Вот он — яркий, жизнеутверждающий, фантастичный и неповторимый — настоящий Грин. Полная противоположность «новогоднему Акакию Акакиевичу с дочерью». И пусть дата публикации (1921) не вводит в заблуждение, к мрачному послереволюционному периоду жизни Автора это никакого отношения не имеет, поскольку рассказ был написан в 1910–ом, когда жажда жизни «гриновская» — буквально «перехлестывает через край».

Да, человек не может и не должен быть рабом техники, зависеть от прихотей чадящих бензиновыми выхлопами уродливых монстров. И чувство полёта в матерчато-фанерном кресле, опутанном пеньковыми тягами и утыканном гремящими железяками — никогда не сравнится с волшебством свободного парения. Автор-романтик передаёт оную сумму эмоций — естественно — много красочнее, чем я тут попытался.

А то, что подобные «идейные» противостояния и прочие — не так, чтобы даже и теоретические — споры приводят зачастую и к жертвам, так это — лишнее подтверждение тому, что несмотря на весь свой «романьтизьм» — Автор обеими ногами стоит на земле. И чувству свободного полёта — это совсем не мешает.

Романтизм без прагматизма — это сладкая кашица для гимназисток и лохов. Жизнь — она гораздо жёстче сказочек про то, что все в итоге будет хорошо. А будет — как будет. Это человек — предполагает, а располагает — Господь. Ему и решать

Ничего, кроме горечи, после прочтения не остаётся. Абсолютно не «гриновский» текст. Увы, но и великий фантазёр, коим был, несомненно, Александр Грин — склонен (периодически, в силу жизненных обстоятельств) к меланхолии, упадничеству и прочим грехам «ограничения личных свобод в силу материальных сложностей быта». Прямо-таки гоголевской шинелью пахнуло от этого текста.

Грин никогда не был ни педантом, ни ханжой, ни тупым трудоголиком. И свидетельствует на тему сию — самолично: «...я был заряжён жаждой жизни, полон огня, образов, сюжетов. Писал с размаху, и всего себя не изживал. Я дорвался до жизни, накопив алчность к ней в голодной, бродяжьей, сжатой юности, тюрьме. Жадно хватал и поглощал её. Не мог насытиться...». Просто период, предшествующий публикации этого текста, был едва ли не трагичен для Автора: неприятие советской власти, арест (расстрела, кстати, чудом удалось избежать), тиф, нищета, отсутствие публикаций и аналогичные «бытовые прелести».

Абсолютно нехарактерный для Грина текст, чуждый. Для меня же, как для его (Автора) ярого поклонника — чуть ли не оскорбительный. Суть повествования — в попытке отгородиться от мира, закуклиться в никому не нужной мышиной возне, оставив, тем не менее, единую отдушину в эмоциональном плане. Ради которой — в итоге — придётся пожертвовать и оной мышиной возней.

От этого текста за версту несёт психологией раба. Это омерзительно

Рассказ-притча, предсказуемый до невозможности и практически нереальный, но от этого почему-то не ставший менее трогательным.

Произведение позволяет поразмышлять над расстановкой приоритетов и определением собственной жизненной основы — неиссякаемого источника сил, любви и уверенности в том, что ты можешь все сделать, все восстановить и добиться успеха.

Первый раз я читал феерию в самой ранней юности. Тогда она попала, разумеется, в список самых лучших книг. Само воплощение светлой романтической мечты. Ощущение свежего морского воздуха. Ощущение свободы. Магия слов. А ещё это была любимая книга Самой Лучшей Девушки На Свете.

Второй раз читал Грина спустя 15 или 20 лет. На этот раз видел совсем другое. Пафос к месту и не к месту. Искусственные повороты сюжета. Совершенно невозможные диалоги. Язык, через который надо продираться, особенно, если нет настроения. Но даже тогда языковые и сюжетные слабости «Алых парусов» не шли ни в какое сравнение с аналогичными проблемами «Бегущей по волнам» или «Блистающего мира».

И в третий раз читал «Алые паруса» в сравнительно недавние времена, следом за дочерью. И на этот раз понял, почему феерия пережила своё время. Для самых молодых это книга об Ассоль. С возрастом в центр внимания перемещается Грэй. Человек, который доводит дело до конца. Человек, способный воплотить в жизнь и свои мечты, и мечты окружающих, не только Ассоль. Причём воплотить так, чтобы никому не пришлось об этом пожалеть. Если нам это редко удаётся, это ещё не значит, что такое невозможно.

