилось. Тут и про судьбу писателя, и про любовь и грусть к Родине, и вместе с тем ирония над ней. Тоска и одиночество. И зима. Мимолетная, но очень красивая. За это отдельный плюс.

А сюжет прост. Русский писатель в Японии, коротает бессонную ночь. Вдруг начинает идти снег, и наш персонаж решает слепить снеговика, чтобы сохранить частичку далекой России. Потом он естественно с ним выпьет от безысходности и тоски как с лучшем другом. Это понятное дело. И ситуация изменится.

В общем мило и трогательно получилось, нет ну правда ж. Ну и любимая цитата из рассказа: «Снег для меня всегда праздник. Он скрывает земной срам. И напоминает о Вечности». Что да, то да. Такие же почитатели снега, как и я, обязательно проникнутся.

Никто не ждал, а Сорокин взял и выкатил нам третью часть приключений доктора Гарина. И заскочу наперёд – ещё какую третью часть. Да к тому же получилась именно трилогия с отличным финалом, а не серия книг.

«Наследие» переносит нас ещё немного в будущее. Навскидку лет на 5-ть после предыдущей части. И снова доктор Гарин вынужден скитаться и путешествовать по территории бывшей России. Мир этот, несмотря на ощущения от предыдущих романов, где казалось, что наконец-то повержены тоталитарные режимы и счастье в разнообразии и свободе, оказывается за столь короткий миг снова в болоте крови, насилия и механической рутинной жестокости.

Смело можно сказать, что по уровню кишкопусканий и сексуальных унижений роман стоит на одной полке с «Сердцами четырёх», а по уровни сумасшествия и шизофрении, где-то рядом с «Голубым салом», к тому же в тексте прямо указывается, что Мир Будущего Сорокина с опричниками и теллуриновыми гвоздями – это та же вселенная, в которой добывали известную субстанцию из клонов умерших писателей.

Но если «Сердца четырёх» и «Голубое сало» — это романы-деконструкции, книги в которых разрушается былое величие классической литературы, то тут поднимается тема наследия той же самой литературы из прошлого. Литературы бородатых старцев с портретов в школьных классах. Что оставили нам книги Достоевского, Толстого и Платонова, и почему поезда топятся человеческими обрубками, хотя нефть некуда девать? Удивительное дело, что и Пелевин в «Путешествии в Элевсин» остро поднимал тот же самый вопрос про колониальную природу русского языка. Но Пелевин, как всегда ёрничал, а Сорокин заливает страницы кровью, разбрасывает отрезанные уши и сплёвывает откусанные гениталии.

Смело утверждаю, что роман получился шикарным. Неожиданная последняя часть романа красиво завершает историю гуманиста Гарина, который на уровне инстинктов несёт маленькое добро людям в каждом поступке. Думается, что Владимир Георгиевич видит себя таким доктором, и, не без похвальбы, старческим голосом с долгими паузами рассказывает нам, что его то литература, дескать, уничтожит концлагеря, прекратит войны и сделает людей чуточку добрее и выше. Что же, поживём, поглядим, но

берут сильные сомнения.

9 из 10-ти. Отличный роман! На этот раз БОЛЬШОЕ получилось.

Сколько хвалебных отзывов, удивительно! А для меня книга с душком дерьма. Хотя народ это и восхищает и привлекает. А на мой взгляд книга — постирония автора и стеб. Привык народ жрать дерьмо — так хлебните еще, в виде этой книги!)) И довольные отзывы веселят — народ с удовольствием съел свою норму, и доволен)) Ну вот не привлекает меня фекалофагия вообще, до тошноты аж… И вот это многократное повторение автора — аутизмом попахивает.. Хотя язык то живой, талантливый! Это как если бы талантливый художник рисовал картину говном. Ну, конечно, есть ценители этого модерна, но искусство ли это, передавать свою идею через говно? Сильно сомневаюсь… В общем мне не зашло.

