Книга эта подростковая, пока что лежит у «Престиж Бук» в запаснике.
Поскольку интерес практически к любому творению В. П .Щ. налицо — выкладываю сюда странички две из этого романа.
…………………………………………….
Кружка молока, кусок хлеба – вот и весь завтрак. Объедаться стрельцу не след, тем более, что и кружка большая, двустаканная, и кусок изрядный.
Они пошли за сарай, в уголок двора. Там, за столиком на ножке-столбике, Санька любил читать книги про путешествия. Никого не видно, и кажется, будто ты один-одинешенек на необитаемом острове. Или плывешь на крохотной яхте в океане. Он так и прозвал это место – читальный уголок. Нет лучше места, чтобы рассмотреть клад.
– Посчитаем, состоятельные стрельцы, – Корнейка выложил находку. Узелок. Обычная тряпица, холщовая, как и не сгнила в земле за долгие годы. Магия? или пропитана чем-нибудь особенным?
Он спросил Корнейку.
– Ее прежде выварили в особом составе – сосновая живица, серебряная вода, корень ивы. Нетленная смесь.
Узелок-то узелок, а развязать не получалось. Хитро завязан.
– Давай, я ножик принесу, вмиг разрежем.
– Самое последнее дело – резать там, где следует распутывать. Я ж говорю, клад прятал человек знающий.
– А что будет, если все-таки разрежем?
– Мало хорошего. В школе про Македонского рассказывали, как он узел разрубил, Гордиев? И чем все кончилось?
– Нет, в школе не рассказывали. Пирог говорил. У него книжка есть, про всякие древние фразы, вроде Авгиевых конюшен, перейденного Рубикона. Гордиев узел там тоже был.
Корнейка сосредоточенно возился с узлом и, наконец, развязал его. В узелке лежал цилиндрик, обернутый вощаной бумагой.
Развернули и бумагу – просто, без хитростей. Оказалось – столбик монет Больших. С одной стороны герб с колосьями, с другой рабочий, бьющий молотом по мечу.
– Девять граммов чистого серебра, – прочел он на выдавленные на ребре слова. – Пятьдесят копеек – и серебро!
– Нэпманский полтинник, двадцать четвертого года.
– Хороший, – согласился Санька и, пошарив в кармане, вытащил полтинник современный. – Разве сравнишь? Смешно. Аж плакать хочется…
Плакать, не плакать, а контраст разительный. Старый полтинник большой, красивый, блестящий (Корнейка его еще песочком протер). Нынешний – невзрачный, блеклый, дешевый. Чтобы буханку хлеба купить, таких полтинников нужна горсть, еще и хватит ли… Никому и в голову не придет нынешний полтинник в землю прятать. Пустое дело.
Корнейка тем временем пропесочил все монетки до одной, а затем выложил их на стол. Четыре ряда по шесть монет. Две дюжины.
– А что мы с ними будем делать?
– Старое серебро, пусть и не очень старое, а все ж, да еще пролежавшее столько лет в земле – лучшая защита от ментоскопии.
– От чего?
– Мысли не дает читать. Не то, чтобы совсем не дает, а скрывает сокровенное. Если бы совсем не давало, худо, тут бы тебя и вычислили в момент. А так – читают, что ты-де не прочь покушать, или нос почесать, пустяковые, в общем, мысли. На уровне физиологии. Серебро серую ауру создает. Посмотрит кто – серенькие-серенькие ребятишки. Как кролики. Кто опасается кроликов?
– Получается, вроде дурачки?
– Вот-вот. Олигофрены в стадии легкой дебильности, говоря языком призывных комиссий. В армию годны, голосовать могут, – когда дорастут, рядовые полноправные граждане.
– Выходит, мысли читать можно? – Корнейка задал долго мучавший его вопрос.
– Можно, хотя и сложно. Разрушает мозг и читающего, и читаемого. Не сразу и не весь, а все ж… Черные маги, правда, того не боятся, переводят разрушение с себя на кого-либо третьего. Другое дело, что энергии мыслечтение требует немеряно, и поэтому даже черные маги прибегают к нему редко. Но лучше не рисковать.
– При себе, что ли, монеты носить?
– На себе, – поправил Корнейка.
Он достал из бездонных карманов шорт (поди, магия) клубочек черного снурка. Раз – и продел снурок сквозь полтинник. Получилось вроде серебряной олимпийской медали. Протянул Саньке:
– Носи, только под футболкой. А то разговоры пойдут, и вообще…
Сделав другой медальон он повесил его на себя, третий – на Джоя.