Все знают хотя бы название книги «Три возраста Окини-сан» или «Три возраста любви»

Вот так и Грин был для меня спутником в детстве, в юности и сейчас в 2018 году.

В детстве показался слишком скучным и встал на полку, оставив недоумение от восхищения других теми же Алыми парусами. Как-то в 10 лет страданиям героев я не поверила.

В юности же я влюбилась, как влюбляются в старого поверенного друга однажды заметив, что это самый лучший человек на свете. Так и этот томик новелл стал самым романтичным, самым красивым, самым волшебным. Как грели эти строки даже одновременно в двух рассказах «Жили долго и счастливо и умерли в один день». И пусть этот рассказ был ненастолько лиричен. Но в юности ошибки влюблённых кажутся чем-то безвозвратным, как и этот рассказ. Одна ошибка перечеркнула одну жизнь, причём насовсем.

И настал 2018 год. История в наше время для обывателя невозможна. Информация не позволит

И решив

Сейчас я не вижу романтики в этом рассказе, даже как детектив он слабоват и вызывает много вопросов. И все таки, когда одна ошибка перечеркивает тебя насовсем — это печально и обреченно. А хочется надежды и мира в душе.

Отзыв переписывался три раза. Буду ждать четвёртого возраста и читать Грина уже по-новому. Грин один из тех писателей, кто не даёт постареть душой.

В полной мере, хотя и несколько парадоксально, демонстрирует ничтожество современной, так называемой, «демократии» — причем, неважно, какой – российской, европейской, американской и т.д. На самом деле, мы наблюдаем перманентное умаление чисто личных прав; при этом, все ранее присущие цивилизации, мерзости, сохраняются.

1. Папа покупает 10-летнему Гриневскому ружье, и тот невозбранно бродит с ним по лесам и лугам, стреляя во что попало. Несомненно, современные российские читатели тут же должны упасть на пол в изнеможении от доводящего до колик хохота. А продадут ли выпивающему папе любое огнестрельное оружие? Ха-ха! Никогда! А будет ли 10 летний пацан с ним бегать? Его папу немедленно лишат родительских прав и определят отпрыска в детский (чуть не написал – публичный) дом, в котором, несомненно, ребенку намного лучше, чем в семье. Именно там вполне может развиться талант писателя. Да и вообще, стрелять вне охотничьего сезона? Штраф папаше. Стрелять в лесу? В котором нельзя собирать ничего, кроме валежника (даже грибы нельзя). Вторичный штраф лишенному родительских прав папаше, а то и уголовная ответственность.

2 А какими такими деньгами оперирует в то время угнетенное и лишенное демократии население? Самыми обыкновенными – золотыми николаевскими империалами и полуимпериалами, серебряными рублями и так далее. А, да, есть и бумажные деньги … без ограничений размениваемые на золото. Не смешно? Нам, истинным демократам, ведомы только подверженные гиперинфляции бумажки (что эквивалентно фальшивомонетничеству, на мой взгляд). Но и это не конец деградации. Нам насильно навиливают пластик. Ну, тот самый, за которым следит Око Саурона. Это очень демократично, да. Полнейшая свобода, только отчитайся за перевод, а то деньги себе присвоит Банкъ.

3. В четвертой части книги Гриневскому неожиданно восхотелось заняться старательским промыслом. Проблемы? Никаких. Нашел – твое; главное, найти (правда, надо сдать куда следует, но за разумные деньги) Ну а если ты, читающий эти строки где-нибудь на Магадане, случайно найдешь самородок – ты ничего не получишь. А если пойдешь целенаправленно мыть шлиховое золото – то и сядешь. Это же та самая свобода, о которой мы все мечтали.

С другой стороны.

1. Вот автор описывает, как тогдашняя саниспекция забраковала несколько пудов колбасы и выбросила её, облив керосином. Тут же набежали босяки, и принялись её сжирать; автор тоже пробовал, но – не смог. Мало того, что аналогичным процессом (который я приравниваю к дефекации мозга) магазины занимаются до сих пор – то есть, умышленно портят списываемый продукт по формальному признаку истечения срока годности. Хуже всего то, что, как и сто лет назад, потомки гриновских босяков также набегают к магазинным бакам и извлекают оттуда продукт, который – частично сжирают, а частично, тут же перепродают (!) за малую мзду более стеснительным гражданам. Почему бы «демократам», вместо запрета делать что либо, искоренить бы нищебродство! Но нет! Его они всенепременно сохраняют.