Как-то спросил одного своего знакомого, что он думает о творчестве Владимира Сорокина. Тот немного подумал и выдал резюме: «Хороший писатель, но ...... говно». Прочитав «День опричника», мне к сказанному практически нечего добавить. Это не «книга предостережение», как сказано в одной из прочитанных мной рецензий. И не сатира. И не антиутопия. Это творение достаточно умного и талантливого автора, который решил выйти за рамки литературы и попробовать себя в актёрской профессии. Сыграть этакого «предостерегателя» и обличителя ...... только на выходе получился деревенский дурачок, с дебильной улыбкой кидающийся навозом в проходящих мимо людей. Остаётся только пожалеть, что я не прошёл мимо на достаточно безопасном растоянии и кусок в меня тоже таки прилетел, испачкал белое пальто. Ну на самом деле, если слепить в одну кучу все возможные русофобские штампы, немножко приправить их самыми грязными и идиотскими мифами о России и для остроты блюда добавить сцены группового изнасилования и групповой же гомосексуальной оргии в бане, в итоге мы получаем упомянутое выше говно в своей тарелке. Говно не перестаёт быть таковым, даже если тарелку наполняет талантливый повар. То что это блюдо нашло таки своих почитателей — так и мир не без извращенцев.

Интересно, как бы я смог понять, что это великое искусство, если бы ты меня об это не предупредил. @ О чем говорят мужчины.

Читал рассказ и чувствовал себя героем из сказки Андерсена «Новое платья короля», когда мошенники делают вид, что шьют платье и утверждают, что дураки не увидят этой чудесной ткани из которой они шьют. Я пытался разглядеть метафору, увидеть глубинный смысл и задумку автора, но ничего ценного так и не разглядел. Детализация создает атмосферу, но когда сюжет ели двигается, а вокруг только унылая детализация отвратительного, как люди едят, ходят в туалет (зачем это так подробно описывать?) и просто сходят с ума – это вызывает отторжение. Мне не хочется возвышать нелепое и пошлое, и делать вид, что вроде бы там что-то есть, но я что-то просто недопонял. Не нужно вести современную литературу к уровню современного искусства. Я люблю литературу по проще, когда метафора хотя бы считывается, и не нужно лесть в интернет и искать, что же такого автор хотел этим сказать.

Было бы не плохо, если бы не было так отвратительно!

Метафора очевидна, все представленные люди в рассказе являются различными государствами, многие конкретно угадываются и считываются. И если оценивать рассказ с этой точки зрения, отстранившись от прямо происходящего, то он почти гениален. Одни государства поглощают другие. Кто-то барин, кто-то повар, кто-то Настя!

Но всё же, что бы осознать и оценить метафору сначала нужно проникнуться прямо происходящим, а там через чур уж много чернухи. Текст хорош, детализация великолепная, но зачем так жестко. При такой подачи рекомендовать ни кому не хочется, метафору не все разглядят, а вот нелепость и пошлость все прочувствуют. Литература должна воспитывать, а не развращать еще больше.

Наверно, это худшее из написанного Сорокиным. Рассказ писался для журнала Сноб (там он и впервые опубликован), полон снобизма и предсказуем чуть больше чем на сто процентов.

Неимоверно скучно его читать: злые тупые генералы с плохих карикатур, юный солдатик с чистой душой, святой православный старец, не менее чистый душой, чем юный солдатик, паноптикум модных персонажей масс-медиа 2016 года... То, что генералы не менее православны, чем старец, Сорокину почему-то в голову не приходит.

Никаких характерных для Сорокина сдвигов в повествовании нет: грешные генералы пришли просить святого старца о помощи, но святой старец отказал им из-за их грешности. В общем, тупая-тупая, истинно искромётная сатира. Всё. Больше ничего в рассказе нет.

А, пардон... ещё серия неубедительных карикатур, из которой можно сделать вывод, что Сорокин люто ненавидит Невзорова за то, что Невзоров высмеивает православие, и что Сорокин до икоты боится обидить Юлию Латынину — наверно, знает что-то про неё и это знание его пугает.

Теперь точно всё, что можно сказать об этом рассказике, достойном пера МТА.

Собственно говоря, «Занос» это не пьеса, а сценарий фильма, так как там, в «Заносе», не только реплики героев.

