Чего нельзя переводчику

На медальоне был изображен бог Аполлон в процессе произведения зачинающий полубога на теле насилуемого потомка негров с похищенной квартеронкой.

(пример редактуры)

.

Практически все, что говорят начинающему переводчику, начинается с «не»: не употреблять без надобности страдательный залог, не выстраивать цепочки родительных падежей, не…

Но я, кажется, забежала вперед. Говоря о начинающем переводчике, я имею в виду того, у кого для этого есть данные, так что начать надо было с них. Как показывает пример в эпиграфе, худший грех переводчика – отсутствие мозгов. Не знание языка, а здравый смысл должен был подсказать переводчику, какого пола упомянутый в тексте окторон. Что точную долю негритянской крови у девушки на миниатюре увидеть нельзя и шутка не пропадет, если назвать ее квартеронкой или мулаткой, должно подсказать элементарное чутье. Конечно, хорошо бы знать, что у глагола to rape есть архаичное значение «похищать», как в «Похищении локона», но даже тут чувство стиля могло бы скомпенсировать недостаток словарных знаний. Однако про мозги и знание языка понятно и так, я же хотела поговорить о том, почему нельзя писать «в процессе произведения» или даже «в процессе зачатия» (хотя грамматически в оригинале именно так).

Мне немножко страшно трогать эту тему. Про говорящие имена интересно всем, как поймал хитрую аллюзию в оригинале – есть чем похвастаться, а вот то, из чего реально состоит наша работа, то, что требует больше всего времени, то что отличает профессионального переводчика от непрофессионального (а не тот формальный факт, что он публикуется за деньги), – довольно скучно и не вполне очевидно.

Об этом много писали гораздо лучше меня, почти все можно найти в сети, так что дальше я буду в основном цитировать книгу Натальи Трауберг «Голос черепахи», которую в сети не нашла (это сборник статей разного времени, так что будут некоторые повторы).

«Всякому ясно, что неуклюжая речь мучительна, она мешает и раздражает, даже если читающий не понял, в чем дело».

«Прямые ошибки, все эти «голос черепахи» (turtle в данном случае горлица») <…> — далеко не самое страшное. Ошибки есть у всех, пусть не такие дикие. Много десятилетий в прекрасных переводах мы читали о «кролике по-валлийски», думая, что это блюдо из кролика, а не гренки с сыром. Недавно я перевела crepe suzzete как «шелк», тогда как это «блинчик». Ничего хорошего здесь нет, проверять надо все, но нужен в этих случаях не переписчик, а обычный редактор.

Страшное начинается (да и кончается) в ткани текста, в его синтаксисе. Желая сделать текст живым, современным и т.п., уснащают его «крутыми» словами, и отсутствие слуха мгновенно мстит, поскольку даже в этом стиль не выдержан. Больше всего украшений – из лексикона контркультуры (который, как сказала бы Тэффи, уже «прошлогодний стиль нуво»), но есть и феня в прямом смысле слова, и говорок 50-х – 60-х с отсылками к «Двенадцати стульям», и что угодно. А фраза висит, она несоразмерно длинна, в ней есть пассивы, цепочки родительных падежей, глаголы-связки, все признаки канцелярита, и венец его – комки отглагольных имён. Сюда уже никакой сленг ни живости, ни блеска привнести не может.

Перевод – профессия, которой долго и тяжко учатся, прочищая голос, ставя слух или, если хотите, разрабатывая руку».

«Человек, никогда не переводивший, может перевести блестяще – но только в том случае, если он хорошо пишет на своем языке. Правило это действует в одну сторону. Люди, неплохо пишущие, иногда переводят ужасно, их держит буква оригинала. И другое: как любой мастер, ремесленник, на одном вдохновении переводчик не продержится».

«Что там, сел – и чеши! Получается текст, неприятный, как поддельная вера <…> Свойства его назвать нетрудно. Если мы переводим с европейских языков, появляются скопления отглагольных имен, пассивы, связки, цепочки родительных падежей. Не будет воздуха русской фразы – личной формы глагола, но переводчик об этом не знает.

Узнать он может, этому учат. Проверив слух, читают лекции, которые мы в библейско-богословском институте называли апофатическими – как не надо».

Так как «не надо» в переводе с английского?

Когда мы Katy писали для бакановского форума советы начинающим переводчикам, я смогла вспомнить первые семь пунктов, которые когда-то слышала все от той же Трауберг, с них там и начинается, от страдательного залога до двух инфинитивов подряд, – а остальное мы уже сочинили от себя.

Вот в этом списке смертных грехов переводчика тоже семь пунктов — они немножко другие, но о том же. Ошибка касательно китайских фамилий в тексте по ссылке – ng это не «нь», а «н», а «нь» это n – лишнее напоминание, как легко сбиться даже в том, что знаешь, однако она не отменяет основой сути, которую я даже вытащу отдельной цитатой: «Работает этот инструмент просто: раз коряво звучит по-русски, значит, так оставить нельзя».

Разумеется, эти правила – не сама тропа на склоне горы, а скорее перильца со стороны обрыва, помогающие не скатиться в пропасть. Нужно ли добавлять, что не следует воспринимать их механически? Надо, наверное: больно смотреть, как начинающие переводчики ссылаются на «Слово живое и мертвое» как на сборник аксиом. Великая Нора Галь не разрешает писать слово «момент»! Да, прежде чем написать «момент» или «ситуация», стоит подумать, может, сочинится что-нибудь более живое и выразительное, но ничего страшного в этих словах нет (если вы не переводите что-нибудь стилизованно-архаическое). Важен принцип, а не конкретные слова.

Ну, а язык оригинала, конечно, лучше бы знать, если вы не Иосиф Бродский, который переводил Донна и Стоппарда, плохо зная английский (одни говорят, он за счет гениальности все правильно угадывал, другие – что все равно врал безбожно). Думаю, представление о том, что переводчику важнее хорошо писать по-русски, чем знать иностранный язык, несколько устарело. И то, и другое важнее, а выучить язык сейчас – не проблема. Того, кто взялся бы переводить с английского, зная его так плохо, как знала я, когда начинала работать, я бы сейчас первая послала лесом.