2. Само с любовью описанное Грином босячество. Оно всё тут; оно никуда не делось; оно и не уменьшилось. Никакие смартфоны или, на худой конец, полеты в космос, на эту темную сторону жизни никак не повлияли. Босяки АБСОЛЮТНО точно также «стреляют» деньги, даже название этого промысла сохранилось (!), правда – теперь по другим поводам; они точно также дерутся вплоть до членовредительства и смертоубийства; и бухают точно также – если не больше, то и не меньше. Спасибо господам демократам за их столетнее господство.

3. Прямо неудобно про это писать – но даже прозрачный намек Грина на истории, где молоденькие мальчики за деньги предоставляют свои попы богатым кавказцам (!) – и про это я не могу сказать – да, цивилизация изжила эту гнусь. Заметьте, про аналогичные добровольные забавы я ничего не пишу (хотя на мой взгляд это не намного меньшая мерзость).

За все, так как тема гуманоидна и весьма выразительна для того алкаша, которым являюсь и Я, ставлю Грину 10.

P.S. Колбаса понравилась.

интересно прочитать как пробу пера ,великого романтика.Он всегда верил в чудеса и сам их творил своими романами и рассказами.

Очень милая, в чем то наивная повесть,по мотивам Майн Рида ,очень легко читается,и как ни странно,хочется перечитывать ее снова и снова.

«Жизнь тлен...» Этими двумя словами можно описать главный посыл рассказа, написанного в несвойственной Грину постмодернистской манере.

Но в то же время, автор явно вдохновлявшийся Философией Жизни, пребывавшей на пике в период написания рассказа, словно бы предостерегает нас от ошибок. Пять человек, пять судеб, решивших покончить с собой, сливаются в путеводную звезду для каждого из нас. Ведь если призадуматься — жизнь полна противоречий и нет единой правды. Отсюда проистекает мотив вечного поиска, который более явно и не в таких серых тонах станет главной темой творчества Грина.

Не даром в рассказе вспоминаются Макс Штирнер и Фридрих Ницше. Это произведение тоже своеобразный гимн индивидуализму и человеческой свободе. В самом названии «Карантин» символически скрыто переосмысление ценностей, излечение после тяжелой болезни. Герой после долгих скитаний в глубинах собственной души находит единственно верный путь.

Сергей Иванович уходит от городской суеты, которую автор очень тонко изображает в образе Валерьяна: «Черный, кудластый и горбоносый, в пенсне, закрывающем выпуклые близорукие глаза, стремительный и взбудораженный, он казался комком нервов, наскоро втиснутым в тщедушное, жилистое тело».

Особняком хочется отметить значение Природы как излечения от всех душевных горестей. И в этом рассказе Грин с особым трепетом лелеет каждый её вздох, движение и молчаливое созерцание, словно сам подпитываясь весенней свежестью и пробуждением новой, прекрасной Жизни.

Склоняюсь к мнению, что аннотация к рассказу в корне неверна. У Грина (возможно, кроме романтической тематики Гринландии, хоть и не всегда) события являются лишь предпосылкой к дальнейшим, а в этом произведении еще и очень тонким психологическим играм, когда по-настоящему раскрываются персонажи.

Кроме того, в рассказе присутствует сильнейшая причинно-следственная связь. Если бы Петунников не обманывал Елену, возможно, они бы сблизились, нашли то, чего им так не хватает в жизни — настоящую любовь. Если бы он обернулся, услышал... Автор словно настаивает на том, что подобные встречи не случайны и даже в таких его меланхоличных произведениях всегда живет Надежда.

Извечный вопрос о причинах заставляющих людей совершать самоубийство. Но один тихо и безропотно уходит в пору цветущей юности, другой проживая бесцельные годы, накапливая горечь, уносит с собой и жизни других. Нужно ли осуждать таких людей?

Лучше привести здесь цитату Симоны де Бовуар: «Раз люди кончают самоубийством ... значит, существует нечто, что хуже чем смерть. Поэтому-то и пробирает до костей, когда читаешь о самоубийстве: страшен не тощий труп, болтающийся на оконной решетке, а то, что происходило в сердце за мгновение до этого.»