Читается этот сценарий с интересом, повороты сюжета хоть и предсказуемые (особенно для тех, кто уже знаком с творчеством Сорокина), но вполне убедительные, логически вытекающие из описываемых ситуаций.

В сущности, традиционный набор: «рублевка», православная секта, секс с отклонениями, вкусная еда, описанная со знанием дела, холодная водка, продажный художник и финальное появление Всеуничтожающей Немезиды. Этакий сильно сокращённый иронический вариант «Утомлённых солнцем».

По всей видимости, Dostoevsky-trip был первой попыткой Сорокина подойти к теме, в полный рост поднятой в «Голубом сале» — Сорокин попытался «вывести формулу» текстов Достоевского и попробовал соорудить виртуальную вселенную для его героев. Получилось забавно, но не слишком изящно. Все темы заявлены прямолинейно и грубовато. «Раздали маски кроликов, слонов и алкоголиков...» — в данном случае, раздали маски персонажей Достоевского и предложили выступить в его декорациях. Ну и что? Ну, умерли герои пьесы от «передоза», и что? Это хорошо или плохо? А если бы в финале все персонажи Достоевского взяли бы, да и переженились? Что-то изменилось бы?

Только два вывода можно сделать по окончании прочтения (или прослушивания) этой пьесы: Сорокин не любит Стивена Кинга, зато любит Владимира Набокова (интересно, за что, и чем Набоков круче Роб-Грийе? сие есть тайна, покрытая мраком), и мы получили удовольствие от забавной пародии на Достоевского. Всё.

В самом деле, «Дисморфомания», в которой на стаффажные фигуры натягивались маски героев Шекспира, была и остроумней и глубже. Там «маскообразность» была оправдана одномерностью фигуры за маской, а тут это просто приём, без всякой глубины.

Рассказ посвящён любимой теме Сорокина, к которой он обращается неоднократно — к ритуализации действий в рамках жёстко структурированного социума. Социум (наш великий соплевиум, как едко сострил Сорокин в «Землянке») требует от личности совершения строго ограниченных действий, почти никак не связанных с психологией этой личности. А в результате накапливаятся напряжение, которое прежде всего выражается в превращении осмысленных вроде бы действий в пустой ритуал. В этом рассказе таким ритуалом оказывается соцсоревнование, вроде бы ненужное ни одной ни другой бригаде, но являющееся частью идеологического ритуала советской жизни. Идеология начинает давить на экономику (на работу бригад), напряжение растут...

И происходит срыв.

И после этого срыва, после нелепого убийства, распад внешних скреп начинает стремительно раскручиваться. Из-под советской жизни вдруг проявляются скрытые до поры до времени архаические ритуалы плодородия, связанные и с сексом и со смертью. Эта архаика восходит к временам столь отдалённым, что исполняющие ритуал жители деревни вообще не понимают его смысла. Все эти «гной и сало» из «склеивающих» ритуалов доисторических эпох прорываются сквозь тонкую плёнку псевдорациональных советских обыкновений потоком внешне бессмысленных действий, таких же бессмысленных, как и соцсоревнование.

Максимально аутентичное повествование о том, как некий служака проснулся с бодуна, помолился и поехал решать дела государственной важности, гойда! Поучаствовал в казни опального боярина, особо активно поучаствовал в изнасиловании его вдовы, гойда! Помолился. Наорал на ещё одну опальную, принял взятку от её подруги. Обдолбался какой-то синтетикой, гойда!!! Помолился. Съездил провернуть мошенническую схему в интересах государства (не помню, гойда! или нет) (не помню, помолился или нет). Поучаствовал в казни ещё одного опального боярина и следом в разнузданном fisting ass, ГОЙДА!!! Помолился. И всё хорошо, и слава Тебе Господи! Гойда!!!

Вот такое вот чтиво. Лютая мерзость, SRYV POKROVOV и DARTANYANSTVO, но, как говорится, есть и минусы. Предсказание ясновидящей по поводу того, что машина через неделю сломается, никаких последствий не имело. Непростительно для такого относительно маленького текста, хе-хе. В остальном — максимально аутентичная и зело добротная сатира.

