Non fiction. «Chickenhawk»: о неизвестном фантасте замолвите слово. И о его переводчике...

Кроме этого, были претензии в некоторой «машинности» перевода, необходимости редактуры и правки – с тем, чтобы приблизить текст к канонам художественной литературы.

Коротко выскажусь по означенным вопросам и я.

1. Использованное Мейсоном в названии слово, имеет настолько широкий спектр значений – от краснохвостого ястреба, до «диванного милитариста» и даже педофила – что, несомненно, способствовало привлечению внимания англоязычных читателей к этой книге, но составило изрядную проблему при переводе. Наверное, всё таки прав Ламтюгов, убедительно аргументировавший своё решение соответствием контексту, в котором слово использовано у Мейсона. Хотя при таком подходе я, например, написал бы «Цыплёнок-ястреб». Этот вариант явно подчёркивает цельность словосочетания и, более динамичен, что ли. Ведь давно уже существуют и прочно закрепились в нашем восприятии Человек-паук, Женщина-кошка, etc.[1]

2. Проблема употребления обсценной лексики в художественных произведениях поднималась уже не раз и не два, а возникла отнюдь не в последние годы — вспомните хотя бы и стихи Баркова, современника ещё Нашего Вего. Господствующую ныне традицию в отношении к данному явлению иллюстрирует следующий хрестоматийный пример. Когда мы читаем: «Капитан грязно выругался», — то грязно выругался персонаж, а если в прямой речи подробно расписывается, что, как и в какой последовательности сказал капитан, то матерится сам писатель.

Однако в данном случае проблема в том, что перед нами перевод, и у самого Мейсона не только в диалогах персонажей, но и в авторском тексте написано ровно то, чему Ламтюгов попытался найти максимально полное соответствие в русском. Не вижу смысла углубляться здесь в резоны критиков и защитников такого подхода – каждый делает свои выводы. Но если попытаться в нескольких словах передать общий смысл обсуждений, разгоревшихся по этому поводу – перед нами римейк сетевых холиваров на тему «Гоблиновская озвучка фильмов «Взвод» и «Цельнометаллическая оболочка».

Впрочем, по этому поводу мне показался занимателен один комментарий в ЖЖ Ламтюгова:

цитата Анонимно

… «не уподобляйтесь». Профессионалы и носители языка считают совершенно по-другому. Например, вот высказывание Мишель Берди на «круглом столе» в редакции переводческого журнала «Мосты» (2005 г.):

«Да, молодые переводчики не знают, не понимают, что русский мат и «four-letter words» — разные вещи. По-английски эти слова часто бывают указателем на классовую принадлежность. Если в начале фильма «Четыре свадьбы и похороны» Хью Грант четырнадцать раз произносит «fuck» и этот фильм видела и одобрила королева Англии, то это ещё не значит, что в Англии у всех так принято. Тут обозначается социальная характеристика героя: британский интеллигент левого толка («левого» по западным понятиям). Для них употребление такой лексики стало характерно после контркультурной революции 1960-х годов. Кстати, если бы он выражался мягче — shit или damn — зрители ещё не поняли бы, что это типичный оксфордский левак. И при замене fuck на русское матерное слово — по методу Гоблина — этот признак пропадает. Получается какой-то беспредельщик.

Когда я только начинала учить русский язык, преподаватели нас сразу предупреждали: учтите, что соответствующие русские слова звучат гораздо резче. Функции, ситуации употребления тоже не всегда совпадают. Я недавно выполняла работу для одной организации, и мне из-за каких-то бюрократических формальностей эту работу несколько месяцев не оплачивали. Я написала человеку, который там работает, — до этого я виделась с ним только один раз. Он ответил: «Oh, fuck! The God damn banks. This is going to fuck up those idiots down in Claims.» Вполне интеллигентный человек. Но он понимает, что мы с ним «одной группы крови», что я не обижусь. И он пытается как-то разрядить ситуацию. Но представить себе, чтобы в таких же обстоятельствах так же выражался такой же человек в такой же российской организации...»

Так что не стоит, право. Не надо портить хорошую работу грязью.

Александр.

Подобные рассуждения очень интересны и познавательны – безо всякой иронии – вот только носят они абсолютно отвлечённый и общетеоретический характер, так как дальше комментатор сообщает нам, что сам «Цыпленок и ястреб» не читал. А очень хотелось бы узнать, что, по мнению Александра, хотел сказать американским вертолётчикам вьетконговец, явно плохо разбирающийся не только в особенностях употребления «четырёхбуквенных слов» в социальной среде оксфордских леваков, но и вообще – слабо знающий английский, и при этом твердящий как заведённый: «fuck’you’GI’fuck’you’GI’fuck’you’GI’…» – и как эту тираду следует перевести на великий и могучий.

В общем и целом, по этому вопросу лично я на стороне Ламтюгова – как говорится, из песни слова не выкинешь.