Сейчас этот роман назвали бы, наверное, фанфиком по книге Стэнли «Как я отыскал Ливингстона». Конечно, Грин, как и все читающие русские мальчишки конца XIX века, в своё время зачитывался опубликованными во «Всемирном следопыте» дневниками Стэнли. Но суховатый стиль американского журналиста вряд ли пришёлся ему по душе, и много позднее, став писателем, он вплёл в описанные Стэнли события свою, более романтическую историю, с африканской экзотикой, спрятанными сокровищами, тайными интригами и драматическим финалом. При этом описанные журналистом детали путешествия по Африке воспроизведены Грином почти с документальной точностью. Есть одно главное допущение — присоединившийся к экспедиции по поискам Ливингстона загадочный белый человек по имени Гент взял со Стэнли обещание при рассказах о путешествии никогда о нём не упоминать.

Так получилось, что я прочитал этот роман сразу после дневников Стэнли. Еще и поэтому я читал его с любопытством. Любителям классического Грина, автора «Алых парусов» и «Блистающего мира» эта книга вряд ли сильно понравится. Мне же было интересно — ещё и потому, что я смог заглянуть во внутреннюю писательскую кухню Грина и посмотреть, как он работает с реальными событиями, как функционирует то самое «творческое пересоздание действительности по собственным образцам», которое является сущностью романтизма.

Когда Вы захотите подшутить над чувствами человека, подумайте, чем это может обернуться в будущем.

Классический рассказ начала XX века о богатстве и вседозволенности в компании с глупостью против бедности, но целеустремлённости, и тяге к знаниям. Герои схематичны и шаблонны, но от этого не становится история менее поучительной и больше похожей на притчу. Зажжённый свет, как метафора открытий и образования.

Рассказ, который мог бы написать О. Генри, есть в нём что-то такое остроумное, с моралью и неожиданностью.

Стандартный рассказ на тему «срывания масок». Складывается впечатление, что автор сам познал истинную самоотверженную любовь и ему просто мерзко смотреть на фальшивые излияния сиюминутно влюбленных, забывающих о своих чувствах в самый ответственный момент.

Болезненный рассказ. Ведь эти мальчишки, подобно бедному котенку, еще такие же беспомощные и слепые. Не осознающие своих действий вследствие воспитания ослепленным социумом, в котором жизненная мораль сравни иерархической лестнице: «Дядя говорит — можно. Он умнее вас. Он за границей был.»

Короткая зарисовка, в которой писатель подвергает сомнению возможность существования высоких идеалов в обществе, абсолютно лишенном каких-либо духовных добродетелей. Грин снова настаивает на бесцельности Революции, так как сначала нужно изменить самих людей. Автор, когда-то сам состоявший в движении эсеров, по мере взросления понимает, что утопий не бывает...

Противостояние человека с ущербным мировоззрением, выросшего в насилии, плюющего в лицо «сияющей равнине». Противостояние с самим собой, выплескивающееся в ненависть ко всему чистому и прекрасному: «Следует убивать всех, которые веселые от рождения». Возможно, Блюм олицетворяет саму Революцию, как социальное явление, непременно несущую боль, ужас и смерть.

Напротив, безумию преступника противопоставляется благородство Тинга, взращенного на любви к природе, воздуху свободы и, самое главное, бескрайней привязанности к нежной жене. Здесь отчетливо виднеется главный тезис рассказа и одно из известнейших выражений: «Красота спасет мир!»

Рассказ отчётливо делится на две части. Первая часть тяжёловесные рассуждения, на которых даже трудно сосредоточиться. Вторая часть — хороший рассказ с яркими образами, эмоционально трогающий. Как оценивать такое произведение? Могло бы случиться и так, что я бросил бы читать, не дойдя до второй части. Меня удержало только то, что я видел — рассказ короткий. За первую часть оценка 5, за вторую 9.

Грин иронизирует над склонным к эпатажу молодым человеком, вращающемся в кругу, чем-то схожему к движению декаданса. Молодого героя бросает из огня в полымя. Утративший опору стабильной повседневности, выигравший большое количество денег, провинциал Гинч (уже не Лебедев и не только по паспорту) попав в большой город обезличивается, вливается в сонм разврата и вакханалии.

От повести складывается двоякое впечатление — возможно, автор настаивает на бессмысленности такого существования, а может, в глубине души жалеет людей подобных главному герою, которых цинично и беспощадно поглощают серые мостовые и искушающий шелест банкнот.