Не знаю, что тут ещё сказать. Голубой вагон бежит-качается, ну зачем же этот день кончается... Скучновато я живу.

В сущности, этот рассказ — буквализация метафоры «Любовь сильнее смерти». Человек не может смириться с потерей возлюбленной и готов на вполне чудовищные — с точки зрения здравого смысла — действия ради иллюзорной попытки хоть на несколько минут вернуть гармонию чувства.

Мы знаем примеры подобной «великой любви» из классической литературы. Но в классике эта чудовищность облагораживается разного рода литературными условностями, стилизациями. Сорокин же отбросил условности и показал ситуацию «Любовь сильнее смерти» с прямым натурализмом. Лёгкий налёт сентиментальности в духе позднесоветской литературы не смягчает, а усиливает шокирующий эффект.

Очень «неровный» сборник. Ни в коем случае не являюсь ханжой (хотя Сорокин иногда удивляет), и некоторые «омерзительные» рассказы, которые что-то (понятное мне) под собой несут, оценил достаточно высоко — например «Возвращение», «Проездом», «Тополиный пух», «Вызов к директору», «Сергей Андреевич».

Сорокин, безусловно, талантлив: буквально несколькими мазками рисует отчетливую картину происходящего, погружая в атмосферу с головой.

Но многие рассказы сборника для меня стали непонятным абсурдным сумбуром, хотя написаны тоже отлично. В особенности «Дорожное происшествие», «Памятник», «Морфофобия» и огромная «Соловьиная роща».

Поэтому средняя оценка весьма невелика, но с творчеством автора определенно знакомство продолжу.

Сумбурная психоделическая зарисовка, не понял, что имелось ввиду — хорьки, бабы в грязных белых передниках, пугающий мир форм...

Страшно, страшно, господа.

Помню около 20 лет назад на одном известном контркультурном ресурсе, ссылку на который я, естественно, тут публиковать не буду, читал рассказ (так называемый «креатив») «Витина любовь», в трех частях, автор некто SED. Тогда рассказ (как и другие вещи того автора) шокировал, удивил, понравился своим простым, но интригующим языком.

А теперь забавно наткнуться на «оригинал», явно вдохновивший автора. Перечитав сейчас тот креатив, естественно видно, что Сорокин талантливее, но у него написано как-то даже менее увлекательно.

Насчет самой темы можно рассуждать долго: эпатаж ни эпатаж, метафора ни метафора, только зачем?

Как правило, стараюсь не читать чужих отзывов и рецензий на книгу, если собираюсь написать сам. Но, так уж вышло, что мне стало интересно, кого это пародирует Сорокин в одном из фрагментов книги. Скажу сразу, ответов я так и не нашел, но зато записал рецепт идеального отзыва: 1/2 абзаца сравнения книги с продуктом, 1 абзац с описанием сюжета, горсть похвалы за стилизацию, щепотка сравнений с Пелевиным, сверху добавить разочарования (по вкусу).

В принципе, получившийся отзыв позволяет составить впечатление от книги, но он не заменит погружения в созданный Сорокиным мир, сочащийся отсылками и аллюзиями. Возможно, для поклонников творчества Владимира Георгиевича роман и покажется вторичным, но в качестве первого знакомства это отличная точка входа, дающая представление о творческих методах автора (хотя я, все же, порекомендовал бы «Метель»).

Лично меня очень порадовали каламбуры (шницель на Шницлере, кажется, приходил в голову каждому, но здесь от оказался к столу), динамика повествования (перед нами дневник главного героя) и сюжетообразующая детективная интрига (особенно выдержанные в духе Честертона сборы шеф-повара).

Эээх, надоть бы кой чо сказать и про эту наичудеснейшую историйку. Дело то в том, чо все мои потуги читать барина Сорокина оборачивались конфузиею. Ну никак не радовали душу мою историйки про любовь Марины, голубое сало, норму, Теллурию. Да чаво судить и рядить, весьма расхваленные истории про опричников осударевых и Кремль сахарный меня совсем никак не увлекли. Ну не мой это писатель – голова сорочья, решил я сам для себя! Тем и дорога моему сердцу эта книжица, кою открыл я совершенно случайным образом. Наткнулся на нее и пропал на весь вечер, с головою провалился в этот удивительный, сказочный мир, где везет настоящий русский дохтур Гарин вакцину в село, пораженное эпидемиею. Ох и удивителен тот мир, вся дичь наша русская тут наизнанку вывернута: тутова вам и великаны, и карлики, и витаминдеры имеются; чай да водка соседствуют с пирамидками, что посильней пейотля будут; на столе с самоваром рядом стоит голограмма с государем императором, слоненок игрушечный ходит, мотает хоботом и поет «Лав ми тендер». А вот верстовых столбиков как не было, так и нет, дураки и дороги-с, никуда не денешься, стало быть, пропадать путникам в пути. Оченно уж этот мир мне понравился, да и вообще, история эта вышла быдто образец Великой Русской Литературы (именно так, все с большой буквы), здесь тебе и дорога и путники, и снег и метель, и ночь и звезды, и хозяин и работник, и дух и тело, и жизнь и смерть, – все имеется. Пушкин, Толстой, Соллогуб, Блок, (чаво ж тута перечислять, всех то я не читал, не привелося), вот таперича к ним и Сорокин добавился. Вписал имя то свое в великую Традицию и в Историю, вот и вся недолга. Кстати, очень уж я ждал продолжения этой истории, а вот дождался и опплевался, «Доктор Гарин» супротив «Метели» вышел дрянь дрянью и присоединился к вышеупомянутым «Теллуриям» и «Нормам». Стало быть, есть что то особое в ненастье в пути, где и борются порядок и хаос, подлинное и мнимое, светлое и темное, а токмо так, видимо, и свершается духовное преображение героя. Или его духовная гибель. В этом то и назидание нам, читателям.

От меня писателю низкий поклон, глубочайшее признание и 10 баллов!

Конечно. роман портят матерные сцены.Но у Сорокина, увы, эти сцены ожидаемы. Хочу сказать о другом Роман написан в 2006г и мельком упомянуто, что действующий Государь-сын Николая Платоновича.. А Николая Платоновича -в нашей жизни-это Патрушев,секретарь Совета безопасности РФ,о сыне которого некоторые политологи СЕЙЧАС говорят как о преемнике Путина...

Сорокина, как и Шарова, и некоторых иных авторов, я читаю в хронологическом порядке. Весь советский период – «Норма», «Очередь», «Тридцатая любовь Марины», «Роман» и «Сердца четырех» – прочитан, а в 90-е Владимир Сорокин из крупной прозы смог только «Голубое сало», так что я сразу ждал, что текст будет авторским opus magnum. И не ошибся.

Меня, конечно, покорила первая часть «Голубого сала», написанная мутным мунспиком мрачного российского будущего, составленным из китайских слов, англицизмов и неведомых, никак не объясняемых терминов и жаргонизмов. Я даже расстроился, когда история во второй части перешла в режим «Сердец четырех» и темный язык оборвался вместе с жизнью его носителя – такой лингвистической мути, требующей от читателя учиться ее понимать, я бы и целую книгу прочитал, да и несколько книг тоже. Увы, «Голубое сало» построено как «Норма»: несколько сменяющих друг друга стилистических упражнений, каждое само по себе монотонно, но вместе они создают объемную палитру авторской НЕНАВИСТИ к литературе и истории России.

Итак, первая часть в «Голубом сале» – упражнение в «языке будущего» плюс упражнение в стилизации под классических русских писателей – Достоевский, Толстой, Чехов, Набоков, Пастернак, Ахматова, Платонов с вкраплениями в их стили фирменных сорокинских деталей вроде «люди в функциях животных и ресурсов». Вторая часть – знакомство с многоуровневой сектой любителей Земли Русской, сходное с погружением в ад плюс пара рассказов из раннего, вставленных в текст просто по приколу. Третья часть – упражнение в альтернативной истории, где в советских 50-х преспокойно живет аристократия, Сталин и Хрущев являются тайными любовниками, а Гитлер по-прежнему жив и правит Третьим Рейхом. Попутно Сорокин разделывается с поэтами-шестидесятниками, а заканчивает книгу, так сказать, «сном собаки».