– А что, Джой…
– Конечно, думает. Не так, как люди, конкретнее, образней. Врагу читать его мысли тоже не след.
Сделав еще три медальона – Наташе, Равилю и Пирогу, оставшиеся монеты он опять обернул вощаной бумагой, затем тряпицей, завязал узелком, а узелок спрятал под сарай, где старая доска отошла.
– А как ты снурок сквозь железо, то есть сквозь серебро продел?
– Сверлить жалко, больно структура хороша, сложилась на славу. Пришлось узел в четвертом измерении завязать. Ничего сложного, если навык есть.
– Да, – вспомнил Санька, – я в цирке видел похожее.
– Почему нет? Наш брат часто в цирке работает. Где умный человек прячет лист? В лесу. В цирке магу раздолье: чудесам никто не удивляется, принимают, как должное. Да еще разъезды повсюду, встречи. Чем не работа?
– А как же разоблачения?
– Разоблачения?
– Я видел по телевизору, как разоблачают фокусы.
– О, это целое дело – придумать сложное объяснение простому волшебству. Пока не придумаешь, показывать публике не моги!
Заданий сегодня не давали: отец остался дома, мать тоже. Норушкинцев попросили пока на стройку не ходить. Вот отдадите паи, тогда…
Но отсутствие работы отца не огорчало:
– Ничего, Санька, немножко отдохну. Начнется строительство в Норушке, тут уж не до роздыхов, вкалывать будем от восхода до заката.
– А что, решено дело?
– Как же не решено? Работы в районе никакой, а тут, можно сказать, счастье само в двери ломится. Кем нужно быть, чтобы отказаться?
– Нам рассказали – техника новейшая, космические разработки. Ни одна молекула не просочится наружу. Оно даже и не выгодно – терять ценный продукт, – поддержала мать.
– Что ж они такой расчудесный завод дома у себя не строят, там, где живут?
– Давно уже построили, нам фотографии показывали. А продукцию на своих фермах и потребляют. Выгоднее еще один завод выстроить здесь, чем возить через океан груз, дорог ныне перевоз.
– Разве фотографии, – не стал спорить Санька.
Что спорить? Ясно, уговорили. Легко уговаривать, когда человек – здоровый, сильный, работящий не может месяцами найти работы. Не стало-де ее. А вдруг потому и не стало, чтобы соглашались на все? Хорошо, что завод белково-витаминный. А делал бы газы ядовитые, все равно бы согласились, пусть неделей-другой позже. Делают же атомные бомбы. Ладно, бомбы для обороны всей страны. А эти витаминные концентраты – чтобы скотина росла быстрее. Счастье-то какое…
– Видно, блицкриг почти свершился, – сказал Корнейка, когда они вернулись в читальный уголок. – Все на всё согласны.
– Похоже. Но можно ли что-то изменить?
– В сказках, книжках дело было бы совсем простое. Найти какой-нибудь волшебный предмет – Чашу Зеленой Ртути или Масленку Великого Механика, все бы само собой и уладилось. Увы, мы в другой книжке. Здесь такие фокусы не пройдут. В кустах не рояли – волки!
– А что, есть она – Масленка Великого Механика? – загорелся Санька.
– В музее она, да толку-то... Масленка здесь не причем.
– Что-нибудь другое поможет?
– Думаю, брат Санька, думаю. И ты думай. Условия следующие. Дано: под видом завода белково-витаминных концентратов в Рамонском районе создается плацдарм для вторжения существ иномирья. На их стороне деньги – раз, обещание работы на фоне повальной разрухи два. Против них… – тут Корнейка задумался.
Так что – против? – спустя минуту спросил Санька.
– Это и есть искомое. Казалось бы, против сам факт перерождения человека в биопридаток. Но беда в том… – и Корнейка опять замолчал. Потом продолжил:
– Беда в том, что они и сейчас не самостоятельны. Что начальство велит, то и делают. И единственная мечта подавляющего большинства – о добром начальнике. Подавляющего – это не для красоты говорю. Задавят всякого, кто поперек мечты встанет. Этим и пользуются…
– Жучары, – вставил Санька.