Тяжелый рассказ. Как долго мы ищем настоящую любовь, в пылу страсти произнося самые нежные и ласковые слова. Но кто-то так и мечется всю жизнь в поиске, кому счастье улыбается уже в юном возрасте. Как жаль, что лишь немного прожив и набравшись опыта, мы понимаем, что иногда слова, сказанные в исступлении когда-то, могут материализоваться и рикошетом разрушить судьбы близких людей...

То ощущение, когда ты прогуливаешься глубокой летней ночью, чтобы просто смотреть на звезды, вдыхая аромат левкоев. И вдруг тебе встречается знакомый человек, прагматик до корней волос, спрашивающий куда держим путь. Представьте выражение его лица, когда он получит в ответ: «Наслаждаюсь красотой ночного неба».

Так было и будет всегда. Большинству людей непонятны тонкие натуры, которых подсознательно притягивает неведомое, которое скрыто в лучах луны, манит их кажется вот-вот открывшейся тайной, даёт упокоение. В этом рассказе заключен один из главных мотивов творчества Грина — противостояние мечтателя, грезящего неизвестным прагматизму обывателя, заключенному лишь в гнусных попытках влезть в ворох чужого «белья».

«Он счастлив, не мы». Счастлив, потому что умеет по-настоящему, безумно любить... Она же несчастна, потому что в её серых оленьих (автор намеренно выбирает холодный цвет) глазах отражается лишь блеск бриллиантов — прекрасный, но мёртвый. Любовь — вот драгоценнейший дар и в этом весь Грин.

В рассказе присутствует и немалая доля символизма — первый проход Аяна через пролив — тихий, но будто бы наполненный зловещей тишиной — предвестницей грядущей бури. После же знакомства со Стеллой, когда жизнь героя бесповоротно изменилась, пролив, впрочем как и сердце Аяна, становится грозной всесокрушающей силой. И даже когда шторм кончается, героя впереди ожидает лишь мёртвый корабль, а его жизнь делиться на «до» и «после».

О прекрасный и дивный ночной мир, какое томление пробуждаешь ты, несешь откровения в изнуренные пылким днем души подобно неведомому освобождению. Но вместе с тем приходит и боль от осознания тленности жизни, неизбежному возвращению к серым будням. Вот и здесь, в прекрасной форме сравнивается черствость простого работника пьяницы и, без всякого сомнения, тянувшегося к прекрасному самоубийцы. Вновь недосказанность, но как всегда у Грина очевидная.

Грин в очередной раз на нескольких страницах с легкостью подробно запечатлевает несколько абсолютно противоположных характеров. Тонкими мазками перед нами вырисовываются ищущий выгоды штабс-капитан, наивная дочь дельца, расчетливый «бритт» и, наконец, главный герой рассказа — землевладелец Тюльпанов, в душе которого борются жажда денег и более возвышенные чувства к родной земле.

Сильнейший психологический рассказ. Тяжелые солдатские будни не могут не оставить след на психике героев. Здесь Грин словно показывает каким образом

Повесть продолжает тему одиночества, поднятую в «Острове Рено». Усталость от городской жизни, умноженная на предательство любимой, заставляет героя уйти в себя и в то же время подальше от цивилизации и людей. Но любопытство обывателя неистребимо. Уже в самом начале жители колонии бьются об заклад — «Что же забыл в такой глуши новоприбывший корабль?». Пытающийся найти спокойствие в недрах острова, Горн должен ублажать интерес далеко не безгрешных жителей. Всеобщая приземленность, лицемерие, зацикленность на деньгах лишь усиливают отвращение героя к людям: «Я предпочел бы, чтобы здесь никогда не было ни вас, ни крыш, ни плантаций».

Находка прииска — поворотный момент произведения. В сердце Горна снова возрождается мечта, радость от возможной встречи с далекой любовью вновь стискивает грудь, но снова лишает настоящей свободы. Приходит время решающего сражения как в душе, так и с реальным врагом. И в конце концов наступает полное освобождение. Герой предстает словно сгустком первобытной энергии, рвущейся только вперед, не оглядываясь на прошлое.

Мощь природы сравнивается с необузданной страстью безнадежно влюбленного. Кровь бурлит в жилах и сам воздух стал красным. Словно подпитываясь энергией чудовищного шторма, герой делает решающий шаг. «Сейчас или никогда!..»

Герой рассказа, долгое время пребывавший в тесной сутолоке матросской жизни, остается наедине с первозданной природой и переживает некий катарсис — момент единения с миром, бесповоротно отвергающий всё обыденное как кошмарный сон. Здесь, наедине с самим собой и Матерью Землей он находит свою истинную «Родину»...