Я очень-очень далек от «советской травмы», поэтому третья часть, где автор усиленно уродует исторические фигуры, делая их гомосексуалистами, наркоманами и шизофрениками, вызывала у меня только скуку. Как я писал выше, благородный, но очень ревнивый любовник своей матери в «До и во время» Шарова выглядит куда более ярким шаржем на Сталина, чем благородный любовник Хрущева в кружевных трусах: Сорокин просто пририсовывает Иосифу Виссарионовичу все самое мерзкое, что только пришло ему в голову, а Шаров подводит под свой образ историческую и психологическую основу. Единственное, что тут показалось интересным – это альтернативные портреты литераторов, с бомжихой-Ахматовой, бандитом-Мандельштамом, задохлой компанией Евтушенко и единственным достойным отвратительного звания настоящего поэта Бродским.

Если вы очень сильно ненавидите СССР, третья часть «Голубого сала» зайдет вам на ура. Мне зашли первая часть из-за замечательного мунспика и очень достоверных стилизаций под классиков (любимое – адский порноабсурд Набокова) и вторая часть из-за того, как Сорокин умеет дизайнить декорации. Мне не приходилось об этом писать раньше (потому что статью о пяти советских романах автора я так и не осилил), но я считаю Сорокина не писателем, а художником слова: он не рассказывает истории, а рисует картины письменным кодом. Предел метода «не рассказывай, а показывай», когда «показывание» уже не содержит в себе никакой истории, а только указывает на само себя. В «Голубом сале» это проявляется в полной мере – автор ничего не хотел сказать, но буквы на бумаге сложил красиво.

После прочтения романа у меня сформировалась смешная теория о тайне текстов Сорокина. Как мы узнаем из книги, голубое сало – это волшебное, игнорирующее теплообмен вещество, вырабатываемое клонами писателей после творческих актов. Клоны никогда не бывают совершенными, их нейросети вставляют в близкие к аутентичным сочинения различные артефакты: испражнения, насилие, секс, мат, путаницу людей и животных, случайные наборы букв. Так вот, если мы посмотрим теперь на все творчество Сорокина, то окажется, что оно состоит из того же самого: стилизация плюс фекальные, мясные, порнографические, матерные и абракадабровые артефакты. Какой из этого следует вывод? Тексты Сорокина написаны не им самим, а его клоном. В советские годы Владимир Георгиевич нашел где-то клоногенератор и с тех пор копирует себя, выдавая труды копий за собственные.

И это объясняет, откуда у Сорокина позиция «это просто буквы на бумаге». Сгенерированные нейросетями бессознательных клонов тексты – это и в самом деле не более, чем буквы, за которые «автор» не несет никакой ответственности. Очень ловкая защита от критики. Наверное, как-нибудь перечитаю, в особенности первые две части.

Маленькая пьеска из жизни нищих, собирающихся трапезничать на пепелище усадьбы опального столбового Куницына, свидетелями гибели которого мы были при прочтении оригинального романа. Взгляд на бытность написанной Сорокиным Руси с самого социального дна.

С удивлением узнал, что у нашумевшего «Дня опричника» есть продолжение в виде коротких рассказов в том же сеттинге и отсылками на появлявшихся персонажей.

Первый рассказ сразу полно погружает в атмосферу России после Красной, Белой и Серой смуты — через знания и восприятие школьницы передаются произвол опричнины, тесные отношения с Китаем, послушание юродивым и неподдельное восхищение государем и поклонение ему. А также впервые вводится сладкий рождественский подарок — «Сахарный кремль», проходящий связующей нитью через все последующие рассказыю

Отличное начало!