– Жучары? Годится. Пусть жучары. Они обещают работу, уверенность в завтрашнем дне. Завод – это тебе не ларек, завод всерьез и надолго. И человеку кажется, будто у него и выбора-то никакого нет, еще и поспешить нужно, чтобы местечко получше занять. Завод для него – остров для потерпевшего кораблекрушение. Нужно плыть к нему, а что там на острове – людоеды, пустыня или рай земной, видно будет. Написано-то «Рай», и пребольшими буквами.
– Значит, выхода нет?
– Как знать. Они, жучары – не совершенство. Торопятся. Считают, что уже победили. Не могут удержаться.
– Удержаться?
– В Чирках пропали пять человек. Детей. У каждого есть отец, мать – вот уже десять потенциальных противников жучар. Да еще дяди, тети. Завод заводом, но дети тоже пока еще кое-что значат. По крайней мере, свои дети.
А если и другие люди поймут, что опасность – смертельная опасность – грозит и остальным детям, каждому, здесь и сейчас, то, может быть, и воспротивятся тому.
– Может быть? Да ради детей все, как один, встанут против.
– Это ты книг начитался, брат Санька. А в книгах пишут часто не о том, что есть или было, а о том, как должно быть. Жизнь же книг не читает. Нужно узнать, что случилось с пропавшими. Узнать и рассказать всем. Это – шанс.
– Узнать?
– Именно.
– Жаль, вчера, когда в Чирках были, не сообразили. А то глядишь, чего-нибудь, да узнали б.
– Мы и узнали. Пропали ребята, пять человек, но их в округе никто не ищет. Убежали, да и убежали. Разослали – или еще не разослали – приметы, фотографии, пусть транспортная милиция старается.
– А если и в самом деле убежали?
– Впятером? Без подготовки? Они бы непременно что-нибудь с собою взяли – рюкзак, одежду, продукты, деньги. Если, конечно… Да, есть и такой вариант.
– Что уехали?
– Что убежали. И бежать пришлось настолько срочно, что было не до рюкзаков с продуктами.
– Еще и коробочки дурацкие.
– Да. Плохой признак.
– Чем же плохой?
– Обычно ведь как: собираются ребята – мяч погонять или просто… И если кого-то нет день, другой – сразу вопрос: а где Колька или Мишка? Что-то их не видно? Пойти, проведать, что ли?
Когда ж все по домам сидят, коробочки до потемнения в глазах лепят, тут совсем другое.
– То есть…
– Мы знаем о пропаже пяти человек. Но сколько их пропало на самом деле?
– Эй! Доброе утро! – Пирог обогнул сарай и шел к ним. – Вы прямо как Лазарчук и Успенский – роман сочиняете.
– За сравнение спасибо, – сказал Корнейка. Наверное, знал, кто такие Лазарчук и Успенский. – Садись и ты, – и он кратко, но ничего не упуская, рассказал Пирогу свои догадки о пропавших ребятах и о заводе.
– Я об этом тоже думал, – сказал Пирог. – Пропавшие вписываются в теорию Маугли.
– Как это? – удивился Корнейка.
– Маугли попадает в стаю к волкам, и они его воспитывают волком. Так в книжке у Киплинга. А я еще читал, что и в самом деле подобное бывает. Амала и Камала в Индии, Том Вульф в Канаде. А если эти наши мухоиды…
– Жучары, – поправил Санька.
– Жучары берут к себе детей, чтобы воспитать их на свой жучиный лад? Маугли, он ведь все твердил, что он не человек, а волк. Вот и этих превратят в волков, то есть в жучар. Главное, что они будут искренне считать себя иными. Жучарам маугли, наверное, пригодятся – чтобы не за страх, а за совесть работали на их жучиные дела.
– Идея хороша, – сказал Корнейка.
– Маугли, он же совсем маленьким был, несмышленышем, а пропали-то – как мы, – подумав, возразил Санька.
– Ну, так и жучары не волки. Память сотрут, или подменят, – не сдавался Пирог.
– Да, кстати о памяти, – Корнейка достал полтинник на снурке.– Медальон создает серую ауру, чтобы мысли жучарам и прочим шведам не выдавать.
Пирог внимательно осмотрел полтинник.
– Серебро, значит, защищает?
– Старое серебро особенно.
– То-то прежде кресты серебряные ценили, ладанки, что от дедушек доставались.
– Вполне вероятно.
Пирог повесил медальон на шею и без подсказки спрятал под майку:
– Маскироваться, так маскироваться. А то не нужно и никакого чтения мыслей устраивать – носишь серебро, значит, тебя-то мне, голубчик, и нужно.
……………………………………………………………
цитировать
свернуть ветку