Не стоит оценивать этот рассказ поверхностно, впрочем как и все рассказы Грина. В подтексте можно найти отсылки к безнадежной и страстной влюбленности, которая вспыхивает в сердце героя и меняет его мировоззрение. К этому отсылает прерывистое описание внешности Любы вначале, как видит её Геник. Сначала — «ровный чистый лоб», потом — «маленькие уши, высокая круглая шея» и, наконец, «темные, с ясным голубым отливом глаза». Далее по тексту автор тонкими намеками вырисовывает чувства героя, постоянно оставляя их немного недосказанными. Возможно здесь, как бывает в жизни, герой еще сам полностью не понимает своих мотивов. Но сердце уже выбрало свой путь...

В рассказе сквозит тонкая ирония, акцентированная на жизненных потребностях персонажей. Кому-то мило золото, кому хорошее вино, кто-то грезит модным «пиджаком с золочеными якорями и пуговицами». И лишь наивный шестнадцатилетний новобранец Синявский мечтает о прекрасных кузинах, которые его радостно встретят, словно вернувшегося из дальних морей героя Жюль Верна...

...А ведь так ломаются жизни... В этом коротком рассказе жизнь, полная возвышенных стремлений, противопоставляется мерзкой обыденности, сравниваемой с застывшим летним зноем. И лишь далеко-далеко, под огромными молочными облаками высятся фиолетовые горы — пристанище свободных орлов...

Прочёл лишь маленький отрывок из романа. По нему конечно судить трудно о целом произведении, но характеры заявлены непростые и ситуация заострена. Очень хочется более полной публикации.

Конечно, я знаю сюжет. Конечно, в школе читал. Но, после столь разочаровавшей меня «Бегущей по волнам», решил восстановить в памяти, поставить галочку, так сказать.

И был просто очарован! Будто разные люди писали! Насколько тяжел язык в «Бегущей», настолько легок и напевен он в «Парусах». Насколько картонными мне показались герои там, настолько живые и объёмные они здесь. И насколько не было сказки там, где она вроде бы как заявлена, настолько незримо присутствует она здесь, где вроде бы описана обычная история.

Эту прелесть нужно перечитывать как можно чаще, как «Маленького принца» и множество других замечательных книг.

Посмотрел на днях фильм 2007 года, по мотивам произведений Грина. Фильм очень понравился, несмотря на множество отрицательных отзывов ― если вырезать последнюю «эротическую сцену» (портящей вообще всё!), было бы десять из десяти. Ну, и захотелось прочитать заглавный роман.

Честно сказать, ожидал большего. Больше сказки, больше моря, больше приключений, что ли. Тяжелый архаичный язык, немного похожий на язык Гофмана, если уж брать именно жанр сказки эпохи романтизма («и они обнялись, залившись слезами»). Но тогда совершенно неуместными кажутся современные технические штучки навроде телефона и электричества. Парусные суда курсируют наравне с дизельными теплоходами. Нет, я понимаю ― это современная сказка, но что бы она потеряла, погрузившись всего на 50-100 лет в прошлое? Без упоминания того же телефона? Мне кажется, только выиграла бы.

Из сказочного антуража присутствует лишь Фрэзи Грант, призрак женщины, идущей по морю. Причем она появляется всего раз, совершенно «во плоти», садится в шлюпку к Гарвею, только что не завтракает с ним. Делает необходимые предсказания и уходит. Всё остальное ― абсолютно прозаичная история, сдобренная огромным количеством «роялей в кустах», выскакивающих один за другим с завидной регулярностью. А в эпилоге всё залила липкая переслащённая патока ― получил наследство, построил домик мечты, устроил сюрприз для любимой жены, зажили долго и счастливо.

Возможно, нужно было читать это в детстве ― но ведь я сейчас перечитываю Гофмана и Олешу даже с бОльшим удовольствием, чем раньше. Видимо, время этой сказки для меня безвозвратно ушло. Мне было скучно.

На сайте «Архив фантастики» указывется, где была опубликована эта миниатюра Грина. Мне удалось ее найти. Это произведение трудно назвать даже миниатюрой, тем более рассказом. Весь текст составляют две маленькие строчки в одной колонке за подписью «Грин». Размещено оно среди таких же юмористических «коротышек». И если это «наш» Александр Степанович, то нашлось самое короткое произведение писателя. Даю текст в современной орфографии. Слово «Ре — акция» так и напечатано с «тире». Просьба не считать меня спойлером.

На бирже

— Какая акция нынче поднялась?

— Ре — акция.

Грин

Потрясающий рассказ. Перечитан много раз. Нравится все -- сюжет, слог произведения, красочные описания природы, и, как ни странно, ружейные выстрелы Тарта в тех, кто покусился на его свободу. Не зря считается, что с этого рассказа «начался» тот Грин, которого мы любим. Позже писатель создал произведение «На склоне холмов» в чем-то напоминающее «Остров Рено».

Для меня этот рассказ входит в число любимых произведений Александра Грина. Примечателен он не так своими художественными особенностями, как философским подтекстом. Если тебе предоставляется возможность почувствовать полноту жизни сейчас, не откладывай это на потом! Ведь годы уходят безвозвратно. Герой рассказа Скоков глупо «профукал» 10 лет жизни.

Один из последних романов Александра Грина «Дорога никуда» имеет разные оценки. Кое-кто считает его лучшим романом писателя (А. Варламов, М. Фрай), отмечая хороший слог, полноту раскрытия образов, прекрасное воплощение идей, иные наоборот — невысоко оценивают книгу, указывая, что у Грина были произведения более совершенные.

На мой взгляд, история юноши Тиррея Давенанта наглядно демонстрирует религиозные представления писателя и показывает борьбу Добра и Зла, как в мире, так и в конкретном человеке.

Жил бы себе юноша Тиррей спокойно и тихо, служа в кафе «Отвращение», если бы на его пути не повстречалось Добро, в виде Орта Галерана. Едва уловимо он напоминает Эгля из «Алых парусов» — такой же собиратель народного фольклора ( Галеран собирает уличные, народные песни, делает из них сборники). Именно Галеран решил облагодетельствовать юношу, попросил за него двух очаровательных юных дам — Роэну и Элли, а те попросили отца — зажиточного Футроза поучаствовать в судьбе юноши. Так Тиррей попадает в богатый дом. Всё как будто-бы хорошо...

Опытный Галеран, предчувствуя беды, предупреждает юношу: «Если показать красивую вещь людям, не понимающим красоты, — её непременно засидят мухи мыслишек и вороны злорадства...Бойся несчастий, ты очень страстен во всём, сердце твое слишком открыто, и впечатления сильно поражают тебя. Будь сдержаннее, если не хочешь сгореть. Одиночество – вот проклятая вещь, Тиррей! Вот что может погубить человека».

И тут, на волне счастья, в жизни Тиррея появляется чёрт в виде бродяги Франка Давенанта — отца мальчика, давно бросившего семью. Этакий гаер, нищий шут, прожжённый циник, хитрец и жулик, своеобразное воплощение Фёдора Карамазова из Достоевского ( по меткому замечанию А.Варламова). Именно он ломает Тиррею всё! К сожалению, в сторону зла склоняется и сам Футроз, который, как человек образованный, умный, мог конечно же понять случайность произошедшего, ободрить и поддержать Тиррея, которому он уже протянул руку.... Но он убирает эту руку, отвернувшись от юноши...

Во второй части Давенант уже становится Гравелотом — владельцем гостиницы у моря, которую ему фактически подарил Стомадор. Всё вроде бы идёт хорошо, если бы не появление зажиточного, циничного Ван — Конета (ещё одно воплощение зла в романе).

Ссора с Ван-Конетом и пощёчина — несомненный дьявольский соблазн, против которого не устоял Давенант.

Далее он идёт по «чёрному пути» — контрабандисты, бездумная перестрелка с полицией, во время которой Давенант ни за что ни про что застрелил шестнадцать человек!

Герою грозит смертная казнь и попытка нескольких добрых храбрецов (включая Галерана) спасти юношу, сделав подкоп, не приводит к хорошему результату. В тюрьме Тиррей Давенант тяжело заболевает и позже умирает.

Удивительно, что в этом романе Грина нет романтических героинь, подобных Ассоль, Тави Тум, Молли, Дэзи... Разве только обманутая мужем благородная Консуэло, просящая за Тиррея. А остальные девушки? «...у Роэны хворал мальчик, а Элли, ставшая очень нервной, инстинктивно сторонилась всего драматического.»

Так, крушением иллюзий и добрых надежд, заканчивается этот очень интересный и противоречивый роман, глубоко драматичный и печальный.