Слышал я про Сорокина много, но до сих пор ничего не читал. Решил вот попробовать. Не помню, где прочитал рекомендацию по Доктору Гарину, но это и не важно. Хватило меня ненадолго. Как-то тоскливо мне стало от эстетики говорящих жоп в больнице. Да и в принципе не люблю я абсурдистику. Так что не стал себя мучать и бросил книгу

Любите ли вы «продукт вторичный» точно так же, как любит его Владимир Сорокин? Вряд ли. Я тоже, признаться, не очень. Поначалу дёргался, когда в каждом втором его рассказе из кого-нибудь непременно шлепалась «коричневая колбаска кала». А потом как-то привык, принюхался. У Цоя вон тоже в песнях всё время «звезда» да «звезда». Просто у каждого своя система образов. Ничего страшного.

Но наконец-то Сорокин дал себе себе волю и оторвался по полной. Здесь вам не скромная «коричневая колбаска», здесь говно – главный герой, многоликий, разноцветный, непредсказуемый. И это не рассказ, нет – это поэма, гимн, торжественная оратория в честь фекалий. Никто до Сорокина так богато и разносторонне не раскрывал столь деликатную тему, да и вряд ли превзойдёт. По-своему даже завораживает, как, скажем, «Песня о Буревестнике». Безусловный талант автора раскрыл мне такие тончайшие нюансы дефекации, о которых я даже и помыслить не мог, то ли к беде, то ли к собственному счастью. Не знаю, стал ли я богаче духовно. Наверное. Но в туалете теперь в голову назойливо лезут разные ненужные мысли, мешают спокойно жить. Что ж, верный признак настоящей литературы – тревожит совесть, заставляет по-новому взглянуть на привычные вещи.

Один только вопрос: производились ли натурные опыты с употреблением описанных ингредиентов и тщательным анализом их конечной переработки? Или, так сказать, всё из ума, силой воображения? Если последнее, то нечестно. Если первое, то склоняю голову перед упорством и пытливостью многострадального автора.

Роман-путь. Роман-дорога. Весь сдобрен фирменными сорокинскими сливками.

Это не продолжение «Метели», это продолжение описания и открытия новых граней мира будущего по Сорокину, такого удивительно нового и такого страшно пугающего своей узнаваемостью.

Здесь нас встречает старый герой, добрый и немного отвязный доктор Гарин, ставший уже главным врачом элитного санатория. И в этот, казалось бы, тихий уголок ужасного необычного будущего вторгается неотъемлемая его часть — жестокая война всех против всех. Доктор Гарин уже не просто спешит на помощь заболевшим, здесь он спасает

И этот новый путь Гарина — во спасение пациентов — открывается нам всей необычной реальностью будущего, показывает свои яркие грани из осколков знакомого и новых удивительных множеств, каждое из которых привычны и страшны

Не стоит судить произведения Сорокина по средним оценкам — слишком много у автора хейтеров и ненавистников, да и случайный читатель, впервые взявший в руки книгу SRKN, может мягко говоря начать плеваться и на автопилоте влепит единицу. Отзывы хотя бы пояснят, за что влеплен или вбит кол.

Новый сборник Владимира Георгиевича о феминизме и о женщинах. По крайней мере так думается по названию. На деле же тема не раскрыта. Во-первых, в некоторых произведениях женщина, просто объект и замени её на мужчину, чуть подрехтуй – ничего не поменяется. Во-вторых, сборник слииииишком короткий, что бы объять такую острую и обширную тему.

Пройдёмся по рассказам.

1. ТАТАРСКИЙ МАЛИННИК. Добротный, крепкий рассказ. Мрачноватое сновидение, в которое веришь, насилие, приход к творчеству через ужасы увиденного. С неба звёзд не хватает, но рассказ хороший. Оценка 7.

2. ЖУК. Жутковатая история про надзирательницу концлагеря, которая хочет не то любви, не то секса. Рассказ липкий, неприятный. В нём Сорокин помимо истории надзирательницы снова намекает, что советская армия творила ужасы не меньшие чем Вермахт (ну горбатого могила, как говорится). Неплохо. Оценка 7.