Хотя, если всё-таки появятся перспективы публикации «Chickenhawk» в России, явно придётся большую часть слов и выражений заменить идиомами и менее табуированными русскими аналогами. Впрочем, ведь у нас теперь есть ориентир, к которому можно стремиться – нынешний лауреат Нацбеста «Цветочный крест»… Или не нужно?

3. Олег Игоревич совершенно справедливо отметил:

цитата Дивов

Уже была целая дискуссия на тему, правильно ли он [Ламтюгов] сделал, обозвав американскую пехоту «сапогами», и не надо ли их в таком разе склонять, этих «сапогов», но все равно никто не предложил адекватного варианта для словечка «grunt».

Со сленгом вообще трудно. Авиаторы зовут нелетную погоду «shit and corruption» — полагаю, русский человек, услышав про это самое «говно и гниль», сразу поймет: речь идет о коррупции в высших эшелонах власти :)

Grunts. Сапоги? Кабаны? Хряки?..

Как человек, связанный с морем, я совершенно спокойно воспринимал при чтении прозвище «сапог» в отношении американской пехоты. Но при этом ящщетаю, что склонять «сапогов» не только можно, но и нужно – в полном соответствии с устойчивой и давно сложившейся на флоте традицией: мы их всегда склоняли и так, и эдак, но замечаний нам по этому поводу ни один знаток русского почему-то раньше не делал.

Но и сомнения относительно правомерности подобного подхода мне понятны. Хотя бы и потому, что американская пехота не носит сапог, эдак, лет уже как сто. И если за нашими тыловиками и штабными давно закрепилось презрительное «крыса» – прямой аналог американского «poges», то для «grunt» (хрюшка, поросёнок) – копающихся в грязи фронтовиков – такового в русском военном жаргоне попросту нет. Ни «пехтура», ни «царица полей» (не путать с кукурузой!), ни, тем более, «матушка-пехота» на возможных кандидатов здесь явно не тянут. Ещё вспоминается, что в рассказах Бабеля о Первой конной кавалеристы называли безлошадников «пешкой». На мой взгляд, совсем неплохой вариант, вот только не прижилось словечко.

Проблема здесь явно в том, что у нас мало переводов американской книг с того периода, когда это слово проникло в литературу. В случаях с фильмами переводчикам удаётся заменять его «пехотинцами» или ещё чем-нибудь. Но здесь, где уже в авторском предисловии прописаны извинения пехотинцам по поводу слишком частого употребления «грантов», где есть эпизоды в которых это слово обыгрывается, где позывной «Грант» носит один из персонажей, это не прокатит, как справедливо решил Ламтюгов.

Как мне кажется, идеальным вариантом будет самый простой – тупо перевести «grunt» как «кабан» или «хряк» – с пояснением истории вопроса в примечаниях. «Кабан» звучит грубовато-солидно (напомню историю: Грант — это также и фамилия одного из известнейших генералов Гражданской войны, впоследствии – президента США), а «хряк» — так тот даже созвучен с американским аналогом. А потом постепенно приживётся (см. также примечание [4]). Тем более, что попытки уже были – в изданном у нас ещё в 70-х «Неприкасемом» Джина Грина, переводчики использовали в аналогичном случае слово «боров», намеренно, или случайно оскорбив при этом американцев – как известно (кому как, а мне – из монологов Геннадия Хазанова), у борова путём кардинального хирургического вмешательства прекращена репродуктивная функция.

А вот из недавнего — комментарий Анатолия Филиппенко, переводчика книги Густава Хэсфорда «Старики и Бледный Блупер», по которой Стэнли Кубрик снял фильм «Цельнометаллическая оболочка» («Full Metal Jacket»):

цитата

[11] Grunt — придуманный автором этого перевода вариант «хряк» неоднократно подвергался критике со стороны пуристов и реконструкторов. Слово труднопереводимое — в нём можно увидеть (услышать) и кряканье, и кряхтенье, и ворчанье, и хрюканье, и даже, как выразился один ветеран вьетнамской войны, звук, издаваемый человеком при дефекации. Само слово означает морского пехотинца из рядового и сержантского состава, непосредственно участвующего в боевых действиях — в отличие от тыловых «poges», которые здесь переведены как «крысы».

Так что, всё ещё только начинается. Но пробовать надо...

Повторюсь: здесь я всего лишь коротко обозначил своё личное мнение по означенным вопросам. Всем желающим углубиться в резоны критиков и защитников Ламтюгова, предлагаю воспользоваться поисковиком, который живо накидает вам массу ссылок по запросу: Мейсон Ламтюгов Цыпленок и ястреб Вьетнам grunt сапог и т.п.

Теперь, что касается самой книги.

К стыду своему вынужден признать, что я очень мало знаю о Вьетнаме и Вьетнамской войне. Печатных источников в своё время было немного. Кроме мало что давшего по молодости лет «Тихого американца» Грэма Грина – какое-то количество материалов из разного рода периодики. Больше всего запомнились статьи из «Солдата удачи». Были они по своему интересны, но не давали цельной картины того, что во многом изменило мировосприятие американской нации и, в конечном счёте, существенно повлияло на весь современный мир.