Интересно, что полностью, в авторском варианте, роман издавался в 1930 и в 1965 годах. В последующих изданиях (например, в серии «Библиотека приключений» — «рамка») редакторы часто сокращали песенку Франка Давенанта, заменяли слово «проститутка» на «девчонка» и пр. Потом это попадало и в другие издания.

Простенький рассказ — миниатюра о афёре капитана, которая более всего продиктована обычной практичностью — избавится от старой калоши, которую легче угробить, чем вновь латать и ремонтировать.

Миниатюра, о том как человек использовал случайность в собственной выгоде. Провидение свыше? Чудо? А может быть фатум? Думаю, не стоит надеятся на подобное и доводить лично свою ситуацию в жизни до такого, чтобы при помощи невообразимого случая решать её таким образом.

Потрясающий по своей неинтересности роман. Давно не читал такого стерильного чтива, которое не зацепило бы абсолютно ничем. Уже после сцен на корабле начался процесс разложения романа на нечто непонятное, сверкающее и шумное, которое так до самого конца и дошло, не считая чуть оживившей действие сцены с освобождением Молли. Ничего цельного не получилось и, видимо, не планировалось, т.е. как мальчик-моряк должен был соотнестись с мексиканскими интригами, механическим человеком и целой прорвой бесполезных персонажей, и к чему была такая странная развязка, осталось неясным. Вообще же, очень трудно читать гриновские романы, и если Алые Паруса еще хороши, то вот Блистающий Мир уже на порядок слабее и на два порядка безумнее, а Золотая Цепь и вовсе первому не чета по всем параметрам. Короче говоря, мне роман совсем не понравился, и я буду первым отзывистом (отзывантом? отзывщиком?), который среди прочих восторженных читателей начнет тут качать головой и хмурить брови.

Атмосферный и мрачный рассказ-зарисовка, хорошо передающий отчаяние, беспредельную усталость и робкую надежду, под конец смешивающиеся во всепоглощающее бешенство заблудившихся в лесу, жаждущих добраться до своей цели в срок

Две слабо сплетенные, но хорошо выписанные по отдельности истории, здесь не производят впечатления цельного рассказа и друг другу только мешают.

В отличие от многих других рассказов Грина о любви, этот считаю не слишком удачным. Уж больно приторно герой обливает читателя своими удивительно банальными описанными чувствами. В потоках слез и слюней потонуло само действо, а финал не произвел должного впечатления.

Сколько же у Грина таких рассказов, где для главного героя любовь не значит ничего, и даже пальцем не надо щелкать, чтоб мужик, вроде до этого жившей обыкновенной жизнью, бросил все и умчался за первой юбкой?

Написано-то хорошо, по-гриновски, но читать о похождениях откровенного алкоголика, капризного повесы и просто мудака, который бежит от любящей его женщины, бежит от жизни, не очень приятно. И, судя по фамилии главного героя, Грин мог писать о самом себе.

На мой взгляд, тут просто честная попытка Александра Грина написать приключенческий рассказ без всяких вывертов. Честный, ровный приключенческий рассказ без амбиций, без символизма. Получилось просто замечательно.

Тем не менее, «Сто вёрст по реке» остался исключением из общей библиографии Грина. Похоже, что ему подобный уровень литературы показался слишком простым, слишком легко писать такие рассказы — и Грин вернулся к психологическим парадоксам в духе Амброза Бирса.

Вот это и есть «романтика» Александра Грина, её квинтэссенция: жестокость, хлещущая через край жизненная сила и столкновение личности с конформистской инерцией. Сексуальная страсть, дико и нелепо взрывающая и без того свирепую жизнь фронтира, страсть, как агрессивный эксцесс, в котором нет ни капли нежности («я вас не люблю, оставьте меня в покое», а в ответ мешок на голову и через седло) — и рождение любви и нежности прямо на наших глазах, во время стояния у позорного столба. Неотразимо убедительный парадокс.

Безумно красивый текст, именно текст, а не роман. Часто Грина уносит настолько, что перестаешь понимать, что в романе происходит. На целые страницы растягиваются фантасмагории описаний, перенасыщенные вставными конструкциями и оборотами, даже диалоги местами сумасшедшие и неправдоподобные почти до сюра. Но так и было задумано, как мне думается.

К сожалению, я от романа получил мало удовольствия — моя непрошибаемая непонятливость не дает насладиться подобным.