3. ЗОЛОТОЕ XXX. Самый крупный рассказ сборника. Он о поэтессе, которая пишет великий русский роман. Произведение отличное и даже почти прекрасное, за исключением того, что это продолжение рассказа «Поэты» и 20-ть страниц (а в сборнике их всего 220) – это буквально повторяющийся текст. За это минус бал. Оценка 7.

4. ВАКЦИНА МОНИК. Неплохой стёб на тему вакцинаций. Также рассказ показывает, как женщина смотрит и воспринимает мужчин из своей жизни. Язык как всегда хорош, образы яркие, глумление засчитано. Оценка 7.

5. ГАМБИТ ВЕПРЯ. Рассказ о маленькой европейской стране в недалёком бедующем. Мир похож на День Опричника или Теллурию, хотя тут нам прямым текстом называют правителей держав (Путин, Трамп). Рассказ великолепный. Он гармоничный, прекрасный, завершённый и вызывающий чистое удовольствие по прочтению. Оценка 9.

6. СУГРОБ. История про странную любовь в советское время между американцем и русской девушкой. Первая половина – классическое повествование о влюблённости и отношениях, вторая – сорокинские ужасы в лучших традиция. Отлично. Оценка 8.

7. ПРОСТРАНСТВО ПРИЗМЫ. Коротенький проходняк, не представляющий ничего ценного в литературном плане. Все люди лишь фигуры, или нечто подобное -говорит нам Владимир Георгиевич. Спасибо, знаем без вас. Оценка 3.

8. СТРАННАЯ ИСТОРИЯ. Маленькая зарисовка, заставляющая читателя задуматься, а что на самом деле в нашей жизни по-настоящему странно. Средненько и необязательно. Оценка 5.

9. ДВЕ МАМЫ. Рассказик мыслями девочки, которая лежит в больнице и ждёт маму. Тут Сорокину удаётся выжать эмоцию. Рассказ, хоть и совсем небольшой, но яркий и запоминающийся. Буквально 5-ю листами текста, автору почти удаётся выдавить слезу от жалости и умиления. Хорошо. Оценка 7.

Итог: Необязательный, но не самый худший сборник Сорокина. Где-то на уровне Белого квадрата и Моноклона, но явно слабее Пира или Первого субботника. Оставляет после себя липкое, неприятное ощущение какой-то безысходности и скорого гниющего окончания всего. _Большого_ не получилось, но почитать на 1-2 вечерка вполне можно.

Оценка – 7.

Довольно мерзкая книга. Происходящее абсурдно, но если отбросить фантастический антураж и преувеличения, то картина получается достаточно убедительной. И это пугает. Язык интересный, погружает в придуманный мир, без этой стилизации повествование бы развалилось. После прочтения остается чувство гадливости и немного безысходности — наверно, так и задумано.

Это не роман. А пародия, или черная сатира на советский роман, а возможно на несколько советских романов. Я заметил достаточно точные отсылки к произведению «Момент истины» Богомолова, и творчеству братьев Вайнеров, только в данном произведении они выглядят как нечто подающееся без всяких объяснений и прелюдий, просто, в качестве текстовых конструкции. Возможно, отсылок намного больше, а может быть и нет их вообще, но тут мы и сталкиваемся с парадоксом Сорокина, который по сути является хамелеоном, искусно подделывающим любой текст, манипулирующий формами, при этом не заботясь о содержании, а точнее специально дробя его в шизофреническом стиле, разбивая цитатами из БСЭ, или слегка обфусцированными лозунгами КПСС, разбавляя все это лингвистической магией, вроде перечисления списков фамилий, повторения действий и их же перечисление, неожиданное употребление несуществующих слов и матов, и т.д.

Не согласен с каким-то там критиком, что не стоит начинать читать Сорокина с этого произведения. Скорее, наоборот. С него и нужно начинать, а после завершать Нормой, или наоборот. А якобы, более серьезные и прозрачные книги это уже не Сорокин, а Сорока-белобока, которая попробовала зайти в мейнстрим, отмывшись от

Что к чему? Совсем непонятно. Именно это и любопытно, с одной стороны. С другой же – хочу, чтобы подобные рассказы попадались мне, как можно реже.