Глядя на этот снимок, слышите ли вы вступительные аккорды Вагнера, как слышу их я?

Вот и получилось, что большая часть моих знаний по теме почерпнута из кинематографа. В основном активе: оставшийся практически неизвестным нашему зрителю советско-вьетнамский фильм «Координаты смерти»; французский «Индокитай» — освещающий более ранний период истории страны; шедевральный «Взвод» Оливера Стоуна; претенциозные, но спорные режиссерские интерпретации Френсиса Кополлы в «Апокалипсисе наших дней» и Стенли Кубрика в «Цельнометаллической оболочке». Во втором эшелоне идёт ещё с десяток голливудских поделок, в основном, в ура-патриотическом стиле, вроде «Полета «Интрудера». К последним я отношу и широко разрекламированный «Мы были солдатами» с Мелом Гибсоном, где более достоверной выглядит история оставшихся в Штатах жён и сюжетная линия фронтового фотооператора. А к нарисованному батальному полотну я не могу относиться серьёзно после финального козыряния друг другу американского и вьетнамского полковников прямо посреди поля боя[2].

Как бы то ни было, я не открою Америки, сообщив, что огромное количество экранного времени в большинстве этих картин занимают кадры несущихся над джунглями вертолетов UH-1 «Хьюи» (ныне более известных, как «Ирокез»), без сомнения, ставших одним из наиболее устойчивых символов той войны — наравне с названием деревни Сонг Ми и песней «Fortunate Son». Именно поэтому мне кажется символичным, что складывает паззл, закрывая многие прорехи в моих знаниях, не особо-то и объёмный труд Роберта Мейсона, воспоминания пилота «Хьюи» из роты «Браво» 229-го вертолётно-штурмового батальона 1-й кавалерийской дивизии.

И здесь я не во всём согласен с Дивовым:

цитата Дивов

На самом деле «Цыпленок и ястреб» – книга о парне, который всего-навсего хотел научиться водить вертолет. И о том, какие дикие трюки можно исполнять на вертолете, когда действительно научишься. И еще о том, как плохо тебе будет после всего этого, потому что учился ты под огнем…

Пилот Боб, он же Чикенхок. Октябрь 1965.

На самом деле, эта книга не только о парне, точную характеристику которому дал Дивов. От лица этого парня ведётся повествование, но человек, написавший книгу, представил нам десятки самых разнообразных персонажей, списанных с натуры — с реальных людей окружавших его в командировке. Спектр образов широчайший: уставные служаки-майоры и отцы-командиры — выпускники элитного Вест-Пойнта; капитаны, летавшие наравне с уоррентами, и капитаны, приписывавшие себе лётные часы, сидя в штабе; пилоты, явно и откровенно трусившие в бою, и, сбежавшие со штабной работы, до того уже повоевав на Тихом океане и в Корее; спивающийся сержант и полковник, уволенный по сокращению, но вернувшиеся на сержансткую должность; рядовой, мечтающий о карьере гангстера после войны, уверенный, что полученные навыки ему ещё пригодятся, и темнокожий боец, уже потерявший на этой войне двух братьев, но остающийся в зоне боевых действий, аргументируя это сакраментальными словами: «Если не я, то кто же?»

Здесь я не перечислил и малой доли участников развернувшейся на территории Вьетнама грандиозной бойни, один из недолгих, но важных эпизодов которой представлен нам с точки зрения Мейсона. Однако оценки и комментарии происходящему на страницах книги принадлежат — я уверен — далеко не юному двадцатилетнему пилоту, но человеку, двадцать лет переваривавшему такой своеобразный опыт. В чём Дивов прав на все сто в своей оценке книги, так это в том, что «…Эпилог ее в чем-то страшнее, чем все боевые эпизоды». Мейсон крайне жёстко оценивает то, как изменила его эта война, как она корёжила его и его боевых товарищей. То, что поначалу выглядит как лёгкая самоирония, постепенно превращается в натуральную и пугающую откровенностью исповедь. Я, например, ни за что не смог бы поведать посторонним подобное тому, что пишет о себе Роберт Мейсон – это даже не вуайеризм, он едва ли не хирургически препарирует себя на наших глазах. И та ярость, истовость, с которой он это делает, что и как он пишет, придаёт написанному жутковатую достоверность. Наверное, именно она привлекает читателей даже в большей степени, чем подробное описание хода военных действий на территории Южного Вьетнама в сентябре 1965 — марте 1966 года…[3]

Поражает также сходство в отношении оценок происходившего, звучащих от многих наших соотечественников, поучаствовавших в бесчисленных стычках двух супердержав в ходе Холодной войны...

В прикреплённом файле – «Цыпленок и ястреб» Роберта Мейсона в переводе Андрея Ламтюгова (ахтунг! траффик: 9 Мб). В тексте я слегка «поковырялся», кое-где подкорректировав стиль и заменив по ходу чтения: